В течение нескольких недель они учили меня ухаживать за виноградной лозой. Они знали о вине буквально все – как его производят, что придает ему букет и массу прочих вещей, о которых я раньше даже не слыхивал. Они почти десять лет прожили в Италии, Франции и Испании и вложили в виноградник и винодельню все свои сбережения и все, что смогли занять. Я также кое-что узнал об их партнере. Том самом, что заправлял финансами. О том, как так получилось, что принимаемые им финансовые решения и качество производимого вина частенько бывали не в ладах друг с другом. Тим вводил меня в тонкости производства каберне и шардоне и пытался помочь мне понять то, что мне говорили мои вкусовые рецепторы. Он был хороший парень, но чувствовалась в нем некая нарастающая тяжесть, для которой у меня не находилось объяснения.

Поскольку телевизора у них не было, то вечера они проводили на крыльце, обвившись вокруг друг друга, подобно виноградной лозе и слушая транзисторный радиоприемник. И что же они слушали? Сюзи Тру! Причем не пропустили ни единого выпуска.

Моим единственным окном во внешний мир была передача Сюзи. Я по-прежнему не смотрел новости. Не читал газет. У меня не было ни телефона, ни телевизора. Но вскоре я со всей очевидностью понял: мое общение с Сюзи что-то надломило в ней. Ее утраченная вера в меня, боль от моего предательства – вместе взятые – привели к тому, что тот единственный резервуар надежды, который у нее был, дал трещину. Тон ее голоса изменился. Если раньше он звучал доверительно и проникновенно, то теперь казался далеким и безразличным. Звонившие восхищались тем, что она радикально сбросила вес, и спрашивали, как ей это удалось. Она танцевала вокруг них, щебеча, что, мол, «она, наконец, решила за себя взяться», однако правда заключалась в том, что я разбил ей сердце, и теперь кусок просто не лез ей в горло.

Наконец наступило время сбора урожая. Надо сказать, урожай был отменный. Тим и Бекка сделали меня менеджером, и в течение последующих нескольких месяцев я по мере сил помогал им выбраться из финансовой ямы, в которую они угодили по вине своего партнера. Но однажды, придя в сарай, я застал Бекку в слезах. Тим утешал ее, нежно прижимая к себе. Они пришли попрощаться со мной. Ибо, по их словам, потеряли все.

Я начал задавать вопросы. Вскоре выяснилось, что, подписывая договор со своим партнером, они вставили туда пункт о возможности обратного выкупа. То есть, если дело не пойдет и активы придется распродавать, любая из сторон может за некую заранее установленную сумму выйти из партнерства. Не знаю, как рассчитывалась эта сумма, но это были сущие гроши по сравнению с теми средствами, какие они вложили в это дело. Меня терзали подозрения на тот счет, что их партнер нарочно составил договор таким образом, чтобы почти даром приобрести виноградник и винодельню, за которую в иных обстоятельствах он был бы вынужден отстегнуть круглую сумму. Ему было прекрасно известно, что Тим и Бекка вложили в это дело все, что у них было, он же контролировал как финансовую сторону, так и принятие решений в целом.

Пока они перечисляли мне принятые им решения, я не мог избавиться от мысли, что никто, обладающий даже минимальной деловой сметкой, никогда бы не поступил так, как поступил он. Вывод напрашивался один: он намеренно топил их совместный бизнес. Или же пытался обесценить его до бросовой цены. Кроме того, составляя договор, он наделил себя правом вето в том случае, если они захотят привлечь стороннего инвестора. То есть, даже если они изыщут средства, он не позволит ими воспользоваться. Ловко придумано, что тут скажешь. У Бекки и Тима за душой не было ни гроша, и никакой банк, если его руководство находилось в своем уме, никогда бы не выдал им кредита. Их ловкач-партнер это прекрасно знал.

А как они мечтали о собственной винодельне! О совместном деле! Зато их партнер не мечтал ни о чем. Чем больше я узнавал о нем, тем сильнее меня душила злость.

