– Ещё одно, – влез Пырьев.
– Ах, да. А то наговорили на десять лет, что мы, зря здесь собрались, – под сдержанные смешки проскрипел унылый. – Последнее обвинение – выдавал себя за Травина Марка Львовича, семьи Травиных княжьего рода Фоминских, из князей Смоленских от Рюрика, с ношением поддельного герба. Свидетели – дворянин Пырьев и боярин Тятьев. Ну и население города Славгорода, я так понимаю.
– Подтверждаю. Да что там, камзол с гербом на обвиняемом, – махнул рукой Тятьев.
– Свидетельствую, – Рокша важно поднялся, развернул ткань, достал оттуда крохотного черного ворона на золотой цепочке. – Я, Рокша Пырьев, рода Фоминских, предъявляю семейную копию Пырьевых родового амулета князей Смоленских от Рюрика, подлинность подтверждена его светлостью удельным князем Фоминским с отпечатком родовой метки.
Он осторожно поднёс фигурку унылому, тот прикоснулся жезлом, вспыхнувшим всеми цветами радуги.
– Княжеская метка подтверждена, – устало сказал судья. – И давайте быстрее. Да поосторожнее, не надо касаться, а то княжья воля не исполнится, помрёт ещё этот доходяга. Кстати, почему он в кандалах?
– Буйный, – Тятьев покачал головой. – Чуть надзирателей не убил.
– Ну это деяние ненаказуемое, раз не убил, – унылый встал, пригляделся. – Он что, колдун?
– Нет, что вы, ваша благость, эти дураки по ошибке не те кандалы надели, он так кидался, что просто что было, тем и связали.
Я замычал, задёргал руками. Давай, чмо унылое, это же антимагические браслеты, раскинь мозгами.
– А, ну ладно, – махнул рукой Россошьев, потеряв ко мне всякий интерес. – Давай, Рокша. Что там, всё записывается? – он обернулся к парню со стойкой.
– Ещё есть место на кристалле, ваша светлость.
– Хорошо. Свидетель дворянин Пырьев, подтвердите свои обвинения.
– Свидетельствую, – Пырьев с довольным лицом подошёл ко мне, помахивая фигуркой, висящей на золотой цепочке, – что неназванный обвиняемый представлялся подложным именем боярским.
Он поднёс к моему лбу висюльку, не дотрагиваясь, остановил в десятке сантиметров. Побледнел, отодвинул её, поднёс ещё раз.
Раздался смех. Скрипучий, неприятный.
– Ох, прав был Минька Разумовский, – унылый встал, вырвал кулон у Рокши, прижал сам к моему лбу.
Тятьев дёрнулся к двери, но остановился – проход загораживал здоровый, выше двух метров, воин в доспехах.
Россошьев тем временем уселся обратно, усмехнулся.
– Подтверждаю, что малый амулет семьи Пырьевых от князей Смоленских признал носителя родовой крови Рюрика. Дело передаётся в канцелярию князя. Все записал?
Парень у стойки кивнул.
– Слово благородного против благородного. Расковать.
– Но как же так? – Пырьев растерянно осматривал амулет.
– Идиот, – тихо, но так, чтобы все услышали, сказал Ждан, – не припёрся бы ты со своими претензиями к фальшивому родственнику, уже бы все закончилось.
– Сам идиот, – Пырьев не отставал, – твоя идея-то была.
– И то верно, – Россошьев смотрел записи помощника, но за процессом следил. – Мельчают семьи, все больше всяких недоумков появляется среди благородных, учёные говорят – алкоголь что-то в мозгах повреждает и излишества прочие. Я сказал – расковать. Вы что там, спите?
– Он опасен, ваша светлость, – склонился Тятьев.
– Для меня? – Россошьев усмехнулся и вскинул жезл. Хорошо, что я был привязан к потолку – волна магии разлилась во все стороны с такой силой, что даже с браслетами ядро пополнилось ещё процентов на десять. От такого магического удара я бы на ногах не устоял. Да и не только я – Пырьев свалился без чувств, Милу рвало в углу, а Тятьев, хоть и на своих ногах, но бледный как смерть, пятился к выходу. – Клавдий!
