Элли расхохоталась.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. У нас еще был девиз «Доверьте нам ваши кучи».
Теперь она уже хохотала до слез. Я же тем временем продолжал:
– Я выяснил, что это очень даже прибыльный бизнес, и мои дела пошли в гору. Мы работали в восьми штатах. Я часто бывал в разъездах. Научился водить тягачи. Мы обслуживали крупные мероприятия на открытом воздухе. Порой за один раз привозили более ста кабинок. Устанавливали, мыли, выкачивали дерьмо, чистили – все, что требуется. Меня это не напрягало. В любом случае, это не шло ни в какое сравнение с тем, чего я насмотрелся в жизни, к тому же деньги текли рекой. Кучи стали моей дойной коровой. Годы летели, дело уже шло к сорока. Однажды ко мне подкатил один чувак и предложил хорошие деньги. Спасибо за предложение, сказал я, вот тебе ключ. В общем, я продал свой бизнес, положил денежки в банк вместе с тем, что накопил за десяток лет, и, благодаря процентам, почти утроил то, что он заплатил мне за мою фирму.
Между тем мне стукнуло сорок. Я по-прежнему был один. Разъезжал на «Порше», потому что так делают все богатые, одинокие, неженатые мужчины. К тому же, если честно, я хотел произвести на тебя впечатление. Я рисовал себе такую картину: я подъезжаю к твоему дому и ты, увидев меня, падаешь в обморок. Я какое-то время жил в Майами, и как только набрался смелости, то сел за руль и покатил к острову. С букетом цветов на пассажирском сиденье. Я катил с ветерком по платной дороге. Какой-то хмырь подрезал меня и даже показал неприличный жест. Я рассвирепел. Я догнал его и выбил из него последнее дерьмо. На следующий день в новостях передали, что он находится в реанимации. Потом он еще три месяца валялся в коме. И тогда мне подумалось, что тюрьма меня вовсе не излечила, и я понял, что таким я к тебе являться не имею права.
Поэтому я влез в бутылку, разбил свой «Порше», купил новый, опять разбил. Так начался мой Запойный Период. Однажды ночью, напившись до чертиков, я сел в свой третий «Порше», разогнался до 160 миль в час и попытался покончить с собой. Раз и навсегда. Я раз десять перевернул машину и ушел прочь. К тому времени меня уже мучили ночные кошмары. Воспоминания. Иногда я просыпался в странных местах. Однажды я спускался в лифте с верхнего этажа многоквартирного дома, в котором жила девушка, с которой я встречался. Какой-то раскосый азиат, который спускался вместе со мной, заговорил по телефону. Когда меня отправляли в тоннели, я должен был двигаться без света, лишь следуя за голосами. Так вот, этот чувак заговорил по телефону, и я как будто вновь оказался в темном тоннеле. И у меня снесло крышу. Когда двери лифта открылись, он лежал в луже на полу. Дышал, но едва. Я же еще глубже забился в бутылку и провел там почти десять лет.
А ты с головой ушла в заботы о своем ресторане. Ты хорошо выглядела, следила за собой. Расплачивалась с долгами. Я же, надев парик, очки, шляпу, приходил к тебе и заказывал обед. Если честно, я приходил ощутить твой запах. Ты просто потрясающе пахнешь – обожаю эту смесь: запаха пота и «Шанели»… – я покраснел.
– Джо-Джо? Что с тобой? Ты краснеешь.
Я рассмеялся.
– Когда ты проходила мимо, я закрывал глаза и вдыхал. Когда же я набирался мужества, чтобы снять парик, я смотрел на свои руки, на порезы, на шрамы, затем заглядывал внутрь себя, и тоже видел шрамы. Я знал: во всем океане не хватит воды, чтобы смыть их с себя. Поэтому я старался не привлекать к себе внимания. Не хотел, чтобы ты знала, кем я стал.
– Но почему? – спросила Элли, и ее голос дрогнул.
– Потому что если какая-то часть тебя все еще тосковала по мне, я хотел, чтобы ты тосковала по тому парню, что когда-то ушел, а не по тому, который вернулся домой. Я так часто приезжал взглянуть на тебя, что даже снял поблизости квартиру. Я знал твой график. Я знал, что ты каждую неделю берешь уроки танцев. Как знал и то, что если бы Сет, твой преподаватель, в очередной раз положил руку тебе на ягодицу, я бы ему ее сломал.
