Я пояснил, и он повел меня за собой.
– Я вас ус-строю в м-малой гостиной, там никого. С собой г-газеты не уносить, трогать чистыми р-руками.
Он ввел меня в небольшую гостиную с креслами, журнальными столиками и потухшим камином. Я с достоинством сел, а работник умчался исполнять мои распоряжения.
Наконец он явился с газетами, я разложил их перед собой и принялся изучать. Я запросил номера от семнадцатого и восемнадцатого числа каждого месяца за последние полтора года. Взял с запасом, чтобы понять, когда все началось. Киран говорил, первые два убийства произошли в Галлоуэе, где до этого жил Каллахан, но вдруг еще раньше что-то случилось и в Дублине? Внимание к деталям – главное качество сыщика.
Это была довольно сумбурная газетенка, вываливавшая на своих читателей все новости без разбора, кому что понравится: петушиные бои, решения парламента, биржевые сводки, падеж домашнего скота, – никакой стройности, присущей родным британским изданиям. Ближайшие пару часов я тщательно прочесывал новости, пытаясь найти жемчужины сведений в груде хлама. Мне нужна была хоть какая-то зацепка: Киран ведь не умел читать, вдруг он чего-то не знал? Судя по убийствам Изабеллы и ливерпульской блондинки, злодейства творятся не раньше заката, и, чтобы спасти неизвестную мне девушку, нужно выяснить хоть что-то об остальных.
Мечта докопаться до правды там, где никто ее не нашел, взбудоражила меня так, как при жизни, кажется, не будоражили даже мысли о светском успехе. На сердце стало светлее и легче, – кажется, я нашел себе дело по душе, сам того не заметив. Вот этим я мог бы заниматься: защищать мертвых. Лгать умеет каждый, но кто лучше выведет притворщиков на чистую воду, чем лгун, который сам собаку на этом съел?
Выяснил я сразу несколько вещей, и они меня не порадовали. Убийства начались не в Галлоуэе, а здесь же, в Дублине, просто никто не догадался связать их друг с другом, потому что происходили они не каждый месяц и терялись в бесконечной череде преступлений на темных дублинских улицах. В октябрьской газете за 1835 год я нашел упоминание о найденном на берегу теле швеи – произошло это после какого-то неизвестного мне Морского праздника. Январь 1836-го: еще одно убийство, знатная дама, удар ножом в спину в разгар карнавала. По мнению автора статьи, бандиты пытались отобрать у дамы драгоценности. А вот и Изабелла, дочь торговца: февраль 1836-го. У меня сжалось сердце от мысли, что Киран всерьез рассчитывал спустя год с лишним найти порванный сюртук убийцы. Я, конечно, не сыщик, но понимал: никто не будет так долго хранить улику, уж точно не такой практичный человек, как Каллахан.
Интересно было еще вот что: после Изабеллы убийства прекратились – ну или не попадали в поле зрения газет – на целых восемь месяцев. Потом наступил ноябрь, и после цветочной ярмарки нашли тело прачки. В декабре, январе и феврале все тихо, в газете от семнадцатого марта, конечно, ни слова о ливерпульской блондинке, – это ведь было в другом городе, – зато и других жертв нет. Я глубоко задумался. Во всем этом была какая-то причудливая логика, но мне никак не удавалось ее уловить. Почему все убиты в людных местах, на праздниках и ярмарках? И почему всегда одного и того же числа? Cui bono? Кому это выгодно? Я чувствовал себя на каком-то мучительном уроке, где математика смешивается с географией, историей и еще непонятно чем. Что там говорил Кирану его учитель о работе сыщика?
«Измени одну деталь, и разницы никто не заметит».
«Смотри глубже, правду о себе никто не пишет огромными буквами. Ее всегда прячут, такова людская натура».
«Люди невнимательно смотрят, они просто страшно тупые».
Я обхватил свою голову, погребенный под бессмысленностью всего происходящего, – и замер. Все вдруг предстало передо мной так, как есть, и если я не ошибся, то… Ох. Я откинулся на спинку кресла и потрясенно взглянул вверх.
