– Может, тебе сделать перерыв до осени? – вдруг огорошил он меня. – Я считаю, что тебе нужна пауза. Приведешь в порядок магический свет, обдумаешь будущее. Ты же знаешь, что тебя всегда ждут в Королевской академии. Ты ведь не хочешь переводиться из-за Валентина?

– Глупости.

– Ты увлечена им.

Вот и наступил неловкий момент, когда без двух седмиц совершеннолетняя девица неожиданно вынуждена говорить с отцом «про мальчиков»!

– Да, была, – согласно кивнула я, – но университет выбрала только из-за программы по артефакторике.

Лгунья! Если бы Тин не надумал уехать из столицы обратно на малую родину, я, не сомневаясь ни секундочки, приняла бы приглашение от Королевской академии и создавала бы магию в лучшей артефакторной учебной лаборатории в Тевете. Но моя первая любовь умотал в провинцию. Сейчас, когда наваждение Валентином Озеровым прошло, я поняла, как было глупо выбирать университет только из-за парня, но, сам того не подозревая, он привел меня к Кайдену. Точно неизбежность! Наверное, стоило поблагодарить Тина и угостить хорошим обедом.

– Так ты подумаешь насчет перерыва?

– Хорошо, подумаю, – вздохнула я, исключительно чтобы его успокоить.

Прошлой ночью, после тяжелого разговора, он закрылся в кабинете, накачался виски, как бывало во времена маминой болезни, а потом плакал, тихо и горько, так могли плакать только убитые горем отцы дочерей, попавших в огромные неприятности. Думала, у меня сердце разорвется.

В дверь постучались, и в библиотеке появилась тетушка. В руках она несла коробку.

– Посыльный принес. – Матильда протянула посылку.

– От кого? – удивилась я. В столице у меня почти не осталось друзей.

– Тебе лучше знать, – усмехнулась тетка и, прежде чем выйти, объявила: – Скоро будем ужинать. И не смейте приносить в столовую макулатуру!

Макулатурой она бесцеремонно называла книги. После смерти мамы трапезы в нашем доме проходили в гробовом молчании, способном отбить аппетит даже у человека, месяц проголодавшего в Выжженной пустоши. Я ела, как правило, уткнувшись в какой-нибудь учебник по магической физике или алхимии, а отец – в исторический альманах. Уважение и к еде, и к теткиным усилиям проснулось во мне чуть позже, после нашего с отцом переезда в Кромвель, тогда стало ясно, что без Матильды и ее стряпни нам грозит голодная смерть.

Внутри коробки лежала тонкая пластина из белого камня размером с женскую ладонь. Артефакт, позволяющий передавать сообщения на расстоянии, просто записав их на поверхности пластины, назывался магическим планшетом. Я встречала забавную безделицу в дорогущей магической лавке, куда захаживали только представители высшего общества. Ну и Тин меня затащил ради нового стило, к сожалению, безвозвратно потерянного в разграбленной карете на дороге между Кромвелем и столицей.

Я считала, что придумка принадлежит теветским артефакторам и по-хорошему завидовала мастерству создателя, но круг рунической вязи в углу пластины был образован незнакомыми символами и на осторожное касание отозвался красноватым сиянием темной магии. Выходило, что идею стащили у абрисцев! Даже как-то обидно за родину.

– Что там? – вероятно, заметив подозрительную вспышку, полюбопытствовал отец.

– Сувенир от Валентина, – выпалила я, поспешно опуская крышку и пряча абрисскую вещицу от чужих глаз.

Закрывшись в спальне с розовыми стенами и расставленными на полках моделями артефактов вместо фарфоровых кукол, я уселась за письменный стол и вытащила почти невесомую пластину из коробки. На дне пряталась сложенная вчетверо записка:

«Скучаю».

В отличие от меня, у Кайдена был четкий, понятный почерк.

Едва руна разгорелась, как белая глянцевая поверхность приобрела матовость, характерную для листа обычной бумаги, и немедленно появилась первая надпись на абрисском языке:

«Лера, ты в порядке?»

С глупой широкой улыбкой я вытащила из ящика стола старенькое ученическое стило, перечеркнула послание, отчего оно немедленно исчезло, и нацарапала по-теветски:

«Ты в Тевете?»

«Нет».

«Жаль».

«Что-то случилось?»

«У меня есть новость».

«?!»

«Я до смерти в тебя влюблена».

По-моему, откровенное признание было написано слишком неразборчиво, просто как курица накарябала левой лапой. Не почерк, а позорище! Хоть печатными буквами пиши.





* * *


В кабинете профессора Оливера Вудса против моих ожиданий пахло не здравницей, а густым ароматом кофе (он ведь в курсе, что абрисские товары в Тевете запрещены?). На стенах вместо портретов и пейзажей висели заключенные под стекло изображения темных рун, причудливых и многообразных. Мебель стояла на значительном расстоянии, вероятно, чтобы легко проезжало инвалидное кресло.

Сам теветский абрисец оказался абсолютно лысым тщедушным человечком и терялся на фоне высокой деревянной спинки. Его кожа выглядела пергаментной, сероватой, руки заметно дрожали от старости, но взгляд темных, до жути молодых глаз словно буравил во мне дыру. Я сидела с такой прямой спиной, будто снова оказалась в младших классах лицея и строгая преподавательница отвешивала шлепки линейкой по плечам, если замечала, что кто-то сутулился.