В комнату, наклонившись, чтобы не задеть притолоку, зашёл воин как бы не на голову выше Шуша. Мне показалось, или ему действительно пришлось повернуться боком, плечи не проходили в дверной косяк.
Эта гора мышц с нежным именем Клавдий пальцами раздавила браслеты, бросив их на пол и подхватив меня под мышки. Ядро тут же начало наполняться, схемы заработали, ощущения насыщения энергией бору продублировал модуль. Я висел на руках стражника и блаженно улыбался.
– Зря лыбишься, – прошипел Тятьев, поглядывая на тиуна, – с нами вышло бы дешевле договориться.
– В канцелярию, за мной, – Россошьев что-то пометил на листах. – И вы тоже. Все.
Где-то под столом выругался Ждан.
Глава 13
Клавдий невозмутимо тащил меня по коридору – один поворот, потом ещё, прошли мимо трупов усатого и Еремы, рядом с лужей крови, натёкшей из-под них, прохаживался тщедушный паренёк с выступающими из-под губы передними зубами. Увидев Клавдия, он отсалютовал обнажённым мечом.
– Что, безобразничали? – человек-гора даже шаг не замедлил.
– Оказали сопротивление представителю власти, – ничуть не смутившись, парень вложил короткий меч в ножны и побежал за нами. – А где его светлость?
– Следом идёт. С ним Демид и Феофан.
– И Паулюс с Поркиусом?
– Куда без них, – усмехнулся Клавдий, протискивая нас через очередной дверной проем. – Пашка с Прошкой даже без мыла сам знаешь куда пролезут. Старика нашёл?
– Ага, – довольным голосом ответил парень, – чуть не убег, гад. Только от нас не скроешься.
– Всё отдал?
– Четыреста золотых.
– Эй, – меня тряхнули, – сколько у тебя отобрали?
– Сотню, – проскрипел я.
– Точно? Ни монетой больше?
– Хоть кто спросит – больше сотни не взяли, неоткуда было.
– Понятливый, – заржал парень. – Ну что, по сто пятьдесят?
– А если боярин спытает?
– Будто он не ведает, что мы себя не обидим. Зато ему служим честно, да и не нужна такая мелочь их светлости, для бояр это так, погулять на раз.
– И то верно, – согласился Клавдий, вынося меня на улицу. – Но ребят нельзя обижать. По полста охране и оболтусам, а они сами разделят. Ты как там, живой, парень?
– Ага, – ответил я, – но это недолго. Почки мне отбили, печень в труху и селезёнку, а может, ещё чего.
– А сам чего не лечишь? Вроде как колдун?
– Слабоват я для этого, кровь могу остановить кое-как, а вот такие повреждения не под силу, – объяснил я. – Так что к доктору мне надо.
– Это сейчас. Десять минут продержишься?
– Откуда мне знать. Но если помирать начну – увидишь.
– Шутник, – Клавдий поморщился. – Эй, Филя, давай-ка к Мирону его, а я его сиятельство дождусь. Не нравится мне это место, была б моя воля, камня на камне не оставил. Спалил всё дотла.
Он усадил меня в повозку, парень сел на место водителя и двинул рычаг.
То ли время подошло, то ли от тряски, но сама поездка в памяти не отложилась, и в себя я пришёл только лежа на жёсткой кушетке. Сначала просто ощутил себя – вроде живой, руками-ногами подвигал, на месте, носом подёргал – запах ещё тот стоял, густой и больничный. Неприятный. Потом только глаз открыл, правый.
Напротив меня на маленькой табуреточке сидел Филя и что-то жевал. Видно было, что делиться едой он не собирается. Слева чувствовалось какое-то шевеление, так что пришлось и второй глаз открыть и чуть повернуться.
Взгляд мой уткнулся в чью-то грудь. Мощную, прямо-таки разрывавшую ткань блузки, плавно переходившую в тонкую изящную шею, налитые красные губы и чуть навыкате голубые глаза. Это если вверх двигаться. А если вниз, только представил, аж тряхнуло.
