Фалк был слегка удивлен.
— Кажется, да.
— Я ищу информацию о мальчиках, которые поступили в школу на год или два раньше. Один был прикован к инвалидной коляске.
Тофтен поднял глаза от папки.
— Случается, что кто-то из учеников навсегда остается в твоей памяти, как и в системе. Именно таким был и мальчик в коляске, наверное, из-за того, что он единственный инвалид, с которым я был лично знаком. Бедняга. Ему приходилось нелегко, это было очевидно с первого взгляда.
— Почему?
— Его ущербность была на виду, но дело не только в этом: он был глубоко несчастным. Многим в те времена приходилось довольствоваться малым, но все же совсем нищими были далеко не все. А эта семья как раз подходила под эту категорию. Помню, парень рос с отцом, пьяницей и дебоширом. Мать я не помню.
— А брата?
Тофтен остановился и посмотрел наверх.
— Да, у него был брат, но о нем я ничего не могу сказать.
Рино взглянул на Фалка, который все так же был не заинтересован в происходящем.
— Годом раньше, посмотрим. Семь учеников… Двое по фамилии Стрём. Руалы… кажется, именно так и звали того мальчика? Да, именно: Руаль Стрём.
— Мальчики были двойняшками, раз они ходили в один класс?
— Нет, двойняшек я бы запомнил. Что думаешь, Бергер?
Фалк пожал плечами.
— Возможно, он год проболел, — Тофтен говорил уверенно.
— А как звали второго брата?
— Оддвар.
— Есть фотография мальчиков?
— Наверняка, только искать нужно в другом месте.
Неуверенными движениями Тофтен начал доставать папки с полок. Несколько раз он останавливался передохнуть, успокоить шатающиеся ноги, но было видно, что он увлекся поиском.
— Фотографии. Господи, как они пожелтели с годами! Конечно, лежать здесь в этой пыли. Смотри-ка, даже красавица Сёльви выглядит так, словно ей за пятьдесят.
Рино наклонился поближе, то же самое сделал Фалк, наконец проявив толику интереса.
— Это учителя. Я помню Сёльви. ангел во плоти. Ученики ее боготворили. Она была доброй и заботливой, редкость в те времена. Тогда учителя были строгими — я тоже. Но Сёльви относилась к ним, как мать. Если им хотелось с кем-то поделиться, они доверялись только ей. Ну хватит об этом, посмотрим дальше. вот и ученики.
Тофтен листал фотографии медленно и внимательно.
— Вот он, — семеро детей осторожно улыбались фотографу, даже мальчик с левого края, сидящий в простом инвалидном кресле. — Руаль Стрём, да. Помню его.
Мальчик выглядел худым и нескладным, как и трое его одноклассников. Но в нем проглядывала особая хрупкость.
— Ходили слухи, что отец его избивал, — сказал Рино.
— Совершенно не удивлен.
— Но вы точно не знаете?
Тофтен покачал головой.
— Я никогда там не преподавал, а здесь они проучились очень недолго.
— А который из них второй брат?
Еще до того, как Фалк неуверенно указал пальцем на мальчика, стоявшего, уперев руки в боки, Рино заметил сходство. Этот парень излучал жесткость. Самопровозглашенный глава класса.
— Вспомнили его? — спросил Рино.
Фалк забрал бумаги и поднес их ближе к свету.
— Кресло, — прошептал он, слегка дрожащим голосом. — На правом подлокотнике.
Рино наклонился над фотографией. И увидел. К подлокотнику был привязан вязаный носок с пришитыми глазками и носиком.
Глава 15
Он с трудом отличал сон от бодрствования. Раньше, когда ему удавалось отвлечь мозг — во сне или в мечтах о том, как Дьявола раскроют, — тошнота и самая страшная боль проходили. Больше этого не случалось. Боль присутствовала постоянно, хуже того, она захватила новую территорию — помимо горла и легких распространилась на уши. Теперь, когда пансионат просыпался, звуки поступали к нему как будто из глубокой металлической трубы. Он понимал, что это значит: скоро он потеряет слух. Он так долго боролся, пытался быть сильным, что сейчас резко почувствовал себя слабее и беспомощнее, чем когда бы то ни было. Он стал плакать, лишенный глаз и слезных каналов, он плакал. Он знал, что жить ему осталось очень недолго, и против собственной воли смирился с этим. Но он не хотел умирать так, страдая до последней минуты и зная, что убийца останется безнаказанным. Внезапно он осознал, что кто-то стоит возле кровати. А ведь шума вентиляции он не слышит. Может быть, он уже не в состоянии его услышать?
— Уже утро.
От ее голоса у него подскочил пульс.
— Ты проспал целый день.
Целый день? Ему казалось, что он глаз не сомкнул.
— Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Ты заставил нас поволноваться!
Он больше не мог выносить эту пытку.
— Кстати, к тебе пришли. С восьми часов ждет. Вы, видимо, старые знакомые, по крайней мере, так он написал на листочке.
Это мог быть только Йоар, но в такое совпадение было трудно поверить, к тому же зачем ему писать свое имя на листке?
