– Что такое?
– Меня отвлекает твое громкое думание.
– Мне… мне жаль, – отвечаю я и крепче обнимаю сумочку, как будто это моя любимая игрушка. – Я не хочу думать.
– Тогда прекрати.
– Я не знаю как.
Вдалеке я вижу Volvo, который, как верный друг, ждет нас на набережной. Под ногами шуршит гравий.
– Что тебя так заботит?
– Я хочу тебе это сказать, но не могу.
Он берет меня за руку и немного притягивает к себе.
– Тесс, ты можешь рассказать мне все.
От его прикосновения по телу бегут теплые мурашки.
– Нет, я не могу.
В темноте мне не видно его лица, слышу только, как он тихо говорит:
– Когда-нибудь у тебя получится.
Мы садимся в машину и едем в какое-то место. На знаке я читаю «Гардоне-Ривьера». Улица поворачивает, и мы проезжаем роскошный отель. Желтый цвет стен уже несвеж, но настолько очаровательный, как и его двери и старая штукатурка. Оскар включает поворотник.
– Куда именно мы едем?
– Немного повыше, на горе есть парковка.
– Парковка? – спрашиваю я, и он резко поворачивает направо.
– Да, – отвечает он, включает левый поворотник и тут же поворачивает налево. – Там можем поспать.
Улица идет в гору, и в конце нас ожидает темнота.
– Ты уже был здесь? – я говорю таким тоном, будто я обманутая жена.
– Да, – шепотом говорит он и поворачивается ко мне. – С родителями.
Он подмигивает мне, потом снова смотрит вперед и еще раз поворачивает налево. Фары освещают великолепную аллею, в конце которой Оскар заезжает на небольшую возвышенность и паркует машину.
– Здесь? – спрашиваю я и смотрю в окно на кусты и деревья, которые подсвечиваются фарами.
– Здесь, – отвечает он.
Я пытаюсь представить здесь Беттину Зальцман.
– Ты никогда не был тут с родителями.
– С чего ты взяла? – ухмыляется он. – Мы ночевали в Гранд-Отеле, мимо которого мы только что проехали.
– В желтом?
Оскар берет что-то с заднего сиденья и кладет в сумку.
– Именно в нем. Здесь наверху я был один, – он ухмыляется. – Но если тебе хочется в отель…
– Нет, – быстро отвечаю я. – Я хочу спать в машине.
– Уверена? – переспрашивает он. – Это не проблема.
– Здесь будет прекрасно.
Это так, но это не главная причина, по которой я хочу остаться. В отеле Оскару из-за нашего возраста, скорее всего, предложат раздельные комнаты. И он из уважения ко мне согласится. И ему никогда не хватит смелости сказать «нет». Здесь, наверху, нас ничто не разделяет. Мы вместе, в багажнике, и эта идея намного круче.
Пока Оскар раскладывает задние сиденья и обустраивает наш лагерь, я ищу подходящий куст. Самое страшное – это не темнота, в которой используешь телефон в качестве фонарика. Это также не надоедающие мошки и не маленькие ветки, которые царапают кожу. И даже не тот факт, что вместо туалетной бумаги у меня бумажные платочки (да, я городской ребенок), самое ужасное – летучие мыши. Я не знала, что их тут так много. Густые кроны деревьев лежат надо мной как крыша из листьев, и только свет моего телефона прорывается сквозь темноту. Я быстро натягиваю трусы и поправляю ночную рубашку, и снова очередная летучая мышь пролетает мимо меня. Я подавляю желание завизжать, прижимаю ладонь ко рту и сильно зажмуриваюсь. Боже мой, мне так неприятно. Да уж, я рождена для дикой природы. Что именно мне противно в летучих мышах? Я имею в виду, птиц я так не боюсь. Может быть, дело в том, как они двигаются и что они такие тихие. Я вижу их, но не слышу, как они подлетают.
Вооруженная бумажными платочками и фонариком, я быстро возвращаюсь к Оскару и нашему освещению. Больше не видно звезд. Густые облака затянули небо, и они выглядят так, будто не могут больше удерживать дождь в себе. Гроза наполняет воздух электричеством, и вдалеке я уже слышу первые раскаты грома. Возле Volvo я пытаюсь найти Оскара, но нигде не вижу его. Я в поисках свечу телефоном, как вдруг что-то трогает меня за плечи, и я отпрыгиваю в сторону.
– Я не хотел тебя напугать.
Это Оскар. Кто же еще? И все же мое дыхание учащается. Прохладный ветер заставляет меня дрожать, и я не знаю, действительно ли тонкая пленка пота на коже от жары.
– Пойдем, – говорит Оскар и нежно подталкивает меня к багажнику. – Ну, что скажешь? – он, улыбаясь, показывает на наше спальное место. Я подсвечиваю фонариком машину и нахожу там тонкий матрац, мою подушку и мой спальный мешок.