– Киран, ты меня слышишь? Прошу, скажи: я прав?
Никакого ответа. Я выдрал из газет все нужные мне заметки – бумага затрещала, и я почувствовал себя несносным мальчишкой, который рвет библиотечные книги. Но что такое газета, когда речь идет о жизнях людей? Я бросился на выход, сунул две сотни фунтов работнику, который помог мне, и рухнул в экипаж. Фарреллу я обрадовался как родному, – приятно после таких страшных откровений увидеть знакомое лицо. А теперь мне нужно было увидеть еще одно родное лицо, и очень срочно.
– Плама-Бохар, 121, – крикнул я.
– Ты чего, парень? – нахмурился Фаррелл. – Как будто еще одного призрака увидел.
– Лети, Фаррелл, давай, давай! – Я нетерпеливо похлопал ладонью по козлам. – Вперед! Как ветер.
Когда мы ехали мимо фабрики, я увидел, что люди там уже собираются, – зевакам лишь бы на что-нибудь поглазеть! Одно хорошо: Бен там, и вряд ли мне удалось полностью сорвать их с Каллаханом большое событие. Впрочем, они меня сейчас и не волновали.
Перед домом Молли я спешился и заколотил в дверь. Некогда скрываться и лезть в окна. Молли выскочила мгновенно, на этот раз, к счастью, в обычном платье.
– Мистер, вы здесь! А… – Она завертела головой, и на щеках у нее проступили пятна от неловкости. – Киран здесь? Вы его еще видите?
– Нет, он ушел. Мне надо тебе кое-что сказать!
Я влетел в столовую. Мамаши, к счастью, не было – наверное, в поле трудится. Я вывалил на стол газетные заметки. Наконец-то все было ясно, и эта ясность меня ужасала.
– Молли, Киран не от лихорадки умер! Его убили! Я вспомнил, вспомнил, где видел такие пятна, как у него! У нас когда-то был в пансионе мальчик, и его после ссоры отравил мышьяком другой ученик. Это было громкое дело, но суть не в этом! У него были такие же пятна, кашель, одышка, все как у Кирана! – Я вопил как ненормальный, захлебываясь словами. Вот для чего нужны сыщики, вот что они чувствуют, когда находят правду. – А знаешь, почему его отравили? Потому что он едва не нашел убийцу Изабеллы! – Я хаотично тыкал пальцем в газетные заметки. – Первые убийства были не в Галлоуэе, а здесь! Киран учился читать, и рано или поздно он бы это выяснил! О, девушку из Ливерпуля, думаю, тоже убили здесь, просто она как-то пробралась на корабль и пересекла пролив – не знаю зачем, но она смогла, она самая живая из всех! Может быть, хотела убежать отсюда?
– Джон, – помертвевшим голосом проговорила Молли, впервые в жизни назвав меня по имени. – Я не понимаю, о чем ты.
– После смерти Кирана восемь месяцев ничего не происходило! Такого перерыва не было ни до, ни после! Тот же убийца избавился от него, а потом затаился! Может быть, даже хотел бросить все это, но не удержался в ноябре того же года!
– Я ничего не понимаю, да скажи ты как следует! – взмолилась Молли, обхватив голову, и даже на минутку перестала называть меня на «вы».
– Самая действенная ложь – та, которую в этом даже не заподозришь! Кто сказал Кирану, что первые убийства были в Галлоуэе? Кто убедил его, что убийца – Каллахан? О, ну конечно! Если бы я раньше понял! Молли, убийца не Каллахан. Это учитель Кирана.
– Какой учитель?
– Тот, что якобы помог ему расследовать смерть Изабеллы!
– Какой Изабеллы?!
Ох, Киран… Похоже, при жизни он тоже умел хранить секреты. «Я не хотел, чтобы мои чувства принижали», – вот что он сказал. И ничего не открыл ни матери, ни сестрам о том, чем занят был в свой последний месяц. Я почувствовал укол тоски. Больше всего на свете мне хотелось с ним поговорить, и пусть он сказал бы мне, что я сошел с ума, неважно, – любой спор лучше, чем молчание.