– А больной-то на поправку идёт, – раздался ещё дальше слева молодой мужской голос. – Любушка, оставь нас. Пациенту вредно волноваться, иди ко мне в кабинет.
– А то вам полезно, – игриво сказало небесное создание, повернулось ко мне круглой задницей и, задорно ей покачивая, удалилось.
– Я бы сказал, выздоровел, – с чавканьем облизал ложку Филя. – Что скажете, Мирон Ипатич?
Вместо красавицы медсестры появилось молодое улыбающееся лицо врача. Вот когда замена только вредит.
– Больной, сколько пальцев показываю? – задал доктор стандартный вопрос и сунул мне под нос фигу.
– Пять.
– Хорошо, и шутить может, – молодой парень похлопал меня по животу. – Ну внутренние разрывы я излечил, там кроме правой почки, остатков печени и селезёнки, ещё и с поджелудочной были нелады, но я поправил. Все рубцы убрал, на трёх рёбрах трещины – в стадии восстановления, мозоль костная уже есть, дальше само заживёт, раз колдун, справится. С гортанью ничего страшного, там хрящик один надломился, я его срастил. С головой непонятно что, вроде изменений нет физических, но нервные каналы перевозбуждены. Недельку не бегать, не прыгать, вина больше стакана в день не пить, по девкам лазать осторожно, лучше пусть они трудятся, но без фанатизма. В первый день моча может быть с кровью, но это то, что в мочеточниках осталось, выйдет – и будет как раньше. По утрам мочой обтираетесь?
Я сел на кушетке – и вправду ничего не болело. Встал, несколько раз присел, наклонился, просканировал организм, с тем, что осталось, за день разберусь.
– Нет, не занимаюсь такими вещами.
– И правильно. А то некоторые взяли моду, даже и пьют её. Не поверите, есть такая болезнь, диабетус меллитус, так из-под этих больных по пять литров в день продаю, для некоторых эстетов, говорят, сладость в ней и букет какой-то необычный. Вы, надеюсь, не из этих?
– Нет, доктор, я из тех. Бифштекс, литр пива каждые шесть часов, прогулка и в одиннадцать вечера в кровать.
– Ах, да. А то наговорили на десять лет, что мы, зря здесь собрались, – под сдержанные смешки проскрипел унылый. – Последнее обвинение – выдавал себя за Травина Марка Львовича, семьи Травиных княжьего рода Фоминских, из князей Смоленских от Рюрика, с ношением поддельного герба. Свидетели – дворянин Пырьев и боярин Тятьев. Ну и население города Славгорода, я так понимаю.
– Подтверждаю. Да что там, камзол с гербом на обвиняемом, – махнул рукой Тятьев.
– Свидетельствую, – Рокша важно поднялся, развернул ткань, достал оттуда крохотного черного ворона на золотой цепочке. – Я, Рокша Пырьев, рода Фоминских, предъявляю семейную копию Пырьевых родового амулета князей Смоленских от Рюрика, подлинность подтверждена его светлостью удельным князем Фоминским с отпечатком родовой метки.
Он осторожно поднёс фигурку унылому, тот прикоснулся жезлом, вспыхнувшим всеми цветами радуги.
– Княжеская метка подтверждена, – устало сказал судья. – И давайте быстрее. Да поосторожнее, не надо касаться, а то княжья воля не исполнится, помрёт ещё этот доходяга. Кстати, почему он в кандалах?
– Буйный, – Тятьев покачал головой. – Чуть надзирателей не убил.
– Ну это деяние ненаказуемое, раз не убил, – унылый встал, пригляделся. – Он что, колдун?
– Нет, что вы, ваша благость, эти дураки по ошибке не те кандалы надели, он так кидался, что просто что было, тем и связали.
Я замычал, задёргал руками. Давай, чмо унылое, это же антимагические браслеты, раскинь мозгами.
– А, ну ладно, – махнул рукой Россошьев, потеряв ко мне всякий интерес. – Давай, Рокша. Что там, всё записывается? – он обернулся к парню со стойкой.
– Ещё есть место на кристалле, ваша светлость.
– Хорошо. Свидетель дворянин Пырьев, подтвердите свои обвинения.
