— Не надо!
Алан и Шеффилд посмотрели друг на друга и спросили одновременно:
— Это вы сказали?
— Нет! — выкрикнули оба.
— Вы тоже слышали? — тихо спросил Шеффилд через минуту.
Алан кивнул.
— В кабинете нет прослушки, — продолжил Шеффилд. — Компания, которой я плачу хорошие деньги, проверяет каждый месяц. Здесь и в приемной. Нет прослушки и, конечно, нет динамиков. Никогда такого…
Он замолчал, не зная, что сказать дальше.
— Мне кажется… — Алан придвинул кресло ближе к столу и положил на стол руки. Шеффилд обратил внимание: пальцы Бербиджа едва заметно дрожали. — Мне кажется, я знаю…
— Вам кажется или вы знаете? — раздраженно спросил адвокат.
— Какое слово вы слышали?
— Полагаю, то же, что и вы. Не думаю, что мы слышали разное.
— Какое слово?
— Два слова. «Не надо». Голос мужской, резкий… Уверенный.
— Вы его узнали?
— Голос? — удивился Шеффилд. — Вы хотите сказать, что слышали этот голос раньше?
Алан покачал головой.
— Вы помните, что я говорил, когда голос меня прервал?
— Вы сказали банальность о том, что, прежде, чем говорить «Б», нужно, чтобы все согласились с «А».
— Банальность… — пробормотал Алан. — Впрочем, да. Фразы, способные изменить мир, часто звучат как банальности. «Маленький шаг человека — большой шаг человечества».
— О, какой пафос, — пробормотал Шеффилд.
Дисплей лежавшего на столе телефона вспыхнул, и звякнул сигнал полученного сообщения. Шеффилд несколько секунд смотрел на аппарат, будто и от него ожидал непредсказуемой каверзы.
— Это Эльза, — сказал он. — Принесла вам виски. Можете взять в приемной. Миссис Риковер…
— Я понимаю, — быстро сказал Алан. — Пожалуй, я пойду, доктор Шеффилд. Большое спасибо за помощь. Теперь у меня есть все, что нужно.
— А у меня — нет, — буркнул адвокат.
Алан вопросительно поднял брови.
— Я пытаюсь, — объяснил Шеффилд, — вспомнить закорючки, что записал полчаса назад. Пусто. Понимаете? Как при посттравматической амнезии, когда что-то помнишь, а что-то вылетает из памяти начисто.
— Так и должно быть.
— Мне это не нравится!
— Многое, что происходит в мире, может нравиться или не нравиться, — назидательно произнес Алан. — Вы забыли, и это хорошо. Значит, все правильно.
— Что правильно?!
Алан поднялся.
— Понятия не имею, — откровенно признался он. — Могу сказать одно: вы мне очень помогли. Спасибо.
— А моя ДНК на сейфе Кодинари! — вспомнил Шеффилд. — Что, черт возьми, происходит?
— Скажите это следователю, когда вас спросят, — посоветовал Алан.
— Послушайте, Бербидж! — Адвокат догнал Алана у двери и схватил за локоть. — Вам что-то известно!
Алан осторожно высвободился.
— О ДНК — абсолютно ничего. О голосе… сомнительные предположения. Но об этом мне нужно говорить с физиками.
— У вас есть мой телефон, — сказал Шеффилд, поняв, что от Алана ничего больше не добьется. — Звоните.
— Естественно. И мой номер у вас тоже есть.
Обмениваться рукопожатиями они не стали. Алан вышел и прикрыл за собой дверь. Бутылка стояла на журнальном столике, Алан взял ее, проходя мимо и ощущая себя одиноким в толпе, путником в пустыне, астронавтом в полете к далекой звезде.
— Спасибо, миссис Риковер, — сказал он в пустоту, вспомнив, что не поблагодарил женщину за виски. Невежливо. И не попрощался. Это и вовсе грубо и на него не похоже.
Почему не похоже? Он всегда так поступал. Благодарить нужно за важное, а не за всякую мелочь, к тому же сделанную не по зову сердца, а по долгу службы. Женщины… Он хорошо их знал. Понимал ли? Нет, но и не стремился понять. С женщинами важно не понимание, а искусство обольщения. Этим, ему казалось, он владел в совершенстве.
Алан остановился посреди длинного коридора, который, судя по всему, вел в никуда. Где-то должен быть лифт. Где?
Алан преодолел легкий приступ паники. Что это с ним?
Он знал. Знать не хотел. Но знал.
* * *
Лаура проснулась с ощущением, что проспала неделю. Взгляд на стенные часы: 15:41. Какого дня?
Боже, что с Витой?
Дверь в соседнюю палату была закрыта, но через стекло было видно, что Вита удобно устроилась на постели, прислонившись к стене. Доктор Шолто сидела у кровати на маленькой табуреточке, и Вита о чем-то ей рассказывала, жестикулируя правой рукой — левая лежала на колене. Знакомая поза, знакомый взгляд, знакомые движения. Все хорошо?