— Не знаю уж, что выйдет из этой встречи, но, может, и неплохо будет повидаться. Пригласить его войти? Или хочешь сначала провести утренний туалет?
Он кивнул изо всех сил.
— Пригласить?
Он снова кивнул.
— Хорошо, но у вас будет всего десять минут на первый раз. Пусть лучше зайдет еще.
Он слышал ее голос в коридоре, затем дверь открылась. Судя по шуршанию вентиляции, ее открыли медленно, как будто входящий сомневался, стоит ли это делать. Он сначала обрадовался, что все еще мог различать, как открывалась и закрывалась дверь, но потом ему стало не по себе, что-то было не так. Йоар закричал бы в ужасе, увидев его в таком состоянии, стало быть, он понятия не имел, кто к нему пришел. Комнату заполонила отвратительная вонь. Пахло старостью, и гнилью, и еще чем-то, чего он не мог распознать. Звук неуверенных шагов, гость изучал его, подходя поближе. Больше всего на свете ему хотелось накрыться одеялом с головой, но что-то подсказывало, что Дьявол была права — посетитель его знает. Он слышал его дыхание, быстрое и неровное, слышал, как тот открыл рот, как язык шлепал по небу, затем последовали короткие вздохи — и он понял, что гость не мог произнести ни слова. Сначала он решил, что тот лишился дара речи, увидев, в каком он состоянии, но потом внезапно понял, почему слова так и не появились. И зачем посетитель к нему пришел. Заика. За опознанием всплыл самый темный глубокий ужас, и скоро стук его сердца заглушил звероподобные звуки, которые издавал гость. Рука зажала рот и нос, и до того, как остановился приток кислорода, он успел подумать, что рука пахнет чем-то кислым.
Глава 16
Когда телефон зазвонил, Рино как раз занимался исполнением первого пункта из списка тетушки: перевернув кухонный стол, он решил разобраться, почему тот качается.
— Че это ты там делаешь? — пометавшись между двумя тембрами, голос Иоакима все-таки успокоился и стал на октаву ниже.
— Ну, я тут.
— Ты стонешь, как свинья.
— Это потому, что я стою на коленях между двумя чертовыми ножками стола!
— Че?
— Пытаюсь починить кухонный стол.
— Ты? — Иоаким хорошо знал, что отец был абсолютно безруким в том, что казалось практического домашнего хозяйства.
— Что за.
— Дерьмо?
— Дерьмо, да. Этому столу сто лет в обед, и чего она не купит себе новый?!
— Может, именно поэтому.
— Да это не чертов антиквариат, а.
— Кажется, да.
— Я ищу информацию о мальчиках, которые поступили в школу на год или два раньше. Один был прикован к инвалидной коляске.
Тофтен поднял глаза от папки.
— Случается, что кто-то из учеников навсегда остается в твоей памяти, как и в системе. Именно таким был и мальчик в коляске, наверное, из-за того, что он единственный инвалид, с которым я был лично знаком. Бедняга. Ему приходилось нелегко, это было очевидно с первого взгляда.
— Почему?
— Его ущербность была на виду, но дело не только в этом: он был глубоко несчастным. Многим в те времена приходилось довольствоваться малым, но все же совсем нищими были далеко не все. А эта семья как раз подходила под эту категорию. Помню, парень рос с отцом, пьяницей и дебоширом. Мать я не помню.
— А брата?
Тофтен остановился и посмотрел наверх.
— Да, у него был брат, но о нем я ничего не могу сказать.
Рино взглянул на Фалка, который все так же был не заинтересован в происходящем.
— Годом раньше, посмотрим. Семь учеников… Двое по фамилии Стрём. Руалы… кажется, именно так и звали того мальчика? Да, именно: Руаль Стрём.
— Мальчики были двойняшками, раз они ходили в один класс?
— Нет, двойняшек я бы запомнил. Что думаешь, Бергер?
Фалк пожал плечами.
— Возможно, он год проболел, — Тофтен говорил уверенно.
— А как звали второго брата?
— Оддвар.
— Есть фотография мальчиков?
— Наверняка, только искать нужно в другом месте.
Неуверенными движениями Тофтен начал доставать папки с полок. Несколько раз он останавливался передохнуть, успокоить шатающиеся ноги, но было видно, что он увлекся поиском.
— Фотографии. Господи, как они пожелтели с годами! Конечно, лежать здесь в этой пыли. Смотри-ка, даже красавица Сёльви выглядит так, словно ей за пятьдесят.
Рино наклонился поближе, то же самое сделал Фалк, наконец проявив толику интереса.
— Это учителя. Я помню Сёльви. ангел во плоти. Ученики ее боготворили. Она была доброй и заботливой, редкость в те времена. Тогда учителя были строгими — я тоже. Но Сёльви относилась к ним, как мать. Если им хотелось с кем-то поделиться, они доверялись только ей. Ну хватит об этом, посмотрим дальше. вот и ученики.
Тофтен листал фотографии медленно и внимательно.
— Вот он, — семеро детей осторожно улыбались фотографу, даже мальчик с левого края, сидящий в простом инвалидном кресле. — Руаль Стрём, да. Помню его.
