– Нет.
– Не можешь или не хочешь?
– Не хочу.
– Она знает? – Сюзи посмотрела на Элли.
– Нет.
– Ты когда-нибудь нам скажешь?
Я бережно вложил ей в руку карточку и покачал головой.
Вторую половину дня мы провели, смеясь. Я рассказал ей не менее сотни историй про ее отца, про его удивительное чувство юмора. Про то, как он смеялся, про его любовь к сигарам и скотчу, про его любовь ко всему, что было связано с ее матерью. Как он мог часами говорить о ней. О том, как он мечтал переехать в горы Каролины, построить там себе лесную избушку и, сидя с ней возле костра, держать ее за руку. Как он научит ее кататься на лыжах. Как они с ней пойдут к алтарю.
К вечеру продюсерша заказала пиццу, пододвинула к нам стул и отправила телохранителей по домам. Сидя в кровати, Сюзи с аппетитом поглощала ужин. Некая невидимая черта была преодолена. Это снова был ее голос, голос, наполнявший нас надеждой и верой. В полночь я встал, чтобы уйти, но она схватила мою руку.
– Хочу попросить тебя кое о чем.
– О чем угодно.
– Ты уверена? – уточнил я, когда она сказала мне.
– На все сто.
– Я там буду, – ответил я и поцеловал ее в лоб.
Глава 39
Приходят от силы в силу, являются пред Богом на Сионе.
Псалом 83:6–8
Весь месяц Сюзи быстро шла на поправку и давала понять, что скоро вернется в эфир. И она вернулась и поведала историю – своего отца и мою. Учуяв сенсацию, национальные сети выследили меня и сделали специальные выпуски. Скандальные. Полные сомнений, цинизма и даже ненависти.
Впрочем, вскоре они поняли, что неправы. И хотя никаких официальных документов, подтверждавших мою службу в армии, так и не нашлось, два представителя Сюзи через оставшийся не названным источник (подозреваю, что утечка информации имела место или от самого Бобби, или его помощников) подтвердили мое участие в военных операциях – то, что я отслужил четыре срока и был, по крайней мере, восемь раз представлен к наградам, включая Медаль Конгресса за доблесть.
Эта пара недель прошла в сплошных эмоциях. Когда Сюзи сообщила о том, что снова собирается на мыс Сен-Блас, чтобы взять у меня еще одно интервью, ветераны стали стекаться туда со всех уголков страны. На тихий, романтичный остров, ревя моторами, верхом на блестящих хромом железных конях начали слетаться стаи седовласых, затянутых в черную кожу байкеров. Ветеранами были забиты все мотели, все гостиницы. Вереницы припаркованных машин тянулись вдоль обочин на несколько миль. Парковки были заполнены автобусами телевизионщиков. Полицейские круглосуточно не смыкали глаз. Обеспечивали порядок. Регулировали транспортный поток.
Мы были вынуждены завезти палатки. Луна-парк Мануэля сверкал огнями, словно взлетно-посадочная полоса, пестрел красками и звенел смехом.
Учитывая популярность Сюзи, нет ничего удивительного в том, что ресторан был забит под завязку. Кому не нашлось стульев, были вынуждены толпиться стоя. Мы с ней расположились на барных табуретах. Сбросив не один килограмм, Сюзи выглядела гораздо моложе. Наш антураж составляли светившие с потолка софиты, шесть телекамер, несколько мониторов, один суфлер и Роско. Пес сидел рядом со мной и лизал мою руку. Он был рад видеть меня снова, хотя и не настолько, чтобы бросить свою привычку спать вместе с Габи.
Элли сидела за столом в переднем ряду, Габи с одной стороны, Диего с другой. За прошедший год Габи заметно выросла. Стала похожей на мать. Расцвела, похорошела. Диего обзавелся мускулатурой. Научился гордо вскидывать подбородок. Оба бронзовые от загара. За время моего отсутствия они наполнили акульими зубами целых три банки. Каталина стояла в кухонной двери и улыбалась мне. Мне показалось, что пока меня не было, она набрала на боках пяток фунтов. Причем виновата была в этом сама – ну, и, конечно, ее восхитительные пончики.