– А где спишь ты? – я свечу ему в лицо фонариком.
– Здесь.
Он показывает на маленькую палатку рядом с машиной. Мне все становится ясно. Между нами ничего не произойдет до тех пор, пока я не решусь показать ему себя. Все из-за меня. Даже то, что я хочу спрятать. Но, боюсь, на раздумья нет времени.
Гром и молния!
Я тихо открываю багажник и вылезаю босиком наружу. Земля под ногами оседает от каждого шага, а повсюду лежащие сосновые иголки колют мне пятки. Чем ближе я подхожу к палатке, тем чаще бьется мое сердце. Вокруг тишина, слышно лишь, как стрекочут сверчки и лают собаки вдали. Я сажусь на колени перед входом. Рука бесконтрольно дрожит, когда я вытягиваю ее, чтобы открыть замок. Набираю воздуха в легкие и жду, пока что-нибудь произойдет, может быть, шум разбудит Оскара, но вокруг все спокойно, кроме моего пульса. Только когда я начинаю заползать на четвереньках в палатку, Оскар вскакивает от страха.
– Это я, – тихо говорю я, когда он убирает волосы со лба и начинает в панике меня разглядывать.
– Что случилось? – спрашивает он, и его голос звучит непривычно хрипло. Я смотрю на него и не могу ничего сказать. От нервозности у меня перехватило дыхание. – У тебя все хорошо? – Я киваю. – Точно? Я имею в виду… – Протягиваю дрожащий палец и кладу ему на губы.
Я понимаю, что они невероятно холодные, когда мой теплый палец касается их. Оскар смотрит на меня в ожидании. Может быть, он чувствует себя немного неуверенно. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза, а затем медленно снимаю ночную сорочку, но робко держу ее у груди. Она словно мой фланелевый бронежилет.
– Что ты делаешь?
Я пытаюсь быть распущенной, но на самом деле я чувствую себя ничтожной в этом черном нижнем белье, мой взгляд не соблазнителен, а полон страха. Дешевые кружева натирают кожу и оставляют красные следы. Я собираюсь с духом и откладываю сорочку в сторону. Взгляд Оскара медленно опускается вниз. Я вижу, что ему приходится прилагать усилия, чтобы увидеть меня сексуальной, но я не такая. И поэтому ничего не происходит. Черные кружева на бледной коже, которая натянута на кости, – это совсем не то, что заводит мужчину, неважно, нравится ему девушка или нет. Я на ощупь пытаюсь найти ночную рубашку.
– Тесс…
– Прости, – шепотом говорю я и снова поднимаю ее к груди.
Оскар на момент закрывает глаза.
– Не нужно.
– Мне… мне лучше уйти, – тихо говорю я и начинаю ползти спиной к выходу.
– Тесс, подожди… – он хватает меня за руку.
– Нет, не стоит, – перебиваю я его и выскакиваю наружу.
Выбежав из палатки, я натыкаюсь на что-то теплое и поднимаю глаза. Что за?
– Тина?! – резко вскрикиваю я, и мой голос срывается. – Что ты тут делаешь?!
Она не отвечает, только смотрит в пол. И только потом я замечаю, что она голая. Ее загорелая кожа блестит при свете луны, а большие груди поднимаются при каждом вздохе.
– Почему ты голая?!
Мой взгляд падает на плюшевые наручники на ее правой руке. Прежде, чем я успеваю что-то сказать, из палатки выползает Оскар. Полотенце, которое еще пару часов назад висело у него на плече, теперь скрывает тот факт, что он тоже голый. Этого не может быть.
– Поэтому ты спишь в палатке, – шепчу я ему. – Из-за нее. – Тина гладит меня по руке, пока боль разъедает мое тело подобно кислоте. – Оставь меня! – Я отбрасываю ее руку и поворачиваюсь к Оскару. – Я думала, ты влюблен в меня.
– Это он тебе сказал? – спрашивает Тина, смеясь.
– Он написал это, – едва слышно отвечаю я. Тут же вспоминаю о письме и о каждом слове, написанном там.
– И ты поверила ему? – Тина вздыхает и качает головой. – Боже, Тесса, ты такая наивная.
– Видимо, да, – говорю я. – Я думала, мы с тобой подруги.
Она подходит ближе и пренебрежительно спрашивает:
– Подруги? Поэтому ты так часто звонила мне и спрашивала, как у меня дела? Или хотя бы перезванивала мне?
– Ты можешь забрать кого хочешь, но, пожалуйста, только не Оскара, – говорю я на выдохе, пока в моих глазах скапливаются слезы. – Я влюбилась в него.
– Может, тебе стоило рассказать об этом раньше? – она качает головой и смотрит на меня надменно и разочарованно. – Это, к слову, о дружбе.