Он поворачивает голову ко мне.

– М-м?

– Откуда у тебя маленький плюшевый заяц?

Он сглатывает и отворачивается.

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне кажется, он что-то значит для тебя. – Он молчит. – Ведь значит?

Оскар не отвечает.

– Это был подарок? – я уже говорю не шепотом.

– Нет, не совсем.

– А что тогда?

Оскар смотрит на меня.

– Он принадлежал моей младшей сестре.





В бегах





Мое платье и сиденье до сих пор мокрые, а горячий встречный ветер врывается в машину через открытые окна. Пряди волос бьют по лицу, и я осторожно поворачиваюсь к Оскару. Но он смотрит на дорогу. В этот раз он избегает моего взгляда. Его и вопросов, которые мне хочется задать. Они заготовлены и ждут подходящего момента. Но я не знаю, будет ли такой.

Оскар едет так быстро, будто мы в бегах. Наверное, так и есть. Может быть, он пытается увеличить расстояние от себя до причала. Может, он хочет избавиться от воспоминаний и мыслей. Мое сердце колотится, а грудная клетка сжимается все сильнее с каждой минутой молчания. Строгость его лица и серьезный взгляд, который упрямо направлен вперед, вселяют в меня неуверенность. За час Оскар не проронил ни слова. Примерно столько времени назад я прекратила разговоры ни о чем. Это, скорее, были разговоры с самой собой. Я делаю вид, что слежу за дорогой, хотя на самом деле краем глаза наблюдаю за ним. Костяшки его пальцев побелели, так сильно он сжимает руль, а дрожащие руки выдают его злость. Я не знаю, на кого он зол. Надеюсь, не на меня. Наверное, мне не стоило спрашивать про игрушку. Но, с другой стороны, он уже тоже задал мне тысячу неприятных вопросов. И я даже не думала, что одним вопросом его можно так задеть.

Встречный ветер раздувает его волосы. Но это не единственное, что движется. Каждая мышца в его теле напряжена. Даже веки. Внезапно у меня сводит внутренности, и кажется, что легкие сейчас откажут. Я пытаюсь отвлечься. От Оскара и от боли, и от странного напряжения, которое тяжестью медленно ложится между нами. Дыши, Тесса, продолжай дышать! Я собираю волосы и делаю вид, будто все в порядке, заплетаю свободную косичку, пока мое скорченное от боли лицо направлено в сторону пассажирского окна. Продолжаю притворяться, но ничего, к сожалению, не меняется. Колющая боль в груди усиливается с каждым вдохом. Я задаюсь вопросом, что произошло с его сестрой. Но не могу спросить это у него. Я могла бы, но считаю, что лучше не стоит.

Вообще-то это я должна обижаться, ведь я так много рассказала ему о себе. Столько вещей, о которых лучше бы промолчала. И часть меня тоже. Эта часть прикусывает язык и проглатывает разочарование, потому что знает, что упреками ничего не изменить. Мне знакомо это чувство, когда одни хотят узнать о других именно то, о чем нельзя рассказывать. Когда они задают вопросы, от которых хочется лезть на стену. Я продолжаю молча смотреть в окно на деревья, зелеными полосами проносящиеся мимо. Тупая боль в груди заставляет сжаться все мышцы. Мне не хватает воздуха, поэтому я медленно наклоняюсь к сумке и ищу таблетки. Я принимала их всего полчаса назад, но больше не могу ждать. Я представляю обеспокоенное лицо матери и чувствую на себе взгляд Оскара в тот момент, когда вытаскиваю вторую таблетку из упаковки. Они лежат на ладони и ждут своего часа. Это первый раз с момента нашего отправления, когда Оскар смотрит на меня.

– Все хорошо? – напряженно спрашивает он.

– Да, – сдержанно отвечаю я. Он смотрит, как я пытаюсь открыть крышку бутылки с водой, но у меня не получается.

Оскар вытягивает руку.

– Давай помогу. – Я неохотно протягиваю ему бутылку. Вообще-то, мне не хотелось просить его о помощи. Но, конечно, он открыл ее одним движением руки. – Держи, – говорит он и протягивает мне бутылку.

– Спасибо, – тихо говорю я, кладу таблетки в рот и запиваю их глотком воды.