Элли рассеялась.
– Да, он слегка меня пугал. Уж слишком любил облапить. – Ладонь Элли легла на мою руку. Ее прикосновение было полно нежности. – Значит, ты присматривал за мной?
Это был одновременно и вопрос и констатация факта.
– Затем были вечера групповых танцев. К ним ты готовилась: наряжалась, накладывала в четыре раза больше косметики, чем обычно. Скажу честно, я надеялся, что ты себе кого-то найдешь, и вместе с тем желал, чтобы этого не произошло. Что вдруг ты подождешь еще немного, чтобы я за это время мог что-то сделать с собой, вновь стать тем, кого ты когда-то любила и способна полюбить вновь.
Потом ты стала приглашать певцов и музыкантов. Устраивать концерты на берегу. Большинство из них были неплохи. Я даже получал от их выступлений удовольствие. Но однажды ты привезла того вопящего певца, и я так и не понял, что ты в нем нашла.
– Я пыталась привлечь новых клиентов.
– Сомневаюсь, что он тебе в этом помог.
– Кстати, теперь и я тоже в этом сомневаюсь.
– В любом случае, он не понравился мне с первого взгляда. Учитывая же, что я был научен шпионить за людьми, именно этим я и занялся. Однажды он что-то подмешал в твой стакан. Я не был в этом уверен, пока не увидел, что ближе к закрытию заведения ты начала пошатываться. Вы с ним оставались одни. Он сделал свое движение, а я свое. Через несколько минут я отнес тебя в постель. Наверно самым сложным было не лечь в нее вместе с тобой. Но я себя знал, как знал и то, что люблю тебя. Кроме того, мне нужно было что-то такое, что бы рассмешило меня, подняло мне настроение. Что отвлекло бы от тебя мои мысли. И тогда я купил себе луна-парк.
– Что-что?
– Луна-парк. Ну там, карусель, чертово колесо, разноцветные лампочки, попкорн.
Элли посмотрела на меня, как на ненормального.
Глава 23
Выехав из Атланты, мы по 85-му шоссе покатили до пересечения с 26-й дорогой, где свернули на северо-запад. Адрес Джейка, который, как я сделал вывод, был основным местом его жительства, располагался к северу от Эшвилла, всего в нескольких милях от автострады. Если он действительно зарабатывал на жизнь дальнобойщиком, более удобное место было трудно себе представить: отсюда было легко выехать сразу на несколько главных дорог. Если же он не работал дальнобойщиком, то здесь было сподручно спрятаться, залечь на дно. Так или иначе, место было стратегическим.
Моя лесная избушка располагалась примерно в часе езды отсюда. Вместо того чтобы ехать на север через Эшвилл, я съехал с дороги в Трайоне и проселками покатил мимо Резерфордтона, Юнион-Миллз, Мэрион и Бьюзика. Они были посимпатичнее, нам же было некуда торопиться. Поскольку уже темнело, я решил, что если мы хотим пошпионить за Джейком, то нам лучше дождаться утра. Как-никак, все еще была зима, и, в отличие от солнечной Флориды, здесь на земле все еще лежал снег. Элли не захватила с собой теплых вещей. Да и были ли они у нее?
– Ты на самом деле купил луна-парк? – спросила она, когда мы съезжали с автострады.
– Конечно. А ты как думала? Я завязал с выпивкой и теперь занимался тем, что смешил людей. Раньше я этого почти не делал и потом подумал, почему бы нет, ради разнообразия? Я построил луна-парк. Он процветал. Хотя моя личная жизнь была сплошной кучей дерьма, любое дело, за какое я брался, приносило мне хорошие деньги. Даже мои ошибки. Кстати, смеха ради, у меня был собственный аттракцион. Я умел хорошо отгадывать вес. Если я и ошибался, то всего на пару-тройку фунтов. Наши дела особенно пошли в гору, когда я нанял четырех чуваков из Западной Вирджинии, которые исполняли номер на мотоциклах. Они на головокружительной скорости носились внутри огромной клетки. Полный абсурд, зато смешно. Народ хохотал до упаду. И главное, как когда-то «Кучи до кучи», все это приносило хорошие деньги.