– Кирану нравилась девушка в городе, – торопливо начал я, потому что Молли явно не поспевала за моими рассуждениями. – Потом ее убили, и он начал выяснять, кто это сделал. Нашел доказательство: клочок ткани, который жертва оторвала от сюртука убийцы. И тут он встретил какого-то человека, который тоже осматривал место преступления. Тот сказал Кирану, что он сыщик и ищет улики, и под этим предлогом забрал у него тот клочок ткани! Единственную улику! Понимаешь?
Молли без сил опустилась на лавку и чуть не села мимо нее, в последний момент успев брякнуться на самый краешек.
– Это был обрывок его собственного сюртука, поэтому он и торчал на месте преступления! – Я начал мерить шагами комнату, не мог заставить себя стоять на месте. – Думал, все опять сойдет ему с рук, как уже было несколько раз до этого, а тут Киран! Но дальше все было еще хуже! О, он не просто преступник, он игрок! Надо было забрать обрывок сюртука и скрываться, но он продолжал обхаживать Кирана, якобы вести расследование вместе с ним. Учил его читать, осыпал перлами своей мудрости, а потом, когда наигрался, убил. Это же гениальная ложь, Молли, ты что, не понимаешь?
– С чего ты все это взял? – еле шевеля языком, спросила Молли.
– С того, что никаких убийств в Галлоуэе не было! И это мог бы узнать кто угодно, просмотрев подборку газет. Но Киран не умел читать, что учителю было известно! Киран, какой ты тупой! Он ведь даже имени своего не сказал, – якобы секретность, – и встречались они только там, где назначал этот якобы учитель! – Я закрыл лицо руками. Какой кошмар. – Он подарил ему книгу, по которой Киран учился читать. Подписал ее. Какая была бы улика! О… Та, что была у Кирана, исчезла вместе с ним, но настоящая ведь должна быть где-то здесь! Молли, книга! Она здесь? Тонкая, с конем на обложке. Я же не знаю, где искать этого человека, как его зовут, кто он такой, да ничего я не знаю!
Лицо Молли медленно меняло выражение. Я вцепился себе в волосы. Как же я безнадежно опоздал! Если бы я все это понял, когда Киран еще был здесь, он смог бы хоть описать мне этого человека!
– Там есть посвящение, но даже оно не подписано, просто «Дорогому Кирану на добрую память». Какая же тварь! Я еще тогда подумал: странный выбор книги в подарок тому, кто только читать учится. Мрачный, темный, жуткий рассказик. Там еще эпиграф такой… Из Мартина Лютера. – Я зажмурился, вспоминая. – «При жизни был для тебя чумой, умирая, буду твоей смертью». Значит, он сразу собирался избавиться от Кирана, это было не под влиянием момента. Даже в этот подарок небось вкладывал смысл: еще при жизни отравлял Кирана своим ядом, а потом убил, чтобы тот его не разоблачил. Видимо, выбирал книгу и радовался своей хитрости, подлая тварь, – даже сам Киран ничего не понял. Нет, нет, это не Каллахан, тот не такой. Да, он практичный и бездушный, но не извращенный иезуит с больным воображением, которому нравится играть с жертвами, как кошке с мышью. Убивать на праздниках, притворяться сыщиком, водить за нос, – это настоящее чудовище. Молли, ты уверена, что Киран не говорил, как выглядел его друг и учитель? Молодой, старый, богатый, бедный, с бородой, без бороды, какой? Как его найти? Сегодня ведь семнадцатое! Он убивает, когда на улицах много народу. – Я похолодел. – А где сегодня будет много народу?
Я вдруг понял совершенно определенно: если ты хороший человек, вселенная тебе помогает, но когда ты преступаешь законы живых и мертвых, то играешь на руку силам зла, и если есть в мире равновесие, то вот лучшая его демонстрация. Кто бы ни выбрал дату для мероприятия – Каллахан или Бен, – они организовали злодею идеальное место и время для нового убийства.
– Идем же, вставай! Надо ему помешать!
