Едва переступив порог, он увидел: что-то не так. Эрика сидела на веранде, спиной к нему, но вся ее осанка показывала: что-то случилось. На секунду его захлестнуло беспокойство, но потом он сообразил, что, если бы возникли какие-то проблемы с ребенком, она бы позвонила ему на мобильный.

– Эрика?

Она обернулась, и он увидел красные, заплаканные глаза. Одним махом он оказался возле нее и сел рядом с ней на плетеный диван.

– Дорогая, в чем дело?

– Я поругалась с Анной.

– Что на этот раз?

Он хорошо знал все перепады в их сложных отношениях и все поводы, по которым их, похоже, все время сносило в конфликты. Однако с тех пор, как Анна вырвалась от Лукаса, они, казалось, заключили своего рода временное перемирие, и Патрика интересовало, что пошло не так на этот раз.

– Она так и не подала заявление на Лукаса за то, что он сотворил с Эммой.

– Что ты, черт возьми, говоришь!

– Да, и сейчас, когда Лукас затеял тяжбу об опеке над детьми, я думала, что это ее козырная карта. А теперь на него ничего нет, в то время как он состряпает кучу вранья о том, почему Анна не подходит на роль матери.

– Да, но у него ведь нет никаких доказательств.

– Мы знаем, что нет. Но представь, если он польет ее достаточным количеством грязи для того, чтобы часть пристала. Ты же знаешь, какой он хитрый. Не удивлюсь, если он сумеет очаровать судей и перетянуть их на свою сторону. – Эрика уткнулась страдальческим лицом в плечо Патрика. – Представляешь, если Анна лишится детей? Тогда она пропала.

Патрик обхватил ее рукой и успокаивающе притянул к себе.

– Давай не будем увлекаться фантазиями. Со стороны Анны было глупо не подать заявление, но я могу ее в каком-то смысле понять. Лукас раз за разом показывал, что с ним шутки плохи, поэтому не так уж странно, что она боится.

– Да, ты прав. Но больше всего меня, пожалуй, огорчило то, что она все это время лгала мне. И теперь, задним числом, я все еще чувствую себя крепко обманутой. Каждый раз, когда я спрашивала, какие последствия имело заявление, она только уклончиво отвечала, что в Стокгольме у полиции столько других дел, что им требуется много времени, чтобы обработать все поступающие заявления. Ну, ты и сам знаешь, что она говорила. И все это было ложью. Причем ей каким-то образом всегда удается сделать виновницей происходящего меня. – Новый приступ рыданий.

– Ну-ну, дорогая. Успокойся, пожалуйста. Мы ведь не хотим, чтобы у ребенка сложилось впечатление, что ему предстоит выйти в юдоль скорби.

Эрика не удержалась от того, чтобы сквозь слезы немного посмеяться, и вытерла глаза рукавом футболки.

– Послушай меня. Ваши с Анной отношения иногда больше напоминают отношения матери и дочери, а не сестер, и отсюда все время возникают проблемы. Ты заботилась об Анне вместо вашей матери, поэтому у Анны есть потребность в твоей опеке, но в то же время она испытывает потребность от тебя освободиться. Понимаешь, что я имею в виду?

– Да, я знаю. Но мне кажется чудовищно несправедливым, что меня надо наказывать за то, что я о ней заботилась. – Она опять начала слегка всхлипывать.

– По-моему, ты все-таки немного слишком себя жалеешь… – Он отодвинул со лба Эрики локон. – Вы с Анной разберетесь с этим, в точности как рано или поздно всегда со всем разбираетесь, и кроме того, мне кажется, что в этот раз проявить великодушие можешь ты. Анне сейчас, наверное, нелегко. Лукас – мощный противник, и, честно говоря, я могу понять, что она напугана. Подумай об этом прежде, чем слишком сильно жалеть себя.

Эрика высвободилась из объятий Патрика и недовольно посмотрела на него.

– Разве ты не должен быть на моей стороне?

– Я на ней и есть, дорогая, я на ней и есть. – Он погладил ее по волосам, и по нему сразу стало видно, что его мысли где-то очень далеко.

– Прости, я тут реву над своими проблемами… а как там у вас?

– Фу, даже не говори об этом. Сегодня был совершенно отвратительный день.