Так что луна-парк пошел мне на пользу. Дело шло к полтиннику, и я решил, что мои демоны наконец угомонились. Однажды, собравшись с мужеством, я вошел в ресторан, один, без парика и темных очков. Ты сидела за стойкой бара, а рядом с тобой чувак – с тросточкой и теплой улыбкой. На вид такой даже мухи не обидит. Ты улыбалась. Его шляпа была в пятнах машинного масла. И я подумал: наконец-то ты нашла хорошего парня. Доброго. Улыбчивого. А у нас с тобой уже ничего не получится. Поэтому я вышел, снял номер в мотеле и три дня наблюдал за тем, как ты смеялась с Джейком. И я решил вам не мешать. Я вернулся в свой луна-парк, но, если честно, почти не спал по ночам. Яркие огни и внезапный шум – не лучшее лекарство для парня, который не любил яркие огни и внезапный шум.
Затем однажды вечером я занимался своими делами. Спокойно. Ни на что не сердясь. Можно сказать, я вообще ни о чем не думал. Я только что продал какому-то ребенку попкорн и помог одной женщине выиграть огромную мягкую игрушку, как вдруг ко мне ввалился один тип с ребенком. Мол, одна из моих машин неисправна, заявил он. Съела его деньги. Он потребовал, чтобы их ему вернули. Причем потребовал довольно грубо. С другой стороны, это был просто рабочий парень, чье имя было вышито у него на рубашке. Возможно, он вкалывал всю неделю, чтобы сходить с сынишкой развлечься в луна-парк, а тут как на грех мой автомат слопал его деньги. В общем, он начал качать права. Через час я поджидал его на парковке. С ружьем, ножом и бейсбольной битой. Нет, я не просто хотел сделать ему больно. Я хотел стереть с лица земли даже его запах, на глазах у его сына.
Элли не хотела слышать, что было дальше.
– И?
– Его сын рассмеялся. В тот момент, когда я собрался наброситься на него, мальчишка рассмеялся. И я тотчас вспомнил тебя. И тогда я понял, что должен уйти от людей подальше. От всех. Я не доверял себе в мире, в котором жил. Как я ни старался, я знал: злой демон, сидящий во мне, никуда не делся. Чувствовал, как он клокочет под поверхностью. И я не мог убить себя, чтобы окончательно с ним покончить, потому что у меня было такое смешное чувство, что это ничего не даст. Он просто перепрыгнет с меня на кого-то еще. Я видел, как это бывало. Зло не умирает вместе с вами. Оно тотчас находит себе новую жертву. По крайней мере, я так думал. Если я уеду, увезу его с собой, он не сможет никому причинить зла. И я закрыл свой луна-парк, запер ворота и перебрался в горы. Так начался новый период моей жизни – Монастырский.
– Ты стал монахом?
– Нет, конечно, – усмехнулся я.
– Слава богу. – Элли облегченно вздохнула.
– Это тебя встревожило? – улыбнулся я.
Она покачала головой.
– Всего на минуту.
– Мне разрешили поселиться в домике на склоне горы. Я ухаживал за садом. Обрезал виноградную лозу. Никто меня ни о чем не расспрашивал. Я же ничего не рассказывал. В какой-то момент я открыл для себя на радио Сюзи Тру, а меня нашел Роско. Один из монахов был врачом. Он помог мне разобраться с сахаром в моей крови. Проверил меня на специальном мониторе и научил делать самому себе уколы в живот. Почувствовав себя гораздо здоровее, чем раньше, я построил себе в двадцати милях от монастыря, рядом с горой Маунт-Митчелл, домик. И там спокойно проводил мои дни, стараясь не думать о жизни, которую я оставил.
