— Дерьмо?
Рино встал и стукнул ногой по столу.
— Да пошел он, стол этот. Как дела?
— Хорошо.
— По шкале от одного до десяти?
— Шесть.
— А чего не восемь?
— Потому что тебя тут нет.
— Окей, считай, я купился. Но я вернусь через неделю-другую. А может, ты приедешь?
— В Рейне?
Это прозвучало, как будто Рино находился на одной из планет соседней галактики.
— Ну, было бы странно приехать куда-то еще, если я пока здесь.
— А там есть чем заняться?
— Мы могли бы съездить на рыбалку.
— No, thanks[4].
— Что-нибудь придумаем.
— Конечно. Знаешь что?
— А?
— У мамы кое-кто появился.
— Да ну.
Рино хотел, чтобы это прозвучало как самая естественная ситуация на свете, но все-таки почувствовал укол ревности.
— Он тебе не нравится? — спросил Рино, так как с другой стороны трубки никакого ответа не последовало.
— Да нет.
— Но.
— Новые правила.
— Приходится приспосабливаться, — Рино почувствовал, что начинает заводиться.
— Она стала такой стервой.
— А он?
— Да нет, Рон прикольный.
— Рон?
— Да, он из Голландии.
— И ведь маме никогда не нравились мои деревянные башмаки.
— Че?
— Шучу.
— Отключусь. Сообщение пришло.
— Срочное?
— Ага. Рене. Перезвоню.
Разговор оставил неприятное послевкусие, Рино захотелось поехать на бензоколонку, чтобы свободно пофлиртовать с продавщицей, но он удержался. Вместо этого он взглянул на сабо, которые валялись прямо посреди пола. И ведь именно над этой обувью она много лет посмеивалась. А теперь, значит, у нее голландец. Ирония судьбы, мать ее.
Рино вполсилы попытался исполнить еще несколько пунктов из тетушкиного списка, но добился лишь того, что разозлился еще больше. Мысли постоянно возвращались к больному мальчику, и в первую очередь к вопросу о том, почему же его братец решил навсегда исчезнуть из семьи за несколько недель до трагических событий. Загадкой оставалось и то, почему никто не сообщил в полицию о его исчезновении. Рино пометил себе, что нужно обязательно спросить у Фалка, не переезжало ли управление полиции. При переезде, возможно, бумаги просто потерялись.
Первая мысль, которая возникла у инспектора, когда он услышал историю этой семьи, была, конечно, что тот самый отморозок вернулся в Винстад и лишил жизни брата и отца. И ведь если эта мысль пришла в голову через пятьдесят лет ему, то наверняка в те времена должны были ходить слухи. Удивительно, что Фалк, живший совсем рядом с местом событий, едва их вспомнил! Особенно учитывая, что он все-таки стал полицейским в этом самом районе.
Фалк.
Сначала Рино подумал, что безразличие коллеги объясняется усталостью от жизни отшельника-полицейского и что он считал дни, когда наконец пополнит ряды пенсионеров. Но сейчас он был вынужден признать, что ситуация гораздо сложнее, потому что Фалк не просто погружен в себя, он выглядит отстраненным и явно подавленным. Что-то его тяготит.
Очень сильно.
Благодаря фотографии в школьном альбоме они смогли установить личность мальчика, найденного в могиле. Очевидно, коляску выбросили в море, чтобы сбить полицию со следа, а само тело убийца закопал там, где, как ему казалось, его никогда никто не найдет. То, что на упокой вместе с ребенком оправили и его домашнюю игрушку, возможно, говорило о некоем раскаянии, которое почувствовал преступник.
Носок, привязанный к ручке кресла, прочно засел в память Рино. Иоаким давно вырос из мягких игрушек, но и у него были какие-то вещи-утешители. И несмотря на то, что иногда парень испытывал терпение родителей, Рино ни разу не поднял на него руку. Иоаким все еще оставался ребенком. И хотя дело об останках можно было считать раскрытым, Рино знал, что ему нужно составить полное представление об этой несчастной семье и надеяться, что что-нибудь наведет его на причину, по которой кто-то мог совершить такое чудовищное преступление. Оставить все так было бы, прямо сказать, предательством мальчика.
Тяжелые тучи наползли с моря и на время стерли из вида крутые горные махины. Без неба и без открытого моря казалось, что поселение съежилось, Рейне превратился в крошечный кармашек, пристроченный к краешку Лофотенских островов. Все дикое и загадочное исчезло, и Рино, спускаясь к пансионату, вспомнил, что идет по вымирающей рыболовецкой деревушке. Прежде чем войти, он взглянул на свое отражение в одном из окон и решил, что ему пора бы исследовать местный рынок парикмахерских услуг. Его прическа, промокшая от моросящего дождя, с трудом напоминала привычный маллет[5].