Тим и Бекка тоже прилетели на съемки и привезли всем вина.
Как только моргнул зеленый огонек, Сюзи повернулась ко мне. Увы, эмоции оказались сильнее. Она разрыдалась. Я обнял ее дрожащие плечи. Пару минут я сидел, обнимая ее, дочь того самого парня, который, рискуя собственной жизнью, поспешил спасти меня, когда все остальные отказались это сделать. Она, в свою очередь, обнимала того, кого ценой собственной жизни спас ее отец. Мы как будто обнимали отсутствующую часть друг друга. Ни разу в жизни мои руки не были заняты чем-то столь огромным. Какой-то фотограф запечатлел этот момент, и этот снимок вскоре украсил собой обложки нескольких журналов и появился на многочисленных сайтах.
То, что в иной ситуации мы предпочли бы скрыть рекламной паузой, заставило нашу аудиторию вскочить со своих мест. Продюсер не стала ничего предпринимать. В течение пяти минут, если не больше, Сюзи сотрясалась от рыданий. Выплакивала слезы, накопившиеся за все эти годы. Наконец ей удалось взять себя в руки, я дал ей свой носовой платок. Вытерев лицо и глаза, она произнесла в камеру.
– Мы… скоро снова вернемся к вам.
Все получилось на редкость удачно. Слова Сюзи помогли снять напряжение. Ресторан взорвался смехом. Когда рекламная пауза закончилась, Сюзи уже улыбалась.
– Давай попробуем еще раз.
– Ну, я не знаю. Предыдущая попытка тоже была неплоха.
Люди снова заулыбались. Сюзи посмотрела на бумаги в своей руке.
– Несколько недель назад ты отыскал меня в больнице и рассказал одну историю. Многие ее слышали. О ней оповестили зрителей все крупные телекомпании, и даже был снят часовой документальный фильм, вышедший в эфир пару дней назад. Но ты не против рассказать ее еще разок для тех, кто прошляпил последние две недели и ничего не слышал?
И я рассказал. Отправившись в путь по дорогам памяти, я поведал о моей дружбе с отцом Сюзи. О нашей армейской дружбе. Вспомнил про две чашки кофе. Про данные друг другу обещания. Затем я рассказал про боевой вылет, который он сделал, невзирая на все приказы, как приземлился в районе боевых действий, как подобрал меня, как мы с ним летели целых полчаса, пока вражеская ракета не отрубила нашему вертолету хвост. Про то, как мы пытались прорваться к своим, как три дня пробирались по джунглям, про пулю, которая унесла его жизнь, и блокнот, который спас мою. Про последующие восемь дней, про то, как я был готов отдать все на свете, лишь бы снова услышать его голос. Про то, как я похоронил его под деревом, без каких-либо опознавательных знаков. И, наконец, о том, как долгие годы хранил этот секрет, ибо не был уверен, что заслужил тот дар, который получил от него.
Когда я, наконец, закончил, Сюзи лишь покачала головой. Первые несколько секунд в зале стояла звенящая тишина. Как вдруг тот самый тип, который год назад разбил о мою голову бутылку пива, встал и захлопал. Скажу честно, мне стало слегка не по себе. Но затем к нему присоединилась Элли. В следующее мгновение она уже была рядом со мной и обняла меня за плечо. Не поддержи она меня в тот момент, я бы наверняка рухнул без чувств. Наконец рукоплескания смолкли. Я прочистил горло.
– Если ваши аплодисменты предназначались мне, то, по-моему, вы перестарались. Если же отцу Сюзи – их явно было недостаточно, – произнес я.
Последующие несколько минут едва не повредили мои барабанные перепонки, зато залечили все мои душевные раны.
Сюзи посмотрел на свои бумаги.
– Тогда в больнице ты сказал мне, что на этом твоя история не заканчивается.
– Верно. Так и есть.
– Но ты также сказал, что никогда не расскажешь мне ее конец.
– Не имею права. Так как это касается другого человека.
– И ты по-прежнему так считаешь?
Я кивнул.
– Прежде чем мы завершим нашу передачу… Об этом мало кто знает, но у тебя есть довольно известный брат. Тоже герой войны. Обладатель многих наград. Сенатор Бобби Брукс. Похоже, героизм в крови у вашей семьи.