Примерно раз в полгода я приезжал во Флориду проверить, как твои дела. Большую часть времени ты была одна. Ресторан обветшал, требовал ремонта. Я слышал, что Джейк убедил тебя взять закладную. Затем – убедил тебя отдать ему деньги, чтобы он, в свою очередь, отдал их какому-то инвестору, который обещал хорошие дивиденды, зато умолчал про высокий риск и все потерял. Хотя, зная то, что я знаю сейчас, я имею все основания сомневаться, действительно ли те деньги пропали. Тогда я подумал, что меня это не касается. Ведь как ни плохи были твои дела, со мной они были бы еще хуже.
Поэтому я вернулся в хижину и в одиночестве встретил свое шестидесятилетие. Мне казалось, что лучшая часть моей жизни уже позади. Затем мне стукнул шестьдесят один год. Затем шестьдесят два. Жизнь проходила мимо, и я думал, что умру где-нибудь в сугробе в окружении дурных воспоминаний. Затем примерно неделю назад я услышал вдалеке детский крик. И как только я его услышал, я представил себе, как ты кричишь из своей спальни, и представил себе мысленную картину: твоя мать лежит на полу и… В следующее мгновение я уже бежал по снегу.
Так как у меня дома не было еды, мы остановились и купили припасов себе и консервов для Роско. Дня на два. 221-е шоссе проходило поверх хребта Голубых гор. День клонился к вечеру, и их вершины были омыты красивым фиолетово-голубоватым светом. Облака спустились в долины, набились в расщелины, словно ватные шарики. Здесь же, наверху, ночной воздух был свеж и прозрачен. Я съехал с асфальта на гравий, а с него на грунтовую дорогу. Так мы проехали несколько миль. Затем дорога пошла вверх. Я переключил передачу и медленно пополз к своей хижине. Элли с любопытством смотрела на дорогу. Когда мы выехали на вершину горы и остановились перед избушкой, я подвел итог своей истории.
– Ну, вот мы и приехали.
Поскольку вечерний воздух был зябким, а на Элли была лишь футболка, я выдал ей флисовую куртку, стеганый жилет, шерстяной шарф и шапку. Потом развел камин в доме. Языки племени омывали стены теплым светом, который я так любил все последние годы. Элли выгнала меня из кухни и приготовила для нас суп и тосты с сыром. Роско растянулся на медвежьей шкуре. Мы ели, сидя перед камином, и по мере того как внутри избушки становилось теплее, постепенно сбрасывали с себя лишнюю одежду.
Я уже давно не ощущал такого домашнего тепла и уюта.
Глава 24
Пока Элли спала, я хорошенько укутал ее одеялом, но она ни разу не шелохнулась. Ее сон был глубоким и мирным. В девять часов я включил передачу Сюзи и слушал ее под треск дров в камине и завывание ветра в лапах елей на улице.
В ранние годы, когда я звонил Сюзи, мне отвечал ее продюсер и ставил меня в очередь, как и всех прочих желающих поговорить с ней. По мере того как очередь постепенно продвигалась, нас – а мы все как один были ветеранами – спрашивали, о чем бы нам хотелось поговорить. Мол, что лежало у нас на сердце. Я никогда не знал, что на это ответить. Первую пару лет я обычно ждал своей очереди около часа. Иногда два или три. Однажды на третий год, истязая вопросами звонивших, Сюзи вдруг спросила:
– А что у тебя на сердце, солдат?
– Сомневаюсь, что у моего сердца есть ответ на этот вопрос, – честно признался я.
Судя по голосу, это ее удивило.
– Ты не знаешь, что чувствует твое собственное сердце?
– Просто ты исходишь из того, что оно что-то чувствует, – быстро ответил я.
После этого меня всегда пропускали без очереди.
Я набрал номер студии. Мой личный номер сработал. Сюзи ответила, и ее голос совершил путешествие длиной в три тысячи миль.
– Джо-Джо! Привет! Как дела?
Не желая разбудить Элли, я вышел на улицу и закрыл за собой дверь.
– Трудно сказать, Сюзи.
– С тобой все в порядке? – в ее голосе слышалась неуверенность.
– Последнюю пару дней я бы так не сказал.
– Хочешь об этом поговорить?
– Не то чтобы очень.
Она уже хорошо изучила меня и знала: подталкивать меня бесполезно. Вместо этого она сменила тему.
– Что там сказал твой врач?
