Прошло несколько часов, пока суп не сварился. Аромат его протрезвил Веру, она почувствовала острый приступ голода. И ей было уже все равно, голубиный суп или куриный. Но когда Кабарданчик разлил варево по алюминиевым мисочкам и она попробовала суп, то поняла, что такой вкусноты она еще ни разу не ела. Суп был восхитительный, он пах божественно! К мясному аромату примешивался запах костра, что делало его просто невероятным! Леха нарезал крупными ломтями высокий и мягкий деревенский хлеб, тоже показавшийся Вере потрясающе вкусным.

Она смутно помнила их возвращение в «Отраду». Кажется, было много суеты, связанной со сборами. Все что-то упаковывали, укладывали в ящики, пакеты, закопченный и уже остывший котел с остатками супа обернули газетами, чтобы не испачкать дно багажника. Покидая лес, они оставляли после себя изгаженную, испоганенную, оскверненную поляну, и так нехорошо было от этого на душе Веры, так стыдно!

– Мы – варвары, – сказала она Наде уже в комнате, упав в одежде на кровать и прикрывая глаза. – Или свиньи. Или нет, правильнее будет сказать – убийцы. Страшно подумать, как мы себя вели, сколько душ сгубили.

– У меня задержка три дня уже, – отозвалась думающая о своем Надя, переодеваясь в халат. – Я в душ.

– Хорошо, я после тебя.

Она посмотрела на дверь, за которой скрылась Надя, и подумала о том, как же она все-таки ошибалась в своей соседке. Поначалу она совершенно не понравилась ей, даже показалась Вере какой-то опасной, чуть ли не хищницей. И взгляды, которые та бросала, были колючими. Но после сцены избиения, свидетелем которой Вера стала, она вдруг поняла, что Надя – хрестоматийная жертва, затравленная, напуганная самой жизнью и опасающаяся всех и вся. Обделенная женским счастьем, она придумывала его себе с каким-то отчаянием и теперь, когда впереди возникла реальная угроза беременности, испугалась до смерти и думала уже только об одном – только бы выйти сухой из воды, покончить со всем этим маловероятным и призрачным, забыть болтуна Кабарданчика и поскорее вернуться домой. Вот что прочла Вера в глазах Нади перед тем, как та отправилась в душевую.

Странное дело, но Иван, который во время пикника постоянно приставал к ней с поцелуями, ничего не предпринял этим вечером, чтобы затащить Веру в комнату для свиданий. Даже не поцеловал на прощанье. Бухнул тяжелым чугунным котлом с остатками супа возле двери, под вешалкой, помахал ей рукой, типа «чао!», и уехал домой.

С одной стороны, Веру это вполне устроило, ведь она так устала, и ей действительно ничего не хотелось, но с другой – было как-то по-женски досадно, что ей ничего не предложили, ее не захотели. Ну и ладно, не больно надо!

Позвонил отец. Извинился, что поздно, сказал, что был очень занят и не имел возможности позвонить. Спросил, как у нее дела, сказал, что примерно через неделю за ней приедет. Вера расплакалась.

– Па, я так соскучилась! Можно, я хотя бы Сашке позвоню?

– Нет, пока не надо. Я скажу, когда все закончится. Я тоже скучаю, Верочка. Ну все, родная, извини еще раз, что разбудил. Спокойной ночи!



Какой Ваня? Да и вообще, разве может какой-то чужой человек заменить ей семью? Папа и Сашка – вот самые любимые и родные ей люди. Только их она будет любить.

После звонка отца Вера окончательно успокоилась.

Прошло больше получаса, а Надя еще не возвратилась. Встревоженная, Вера накинула халат, взяла в руки грязный, жирный от супа черпак, который лежал на крышке котла, и вышла из комнаты.

Услышав голоса, почувствовала, как волосы у нее на голове шевелятся – неужели это снова Татьяна?

Перед дверью в душевую она остановилась, прислушалась.