Он пришел сюда не для того, чтобы навестить тетушку, но прекрасно понимал, что избежать этого не удастся. Поэтому сначала решил покончить с обязательной частью программы. Он услышал ее голос еще до того, как ему показали, как пройти в гостиную. Она сидела в углу, окруженная дряхлыми товарками, и, как понял Рино, их поддерживающие разговор кивки скорее объяснялись проблемами с нервной системой, чем согласием с ее высказываниями. Он подождал, пока она заметит его, и в этот самый момент свита перестала для нее существовать.
— О, Рино, как приятно! — сказала она, пристально разглядывая его руки.
— Зашел поздороваться.
— Как тебе дом? — она не сводила взгляда с его рук.
— Отлично, — соврал он.
— Ты тщательно моешь руки, — она ехидно подморгнула ему. — Пятен краски не видно, — добавила она, поняв, что он не уловил ее мысль.
— Неееет. — он зачем-то тоже оглядел свои руки.
— Я подумала, что ты уже покрасил коридор.
Рино вспомнил. Покраска коридора была первым пунктом списка.
— Я ведь только что заехал, — извиняющимся тоном пояснил он. — Но я починил кухонный стол. Думаю, теперь с ним все будет в порядке.
— Ооо, как здорово! — она по-королевски величественно всплеснула руками. — Весной я вернусь домой.
Но скоро приеду тебя навестить. Так интересно посмотреть, как все изменилось!
Рино осознал, что заключил договор с сатаной.
— Дай мне немного времени, — сказал он и подумал, что ему как можно скорее нужно нанять кого-нибудь рукастого.
— Главное, закончить к Рождеству, — она дружелюбно улыбнулась товаркам, те безразлично посмотрели на нее.
— Мне нужно поговорить с заведующей, — сказал Рино и огляделся. Он насчитал восемь постояльцев, за исключением одного всем им было за восемьдесят.
— Зачем она тебе? — напрямую спросила тетка.
— По работе, — Рино постарался улыбнуться, но не смог выдавить улыбку.
— Мой племянник полицейский, — в этот раз тетка обратилась ко всем обитателям гостиной, хотя реакции при этом также не последовало.
Наиболее сообразительные из постояльцев уже давно приметили его форму.
— Ее зовут Ингрид Эйде, — сказала тетка.
— У нее же есть какой-нибудь кабинет?
— Да, дальше по коридору.
— Попробую ее найти.
— Уже уходишь?
— Я лишь заскочил на минутку. Навещу тебя по-настоящему в следующий раз.
— Заскочил. — тетушка хвастливо взглянула на сидящую рядом женщину, как будто краткий визит, которым ее одарили, был большой редкостью в этом доме.
Рино встал и стукнул ногой по столу.
— Да пошел он, стол этот. Как дела?
— Хорошо.
— По шкале от одного до десяти?
— Шесть.
— А чего не восемь?
— Потому что тебя тут нет.
— Окей, считай, я купился. Но я вернусь через неделю-другую. А может, ты приедешь?
— В Рейне?
Это прозвучало, как будто Рино находился на одной из планет соседней галактики.
— Ну, было бы странно приехать куда-то еще, если я пока здесь.
— А там есть чем заняться?
— Мы могли бы съездить на рыбалку.
— No, thanks[4].
— Что-нибудь придумаем.
— Конечно. Знаешь что?
— А?
— У мамы кое-кто появился.
— Да ну.
Рино хотел, чтобы это прозвучало как самая естественная ситуация на свете, но все-таки почувствовал укол ревности.
— Он тебе не нравится? — спросил Рино, так как с другой стороны трубки никакого ответа не последовало.
— Да нет.
— Но.
— Новые правила.
— Приходится приспосабливаться, — Рино почувствовал, что начинает заводиться.
— Она стала такой стервой.
— А он?
— Да нет, Рон прикольный.
— Рон?
— Да, он из Голландии.
— И ведь маме никогда не нравились мои деревянные башмаки.
— Че?
— Шучу.
— Отключусь. Сообщение пришло.
— Срочное?
— Ага. Рене. Перезвоню.
Разговор оставил неприятное послевкусие, Рино захотелось поехать на бензоколонку, чтобы свободно пофлиртовать с продавщицей, но он удержался. Вместо этого он взглянул на сабо, которые валялись прямо посреди пола. И ведь именно над этой обувью она много лет посмеивалась. А теперь, значит, у нее голландец. Ирония судьбы, мать ее.
Рино вполсилы попытался исполнить еще несколько пунктов из тетушкиного списка, но добился лишь того, что разозлился еще больше. Мысли постоянно возвращались к больному мальчику, и в первую очередь к вопросу о том, почему же его братец решил навсегда исчезнуть из семьи за несколько недель до трагических событий. Загадкой оставалось и то, почему никто не сообщил в полицию о его исчезновении. Рино пометил себе, что нужно обязательно спросить у Фалка, не переезжало ли управление полиции. При переезде, возможно, бумаги просто потерялись.