– Что со мной все в порядке.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. У нас еще был девиз «Доверьте нам ваши кучи».
Теперь она уже хохотала до слез. Я же тем временем продолжал:
– Я выяснил, что это очень даже прибыльный бизнес, и мои дела пошли в гору. Мы работали в восьми штатах. Я часто бывал в разъездах. Научился водить тягачи. Мы обслуживали крупные мероприятия на открытом воздухе. Порой за один раз привозили более ста кабинок. Устанавливали, мыли, выкачивали дерьмо, чистили – все, что требуется. Меня это не напрягало. В любом случае, это не шло ни в какое сравнение с тем, чего я насмотрелся в жизни, к тому же деньги текли рекой. Кучи стали моей дойной коровой. Годы летели, дело уже шло к сорока. Однажды ко мне подкатил один чувак и предложил хорошие деньги. Спасибо за предложение, сказал я, вот тебе ключ. В общем, я продал свой бизнес, положил денежки в банк вместе с тем, что накопил за десяток лет, и, благодаря процентам, почти утроил то, что он заплатил мне за мою фирму.
Между тем мне стукнуло сорок. Я по-прежнему был один. Разъезжал на «Порше», потому что так делают все богатые, одинокие, неженатые мужчины. К тому же, если честно, я хотел произвести на тебя впечатление. Я рисовал себе такую картину: я подъезжаю к твоему дому и ты, увидев меня, падаешь в обморок. Я какое-то время жил в Майами, и как только набрался смелости, то сел за руль и покатил к острову. С букетом цветов на пассажирском сиденье. Я катил с ветерком по платной дороге. Какой-то хмырь подрезал меня и даже показал неприличный жест. Я рассвирепел. Я догнал его и выбил из него последнее дерьмо. На следующий день в новостях передали, что он находится в реанимации. Потом он еще три месяца валялся в коме. И тогда мне подумалось, что тюрьма меня вовсе не излечила, и я понял, что таким я к тебе являться не имею права.
Поэтому я влез в бутылку, разбил свой «Порше», купил новый, опять разбил. Так начался мой Запойный Период. Однажды ночью, напившись до чертиков, я сел в свой третий «Порше», разогнался до 160 миль в час и попытался покончить с собой. Раз и навсегда. Я раз десять перевернул машину и ушел прочь. К тому времени меня уже мучили ночные кошмары. Воспоминания. Иногда я просыпался в странных местах. Однажды я спускался в лифте с верхнего этажа многоквартирного дома, в котором жила девушка, с которой я встречался. Какой-то раскосый азиат, который спускался вместе со мной, заговорил по телефону. Когда меня отправляли в тоннели, я должен был двигаться без света, лишь следуя за голосами. Так вот, этот чувак заговорил по телефону, и я как будто вновь оказался в темном тоннеле. И у меня снесло крышу. Когда двери лифта открылись, он лежал в луже на полу. Дышал, но едва. Я же еще глубже забился в бутылку и провел там почти десять лет.
А ты с головой ушла в заботы о своем ресторане. Ты хорошо выглядела, следила за собой. Расплачивалась с долгами. Я же, надев парик, очки, шляпу, приходил к тебе и заказывал обед. Если честно, я приходил ощутить твой запах. Ты просто потрясающе пахнешь – обожаю эту смесь: запаха пота и «Шанели»… – я покраснел.
– Джо-Джо? Что с тобой? Ты краснеешь.
Я рассмеялся.
– Когда ты проходила мимо, я закрывал глаза и вдыхал. Когда же я набирался мужества, чтобы снять парик, я смотрел на свои руки, на порезы, на шрамы, затем заглядывал внутрь себя, и тоже видел шрамы. Я знал: во всем океане не хватит воды, чтобы смыть их с себя. Поэтому я старался не привлекать к себе внимания. Не хотел, чтобы ты знала, кем я стал.
– Но почему? – спросила Элли, и ее голос дрогнул.
– Потому что если какая-то часть тебя все еще тосковала по мне, я хотел, чтобы ты тосковала по тому парню, что когда-то ушел, а не по тому, который вернулся домой. Я так часто приезжал взглянуть на тебя, что даже снял поблизости квартиру. Я знал твой график. Я знал, что ты каждую неделю берешь уроки танцев. Как знал и то, что если бы Сет, твой преподаватель, в очередной раз положил руку тебе на ягодицу, я бы ему ее сломал.