Солнце уже садилось, когда Тим открыл последнюю бутылку каберне. Они молча смотрели на виноградники, которые холили и лелеяли, в которые вложили столько времени, столько физических и душевных сил. И вот теперь дело всей их жизни находилось на грани краха.

Я поболтал вино в бокале, глядя, как осадок сначала всколыхнулся, а затем вновь начал оседать вниз.

– И сколько вы должны, если не секрет? Что там записано в этой вашей статье о выкупе доли?

Они назвали мне сумму.

– Сколько в вашем распоряжении времени?

– Двадцать четыре часа.

– У меня к вам деловое предложение, – сказал я.

Я целый год не стриг волос. Целый год не брился. Не покупал новой одежды. Ходил в резиновых шлепанцах на босу ногу и в комбинезоне. Сомневаюсь, что мои слова произвели на них впечатление.

– Неужели? – усмехнулись они.

– Как вы смотрите на то, если я ссужу вам деньги?

Они посмотрели на меня как на полоумного.

– Если хотите, я могу перевести их прямо сегодня. Завтра вы сможете войти в офис к своему партнеру и с улыбкой положить ему на стол чек. После чего вы имеете полное право отменить все ранее принятые им решения, и как только дела пойдут на лад, постепенно вернете мне долг.

От неожиданности Бекка утратила дар речи. Тим одарил меня недоверчивым взглядом.

– Ты это серьезно? – спросил он. Раз обжегшись на одном партнере, он дал себе клятву, что второго раза не будет. – И чего ты хочешь взамен?

Я отхлебнул вина.

– Когда-то я любил одну девушку. Я и сейчас ее люблю. Как и вы, мы были парой мечтателей. Но нашим мечтам не суждено было сбыться. Что-то помешало. Что-то не заладилось. – Я взмахом руки указал на виноградник. – Я хочу, чтобы ваша мечта воплотилась в жизнь, – по моей щеке скатилась слеза. – Если вы позволите мне, я вам помогу.

Сказать, что их партнер был ошарашен, значит, ничего не сказать. Он был взбешен. Он разработал хитрую партию и продул ее. По словам Тима, когда он положил ему на стол чек, обмишурившийся ловкач, поняв, что его план провалился, закатил настоящую истерику.

Бекка и Тим стали единственными владельцами бизнеса и даже пообещали назвать в мою честь своего первенца. Я рассмеялся.

– Я не настаиваю. Но вы действительно хотите что-то для меня сделать?

Они кивнули.

– Две вещи.

– Говори, – сказал Тим.

– Во-первых, никто не должен знать моего имени. Никто и никогда. Посмотрите в словаре выражение «молчаливый партнер». Это я. Когда вы будете рассказывать историю вашего виноградника и что здесь случилось, называйте меня просто «один старик». Это все. Кроме того, таинственность привлекает к себе внимание, а внимание повышает продажи.

– Заметано. – Тим поднял свой бокал.

– А второе условие? – спросила Бекка.

Я посмотрел на виноградник.

– Любите друг друга, даже когда это трудно.

Урожай был собран, и Бекка и Тим занялись производством вина этого года. Неожиданно сам собой родился хитрый маркетинговый ход. Поскольку виноградник был назван в честь Бекки, они начали давать маркам вина женские имена. Довольно романтично, не правда ли? По причинам, которые мне не известны, некий сомелье с весьма солидной репутацией попробовал одно из таких вин, носившее имя Элли, и дал ему 97 баллов.

И тут все началось!

Репортеры и просто туристы начали прибывать целыми автобусами. Все сгорали от желания узнать, как появилось на свет столь замечательное вино, однако Тим сдержал свое слово, и я, как и просил, остался в тени. Учитывая мою непрезентабельную старческую внешность, никто даже не посмотрел в мою сторону. Более того, я нарочно еще сильнее замусолил свой комбинезон, перестал пользоваться дезодорантом, и меня оставили в покое. Что касается Тима и Бекки, то деньги потекли к ним рекой. Чем дольше они отказывались раскрыть тайну загадочного инвестора, который славе предпочел жизнь молчаливого затворника, тем дороже продавалось вино.