Зал разразился аплодисментами.
– Скажи, ведь наверняка все эти годы вы изливали друг другу душу, делились воспоминаниями о том, что вам обоим довелось пережить?
Я посмотрел себе под ноги. Затем снова на нее.
– Мы никогда не разговаривали о войне.
– Никогда?
– Ни разу.
– Но почему? – от удивления глаза Сюзи полезли на лоб.
– Просто о некоторых вещах слишком больно говорить.
Наконец, передача завершилась. Я прошел на кухню, а оттуда на заднее крыльцо – вдохнуть свежего воздуха и сделать глоток содовой. В следующий миг волосы у меня на затылке невольно встали дыбом. Повернув голову, я увидел Каталину. Застывшую в оборонительной позе с ножом в руке. Впрочем, нет. Рука ее тряслась, а на лице застыл ужас.
Всего в нескольких футах от нее какой-то не известный мне тип прижимал нож к горлу Габи. Все понятно. Подручные Хуана Педро, наконец, обнаружили нас. Рядом с Габи на земле лежал Хавьер. Без сознания. Рядом с ним – совершенно неподвижно – Роско. Под телом пса уже натекла лужа темной крови.
Головорез что-то по-испански цедил сквозь зубы, обращаясь к Каталине. Я не мог разобрать его слов, но судя по тону его голоса, он явно хотел сказать, что если хотя бы кто-то из нас сдвинется с места, он тотчас прикончит Габи. Я также понял, что он приказал ей сесть в припаркованный рядом с крыльцом «Додж». В свою очередь, я велел ей не двигаться. Но тип с ножом еще сильнее прижал лезвие к горлу Габи. Каталина подчинилась.
Бросив нож, она спустилась с крыльца и, пройдя мимо него, встала рядом с машиной, внутри которой сидели еще двое. Увы, Габи вскрикнула, и по ее шее потекла струйка крови. Не сводя с меня глаз, удерживавший ее головорез попятился вниз с крыльца. Медленно. С мерзкой улыбкой на физиономии. С сигаретой во рту. Спустившись с последней ступеньки, он остановился и начал поворачиваться к машине, когда я услышал душераздирающий крик.
Державший Габи подонок внезапно отпустил ее и словно мешок рухнул у крыльца. В то же самое мгновение Каталина подскочила к Габи, подхватила ее на руки и побежала. В следующий миг мотор «Доджа» взревел, из двери протянулась чья-то рука и попыталась затащить лежавшего на земле в машину.
Но я опередил их. Подскочив к машине, я с силой захлопнул дверь, чем, похоже, причинил владельцу руки немалую боль. «Додж» на всей скорости рванул через стоянку, я же бросился к своему «Корвету». Его верх был опущен. Поэтому я просто запрыгнул в него, завел мотор, включил первую передачу и был уже готов сорваться с места, когда у моего левого плеча появился Диего и протянул мне окровавленный нож Хуана Педро.
Через полмили я уже выжимал 160 миль в час. Вскоре мой «Корвет» и «Додж» уже приближались к повороту дороги у скал. На такой скорости никто из нас не мог вписаться в поворот. Но если «Додж» все-таки проскочит, считай, что он для меня потерян. В этом случае мне его уже не догнать. У меня был один-единственный шанс – когда перед самым поворотом он слегка сбросил скорость. Я в буквальном смысле сидел у него на хвосте, подгоняя его вперед, в расчете на то, что он окажется у поворота на максимально возможной скорости. Я знал: из-за тонкого слоя песка, который постоянно приносил с пляжа ветер, дорожное полотно там будет скользким.
Он приблизился к повороту на скорости 120 миль в час. Его тотчас слегка занесло, однако он сумел вырулить. В этот момент я понял: за рулем профессионал. Сняв ногу с педали газа, он сбросил скорость, давая машине возможность въехать в мягкий песок на обочине дороги, что спасло его от дальнейшего юза. На остаточной скорости он проехал по песку и вписался в поворот. Если только он не нажмет на акселератор, он вскоре окажется на другой стороне, где вновь включит на полную катушку двигатель и будет навсегда для меня потерян.