Элли рассеялась.
– Да, он слегка меня пугал. Уж слишком любил облапить. – Ладонь Элли легла на мою руку. Ее прикосновение было полно нежности. – Значит, ты присматривал за мной?
Это был одновременно и вопрос и констатация факта.
– Затем были вечера групповых танцев. К ним ты готовилась: наряжалась, накладывала в четыре раза больше косметики, чем обычно. Скажу честно, я надеялся, что ты себе кого-то найдешь, и вместе с тем желал, чтобы этого не произошло. Что вдруг ты подождешь еще немного, чтобы я за это время мог что-то сделать с собой, вновь стать тем, кого ты когда-то любила и способна полюбить вновь.
Потом ты стала приглашать певцов и музыкантов. Устраивать концерты на берегу. Большинство из них были неплохи. Я даже получал от их выступлений удовольствие. Но однажды ты привезла того вопящего певца, и я так и не понял, что ты в нем нашла.
– Я пыталась привлечь новых клиентов.
– Сомневаюсь, что он тебе в этом помог.
– Кстати, теперь и я тоже в этом сомневаюсь.
– В любом случае, он не понравился мне с первого взгляда. Учитывая же, что я был научен шпионить за людьми, именно этим я и занялся. Однажды он что-то подмешал в твой стакан. Я не был в этом уверен, пока не увидел, что ближе к закрытию заведения ты начала пошатываться. Вы с ним оставались одни. Он сделал свое движение, а я свое. Через несколько минут я отнес тебя в постель. Наверно самым сложным было не лечь в нее вместе с тобой. Но я себя знал, как знал и то, что люблю тебя. Кроме того, мне нужно было что-то такое, что бы рассмешило меня, подняло мне настроение. Что отвлекло бы от тебя мои мысли. И тогда я купил себе луна-парк.
– Что-что?
– Луна-парк. Ну там, карусель, чертово колесо, разноцветные лампочки, попкорн.
Элли посмотрела на меня, как на ненормального.
Глава 23
Выехав из Атланты, мы по 85-му шоссе покатили до пересечения с 26-й дорогой, где свернули на северо-запад. Адрес Джейка, который, как я сделал вывод, был основным местом его жительства, располагался к северу от Эшвилла, всего в нескольких милях от автострады. Если он действительно зарабатывал на жизнь дальнобойщиком, более удобное место было трудно себе представить: отсюда было легко выехать сразу на несколько главных дорог. Если же он не работал дальнобойщиком, то здесь было сподручно спрятаться, залечь на дно. Так или иначе, место было стратегическим.
Моя лесная избушка располагалась примерно в часе езды отсюда. Вместо того чтобы ехать на север через Эшвилл, я съехал с дороги в Трайоне и проселками покатил мимо Резерфордтона, Юнион-Миллз, Мэрион и Бьюзика. Они были посимпатичнее, нам же было некуда торопиться. Поскольку уже темнело, я решил, что если мы хотим пошпионить за Джейком, то нам лучше дождаться утра. Как-никак, все еще была зима, и, в отличие от солнечной Флориды, здесь на земле все еще лежал снег. Элли не захватила с собой теплых вещей. Да и были ли они у нее?
– Ты на самом деле купил луна-парк? – спросила она, когда мы съезжали с автострады.
– Конечно. А ты как думала? Я завязал с выпивкой и теперь занимался тем, что смешил людей. Раньше я этого почти не делал и потом подумал, почему бы нет, ради разнообразия? Я построил луна-парк. Он процветал. Хотя моя личная жизнь была сплошной кучей дерьма, любое дело, за какое я брался, приносило мне хорошие деньги. Даже мои ошибки. Кстати, смеха ради, у меня был собственный аттракцион. Я умел хорошо отгадывать вес. Если я и ошибался, то всего на пару-тройку фунтов. Наши дела особенно пошли в гору, когда я нанял четырех чуваков из Западной Вирджинии, которые исполняли номер на мотоциклах. Они на головокружительной скорости носились внутри огромной клетки. Полный абсурд, зато смешно. Народ хохотал до упаду. И главное, как когда-то «Кучи до кучи», все это приносило хорошие деньги.