Лаура тихо открыла дверь и вошла. Почему-то она не знала, как поступить. Подбежать к дочери, обнять, наговорить ласковых слов? Подойти и тихонько сесть рядом с Витой, послушать, о чем она рассказывает, не мешая разговору? Лаура всегда знала, что делать. За годы болезни Виты знание стало инстинктом. Сейчас она была в растерянности. Почему?
— Миссис Шерман! — обернулась на звук доктор Шолто. — Как себя чувствуете?
— Нормально, — прошептала Лаура. Голос не слушался.
— Отлично. Берите вторую табуретку и садитесь. Нет, на кровать не надо. Рядом со мной.
— Вита, — прошептала Лаура, — ты… у тебя…
Она впервые не нашлась, что сказать.
Вита посмотрела на мать серьезным взглядом, и Лаура поняла, почему дочь показалась ей другой. Взгляд. Взгляд взрослой женщины, знающей цену жизни и человеческим поступкам.
— Мама, — сказала Вита, улыбнувшись, — я рассказывала Изабель, как мы с Эрвином летали на Гавайи. Так романтично! Сначала я думала, что смогу устроиться на телевидение, но в Гонолулу было так…
Не найдя подходящего слова, Вита щелкнула пальцами (никогда так не делала!), а доктор Шолто подсказала:
— Прикольно.
— Да! Именно прикольно.
— Вита… — Лаура не смогла скрыть растерянности, несмотря на предостерегающий жест доктора Шолто.
— Мама, — отмахнулась Вита, — мы же потом вернулись, ты помнишь.
— Можно поговорить с вами, доктор?
— Не сейчас.
— Мама, он скоро будет здесь! — радостно сообщила Вита. Улыбка ее была яркой и такой довольной, что Лаура успокоилась. Вита всегда так улыбалась, когда вечером, перед сном, Лаура, прочитав несколько страниц из выбранной книги, укутывала дочь в одеяло и целовала в щеку.
— Он?
— Да! Отец.
Лаура отшатнулась. С отцом Виты она давно рассталась и очень надеялась, что никогда его больше не увидит. Этот человек умер. Не только для нее. Вообще. Он больше не живет на этом свете.
— Пожалуйста, — прошептала доктор Шолто, чтобы Вита не услышала. — Не реагируйте так резко. Только слушайте.
— Но…
— Он уже здесь! — воскликнула Вита и, опустив ноги на пол, стала инстинктивно нашаривать тапочки там, где они обычно лежали.
— Не вставай, дорогая, — сказала доктор Шолто неожиданно строгим и убедительным голосом, отчего Вита замерла. — Если он уже здесь, нам об этом сообщат.
Алан и Шеффилд посмотрели друг на друга и спросили одновременно:
— Это вы сказали?
— Нет! — выкрикнули оба.
— Вы тоже слышали? — тихо спросил Шеффилд через минуту.
Алан кивнул.
— В кабинете нет прослушки, — продолжил Шеффилд. — Компания, которой я плачу хорошие деньги, проверяет каждый месяц. Здесь и в приемной. Нет прослушки и, конечно, нет динамиков. Никогда такого…
Он замолчал, не зная, что сказать дальше.
— Мне кажется… — Алан придвинул кресло ближе к столу и положил на стол руки. Шеффилд обратил внимание: пальцы Бербиджа едва заметно дрожали. — Мне кажется, я знаю…
— Вам кажется или вы знаете? — раздраженно спросил адвокат.
— Какое слово вы слышали?
— Полагаю, то же, что и вы. Не думаю, что мы слышали разное.
— Какое слово?
— Два слова. «Не надо». Голос мужской, резкий… Уверенный.
— Вы его узнали?
— Голос? — удивился Шеффилд. — Вы хотите сказать, что слышали этот голос раньше?
Алан покачал головой.
— Вы помните, что я говорил, когда голос меня прервал?
— Вы сказали банальность о том, что, прежде, чем говорить «Б», нужно, чтобы все согласились с «А».
— Банальность… — пробормотал Алан. — Впрочем, да. Фразы, способные изменить мир, часто звучат как банальности. «Маленький шаг человека — большой шаг человечества».
— О, какой пафос, — пробормотал Шеффилд.
Дисплей лежавшего на столе телефона вспыхнул, и звякнул сигнал полученного сообщения. Шеффилд несколько секунд смотрел на аппарат, будто и от него ожидал непредсказуемой каверзы.
— Это Эльза, — сказал он. — Принесла вам виски. Можете взять в приемной. Миссис Риковер…
— Я понимаю, — быстро сказал Алан. — Пожалуй, я пойду, доктор Шеффилд. Большое спасибо за помощь. Теперь у меня есть все, что нужно.
— А у меня — нет, — буркнул адвокат.
Алан вопросительно поднял брови.
— Я пытаюсь, — объяснил Шеффилд, — вспомнить закорючки, что записал полчаса назад. Пусто. Понимаете? Как при посттравматической амнезии, когда что-то помнишь, а что-то вылетает из памяти начисто.
— Так и должно быть.
— Мне это не нравится!
— Многое, что происходит в мире, может нравиться или не нравиться, — назидательно произнес Алан. — Вы забыли, и это хорошо. Значит, все правильно.