Где-то посередине поворота я понял: или сейчас, или никогда. Резко вырулив на левую полосу, я пошел перпендикулярно «Доджу» в тот момент, когда тот вышел из юза. «Додж» уже обогнул поворот и уже собрался лечь на прямой курс, когда я на скорости более ста миль в час врезался ему в бок.
Сидя в ресторане, Элли услышала грохот. Однако, в отличие от тягача Джейка, в наших баках не было столько бензина, чтобы за столкновением последовал взрыв. Лишь лязг и скрежет покореженного металла.
«Додж» налетел на скалы и начал переворачиваться. Как и мой «Корвет». Не знаю, сколько раз мы оба перевернулись, но, слава богу, я был жив. Когда мы оба остановились, то оба лежали на берегу вверх колесами по другую сторону от скал. Под нами плескались волны. Когда очередная волна захлестнула меня, я понял: если я не выберусь из машины, то захлебнусь.
Я отстегнул ремень, выкарабкался из машины и на ватных ногах стоял на берегу, стараясь унять головокружение и сфокусировать зрение. Увы, возникла одна проблема. Когда вы всю свою жизнь пытаетесь вернуться на путь истинный, вы непременно вляпаетесь в какое-нибудь новое дерьмо. Которому на все наплевать. Ведь на то оно и дерьмо. Ему так привычней. И оно как будто нарочно задалось целью помешать вам вернуться на путь истинный.
Но последние несколько лет я старался, как мог. Делал к этому шаги. Держал себя в руках. Пытался никому не причинять зла. Увы, все мои благие намерения пошли прахом на песчаном берегу, когда из «Доджа» вылезли два громилы и направились в мою сторону. Мне не хотелось делать им больно, но я не хотел, чтобы они делали больно мне. Но перед такими, как они, доводы разума бессильны.
В общем, выбора они мне не оставили. И спасибо американской армии. Я был спец по части поединков на песчаных пляжах. Полиция прибыла через двадцать минут. Увидев на берегу два бездыханных тела, а в моей руке окровавленный нож Хуана Педро, стражи порядка тотчас арестовали меня.
Глава 40
– Не можешь или не хочешь?
– Не хочу.
– Она знает? – Сюзи посмотрела на Элли.
– Нет.
– Ты когда-нибудь нам скажешь?
Я бережно вложил ей в руку карточку и покачал головой.
Вторую половину дня мы провели, смеясь. Я рассказал ей не менее сотни историй про ее отца, про его удивительное чувство юмора. Про то, как он смеялся, про его любовь к сигарам и скотчу, про его любовь ко всему, что было связано с ее матерью. Как он мог часами говорить о ней. О том, как он мечтал переехать в горы Каролины, построить там себе лесную избушку и, сидя с ней возле костра, держать ее за руку. Как он научит ее кататься на лыжах. Как они с ней пойдут к алтарю.
К вечеру продюсерша заказала пиццу, пододвинула к нам стул и отправила телохранителей по домам. Сидя в кровати, Сюзи с аппетитом поглощала ужин. Некая невидимая черта была преодолена. Это снова был ее голос, голос, наполнявший нас надеждой и верой. В полночь я встал, чтобы уйти, но она схватила мою руку.
– Хочу попросить тебя кое о чем.
– О чем угодно.
– Ты уверена? – уточнил я, когда она сказала мне.
– На все сто.
– Я там буду, – ответил я и поцеловал ее в лоб.
Глава 39
Приходят от силы в силу, являются пред Богом на Сионе.
Псалом 83:6–8
Весь месяц Сюзи быстро шла на поправку и давала понять, что скоро вернется в эфир. И она вернулась и поведала историю – своего отца и мою. Учуяв сенсацию, национальные сети выследили меня и сделали специальные выпуски. Скандальные. Полные сомнений, цинизма и даже ненависти.
Впрочем, вскоре они поняли, что неправы. И хотя никаких официальных документов, подтверждавших мою службу в армии, так и не нашлось, два представителя Сюзи через оставшийся не названным источник (подозреваю, что утечка информации имела место или от самого Бобби, или его помощников) подтвердили мое участие в военных операциях – то, что я отслужил четыре срока и был, по крайней мере, восемь раз представлен к наградам, включая Медаль Конгресса за доблесть.