Вода теплая и противная, отлично подходит к сложившейся ситуации. Я потею, каждый вдох трудный, а онемение пальцев напоминает мне о сегодняшнем сне и о том, что пообещала рассказать Оскару, почему я кричала. Я с удовольствием делаю вид, что честна перед ним, но это не так. Не совсем так. Да, я рассказала ему, что умру. Но все другое скрываю. Просто потому, что стесняюсь этого. Я запечатала свои мысли и спрятала подальше от него.

– Вчера мне приснился кошмар, – говорю я, кажется, совсем неуместно и смотрю на него.

– Что? – спрашивает он и находит меня взглядом. – Кошмар?

– Да, – отвечаю я. – Это и было причиной, почему я кричала.

Какое-то мгновение мы смотрим друг на друга, и потом он спрашивает:

– Что произошло в этом сне?

Я сглатываю.

– Я проникла к тебе в палатку…

– Окей…

– И потом я… Я разделась. – Я вздрагиваю, а мой голос заглушает ветер, поэтому Оскар немного поднимает стекло.

– Что ты сделала?


– Я разделась перед тобой, – шепчу я хрипло и рада, что хотя бы пару секунд могу посмотреть не на него, а на ручку стеклоподъемника, пока закрываю окно.

– И что я сделал?

Я смотрю на него.

– Ничего. Ты просто смотрел на меня.

– И больше ничего? – не верит он.

– Нет, больше ничего. – Я на секунду закрываю глаза и снова оказываюсь там, ощущая твердый пол палатки и то, как я пыталась казаться сексуальной.

– А потом?

– Я села перед тобой на колени в нижнем белье, – делаю глубокий вдох, и внезапная колющая боль заставляет меня задержать дыхание. – Я тебе не понравилась.

Оскар неожиданно включает поворотник, проезжает мимо грузовика и сворачивает на стоянку, которая была обозначена еще несколько километров назад. При первой же возможности он поворачивает направо и глушит мотор.

– Ты… ты мне не понравилась? – он поднимает брови.

– Ты просто смотрел на меня и не двигался…

– Может, я просто был в напряжении?

– Нет, – отвечаю я. – Ты не хотел меня.

Оскар сморщил лоб.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, – отвечаю я.

– Думаю, ты ошибаешься.

– Оскар, – говорю я, вздыхая.

– Я просто сказал. – Он смотрит на меня. – Хорошо, что было потом?

– Мне было ужасно неловко. – Закрываю глаза и снова вижу себя, сидящую перед ним на коленях и ищущую сорочку. – Я хотела выйти, но на улице… – Сжимаю губы и сглатываю. – Возле палатки стояла Тина, и она… – Я поднимаю взгляд и смотрю ему прямо в глаза. Все во мне хочет отвернуться, но бескрайняя голубизна его глаз переубеждает меня.

– Что она?

– Она была голая.

– Подожди, подожди. Твоя бывшая лучшая подруга Тина? – Я киваю. – А в палатке точно был я? – Я снова киваю. – И я… хотел ее?

– Да, ты хотел ее.

Оскар улыбается мне.

– Неудивительно, что ты кричала.

Это вызывает у меня смех, и мои мышцы расслабляются. Колющая боль и скованность наконец-то стихают, и я могу нормально вдохнуть.

– Знаешь, Оскар, самое страшное не то, что ты меня не хотел. Это меня обидело, но это было не главное. – Я облизываю губы. – Намного страшнее было то, что я понимала, что она нравится тебе больше… Я имею в виду, ее тело было намного прек…

– Это не имеет значения, – перебивает он меня.

– Для меня имеет. – Я смотрю на подол платья. – Мне понадобилось столько мужества, чтобы раздеться перед тобой, но ты… – единственная слеза скатывается с ресниц, – ты не хотел меня.

– Посмотри на меня, Тесс. – Я хочу посмотреть на него, но не могу. – Давай, Креветка, ну посмотри, пожалуйста.

Я закрываю на время глаза, а потом смотрю на него.

– Знаешь, что произошло бы на самом деле, если бы вчера ночью ты пришла ко мне в палатку?

Я качаю головой.

– Нет, что? – шепотом спрашиваю я.

– Мы бы переспали.

От этих слов холодные мурашки бегут по моей спине.

– Но есть одна причина, почему ты не пришла. – В моих глазах скапливаются слезы и стекают по щекам. – И это нормально, – шепчет он мягким голосом и вытирает мои слезы. – Все в полном порядке.