– Но ты не можешь вдаваться в подробности, – добавила Эрика.

– Да, не могу. Но день получился действительно отвратительным. – Он вздохнул, но взял себя в руки. – Слушай, а не устроить ли нам приятный вечер? Похоже, нам обоим нужно приободриться. Я сбегаю в рыбный магазин и куплю чего-нибудь вкусного, а ты пока накроешь на стол. Как тебе такой план?

Эрика кивнула и подставила лицо для поцелуя. У него есть свои светлые стороны, у отца ее ребенка.

– Пожалуйста, купи заодно чипсы и соус. Надо пользоваться случаем, пока я все равно толстая!

– Будет исполнено, шеф, – засмеялся он.





⁂


Мартин раздраженно стучал карандашом по столу. Раздражение относилось к самому себе. Из-за событий вчерашнего дня он совершенно забыл позвонить отцу Тани Шмидт. Он готов был бить себя ногами. Единственное оправдание – после ареста Мортена Фриска он посчитал, что это уже не важно. По всей видимости, отца Тани раньше вечера не застать, но можно, по крайней мере, попытаться. Мартин посмотрел на часы. Девять. Он решил, прежде чем звонить Пие и просить ее переводить, сначала узнать, дома ли господин Шмидт.

Один гудок, два, три, четыре, и Мартин стал уже подумывать положить трубку. Но после пятого гудка ему ответил заспанный голос. Смущенный тем, что разбудил его, Мартин сумел на ломаном немецком объяснить, кто он и что он сейчас перезвонит. Удача ему сопутствовала – в турбюро ответила прямо Пия. Она пообещала еще раз помочь, и через несколько минут у него на проводе были они оба.

– Для начала я хочу принести соболезнования.

Мужчина на другом конце тихим голосом поблагодарил за заботу, но Мартин почувствовал, как его горе тяжелой пеленой легло на их разговор. Он засомневался над продолжением. Мягкий голос Пии переводил все, что он говорил, но пока он обдумывал, что сказать дальше, в трубке слышалось только их дыхание.


– Вам известно, кто так обошелся с моей дочерью?

Голос слегка дрожал, и Пие, собственно, даже не требовалось переводить. Мартин понял и так.

– Пока нет. Но мы обязательно это узнаем.

Как и Патрик, когда тот встречался с Альбертом Тернбладом, Мартин задумался, не обещает ли он слишком много, но он просто не мог не попытаться единственным доступным ему способом смягчить горе мужчины.

– Мы разговаривали с попутчицей Тани, и она утверждает, что Таня приехала во Фьельбаку по делу. Но когда мы спросили бывшего мужа Тани, он не смог назвать причину, по которой ей могло хотеться сюда приехать. Вы ничего не знаете?

Мартин затаил дыхание. Последовала невыносимо долгая пауза. Потом отец Тани заговорил.

Положив, наконец трубку Мартин усомнился, можно ли верить собственным ушам. История казалась слишком фантастической. Но в ней все же присутствовал несомненный элемент правды, и он верил отцу Тани. Уже собираясь сам положить трубку, он сообразил, что Пия по-прежнему на линии.

– Вы узнали то, что требовалось? – с сомнением в голосе спросила она. – Думаю, я все перевела правильно.

– Я уверен, что все переводилось точно. Да, я узнал то, что требовалось. Я знаю, что мне незачем это подчеркивать, но…

– Знаю, я не должна никому об этом рассказывать. Обещаю, что не обмолвлюсь ни словом.

– Хорошо. Да, кстати…

– Да?

Ему показалось или в голосе действительно звучала надежда? Но смелость изменила ему, и к тому же он чувствовал, что момент неподходящий.

– Нет, ничего. Отложим до другого раза.

– О’кей.

Теперь ему показалось, что он услышал в голосе почти разочарование, но после последней неудачи на любовном фронте вера в себя была у него по-прежнему слишком слаба для того, чтобы он мог поверить, что это не просто воображение.

Когда он, поблагодарив Пию, положил трубку, мысли у него, однако, сразу соскользнули на другое. Он быстро набрал на компьютере чистовой вариант сделанных во время разговора записей и, взяв распечатку, пошел к Патрику. В деле наконец-то завиднелся прорыв.





