— А как надо? — растерялся Коул.

— Ласково и нежно, — буркнула я, потянувшись к его губам, коснулась их в нежном лёгком поцелуе, заметив, как он приоткрыл рот, желая, чтобы мой язык погрузился в него.

Что же, кто-то должен научить этого парня целоваться.

Коул оказался неплохим учеником, ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять толк в настоящем поцелуе и на равных правах вступить в их парный танец.

Продолжая поцелуй, я помассировала ладонью его затылок и шею, другой провела по спине, плечам, парень сильнее сжал мои ягодицы, рыкнув, развернулся и прижав к стене, углубив поцелуй, вжался в меня с такой силой, что моя бедная спина заныла от прикосновения с холодной стеной. А Коул вошёл во вкус, целуя меня с такой страстью, что я с удивлением осознала, что моё тело отвечает ему тем же. Нас обоих знатно потряхивало, когда он перехватив меня поудобнее, решительным шагом направился в спальню, а у меня даже не было сил сопротивляться. На вяло протестующие разумные доводы в голове, тело громко вопило: "Я хочу. Пусть так и будет".

Если бы в этот момент из соседней комнаты не вышел и не бросился ко мне Рой, уверена, мы бы довели начатое до логического завершения.

— Лоя, господину плохо, — сделав вид, что не смущен увиденным, объяснил взволнованный Рой. — Он мечется во сне, кричит, я не знаю, что делать. Кажется, у него начался жар.

— Я посмотрю, — ответила деловито, ударив Коула по рукам, так как он не спешил меня отпускать, склонив голову и шумно дыша мне в шею. — Пусти.

Нехотя отпустив, он тяжело вздохнул, развернулся и, недовольно качнув головой, словно стряхивая наваждение, пошел по коридору к лестнице.





Глава 12




Тишину в спальне господина разбавляло лишь потрескивание дров в камине, редкие всполохи слабо освещали часть комнаты.

Я стремительно подошла к кровати и прикоснулась к мужскому плечу, нащупала лоб. Холодный. Рассел спокойно спал. Никакого жара у него не было.

Рассерженная вернулась к двери, где неуверенно продолжал топтаться Рой.

— У него нет жара, — укоризненно произнесла я полушёпотом.

— Я знаю, но не мог же я допустить, чтобы ты осталась в спальне наедине с обезумевшим Коулом.

— Он мой жених, — ткнула указательным пальцем мальчишке в грудь.

— Но не муж. Разрешения на союз господин не давал.

— Даст, — из духа противоречия продолжила спор.

— Пусть сначала даст, — глубокомысленно изрёк мальчишка, а я подумала: "Уж не ревнует ли он?"

— Я иду спать.

— Я провожу, — не отставал он.

— Хорошо, — покладисто согласилась, осознавая всю абсурдность ситуации. — Идём, мой рыцарь, — хихикнула, выходя из комнаты.



Утром меня разбудил стук в дверь, на пороге стояла Надин, пришлось вылезти из-под теплого одеяла, накинув на плечи шаль, подойти ближе.

— Милочка, ты ещё не одета? Может и к лучшему. — экономка пропустила в комнату женщину: высокую и темноволосую. — Это Лия. Она портниха. Господин распорядился пошить тебе гардероб, — с лёгким укором в голосе объяснила утреннее вторжение в мою спальню. — Лия снимет с тебя мерки, а позже придёт Лидия и поможет одеться, через час господин ожидает тебя в соседней комнате к завтраку, а пока там идёт уборка, — она вышла из спальни так же неожиданно, как и появилась.

А мне пришлось терпеть, пока угрюмая Лия наконец-то снимет все нужные ей мерки.

Вот с чего господин удумал меня наряжать? Или эстетический вкус Рассела страдает, когда в его присутствии находится девица в повседневном платье из грубой ткани, без лент, кружев и бантиков?

Сам-то он вчера появился одетый, словно франт, и ног своих больных не пожалел.

Я протянула руку к оставленному в кресле своему единственному нарядному платью. Оно было ужасно измято. И всему виной ручищи Коула. Парень молодой, горячий. Закипает, как чайник на плите.

Я, конечно же, очень хорошо понимала с какой целью Коул собирался на мне жениться, но к чему изображать страсть, если влюблен он вовсе не в меня, а в Мию?

Лучшим выходом, пожалуй, было бы искренне объясниться с ним. Откровенно поговорить и действовать заодно, но могла ли я ему довериться? Тем более, Коул так откровенен с Мией, а она доверия у меня не вызывала. Поэтому всё, что оставалось — это рассчитывать только на себя и не спешить допускать в круг своих близких людей тех, кого я по сути и не знаю.

Опыт прежней жизни напоминал мне о том, что даже самые близкие и дорогие люди, которым безоговорочно веришь и которых самозабвенно любишь, тоже предают. И это предательство бывает самым болезненным и невыносимым.