Все, к чему бы я ни прикасался, превращалось в золото. Все. Кроме людей.




Тем временем во Флориде один виноторговец, который закупал наше вино, начал предлагать его местным ресторанам. Сев рядом с Элли, он предложил ей вино «Бекка», а также удостоившийся целого ряда наград хит прошлого года под названием «Элли».

– Какое забавное совпадение! – усмехнулся он.

Элли изучила рекламный буклет, в котором рассказывалась история Бекки и Тима и их виноградника. Счастливо улыбающиеся, они были взяты крупным планом, а за спиной тянулся их виноградник. Налитые солнцем и соком грозди. И где-то на самом краю картинки маячил старый виноградарь. Тот, что ухаживал за лозами. В грязном, рваном комбинезоне. Длинные спутанные волосы. Длинная косматая борода. Шлепанцы на босу ногу.

Лицо его было повернуто в сторону и потому плохо видно. Но из левого кармана тянулось нечто знакомое. Небольшая прозрачная пластиковая трубка. Какие обычно бывают у диабетиков для определения уровня сахара. Элли посмотрела на картинку, на название вина, на виноградаря, на разворот его широких плеч.

Через три часа она села в самолет.





Глава 37




Я стоял посреди виноградника вместе с Тимом и Беккой, срезая грозди и бережно укладывая их в огромные корзины. Несмотря на успех и тот факт, что теперь их вино подавали в Белом доме, в ряде знаменитых французских ресторанов и в десятках обладателей мишленовских звезд по всей Америке, они не чурались самой простой, даже грязной работы. Была вторая половина дня, солнце клонилось к закату, мы все трое смеялись. Они расспрашивали меня про мою жизнь, я как обычно уходил от ответов на их вопросы.

Им было известно, что жизнь бросала и швыряла меня, что время от времени у меня бывал свой бизнес, но это, пожалуй, и все. Толком они обо мне ничего не знали. Даже как меня зовут.

Внезапно на вершине холма показалась фигура. Солнце светило ей в спину, и мы смогли лишь определить, что это женщина. Ветер развевал ее волосы. Прикрыв ладонью глаза, она пристально посмотрела на нас и решительно направилась в нашу сторону.

– Похоже, очередная заблудившаяся туристка, – заметил Тим.

Я присмотрелся. И тотчас узнал походку. Ее мелодию, ее ритм.

– Она не заблудилась.

Подойдя к нам, Элли остановилась и, встав на расстоянии вытянутой руки, дрожащими пальцами убрала с моего лица волосы. Бережно, нежно. По щекам ее катились слезы.

– Я искала тебя повсюду. Бобби тоже.

Я кивнул. Тим и Бекка слушали как зачарованные.

– Я набрала номер твоего мобильника не менее десяти тысяч раз.

Я промолчал. Что я мог на это сказать?

Тим прочистил горло, и я повернулся к ним.

– Бекка и Тим. Знакомьтесь. Это Элли.

Тим рывком поднялся с земли и вытер грязные руки.

– Элли? Та самая… Элли?

Я кивнул. К великому удивлению Элли, Тим заключил ее в объятия и заявил, что это их давняя с Беккой мечта – познакомиться с ней.

– Как ты нашла меня? – спросил я.

Элли подняла буклет и, указав на мою фигуру, маячившую на заднем плане, взяла меня за руку.

– У меня к тебе есть вопрос. Но только отвечай на него честно. Договорились?

Я кивнул.

– За всю мою жизнь я солгал тебе всего один-единственный раз.

– Когда?

– Когда сказал тебе, что уезжаю от войны в Калифорнию.

– Так ты воевал?

– Да.

– А как же тогда слова Сюзи? Что ты не значишься ни в каких списках.

– Раскрыть тебе главный секрет моей жизни, значит разбить жизнь другому человеку. И хотя порой мне хочется это сделать, я не могу…