– Свидетельствую, – Пырьев с довольным лицом подошёл ко мне, помахивая фигуркой, висящей на золотой цепочке, – что неназванный обвиняемый представлялся подложным именем боярским.
Он поднёс к моему лбу висюльку, не дотрагиваясь, остановил в десятке сантиметров. Побледнел, отодвинул её, поднёс ещё раз.
Раздался смех. Скрипучий, неприятный.
– Ох, прав был Минька Разумовский, – унылый встал, вырвал кулон у Рокши, прижал сам к моему лбу.
Тятьев дёрнулся к двери, но остановился – проход загораживал здоровый, выше двух метров, воин в доспехах.
Россошьев тем временем уселся обратно, усмехнулся.
– Подтверждаю, что малый амулет семьи Пырьевых от князей Смоленских признал носителя родовой крови Рюрика. Дело передаётся в канцелярию князя. Все записал?
Парень у стойки кивнул.
– Слово благородного против благородного. Расковать.
– Но как же так? – Пырьев растерянно осматривал амулет.
– Идиот, – тихо, но так, чтобы все услышали, сказал Ждан, – не припёрся бы ты со своими претензиями к фальшивому родственнику, уже бы все закончилось.
– Сам идиот, – Пырьев не отставал, – твоя идея-то была.
– И то верно, – Россошьев смотрел записи помощника, но за процессом следил. – Мельчают семьи, все больше всяких недоумков появляется среди благородных, учёные говорят – алкоголь что-то в мозгах повреждает и излишества прочие. Я сказал – расковать. Вы что там, спите?
– Он опасен, ваша светлость, – склонился Тятьев.
– Для меня? – Россошьев усмехнулся и вскинул жезл. Хорошо, что я был привязан к потолку – волна магии разлилась во все стороны с такой силой, что даже с браслетами ядро пополнилось ещё процентов на десять. От такого магического удара я бы на ногах не устоял. Да и не только я – Пырьев свалился без чувств, Милу рвало в углу, а Тятьев, хоть и на своих ногах, но бледный как смерть, пятился к выходу. – Клавдий!
В комнату, наклонившись, чтобы не задеть притолоку, зашёл воин как бы не на голову выше Шуша. Мне показалось, или ему действительно пришлось повернуться боком, плечи не проходили в дверной косяк.
Эта гора мышц с нежным именем Клавдий пальцами раздавила браслеты, бросив их на пол и подхватив меня под мышки. Ядро тут же начало наполняться, схемы заработали, ощущения насыщения энергией бору продублировал модуль. Я висел на руках стражника и блаженно улыбался.
– Зря лыбишься, – прошипел Тятьев, поглядывая на тиуна, – с нами вышло бы дешевле договориться.
– В канцелярию, за мной, – Россошьев что-то пометил на листах. – И вы тоже. Все.
Где-то под столом выругался Ждан.
Глава 13
Клавдий невозмутимо тащил меня по коридору – один поворот, потом ещё, прошли мимо трупов усатого и Еремы, рядом с лужей крови, натёкшей из-под них, прохаживался тщедушный паренёк с выступающими из-под губы передними зубами. Увидев Клавдия, он отсалютовал обнажённым мечом.
– Что, безобразничали? – человек-гора даже шаг не замедлил.
– Оказали сопротивление представителю власти, – ничуть не смутившись, парень вложил короткий меч в ножны и побежал за нами. – А где его светлость?
– Следом идёт. С ним Демид и Феофан.
– И Паулюс с Поркиусом?
– Куда без них, – усмехнулся Клавдий, протискивая нас через очередной дверной проем. – Пашка с Прошкой даже без мыла сам знаешь куда пролезут. Старика нашёл?
– Ага, – довольным голосом ответил парень, – чуть не убег, гад. Только от нас не скроешься.
– Всё отдал?
– Четыреста золотых.
– Эй, – меня тряхнули, – сколько у тебя отобрали?
– Сотню, – проскрипел я.
– Точно? Ни монетой больше?
– Хоть кто спросит – больше сотни не взяли, неоткуда было.
– Понятливый, – заржал парень. – Ну что, по сто пятьдесят?