– …хочешь сказать, что она не пошла с нами, потому что поехала с Саватеевым? Чего молчишь? Она была у вас в комнате, я знаю, может, она рассказывала что-то Верке? Ты, дура, откроешь наконец рот или нет?

– Да ничего не знаю я… – ревела в голос Надя. – Оставь меня в покое!

– Вы все против меня, думаешь, я не чувствую этого? И все это из-за этой вашей суки Наташки? Что она набрехала вам вчера? Она же виделась с Вадимом, а он уж точно не стал бы молчать и рассказал ей о том, что произошло в городе. Как он поступил со мной… Тебе об этом что-нибудь известно?

– Говорю же, не знаю я ничего!

– Тогда почему же Верка не разговаривает со мной? Смотрит на меня так, словно я девка какая… Да кто вам дал право судить меня? Что вы обо мне вообще знаете? Это Наташка – самая настоящая бл…дь, понятно? И Вадим переметнулся к ней лишь потому, что она позволяет ему то, что нормальные девушки позволить не могут. Но ты все равно не поймешь… Короче, так. Узнай, что Наташка наговорила обо мне Верке, поняла? Ты слышишь меня?!

– Да не могу я… Мы с Верой не подруги, а просто соседки. Она, даже если что-то и знает, ничего мне не расскажет. Она презирает меня, считает глупой. Вы все считаете меня глупой… – заливалась слезами близкая к истерике Надя.

Вера не выдержала, вошла. Вероятно, она выглядела так нелепо, комично в халате и с половником в руках, что Татьяна от удивления просто потеряла дар речи. Растрепанная, в короткой ночной рубашке в розовых слониках и домашних тапках на босую ногу, она и сама выглядела не очень-то. Вере показалось, что у нее слишком короткие, с круглыми полными икрами ноги.

«Да, дорогуша, – подумала Вера, – тебе ой как далеко до длинноногой красавицы Наташи!»

– Оставь ее в покое, иначе я завтра же утром пожалуюсь на тебя директору дома отдыха, поняла? – Голос Веры предательски дрожал. – Скажу, что ты третируешь нас обеих, что ты пьешь как сапожник, куришь траву и вообще… воруешь деньги! Я сделаю это, если ты не прекратишь издеваться над Надей.

– Чего?! Да пошла ты… Не лезь не в свое дело! Трахаешься со своим уродом Ваней, которому все равно кого трахать, вот и пожалуйста! А мне этой деревенщины не надо! У меня в городе парень есть, понятно?

– Я знаю, что произошло с тобой в городе. Будешь и дальше третировать Надю, я всем расскажу, понятно? – взорвалась Вера.

– Значит, я была права… – зашипела побледневшая Татьяна, и такая она в тот момент была отвратительная и некрасивая, что Вера поймала себя на том, что и сама с удовольствием врезала бы ей, заехала бы кулаком прямо в ее красную, блестящую от крема физиономию. Никогда прежде Вера не испытывала ни к кому таких эмоций, никто еще не вызывал в ней столь мощного чувства отвращения, злости и презрения!

– …это Наташка, сука, тебе все рассказала, – продолжала шипеть, мерзко щуря глаза, Татьяна. – Да что б ты знала – это Вадим все подстроил, понятно? Я не хотела!

– Рассказывай сказки. Говорю же – я все знаю. Надя, пойдем. – Вера помогла Наде, замершей в неудобной позе на холодном кафельном грязном полу, подняться, обняла ее за талию, и они вместе направились к выходу. Уже перед тем, как закрыть за собой дверь, Вера повернулась и бросила разъяренной, трясущейся, с багровым лицом Татьяне: – А самое ужасное заключается в том, что тебе никогда, даже когда тебе стукнет сороковник, не будет стыдно за то, что ты сделала и еще будешь делать. Ты – моральный урод, поняла? Тварь!

Вера и сама не могла понять, откуда у нее взялись силы, чтобы все это высказать. А это хлесткое слово «тварь» она вообще произнесла первый раз в жизни!

