– Из чего следует, что ни у какого врача ты не был. Я права?
– Отчего же, был.
– Но он предложил провести какую-то процедуру, а ты тянешь резину.
– Я нормально себя чувствую.
– Кроме тех моментов, когда ты чувствуешь себя неважно.
– Но уже гораздо лучше.
– Ты по-прежнему грызешь свой антацид, как шоколадное печенье?
– Сейчас уже меньше.
– Сколько штук в день?
– Не помню, не считал…
– А если честно?
– Штук пятнадцать-двадцать.
– Джозеф, это ненормально. Ты должен обратиться к специалисту.
– Ну почему, когда кто-то хочет сказать мне что-то серьезное, он непременно должен назвать мое полное имя?
– Просто мы пытаемся завладеть твоим вниманием, ты же упираешься.
– Хорошо, я передвину это на несколько строчек выше в моем списке неотложных дел.
– Джо-Джо?
– Да, Сюзи.
– Расскажи мне что-нибудь из того, что ты помнишь. Что-то хорошее.
Перед моими глазами возникла картина.
– Когда-то у меня был друг. Он всегда прикрывал мне спину. Вытащил не из одной хреновой ситуации. По утрам мы с ним пили кофе. За столиком на берегу Южно-Китайского моря. Он закуривал сигарету и клал ее на стол между нами, чтобы ее дым отгонял комаров. Когда мы заканчивали наш кофе, он оставлял на столе пустые чашки и говорил: «До завтра».
– Почему?
– Потому что никакой гарантии не было. Только надежда.
Наверно, было в моем голосе что-то такое, что она не стала терзать меня новыми вопросами.
– Может, что-то поставим?
– Давай. Я не против.
– Что-то конкретное? Какую песню?
– В те времена у группы Grand Funk Railroad была одна хорошая песня.
– Доброй ночи, Джозеф.
– И тебе, Сюзи.
– И, Джо-Джо?
– Да.
– До следующего раза.
Я дал отбой и улыбнулся. Сюзи завершила свою передачу песней «We’re An American Band»[15].
В полночь я все еще сидел спиной к дивану, вытянув ноги к камину, и не сводил с Элли глаз. Как будто почувствовав на себе мой взгляд, она пошевелилась и открыла один глаз. Ее рука обвилась вокруг меня, а ее пятка потрогала мою ногу. Нечто подобное делает виноградная лоза.
– Мне приснился сон, – прошептала она спустя пару мгновений.
– Правда? И о чем?
– О тебе.
– Ты уверена, что это был не кошмар?
– Ты был молод, – улыбнулась она. – И тебе было больно. – Элли посмотрела на меня. – Ты был ранен. – Она помолчала. – Это правда?
Я кивнул. Ее рука скользнула мне под рубашку, и ее ладонь легла на мою грудь.
– В тебя попали пули?
– Да.
– И сколько раз?
– Даже не знаю. Они попадали во всех.
– Хотя бы назови примерное число.
– Много.
– Это не число.
– Я потерял им счет.
– У тебя есть шрамы?
Я кивнул.
– Покажешь их мне?
– А стоит ли? Ты уверена, что захочешь их видеть?
– Покажи.
Я приподнял рубашку.
Левое плечо.
– Пуля.
Грудная клетка справа. Длинный шрам.
– Штык.
Спина.
– Шрапнель.
Длинный шрам слева вдоль шеи.
– Нож.
Правое бедро.
– Пуля меньшего калибра.
Я натянул рубашку.
– Есть и другие, но они под брюками.
– Ты получил Пурпурное сердце?
– Да.
Она дотронулась до тех мест на моем теле, которые я ей только что показал.
– За все это?
– Да.
– Сколько?
– Честное слово, не помню.
– Отчего же, был.
– Но он предложил провести какую-то процедуру, а ты тянешь резину.
– Я нормально себя чувствую.
– Кроме тех моментов, когда ты чувствуешь себя неважно.
– Но уже гораздо лучше.
– Ты по-прежнему грызешь свой антацид, как шоколадное печенье?
– Сейчас уже меньше.
– Сколько штук в день?
– Не помню, не считал…
– А если честно?
– Штук пятнадцать-двадцать.
– Джозеф, это ненормально. Ты должен обратиться к специалисту.
– Ну почему, когда кто-то хочет сказать мне что-то серьезное, он непременно должен назвать мое полное имя?
– Просто мы пытаемся завладеть твоим вниманием, ты же упираешься.
– Хорошо, я передвину это на несколько строчек выше в моем списке неотложных дел.
– Джо-Джо?
– Да, Сюзи.
– Расскажи мне что-нибудь из того, что ты помнишь. Что-то хорошее.
Перед моими глазами возникла картина.
– Когда-то у меня был друг. Он всегда прикрывал мне спину. Вытащил не из одной хреновой ситуации. По утрам мы с ним пили кофе. За столиком на берегу Южно-Китайского моря. Он закуривал сигарету и клал ее на стол между нами, чтобы ее дым отгонял комаров. Когда мы заканчивали наш кофе, он оставлял на столе пустые чашки и говорил: «До завтра».
– Почему?
– Потому что никакой гарантии не было. Только надежда.
Наверно, было в моем голосе что-то такое, что она не стала терзать меня новыми вопросами.
– Может, что-то поставим?
– Давай. Я не против.
– Что-то конкретное? Какую песню?
– В те времена у группы Grand Funk Railroad была одна хорошая песня.
– Доброй ночи, Джозеф.
– И тебе, Сюзи.
– И, Джо-Джо?
– Да.
– До следующего раза.
Я дал отбой и улыбнулся. Сюзи завершила свою передачу песней «We’re An American Band»[15].
В полночь я все еще сидел спиной к дивану, вытянув ноги к камину, и не сводил с Элли глаз. Как будто почувствовав на себе мой взгляд, она пошевелилась и открыла один глаз. Ее рука обвилась вокруг меня, а ее пятка потрогала мою ногу. Нечто подобное делает виноградная лоза.
– Мне приснился сон, – прошептала она спустя пару мгновений.
– Правда? И о чем?
– О тебе.
– Ты уверена, что это был не кошмар?
– Ты был молод, – улыбнулась она. – И тебе было больно. – Элли посмотрела на меня. – Ты был ранен. – Она помолчала. – Это правда?
Я кивнул. Ее рука скользнула мне под рубашку, и ее ладонь легла на мою грудь.
– В тебя попали пули?
– Да.
– И сколько раз?
– Даже не знаю. Они попадали во всех.
– Хотя бы назови примерное число.
– Много.
– Это не число.
– Я потерял им счет.
– У тебя есть шрамы?
Я кивнул.
– Покажешь их мне?
– А стоит ли? Ты уверена, что захочешь их видеть?
– Покажи.
Я приподнял рубашку.
Левое плечо.
– Пуля.
Грудная клетка справа. Длинный шрам.
– Штык.
Спина.
– Шрапнель.
Длинный шрам слева вдоль шеи.
– Нож.
Правое бедро.
– Пуля меньшего калибра.
Я натянул рубашку.
– Есть и другие, но они под брюками.
– Ты получил Пурпурное сердце?
– Да.
Она дотронулась до тех мест на моем теле, которые я ей только что показал.
– За все это?
– Да.
– Сколько?
– Честное слово, не помню.