Эта пара недель прошла в сплошных эмоциях. Когда Сюзи сообщила о том, что снова собирается на мыс Сен-Блас, чтобы взять у меня еще одно интервью, ветераны стали стекаться туда со всех уголков страны. На тихий, романтичный остров, ревя моторами, верхом на блестящих хромом железных конях начали слетаться стаи седовласых, затянутых в черную кожу байкеров. Ветеранами были забиты все мотели, все гостиницы. Вереницы припаркованных машин тянулись вдоль обочин на несколько миль. Парковки были заполнены автобусами телевизионщиков. Полицейские круглосуточно не смыкали глаз. Обеспечивали порядок. Регулировали транспортный поток.
Мы были вынуждены завезти палатки. Луна-парк Мануэля сверкал огнями, словно взлетно-посадочная полоса, пестрел красками и звенел смехом.
Учитывая популярность Сюзи, нет ничего удивительного в том, что ресторан был забит под завязку. Кому не нашлось стульев, были вынуждены толпиться стоя. Мы с ней расположились на барных табуретах. Сбросив не один килограмм, Сюзи выглядела гораздо моложе. Наш антураж составляли светившие с потолка софиты, шесть телекамер, несколько мониторов, один суфлер и Роско. Пес сидел рядом со мной и лизал мою руку. Он был рад видеть меня снова, хотя и не настолько, чтобы бросить свою привычку спать вместе с Габи.
Элли сидела за столом в переднем ряду, Габи с одной стороны, Диего с другой. За прошедший год Габи заметно выросла. Стала похожей на мать. Расцвела, похорошела. Диего обзавелся мускулатурой. Научился гордо вскидывать подбородок. Оба бронзовые от загара. За время моего отсутствия они наполнили акульими зубами целых три банки. Каталина стояла в кухонной двери и улыбалась мне. Мне показалось, что пока меня не было, она набрала на боках пяток фунтов. Причем виновата была в этом сама – ну, и, конечно, ее восхитительные пончики.
Тим и Бекка тоже прилетели на съемки и привезли всем вина.
Как только моргнул зеленый огонек, Сюзи повернулась ко мне. Увы, эмоции оказались сильнее. Она разрыдалась. Я обнял ее дрожащие плечи. Пару минут я сидел, обнимая ее, дочь того самого парня, который, рискуя собственной жизнью, поспешил спасти меня, когда все остальные отказались это сделать. Она, в свою очередь, обнимала того, кого ценой собственной жизни спас ее отец. Мы как будто обнимали отсутствующую часть друг друга. Ни разу в жизни мои руки не были заняты чем-то столь огромным. Какой-то фотограф запечатлел этот момент, и этот снимок вскоре украсил собой обложки нескольких журналов и появился на многочисленных сайтах.
То, что в иной ситуации мы предпочли бы скрыть рекламной паузой, заставило нашу аудиторию вскочить со своих мест. Продюсер не стала ничего предпринимать. В течение пяти минут, если не больше, Сюзи сотрясалась от рыданий. Выплакивала слезы, накопившиеся за все эти годы. Наконец ей удалось взять себя в руки, я дал ей свой носовой платок. Вытерев лицо и глаза, она произнесла в камеру.
– Мы… скоро снова вернемся к вам.
Все получилось на редкость удачно. Слова Сюзи помогли снять напряжение. Ресторан взорвался смехом. Когда рекламная пауза закончилась, Сюзи уже улыбалась.
– Давай попробуем еще раз.
– Ну, я не знаю. Предыдущая попытка тоже была неплоха.
Люди снова заулыбались. Сюзи посмотрела на бумаги в своей руке.
– Несколько недель назад ты отыскал меня в больнице и рассказал одну историю. Многие ее слышали. О ней оповестили зрителей все крупные телекомпании, и даже был снят часовой документальный фильм, вышедший в эфир пару дней назад. Но ты не против рассказать ее еще разок для тех, кто прошляпил последние две недели и ничего не слышал?