По дороге в комнату Надя рыдала, задыхаясь. Останавливалась, чтобы перевести дух, издавала судорожные тяжелые всхлипы. И так ее было жалко, что Вера обняла беднягу за плечи:

– Ну-ну, успокойся. Больше она к тебе не подойдет. Она поняла, что со мной лучше не связываться. Вот ведь гадина какая! Нашла, на ком вымещать свою злость! Если ее так раздражает Наташа, так пусть с ней и разбирается, а ты-то при чем?

В комнате было тепло и даже душно. Надя, продрогшая, в слезах, прилегла на кровать, Вера заботливо прикрыла ее одеялом. Села рядом, поглаживая ее плечо.

– Все-все, успокойся. Говорю же тебе, теперь все будет по-другому. Да и вообще, Надя, тебе надо и жить по-другому. Выбрось из головы этого Кабарданчика, не видишь разве, какой он несерьезный? Они, эти местные парни, просто развлекаются с нами. А мы, дурочки, можем забеременеть и испортить себе всю жизнь. А нам этого не нужно, ведь так? Вернешься домой, встретишь нормального, серьезного парня, он полюбит тебя, вы поженитесь…

Надя уснула, но даже во сне ее не покидала тревога. Она время от времени издавала всхлипывающие звуки, стонала. А ночью у нее открылось кровотечение, она проснулась, вскочила и снова заплакала, только теперь уже от радости.

– Я не беременна! Не беременна! Господи, счастье-то какое!


Вера спросонья тоже не сразу поняла, что случилось, подумала, что Наде просто удалось избежать вполне себе определенной женской проблемы, она даже успела порадоваться за нее. Но через час Надя ее разбудила, за окном еще синела ночь.

– Слышь, Вера, что-то плохо мне… Думаю, к утру из меня вся кровь выйдет… Что-то не так со мной. Танька же мне прямо в живот била ногой… Может, разорвалось там чего…

Вера растерялась, позвонила Ивану, попросила вызвать «Скорую». Приехали через полчаса, положили перепуганную, с белым лицом Надю на носилки и увезли.

Иван, который приехал сразу же после звонка Веры, после отъезда «Скорой» попросился «доспать» на Надиной кровати. Лег одетый, прикрылся одеялом.

– Чего это с ней? – спросил с большим опозданием.

– Ее Татьяна избила. Ногами в живот била, кровотечение открылось, – выпалила Вера. – Садистка она, вот кто!

– А за что?

– За то, что Саватеев встречается не с ней, а с Наташей. Просто так била, понимаешь? Она ненормальная!

– Иди ко мне, – позвал Ваня. – Еще только четыре утра. Поспим. Ты любишь спать в обнимку?





9. Сентябрь 2019 г.




Стол им накрыли в огромной, ярко освещенной пустой столовой. Вежливая и улыбающаяся, несмотря на позднее время и очевидную усталость, официантка в белом передничке, косо повязанном на располневшем теле, принесла салат, подогретый плов, чай и булку с посыпкой. Пожелала гостям приятного аппетита и удалилась, покачивая крутыми бедрами.

Николай, сидевший напротив Веры, вдруг застыл, не сводя с нее веселых глаз, а потом и вовсе расхохотался.

– Ты чего? – Вера только приготовилась попробовать салат и теперь смутилась под взглядом Николая.

– Да у тебя в обеих руках по вилке! – Он хохотал уже в голос.

– Да? – Теперь и она смеялась. Это как же ей захотелось есть, раз она вооружилась сразу двумя вилками! Правда, смешно!

– Да ты ешь спокойно, не обращай на меня внимания. Просто я от природы такой… Подкалываю всех постоянно, смеюсь… Натура такая, понимаешь? Ешь-ешь, я рад, что у тебя проснулся аппетит. А то я уж думал, что ты окончательно раскисла из-за своего парня…

Она понимала, что вот сейчас здесь, в столовой, за ужином, он не посмеет попросить ее продолжить рассказ о сестре, но так уж случилось, что она сама, вспоминая в машине события тех январских дней в «Отраде», захотела закончить хотя бы эпизод с Надеждой. Да-да, и у нее есть своя, как он выразился, «природа», ей просто необходимо было закрыть хотя бы эту тему.