Мальчик выглядел худым и нескладным, как и трое его одноклассников. Но в нем проглядывала особая хрупкость.
— Ходили слухи, что отец его избивал, — сказал Рино.
— Совершенно не удивлен.
— Но вы точно не знаете?
Тофтен покачал головой.
— Я никогда там не преподавал, а здесь они проучились очень недолго.
— А который из них второй брат?
Еще до того, как Фалк неуверенно указал пальцем на мальчика, стоявшего, уперев руки в боки, Рино заметил сходство. Этот парень излучал жесткость. Самопровозглашенный глава класса.
— Вспомнили его? — спросил Рино.
Фалк забрал бумаги и поднес их ближе к свету.
— Кресло, — прошептал он, слегка дрожащим голосом. — На правом подлокотнике.
Рино наклонился над фотографией. И увидел. К подлокотнику был привязан вязаный носок с пришитыми глазками и носиком.
Глава 15
Он с трудом отличал сон от бодрствования. Раньше, когда ему удавалось отвлечь мозг — во сне или в мечтах о том, как Дьявола раскроют, — тошнота и самая страшная боль проходили. Больше этого не случалось. Боль присутствовала постоянно, хуже того, она захватила новую территорию — помимо горла и легких распространилась на уши. Теперь, когда пансионат просыпался, звуки поступали к нему как будто из глубокой металлической трубы. Он понимал, что это значит: скоро он потеряет слух. Он так долго боролся, пытался быть сильным, что сейчас резко почувствовал себя слабее и беспомощнее, чем когда бы то ни было. Он стал плакать, лишенный глаз и слезных каналов, он плакал. Он знал, что жить ему осталось очень недолго, и против собственной воли смирился с этим. Но он не хотел умирать так, страдая до последней минуты и зная, что убийца останется безнаказанным. Внезапно он осознал, что кто-то стоит возле кровати. А ведь шума вентиляции он не слышит. Может быть, он уже не в состоянии его услышать?
— Уже утро.
От ее голоса у него подскочил пульс.
— Ты проспал целый день.
Целый день? Ему казалось, что он глаз не сомкнул.
— Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Ты заставил нас поволноваться!
Он больше не мог выносить эту пытку.
— Кстати, к тебе пришли. С восьми часов ждет. Вы, видимо, старые знакомые, по крайней мере, так он написал на листочке.
Это мог быть только Йоар, но в такое совпадение было трудно поверить, к тому же зачем ему писать свое имя на листке?
— Не знаю уж, что выйдет из этой встречи, но, может, и неплохо будет повидаться. Пригласить его войти? Или хочешь сначала провести утренний туалет?
Он кивнул изо всех сил.
— Пригласить?
Он снова кивнул.
— Хорошо, но у вас будет всего десять минут на первый раз. Пусть лучше зайдет еще.
Он слышал ее голос в коридоре, затем дверь открылась. Судя по шуршанию вентиляции, ее открыли медленно, как будто входящий сомневался, стоит ли это делать. Он сначала обрадовался, что все еще мог различать, как открывалась и закрывалась дверь, но потом ему стало не по себе, что-то было не так. Йоар закричал бы в ужасе, увидев его в таком состоянии, стало быть, он понятия не имел, кто к нему пришел. Комнату заполонила отвратительная вонь. Пахло старостью, и гнилью, и еще чем-то, чего он не мог распознать. Звук неуверенных шагов, гость изучал его, подходя поближе. Больше всего на свете ему хотелось накрыться одеялом с головой, но что-то подсказывало, что Дьявол была права — посетитель его знает. Он слышал его дыхание, быстрое и неровное, слышал, как тот открыл рот, как язык шлепал по небу, затем последовали короткие вздохи — и он понял, что гость не мог произнести ни слова. Сначала он решил, что тот лишился дара речи, увидев, в каком он состоянии, но потом внезапно понял, почему слова так и не появились. И зачем посетитель к нему пришел. Заика. За опознанием всплыл самый темный глубокий ужас, и скоро стук его сердца заглушил звероподобные звуки, которые издавал гость. Рука зажала рот и нос, и до того, как остановился приток кислорода, он успел подумать, что рука пахнет чем-то кислым.
Глава 16
Когда телефон зазвонил, Рино как раз занимался исполнением первого пункта из списка тетушки: перевернув кухонный стол, он решил разобраться, почему тот качается.
— Че это ты там делаешь? — пометавшись между двумя тембрами, голос Иоакима все-таки успокоился и стал на октаву ниже.
— Ну, я тут.
— Ты стонешь, как свинья.
— Это потому, что я стою на коленях между двумя чертовыми ножками стола!
— Че?
— Пытаюсь починить кухонный стол.
— Ты? — Иоаким хорошо знал, что отец был абсолютно безруким в том, что казалось практического домашнего хозяйства.
— Что за.
— Дерьмо?
— Дерьмо, да. Этому столу сто лет в обед, и чего она не купит себе новый?!
— Может, именно поэтому.
— Да это не чертов антиквариат, а.