Так что луна-парк пошел мне на пользу. Дело шло к полтиннику, и я решил, что мои демоны наконец угомонились. Однажды, собравшись с мужеством, я вошел в ресторан, один, без парика и темных очков. Ты сидела за стойкой бара, а рядом с тобой чувак – с тросточкой и теплой улыбкой. На вид такой даже мухи не обидит. Ты улыбалась. Его шляпа была в пятнах машинного масла. И я подумал: наконец-то ты нашла хорошего парня. Доброго. Улыбчивого. А у нас с тобой уже ничего не получится. Поэтому я вышел, снял номер в мотеле и три дня наблюдал за тем, как ты смеялась с Джейком. И я решил вам не мешать. Я вернулся в свой луна-парк, но, если честно, почти не спал по ночам. Яркие огни и внезапный шум – не лучшее лекарство для парня, который не любил яркие огни и внезапный шум.
Затем однажды вечером я занимался своими делами. Спокойно. Ни на что не сердясь. Можно сказать, я вообще ни о чем не думал. Я только что продал какому-то ребенку попкорн и помог одной женщине выиграть огромную мягкую игрушку, как вдруг ко мне ввалился один тип с ребенком. Мол, одна из моих машин неисправна, заявил он. Съела его деньги. Он потребовал, чтобы их ему вернули. Причем потребовал довольно грубо. С другой стороны, это был просто рабочий парень, чье имя было вышито у него на рубашке. Возможно, он вкалывал всю неделю, чтобы сходить с сынишкой развлечься в луна-парк, а тут как на грех мой автомат слопал его деньги. В общем, он начал качать права. Через час я поджидал его на парковке. С ружьем, ножом и бейсбольной битой. Нет, я не просто хотел сделать ему больно. Я хотел стереть с лица земли даже его запах, на глазах у его сына.
Элли не хотела слышать, что было дальше.
– И?
– Его сын рассмеялся. В тот момент, когда я собрался наброситься на него, мальчишка рассмеялся. И я тотчас вспомнил тебя. И тогда я понял, что должен уйти от людей подальше. От всех. Я не доверял себе в мире, в котором жил. Как я ни старался, я знал: злой демон, сидящий во мне, никуда не делся. Чувствовал, как он клокочет под поверхностью. И я не мог убить себя, чтобы окончательно с ним покончить, потому что у меня было такое смешное чувство, что это ничего не даст. Он просто перепрыгнет с меня на кого-то еще. Я видел, как это бывало. Зло не умирает вместе с вами. Оно тотчас находит себе новую жертву. По крайней мере, я так думал. Если я уеду, увезу его с собой, он не сможет никому причинить зла. И я закрыл свой луна-парк, запер ворота и перебрался в горы. Так начался новый период моей жизни – Монастырский.
– Ты стал монахом?
– Нет, конечно, – усмехнулся я.
– Слава богу. – Элли облегченно вздохнула.
– Это тебя встревожило? – улыбнулся я.
Она покачала головой.
– Всего на минуту.
– Мне разрешили поселиться в домике на склоне горы. Я ухаживал за садом. Обрезал виноградную лозу. Никто меня ни о чем не расспрашивал. Я же ничего не рассказывал. В какой-то момент я открыл для себя на радио Сюзи Тру, а меня нашел Роско. Один из монахов был врачом. Он помог мне разобраться с сахаром в моей крови. Проверил меня на специальном мониторе и научил делать самому себе уколы в живот. Почувствовав себя гораздо здоровее, чем раньше, я построил себе в двадцати милях от монастыря, рядом с горой Маунт-Митчелл, домик. И там спокойно проводил мои дни, стараясь не думать о жизни, которую я оставил.