И я рассказал. Отправившись в путь по дорогам памяти, я поведал о моей дружбе с отцом Сюзи. О нашей армейской дружбе. Вспомнил про две чашки кофе. Про данные друг другу обещания. Затем я рассказал про боевой вылет, который он сделал, невзирая на все приказы, как приземлился в районе боевых действий, как подобрал меня, как мы с ним летели целых полчаса, пока вражеская ракета не отрубила нашему вертолету хвост. Про то, как мы пытались прорваться к своим, как три дня пробирались по джунглям, про пулю, которая унесла его жизнь, и блокнот, который спас мою. Про последующие восемь дней, про то, как я был готов отдать все на свете, лишь бы снова услышать его голос. Про то, как я похоронил его под деревом, без каких-либо опознавательных знаков. И, наконец, о том, как долгие годы хранил этот секрет, ибо не был уверен, что заслужил тот дар, который получил от него.
Когда я, наконец, закончил, Сюзи лишь покачала головой. Первые несколько секунд в зале стояла звенящая тишина. Как вдруг тот самый тип, который год назад разбил о мою голову бутылку пива, встал и захлопал. Скажу честно, мне стало слегка не по себе. Но затем к нему присоединилась Элли. В следующее мгновение она уже была рядом со мной и обняла меня за плечо. Не поддержи она меня в тот момент, я бы наверняка рухнул без чувств. Наконец рукоплескания смолкли. Я прочистил горло.
– Если ваши аплодисменты предназначались мне, то, по-моему, вы перестарались. Если же отцу Сюзи – их явно было недостаточно, – произнес я.
Последующие несколько минут едва не повредили мои барабанные перепонки, зато залечили все мои душевные раны.
Сюзи посмотрел на свои бумаги.
– Тогда в больнице ты сказал мне, что на этом твоя история не заканчивается.
– Верно. Так и есть.
– Но ты также сказал, что никогда не расскажешь мне ее конец.
– Не имею права. Так как это касается другого человека.
– И ты по-прежнему так считаешь?
Я кивнул.
– Прежде чем мы завершим нашу передачу… Об этом мало кто знает, но у тебя есть довольно известный брат. Тоже герой войны. Обладатель многих наград. Сенатор Бобби Брукс. Похоже, героизм в крови у вашей семьи.
Зал разразился аплодисментами.
– Скажи, ведь наверняка все эти годы вы изливали друг другу душу, делились воспоминаниями о том, что вам обоим довелось пережить?
Я посмотрел себе под ноги. Затем снова на нее.
– Мы никогда не разговаривали о войне.
– Никогда?
– Ни разу.
– Но почему? – от удивления глаза Сюзи полезли на лоб.
– Просто о некоторых вещах слишком больно говорить.
Наконец, передача завершилась. Я прошел на кухню, а оттуда на заднее крыльцо – вдохнуть свежего воздуха и сделать глоток содовой. В следующий миг волосы у меня на затылке невольно встали дыбом. Повернув голову, я увидел Каталину. Застывшую в оборонительной позе с ножом в руке. Впрочем, нет. Рука ее тряслась, а на лице застыл ужас.
Всего в нескольких футах от нее какой-то не известный мне тип прижимал нож к горлу Габи. Все понятно. Подручные Хуана Педро, наконец, обнаружили нас. Рядом с Габи на земле лежал Хавьер. Без сознания. Рядом с ним – совершенно неподвижно – Роско. Под телом пса уже натекла лужа темной крови.
Головорез что-то по-испански цедил сквозь зубы, обращаясь к Каталине. Я не мог разобрать его слов, но судя по тону его голоса, он явно хотел сказать, что если хотя бы кто-то из нас сдвинется с места, он тотчас прикончит Габи. Я также понял, что он приказал ей сесть в припаркованный рядом с крыльцом «Додж». В свою очередь, я велел ей не двигаться. Но тип с ножом еще сильнее прижал лезвие к горлу Габи. Каталина подчинилась.
Бросив нож, она спустилась с крыльца и, пройдя мимо него, встала рядом с машиной, внутри которой сидели еще двое. Увы, Габи вскрикнула, и по ее шее потекла струйка крови. Не сводя с меня глаз, удерживавший ее головорез попятился вниз с крыльца. Медленно. С мерзкой улыбкой на физиономии. С сигаретой во рту. Спустившись с последней ступеньки, он остановился и начал поворачиваться к машине, когда я услышал душераздирающий крик.