⁂


Когда они встретились, оба занимали выжидательную позицию. Это была их первая встреча после катастрофического свидания в Вестергордене, и оба ждали, что первый шаг к примирению сделает другой. Поскольку Юхан позвонил первым, а Линда испытывала угрызения совести за сказанные в пылу ссоры слова, разговор начала она.

– Знаешь, я на днях наговорила кое-каких глупостей. Я не нарочно. Просто чертовски разозлилась.

Они сидели на обычном месте свиданий, на сеновале в амбаре усадьбы, и когда Линда смотрела на Юхана, его профиль казался словно вырезанным из камня. Потом она увидела, как его черты лица смягчились.

– А, забудь. Я тоже реагировал, пожалуй, чересчур жестко. Просто… – Он засомневался, подыскивая слова. – Просто было чертовски трудно прийти туда со всеми воспоминаниями и прочим. К тебе это в общем-то отношения не имело.

По-прежнему проявляя осторожность в движениях, Линда подползла к нему сзади и обняла его. Ссора повлекла за собой неожиданное последствие: она прониклась к нему некоторым уважением. Она всегда воспринимала его как мальчика, который держится за юбку матери и слушается старшего брата, но в тот день она увидела мужчину. Это привлекало ее. Невероятно привлекало. Она также увидела у него опасную черту, и это тоже увеличивало в ее глазах его притягательную силу. Он едва не набросился на нее – она видела это по его глазам, – и сейчас, когда она сидела, прислонясь щекой к его спине, воспоминания вызывали у нее внутренний трепет. Возникало ощущение, будто летишь над пламенем – достаточно низко, чтобы почувствовать жар, но достаточно контролируемо, чтобы не обжечься. Если кто и удерживал этот баланс, то она сама.

Линда провела руками вперед. Жадно и требовательно. Она по-прежнему чувствовала у него некоторое сопротивление, но была твердо убеждена в том, что власть в их отношениях все еще принадлежит ей. Определяющей в них все-таки была исключительно телесная сторона, а здесь, считала Линда, женщины вообще, и в особенности она, обладают преимуществом. Преимуществом, которым она сейчас хотела воспользоваться. Она с удовлетворением заметила, как его дыхание стало глубже и сопротивление растаяло.

Линда переместилась к нему на колени, и, когда их языки встретились, она поняла, что вышла из этого сражения победительницей. В этой иллюзии она пребывала до тех пор, пока не почувствовала, как рука Юхана крепко схватила ее за волосы и с силой потянула ее назад настолько, чтобы он смог смотреть ей в глаза сверху. Если он намеревался заставить ее почувствовать себя маленькой и беспомощной, то эффект был достигнут. На мгновение она увидела у него в глазах тот же блеск, что во время ссоры в Вестергордене, и поймала себя на том, что прикидывает, сумеет ли закричать достаточно громко, чтобы призыв о помощи услышали в доме. Вероятно, нет.

– Знаешь, ты должна хорошо вести себя со мной. Иначе маленькая птичка, возможно, насвистит полиции о том, что я видел здесь, во дворе.

Глаза Линды расширились. Голос перешел на шепот.

– Ты ведь не станешь? Ты же обещал, Юхан.

– Народная молва утверждает, что в семействе Хульт обещание значит не слишком много. Тебе следовало бы это знать.

– Юхан, пожалуйста, не делай этого. Я готова на все.

– Вот значит как, родная кровь все-таки не водица.

– Ты сам говоришь, что не можешь понять поступок Габриэля по отношению к дяде Юханнесу. И собираешься проделать то же самое? – Линда говорила умоляющим голосом. Ситуация полностью выскользнула у нее из рук, и она ума не могла приложить, как могла угодить в такое подчиненное положение. Она же всегда держала все под контролем.

– Почему бы и нет? В каком-то смысле можно сказать, что это карма. Круг вроде как замкнулся. – Он зло ухмыльнулся. – Но в твоих словах, возможно, есть доля истины. Я, пожалуй, промолчу. Только не забудь, что мое решение может в любой момент измениться, так что лучше веди себя со мной хорошо, дорогая.

Он ласково погладил ее по лицу, но по-прежнему второй рукой больно держал ее за волосы. Потом еще больше отклонил ее голову назад. Она не протестовала. Баланс власти определенно сместился.