Примерно раз в полгода я приезжал во Флориду проверить, как твои дела. Большую часть времени ты была одна. Ресторан обветшал, требовал ремонта. Я слышал, что Джейк убедил тебя взять закладную. Затем – убедил тебя отдать ему деньги, чтобы он, в свою очередь, отдал их какому-то инвестору, который обещал хорошие дивиденды, зато умолчал про высокий риск и все потерял. Хотя, зная то, что я знаю сейчас, я имею все основания сомневаться, действительно ли те деньги пропали. Тогда я подумал, что меня это не касается. Ведь как ни плохи были твои дела, со мной они были бы еще хуже.
Поэтому я вернулся в хижину и в одиночестве встретил свое шестидесятилетие. Мне казалось, что лучшая часть моей жизни уже позади. Затем мне стукнул шестьдесят один год. Затем шестьдесят два. Жизнь проходила мимо, и я думал, что умру где-нибудь в сугробе в окружении дурных воспоминаний. Затем примерно неделю назад я услышал вдалеке детский крик. И как только я его услышал, я представил себе, как ты кричишь из своей спальни, и представил себе мысленную картину: твоя мать лежит на полу и… В следующее мгновение я уже бежал по снегу.
Так как у меня дома не было еды, мы остановились и купили припасов себе и консервов для Роско. Дня на два. 221-е шоссе проходило поверх хребта Голубых гор. День клонился к вечеру, и их вершины были омыты красивым фиолетово-голубоватым светом. Облака спустились в долины, набились в расщелины, словно ватные шарики. Здесь же, наверху, ночной воздух был свеж и прозрачен. Я съехал с асфальта на гравий, а с него на грунтовую дорогу. Так мы проехали несколько миль. Затем дорога пошла вверх. Я переключил передачу и медленно пополз к своей хижине. Элли с любопытством смотрела на дорогу. Когда мы выехали на вершину горы и остановились перед избушкой, я подвел итог своей истории.
– Ну, вот мы и приехали.
Поскольку вечерний воздух был зябким, а на Элли была лишь футболка, я выдал ей флисовую куртку, стеганый жилет, шерстяной шарф и шапку. Потом развел камин в доме. Языки племени омывали стены теплым светом, который я так любил все последние годы. Элли выгнала меня из кухни и приготовила для нас суп и тосты с сыром. Роско растянулся на медвежьей шкуре. Мы ели, сидя перед камином, и по мере того как внутри избушки становилось теплее, постепенно сбрасывали с себя лишнюю одежду.
Я уже давно не ощущал такого домашнего тепла и уюта.
Глава 24
Пока Элли спала, я хорошенько укутал ее одеялом, но она ни разу не шелохнулась. Ее сон был глубоким и мирным. В девять часов я включил передачу Сюзи и слушал ее под треск дров в камине и завывание ветра в лапах елей на улице.
В ранние годы, когда я звонил Сюзи, мне отвечал ее продюсер и ставил меня в очередь, как и всех прочих желающих поговорить с ней. По мере того как очередь постепенно продвигалась, нас – а мы все как один были ветеранами – спрашивали, о чем бы нам хотелось поговорить. Мол, что лежало у нас на сердце. Я никогда не знал, что на это ответить. Первую пару лет я обычно ждал своей очереди около часа. Иногда два или три. Однажды на третий год, истязая вопросами звонивших, Сюзи вдруг спросила:
– А что у тебя на сердце, солдат?
– Сомневаюсь, что у моего сердца есть ответ на этот вопрос, – честно признался я.
Судя по голосу, это ее удивило.
– Ты не знаешь, что чувствует твое собственное сердце?
– Просто ты исходишь из того, что оно что-то чувствует, – быстро ответил я.
После этого меня всегда пропускали без очереди.
Я набрал номер студии. Мой личный номер сработал. Сюзи ответила, и ее голос совершил путешествие длиной в три тысячи миль.
– Джо-Джо! Привет! Как дела?
Не желая разбудить Элли, я вышел на улицу и закрыл за собой дверь.
– Трудно сказать, Сюзи.
– С тобой все в порядке? – в ее голосе слышалась неуверенность.
– Последнюю пару дней я бы так не сказал.
– Хочешь об этом поговорить?
– Не то чтобы очень.
Она уже хорошо изучила меня и знала: подталкивать меня бесполезно. Вместо этого она сменила тему.
– Что там сказал твой врач?
– Что со мной все в порядке.