— Что правильно?!
Алан поднялся.
— Понятия не имею, — откровенно признался он. — Могу сказать одно: вы мне очень помогли. Спасибо.
— А моя ДНК на сейфе Кодинари! — вспомнил Шеффилд. — Что, черт возьми, происходит?
— Скажите это следователю, когда вас спросят, — посоветовал Алан.
— Послушайте, Бербидж! — Адвокат догнал Алана у двери и схватил за локоть. — Вам что-то известно!
Алан осторожно высвободился.
— О ДНК — абсолютно ничего. О голосе… сомнительные предположения. Но об этом мне нужно говорить с физиками.
— У вас есть мой телефон, — сказал Шеффилд, поняв, что от Алана ничего больше не добьется. — Звоните.
— Естественно. И мой номер у вас тоже есть.
Обмениваться рукопожатиями они не стали. Алан вышел и прикрыл за собой дверь. Бутылка стояла на журнальном столике, Алан взял ее, проходя мимо и ощущая себя одиноким в толпе, путником в пустыне, астронавтом в полете к далекой звезде.
— Спасибо, миссис Риковер, — сказал он в пустоту, вспомнив, что не поблагодарил женщину за виски. Невежливо. И не попрощался. Это и вовсе грубо и на него не похоже.
Почему не похоже? Он всегда так поступал. Благодарить нужно за важное, а не за всякую мелочь, к тому же сделанную не по зову сердца, а по долгу службы. Женщины… Он хорошо их знал. Понимал ли? Нет, но и не стремился понять. С женщинами важно не понимание, а искусство обольщения. Этим, ему казалось, он владел в совершенстве.
Алан остановился посреди длинного коридора, который, судя по всему, вел в никуда. Где-то должен быть лифт. Где?
Алан преодолел легкий приступ паники. Что это с ним?
Он знал. Знать не хотел. Но знал.
* * *
Лаура проснулась с ощущением, что проспала неделю. Взгляд на стенные часы: 15:41. Какого дня?
Боже, что с Витой?
Дверь в соседнюю палату была закрыта, но через стекло было видно, что Вита удобно устроилась на постели, прислонившись к стене. Доктор Шолто сидела у кровати на маленькой табуреточке, и Вита о чем-то ей рассказывала, жестикулируя правой рукой — левая лежала на колене. Знакомая поза, знакомый взгляд, знакомые движения. Все хорошо?
Лаура тихо открыла дверь и вошла. Почему-то она не знала, как поступить. Подбежать к дочери, обнять, наговорить ласковых слов? Подойти и тихонько сесть рядом с Витой, послушать, о чем она рассказывает, не мешая разговору? Лаура всегда знала, что делать. За годы болезни Виты знание стало инстинктом. Сейчас она была в растерянности. Почему?
— Миссис Шерман! — обернулась на звук доктор Шолто. — Как себя чувствуете?
— Нормально, — прошептала Лаура. Голос не слушался.
— Отлично. Берите вторую табуретку и садитесь. Нет, на кровать не надо. Рядом со мной.
— Вита, — прошептала Лаура, — ты… у тебя…
Она впервые не нашлась, что сказать.
Вита посмотрела на мать серьезным взглядом, и Лаура поняла, почему дочь показалась ей другой. Взгляд. Взгляд взрослой женщины, знающей цену жизни и человеческим поступкам.
— Мама, — сказала Вита, улыбнувшись, — я рассказывала Изабель, как мы с Эрвином летали на Гавайи. Так романтично! Сначала я думала, что смогу устроиться на телевидение, но в Гонолулу было так…
Не найдя подходящего слова, Вита щелкнула пальцами (никогда так не делала!), а доктор Шолто подсказала:
— Прикольно.
— Да! Именно прикольно.
— Вита… — Лаура не смогла скрыть растерянности, несмотря на предостерегающий жест доктора Шолто.
— Мама, — отмахнулась Вита, — мы же потом вернулись, ты помнишь.
— Можно поговорить с вами, доктор?
— Не сейчас.
— Мама, он скоро будет здесь! — радостно сообщила Вита. Улыбка ее была яркой и такой довольной, что Лаура успокоилась. Вита всегда так улыбалась, когда вечером, перед сном, Лаура, прочитав несколько страниц из выбранной книги, укутывала дочь в одеяло и целовала в щеку.
— Он?
— Да! Отец.
Лаура отшатнулась. С отцом Виты она давно рассталась и очень надеялась, что никогда его больше не увидит. Этот человек умер. Не только для нее. Вообще. Он больше не живет на этом свете.
— Пожалуйста, — прошептала доктор Шолто, чтобы Вита не услышала. — Не реагируйте так резко. Только слушайте.
— Но…
— Он уже здесь! — воскликнула Вита и, опустив ноги на пол, стала инстинктивно нашаривать тапочки там, где они обычно лежали.
— Не вставай, дорогая, — сказала доктор Шолто неожиданно строгим и убедительным голосом, отчего Вита замерла. — Если он уже здесь, нам об этом сообщат.