Первая мысль, которая возникла у инспектора, когда он услышал историю этой семьи, была, конечно, что тот самый отморозок вернулся в Винстад и лишил жизни брата и отца. И ведь если эта мысль пришла в голову через пятьдесят лет ему, то наверняка в те времена должны были ходить слухи. Удивительно, что Фалк, живший совсем рядом с местом событий, едва их вспомнил! Особенно учитывая, что он все-таки стал полицейским в этом самом районе.
Фалк.
Сначала Рино подумал, что безразличие коллеги объясняется усталостью от жизни отшельника-полицейского и что он считал дни, когда наконец пополнит ряды пенсионеров. Но сейчас он был вынужден признать, что ситуация гораздо сложнее, потому что Фалк не просто погружен в себя, он выглядит отстраненным и явно подавленным. Что-то его тяготит.
Очень сильно.
Благодаря фотографии в школьном альбоме они смогли установить личность мальчика, найденного в могиле. Очевидно, коляску выбросили в море, чтобы сбить полицию со следа, а само тело убийца закопал там, где, как ему казалось, его никогда никто не найдет. То, что на упокой вместе с ребенком оправили и его домашнюю игрушку, возможно, говорило о некоем раскаянии, которое почувствовал преступник.
Носок, привязанный к ручке кресла, прочно засел в память Рино. Иоаким давно вырос из мягких игрушек, но и у него были какие-то вещи-утешители. И несмотря на то, что иногда парень испытывал терпение родителей, Рино ни разу не поднял на него руку. Иоаким все еще оставался ребенком. И хотя дело об останках можно было считать раскрытым, Рино знал, что ему нужно составить полное представление об этой несчастной семье и надеяться, что что-нибудь наведет его на причину, по которой кто-то мог совершить такое чудовищное преступление. Оставить все так было бы, прямо сказать, предательством мальчика.
Тяжелые тучи наползли с моря и на время стерли из вида крутые горные махины. Без неба и без открытого моря казалось, что поселение съежилось, Рейне превратился в крошечный кармашек, пристроченный к краешку Лофотенских островов. Все дикое и загадочное исчезло, и Рино, спускаясь к пансионату, вспомнил, что идет по вымирающей рыболовецкой деревушке. Прежде чем войти, он взглянул на свое отражение в одном из окон и решил, что ему пора бы исследовать местный рынок парикмахерских услуг. Его прическа, промокшая от моросящего дождя, с трудом напоминала привычный маллет[5].
Он пришел сюда не для того, чтобы навестить тетушку, но прекрасно понимал, что избежать этого не удастся. Поэтому сначала решил покончить с обязательной частью программы. Он услышал ее голос еще до того, как ему показали, как пройти в гостиную. Она сидела в углу, окруженная дряхлыми товарками, и, как понял Рино, их поддерживающие разговор кивки скорее объяснялись проблемами с нервной системой, чем согласием с ее высказываниями. Он подождал, пока она заметит его, и в этот самый момент свита перестала для нее существовать.
— О, Рино, как приятно! — сказала она, пристально разглядывая его руки.
— Зашел поздороваться.
— Как тебе дом? — она не сводила взгляда с его рук.
— Отлично, — соврал он.
— Ты тщательно моешь руки, — она ехидно подморгнула ему. — Пятен краски не видно, — добавила она, поняв, что он не уловил ее мысль.
— Неееет. — он зачем-то тоже оглядел свои руки.
— Я подумала, что ты уже покрасил коридор.
Рино вспомнил. Покраска коридора была первым пунктом списка.
— Я ведь только что заехал, — извиняющимся тоном пояснил он. — Но я починил кухонный стол. Думаю, теперь с ним все будет в порядке.
— Ооо, как здорово! — она по-королевски величественно всплеснула руками. — Весной я вернусь домой.
Но скоро приеду тебя навестить. Так интересно посмотреть, как все изменилось!
Рино осознал, что заключил договор с сатаной.
— Дай мне немного времени, — сказал он и подумал, что ему как можно скорее нужно нанять кого-нибудь рукастого.
— Главное, закончить к Рождеству, — она дружелюбно улыбнулась товаркам, те безразлично посмотрели на нее.
— Мне нужно поговорить с заведующей, — сказал Рино и огляделся. Он насчитал восемь постояльцев, за исключением одного всем им было за восемьдесят.
— Зачем она тебе? — напрямую спросила тетка.
— По работе, — Рино постарался улыбнуться, но не смог выдавить улыбку.
— Мой племянник полицейский, — в этот раз тетка обратилась ко всем обитателям гостиной, хотя реакции при этом также не последовало.
Наиболее сообразительные из постояльцев уже давно приметили его форму.
— Ее зовут Ингрид Эйде, — сказала тетка.
— У нее же есть какой-нибудь кабинет?
— Да, дальше по коридору.
— Попробую ее найти.
— Уже уходишь?
— Я лишь заскочил на минутку. Навещу тебя по-настоящему в следующий раз.
— Заскочил. — тетушка хвастливо взглянула на сидящую рядом женщину, как будто краткий визит, которым ее одарили, был большой редкостью в этом доме.