Державший Габи подонок внезапно отпустил ее и словно мешок рухнул у крыльца. В то же самое мгновение Каталина подскочила к Габи, подхватила ее на руки и побежала. В следующий миг мотор «Доджа» взревел, из двери протянулась чья-то рука и попыталась затащить лежавшего на земле в машину.
Но я опередил их. Подскочив к машине, я с силой захлопнул дверь, чем, похоже, причинил владельцу руки немалую боль. «Додж» на всей скорости рванул через стоянку, я же бросился к своему «Корвету». Его верх был опущен. Поэтому я просто запрыгнул в него, завел мотор, включил первую передачу и был уже готов сорваться с места, когда у моего левого плеча появился Диего и протянул мне окровавленный нож Хуана Педро.
Через полмили я уже выжимал 160 миль в час. Вскоре мой «Корвет» и «Додж» уже приближались к повороту дороги у скал. На такой скорости никто из нас не мог вписаться в поворот. Но если «Додж» все-таки проскочит, считай, что он для меня потерян. В этом случае мне его уже не догнать. У меня был один-единственный шанс – когда перед самым поворотом он слегка сбросил скорость. Я в буквальном смысле сидел у него на хвосте, подгоняя его вперед, в расчете на то, что он окажется у поворота на максимально возможной скорости. Я знал: из-за тонкого слоя песка, который постоянно приносил с пляжа ветер, дорожное полотно там будет скользким.
Он приблизился к повороту на скорости 120 миль в час. Его тотчас слегка занесло, однако он сумел вырулить. В этот момент я понял: за рулем профессионал. Сняв ногу с педали газа, он сбросил скорость, давая машине возможность въехать в мягкий песок на обочине дороги, что спасло его от дальнейшего юза. На остаточной скорости он проехал по песку и вписался в поворот. Если только он не нажмет на акселератор, он вскоре окажется на другой стороне, где вновь включит на полную катушку двигатель и будет навсегда для меня потерян.
Где-то посередине поворота я понял: или сейчас, или никогда. Резко вырулив на левую полосу, я пошел перпендикулярно «Доджу» в тот момент, когда тот вышел из юза. «Додж» уже обогнул поворот и уже собрался лечь на прямой курс, когда я на скорости более ста миль в час врезался ему в бок.
Сидя в ресторане, Элли услышала грохот. Однако, в отличие от тягача Джейка, в наших баках не было столько бензина, чтобы за столкновением последовал взрыв. Лишь лязг и скрежет покореженного металла.
«Додж» налетел на скалы и начал переворачиваться. Как и мой «Корвет». Не знаю, сколько раз мы оба перевернулись, но, слава богу, я был жив. Когда мы оба остановились, то оба лежали на берегу вверх колесами по другую сторону от скал. Под нами плескались волны. Когда очередная волна захлестнула меня, я понял: если я не выберусь из машины, то захлебнусь.
Я отстегнул ремень, выкарабкался из машины и на ватных ногах стоял на берегу, стараясь унять головокружение и сфокусировать зрение. Увы, возникла одна проблема. Когда вы всю свою жизнь пытаетесь вернуться на путь истинный, вы непременно вляпаетесь в какое-нибудь новое дерьмо. Которому на все наплевать. Ведь на то оно и дерьмо. Ему так привычней. И оно как будто нарочно задалось целью помешать вам вернуться на путь истинный.
Но последние несколько лет я старался, как мог. Делал к этому шаги. Держал себя в руках. Пытался никому не причинять зла. Увы, все мои благие намерения пошли прахом на песчаном берегу, когда из «Доджа» вылезли два громилы и направились в мою сторону. Мне не хотелось делать им больно, но я не хотел, чтобы они делали больно мне. Но перед такими, как они, доводы разума бессильны.
В общем, выбора они мне не оставили. И спасибо американской армии. Я был спец по части поединков на песчаных пляжах. Полиция прибыла через двадцать минут. Увидев на берегу два бездыханных тела, а в моей руке окровавленный нож Хуана Педро, стражи порядка тотчас арестовали меня.
Глава 40