– Что ж, барышня. – Профессор сцепил пальцы в замок. – Как правило, в случаях, похожих на ваш, я предлагаю угнетать магический свет, чтобы не возникало проблем, но вы артефактор. Откровенно сказать, даже я пользуюсь тем замечательным дорожным сундуком без дна.

– Вы пользуетесь мануфактурной моделью, – спокойно объяснила я. – В прототипе мне удалось решить проблему веса, но это оказалось слишком сложным для массового производства…

Проклятие? Что я несу? Совершенно точно, когда я нервничала, как сейчас, мне стоило пить не валерьяновую настойку, а травки для немоты, чтобы уж изо рта не вылетело ни одного ненужного слова.

– Извините, – краснея, пробормотала я и, взяв со стола стакан с водой, отпила маленький глоточек, но тут же, как назло, поперхнулась.

Профессор понимающе улыбнулся.

– В вашем случае, Валерия, остается только одно средство – держаться подальше от всего, что связано с параллельным миром, и уж точно от темных рун. Свет перестанет набирать силу, и вы в конечном итоге научитесь им управлять, как это происходит с боевыми магами.

– Забавно, что ваш коллега из Кромвеля провел такую же параллель, – нервно улыбнулась я.

И тут случилось совершенно неожиданное. Ловко управляя инвалидным креслом, профессор подъехал к горящему камину и, вытащив из кожаной папки все бумаги с моей историей болезни, швырнул их в огонь. Листы мгновенно начали темнеть и съеживаться, стремительно превращаясь в пепел.

– Что вы делаете? – Я точно приросла к дивану.

– Спасаю вам жизнь, милая барышня, – с мягкой улыбкой глянул на меня профессор и бросил в камин последнюю бумажку.

В кабинете на некоторое время воцарилась глухая тишина.

– Я знаю, в кого превращаюсь! – резко выпалила я, вцепившись в ткань платья.

Он повернул голову и остановил на мне внимательный взгляд, выдержать которой оказалось ох как непросто. Пауза длилась и длилась. От волнения в висках стучала кровь, лицо горело.

– Похоже, Валерия, у вас накопилось множество вопросов и сюда вы пришли за ответами? – наконец улыбнулся он.

– Да. – Наши глаза встретились. – Мне посоветовали ни о чем не беспокоиться и жить как прежде.

– Вам сделали щедрый дар, позвольте заметить. Если параллельный мир, не дай светлые духи, узнает о таких, как вы, то финал бывает невеселым.

– И как мне жить, если я меняюсь?

– Справедливый вопрос.

– В таком случае вы расскажете? Объясните, почему они убивают таких, как я? Двуликих…

– Поразительно, вы только что произнесли это слово – «двуликий» – на чистом абрисском языке. Никакого акцента.

– Простите, я пока не различаю, когда использую их язык. Он звучит для меня как теветский.

Профессор сложил пальцы домиком.

– Думаю, вы знаете, сколько обязательных ключей[5] в светлых рунах?

– Один, – машинально ответила я. – Ключ «свет».

– Верно, всего один, и он заставляет руну пробуждаться. Созидательная магия проста и понятна. Она легко подчиняется, особенно обладателям истинного дара, переданного при рождении от родителей. Но темная магия изначально другая по природе. В основу любой темной руны закладывается семь ключей и каждый из них важен.

– Семь? – Я невольно посмотрела на ладонь со шрамом. Руна «знание» выглядела простой, как пять медяков: квадрат и несколько изогнутых линий.

Сама не знаю для чего, я вытерла влажную ладонь о платье и немедленно заметила внимательный профессорский взгляд.

– «Знание» является одним из таких ключей, – последовал ответ на невысказанный вопрос.

– Ясно, – смутилась я.

– Темная магия не любит небрежности, важен каждый ключ. Но разве может оценить эту важность человек, привыкший к простой и понятной магии света? Он не подчинит темноту, она слишком сложная. Последний двуликий, заявивший о себе в Абрисе, поднял из могил целое захоронение воинов. Возможно, он и не пытался создать армию живых мертвецов, но не справился с рунической вязью. Через ворота их перенесло в Тевет, кровавые последствия той авантюры вы изучали на уроках истории.

– Вы имеете в виду Десятилетнюю войну? – изумилась я.

Профессор кивнул.

Десятилетняя война началась именно с нашествия зомби, оживших мертвецов, неведомым образом перебравшихся через границу из Абриса. Они напали на мирный город на Третьем континенте и за одну ночь сожрали почти всех жителей. На этом месте теперь чернела Выжженная пустошь, потому что остановить давно умершую армию вышло только огнем. Абрис объявили агрессором и ответили ударом на удар. Война, к слову сказать, закончилась ничем. Миры подписали соглашение о ненападении, разорвали дипломатические отношения и перекрыли границы.

– Тогда ясно, почему они нас недолюбливают… – пробормотала я со смешком. – Что ж, воскрешать мертвецов я точно не стану.

– Зато какие можно создавать артефакты на основе темных и светлых рун, не находите? – многозначительно изогнул брови профессор.

– Нахожу, – согласилась я, понимая его намек.

Соблазн уничтожить границы и запреты действительно был велик до необъятности, но я не настолько жаждала славы, чтобы рисковать собственной головой.

– Вы что-то еще хотели узнать? – уточнил профессор.