– Представляешь, Надя вернулась к нам буквально через пару дней! Мы просто обалдели! А она сказала, что, мол, ничего серьезного с ней не случилось, все в порядке. Она была весела, хохотала. Видать, с ней и правда ничего фатального не приключилось по гинекологической части. Я вот лично восприняла ее возвращение как желание снова увидеться с Кабарданчиком. Ей бы отлежаться дома и вообще забыть этого парня, а она нет, решила продолжить свои отношения, посчитала, что мало ей было переживаний. Но это ее жизнь…

Она запнулась. И зачем только она рассказывает Николаю про Надю? Какая связь с Наташей? И тут же словно услышала Надин голос: «Блин, она даже мертвая красивая…»

Да, именно так глупенькая и простая, как вязанка дров, Надя и выразилась, вернее, даже брякнула, увидев лежащую на снегу мертвую Наташу. Получается, что Вера, рассказывая все, что помнила об этих днях и том страшном событии, вела к нему, к тому второму пикнику, вернее, даже не к пикнику, а к прогулке, во время которой они и обнаружили труп.

– Я все это рассказываю тебе для того, чтобы ты составил полную картину происходившего тогда здесь, веду как бы к тому вечеру…

– Верочка, да я – ты не представляешь себе как! – благодарен тебе за то, что ты все это рассказываешь. Ведь убийцу не нашли, я правильно говорю? А это значит, что им мог стать ну просто любой из вашей компании… Ох… Я, конечно же, не имею в виду тебя! Ведь чтобы совершить такое, нужен мощный мотив. Просто-таки мощнейший! Ревность, я не знаю, зависть, ненависть… Это мог быть один из местных парней, да хоть тот же самый Саватеев или кто-то из его окружения. Или кто-то из девушек – та же самая тихоня Надя, Татьяна…

– Их таскали к следователю, это не они… Дело в том, что Наташу убили как раз тогда, когда вся наша компания была в лесу, вернее, буквально за несколько часов. По времени получается, что, когда мы собирались в лес, одевались или уже ужинали в столовой (точно, по минутам, установить время смерти было просто невозможно), ее и убили. А мы все были вместе! У нас, у всех тех, кто находился тогда в лесу, было алиби!

«Ее убили. Вы же понимаете, ее убили! И убийца где-то рядом. Либо отдыхающий, либо кто-то из местных… Вот так взяли и убили. Молодую, красивую. За что?» – это сказала тогда, в лесу, сама Вера. А Надя снова ляпнула: «За красоту и убили. Мужики не поделили. Сама она, мы-то знаем, никому не отказывала…»

Помнится, за последнюю фразу Татьяна ее чуть не ударила, сказала ей что-то нехорошее, обозвала, кажется, дурой.

– Что ж, тем лучше, круг сузился.

Вера задумалась. Она никак не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах Николай спросил ее о том, как именно была убита его сестра. Скорее всего, она рассказала ему об этом еще там, в кафе на набережной, где она, стыдно вспомнить, напилась. А сболтнула ли она ему о том, кто, пусть и косвенно, виноват в ее смерти? Алкоголь – страшная сила! Дьявольская прямо!

Чтобы прояснить, что же Николай знает, она добавила:

– Получается, что днем, за несколько часов до нашей прогулки, кто-то ударил Наташу по голове и привез в лес.

– Но почему именно туда, куда вы и отправились на вашу прогулку? – прозвучал вполне резонный вопрос, который мучил в свое время их всех.

– Я не знаю… Никто не знает. Вернее, мотив-то понятен – убийца хотел, чтобы ее поскорее нашли. И он же знал, что мы туда отправимся.

– Вот и я о том же. И кто знал о том, что вы собираетесь туда?

– Все мы, наша компания. Но если убийца посторонний, то им может быть тот, кому об этом рассказала Наташа. К примеру, Саватеев.

– А что, это место какое-то особенное, приметное или же…