Первое время пребываешь в шоке, не осознавая, как такое возможно. Ты отдала всю себя, любила самозабвенно и преданно, полностью растворившись в этой любви, а тебя использовали, как удобную вещь, и ничего больше. И все то, что ты считала надёжным оплотом, нерушимой стеной, рухнуло, погрузив тебя под руины, придавившие такой тяжестью, которую ты не в силах вынести.

Сердце разбито на мелкие острые осколки, которые больно ранят. В отчаянии понимаешь, что жизнь прожита зря, а люди, которым ты посвятила свою единственную жизнь, этого вовсе не достойны.


Умелые руки Лидии соорудили на моей голове настоящее произведение искусства. Я даже залюбовалась собой в отражении небольшого зеркала, которое она принесла в комнату.

По-моему, даже скромное серое платье с белым воротничком нисколько не портили мой образ. Я выглядела юной барышней-гимназисткой: милой и скромной.

Меня это вполне устраивало, цели соревноваться в красоте с эффектной блондинкой Мией или рыжеволосой гордячкой Лагердой, я не ставила.

Прекрасно знала, что такое женская зависть и ревность. Моё положение в замке и без того было настолько шатким, что я словно ходила по натянутому канату, боясь оступиться и упасть в пропасть.

Наверное, я припозднилась, потому что Рассел прислал за мной Роя, но, когда вошла в комнату господина, паренёк не пошёл следом, а тактично оставил нас наедине.

— Доброе утро! — поздоровалась с ожидающим меня за накрытым столом господином.

Он был одет в накрахмаленную белую рубашку с кружевными манжетами на рукавах, в узких темных брюках и начищенных до блеска сапогах.

Догадывалась, чего ему стоило их носить. И зачем так себя мучить?

— С добрым утром, Лоя! Прекрасно выглядишь, — господин хотел встать, чтобы отодвинуть для меня стул, но я опередила его и сделала это сама.

— Лоя, я ценю твое доброе отношение ко мне, — укоризненно произнес он, опускаясь в кресло. — Но прошу тебя позволить мне оставаться мужчиной.

— Простите, — виновато прошептала я, накрыв ладонью кончики его пальцев.

— Мне лучше. Мы могли бы прогуляться вдоль озера.

— Но как? — удивилась я, понимая, такая прогулка вряд ли ему по силам.

— Разумеется, верхом. На лошади-то я смогу усидеть. Ты ездишь верхом?

— Нет. То есть сидела пару раз у Коула за спиной.

— Тогда мы возьмём с собой Роя. Он славный парень. Сядешь за его спиной.

На завтрак сегодня были аппетитные картофельные оладьи со сладким соусом и напиток, по вкусу очень напоминающий горячий шоколад.

Я кормила Раса из своих рук, по-моему, при желании он мог есть и самостоятельно, но моя забота доставляла ему явное удовольствие.

— Ещё шоколада? — поинтересовалась, потянувшись к фарфоровой чашке.

— Еще что? — не понял он.

— Шоколада?! — повторила неуверенно, приподняв чашку.

— Этот напиток нам привозят с побережья. Там его называют Напитком богов.

— А здесь как называют?

— Бодрящий напиток. Мы завариваем порошок на отваре золотого корня. Обычно его пьют по утрам.

— Для того, чтобы получить заряд энергии на весь день, — добавила я за него.

— Я бывал на побережье, но не слышал, чтобы там кто-то так изъяснялся.

— Я особенная, — смущённо улыбнулась, неуверенно пожав плечами.

— Так и есть, ты особенная.

Наша прогулка вдоль озера пришлась мне по душе, Рассел был весел, много рассказывал о своем детстве, вспоминал о его появлении в этом замке, о своем наставнике Ривере Майер — отце Мии.

Расспрашивал меня о моей прежней жизни, но что я могла ему рассказать? Правду не могла, а лгать не хотелось.

Меня выручил Рой, поодаль от нас затянув задушевную песню. Мы стояли на берегу озера, наблюдали за клубящимся над его поверхностью паром и в молчании наслаждались зычным голосом парня, вслушиваясь в слова грустной песни.

Вернувшись к замку, господин отправил Роя отвести лошадей в конюшню, а мы остались в обвитой розами беседке. На кустах ещё кое-где не опали цветы, и Рассел предложил насладиться их красотой и ароматом.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я, заметив, что господин гораздо бледнее, чем был за завтраком.

— Ноги болят ужасно. Это не сапоги, а орудие пыток.

— Но зачем же так мучить себя?

Мужчина посмотрел на меня, глаза в глаза, внимательным взглядом проницательных серо-зелёных глаз, но ничего не сказал.

А я почувствовала себя полной дурой.

Рассел хотел мне понравиться, хотел чувствовать себя мужчиной рядом с женщиной, которая ему интересна, а не беспомощной и жалкой развалиной