– А если боярин спытает?
– Будто он не ведает, что мы себя не обидим. Зато ему служим честно, да и не нужна такая мелочь их светлости, для бояр это так, погулять на раз.
– И то верно, – согласился Клавдий, вынося меня на улицу. – Но ребят нельзя обижать. По полста охране и оболтусам, а они сами разделят. Ты как там, живой, парень?
– Ага, – ответил я, – но это недолго. Почки мне отбили, печень в труху и селезёнку, а может, ещё чего.
– А сам чего не лечишь? Вроде как колдун?
– Слабоват я для этого, кровь могу остановить кое-как, а вот такие повреждения не под силу, – объяснил я. – Так что к доктору мне надо.
– Это сейчас. Десять минут продержишься?
– Откуда мне знать. Но если помирать начну – увидишь.
– Шутник, – Клавдий поморщился. – Эй, Филя, давай-ка к Мирону его, а я его сиятельство дождусь. Не нравится мне это место, была б моя воля, камня на камне не оставил. Спалил всё дотла.
Он усадил меня в повозку, парень сел на место водителя и двинул рычаг.
То ли время подошло, то ли от тряски, но сама поездка в памяти не отложилась, и в себя я пришёл только лежа на жёсткой кушетке. Сначала просто ощутил себя – вроде живой, руками-ногами подвигал, на месте, носом подёргал – запах ещё тот стоял, густой и больничный. Неприятный. Потом только глаз открыл, правый.
Напротив меня на маленькой табуреточке сидел Филя и что-то жевал. Видно было, что делиться едой он не собирается. Слева чувствовалось какое-то шевеление, так что пришлось и второй глаз открыть и чуть повернуться.
Взгляд мой уткнулся в чью-то грудь. Мощную, прямо-таки разрывавшую ткань блузки, плавно переходившую в тонкую изящную шею, налитые красные губы и чуть навыкате голубые глаза. Это если вверх двигаться. А если вниз, только представил, аж тряхнуло.
– А больной-то на поправку идёт, – раздался ещё дальше слева молодой мужской голос. – Любушка, оставь нас. Пациенту вредно волноваться, иди ко мне в кабинет.
– А то вам полезно, – игриво сказало небесное создание, повернулось ко мне круглой задницей и, задорно ей покачивая, удалилось.
– Я бы сказал, выздоровел, – с чавканьем облизал ложку Филя. – Что скажете, Мирон Ипатич?
Вместо красавицы медсестры появилось молодое улыбающееся лицо врача. Вот когда замена только вредит.
– Больной, сколько пальцев показываю? – задал доктор стандартный вопрос и сунул мне под нос фигу.
– Пять.
– Хорошо, и шутить может, – молодой парень похлопал меня по животу. – Ну внутренние разрывы я излечил, там кроме правой почки, остатков печени и селезёнки, ещё и с поджелудочной были нелады, но я поправил. Все рубцы убрал, на трёх рёбрах трещины – в стадии восстановления, мозоль костная уже есть, дальше само заживёт, раз колдун, справится. С гортанью ничего страшного, там хрящик один надломился, я его срастил. С головой непонятно что, вроде изменений нет физических, но нервные каналы перевозбуждены. Недельку не бегать, не прыгать, вина больше стакана в день не пить, по девкам лазать осторожно, лучше пусть они трудятся, но без фанатизма. В первый день моча может быть с кровью, но это то, что в мочеточниках осталось, выйдет – и будет как раньше. По утрам мочой обтираетесь?
Я сел на кушетке – и вправду ничего не болело. Встал, несколько раз присел, наклонился, просканировал организм, с тем, что осталось, за день разберусь.
– Нет, не занимаюсь такими вещами.
– И правильно. А то некоторые взяли моду, даже и пьют её. Не поверите, есть такая болезнь, диабетус меллитус, так из-под этих больных по пять литров в день продаю, для некоторых эстетов, говорят, сладость в ней и букет какой-то необычный. Вы, надеюсь, не из этих?
– Нет, доктор, я из тех. Бифштекс, литр пива каждые шесть часов, прогулка и в одиннадцать вечера в кровать.