Молли с трудом поднялась со скамейки, и я уже обрадовался, что она готова идти, но вместо этого она подошла и залепила мне такую пощечину, что я рухнул на пол.
– Киран просто умер от лихорадки, хватит! – свирепо прошипела она.
– Нет! У него пятна как при отравлении мышьяком! Учителю проще простого было бы его отравить – угостил чем-то, подмешал туда яд, и все, Киран сам не понял, что произошло! Мы должны… – Она замахнулась ногой, но я увернулся. – Молли, не надо, Киран мне тоже дорог!
– Ой, да что вы говорите! – заорала она и метко пнула меня в бок. – Конечно, более дорог, чем мне, а?
Я как можно глубже забился под скамейку и оттуда продолжил:
– Молли, это бы все объяснило! У меня нет доказательств, но факты сходятся! Вдумайся: при мне несколько человек обвиняли Каллахана в том, что из-за него восстали мертвецы, хотя мы-то знаем, он ни при чем. Но когда ты никому не нравишься, тебя можно обвинить в чем угодно и все поверят. Каллахан еще год назад много кому не нравился, в этом я не сомневаюсь, – идеальный кандидат для обвинений! «О, Киран, это тот фабрикант из Галлоуэя, я уверен! Я ведь еще на другом деле пытался его поймать!» Да каждый так может сказать! И это все тянется уже давно, я был в пансионе, когда убийства начались, – мы даже не знаем, сколько жертв на самом деле!
Попыток залезть под лавку и ударить меня Молли не предпринимала, и я осторожно выглянул. Она сидела на стуле и смотрела перед собой, как смотрят восставшие: тусклым, остановившимся взглядом.
– Молли, Киран на все был готов ради расследования. Его уже нет, он вернулся… ну… к себе, но ради него мы должны…
Молли посмотрела на меня с такой ненавистью, что я сжался и умолк.
– С чего бы он рассказывал свои секреты тебе? Я его сестра! – Она встала, злая, как фурия, и я невольно припал к полу. – Ты все это выдумал, Джон. Вечно ты врешь. Замалчиваешь, изворачиваешься, меня иногда прямо тошнит от этого! Не являлся тебе Киран! О, как удобно, что он уже куда-то пропал! Я ведь могла бы спросить его через тебя о чем-то, что только мы с ним помним, и ты уже не выкрутился бы!
– Я не вру, клянусь тебе!
Встать я все-таки решился. Молли напряженно, как боксер, застыла напротив.
– А я тебе не верю. С вашей семейкой и сама научишься ужом крутиться! Доктор все от меня скрывает, ты скрываешь, но вот это… Да как ты посмел до такого додуматься? О, я знаю, зачем тебе это надо! Хочешь внимания, как всегда. Ты ничего не добился, ты зол, что я выхожу за доктора, хоть я тебе даже не нравлюсь, но… – Она изобразила какого-то напыщенного барана, и я тщетно понадеялся, что не меня. – «Ой, мы такие знатные! Как мой брат может жениться на нищей, я же граф и он же граф!» А вот подавись, Джон!
Я задохнулся от возмущения, хотел протестовать и тут же сдулся. Хуже всего было вот что: я и правда мог бы такое придумать, чтобы привлечь внимание. Мог бы. И то, что на этот раз я говорю правду, меня, похоже, не спасет. Я развернулся и оцепенело побрел наружу. Куры разбегались от меня во все стороны – выходит, не только лошади чувствуют, что со мной что-то не так.
– Эй, мистер. – Судя по обращению, Молли успела немного успокоиться. Я уныло обернулся. – Поклянитесь, что говорите правду. Если вы врете, скажите сейчас.
– Я не вру, Молли. Но у меня нет доказательств, все это действительно звучит безумно. Я тебя понимаю и не злюсь.
– Ой, какое благородство! – огрызнулась она. – Это мне на вас злиться надо.
Молли шагнула на одну ступеньку вниз. Мы долго смотрели друг на друга.
– Я вам верю, – нехотя проговорила она. – Хоть, может, я и дура. Ладно, ждите.
Она снова скрылась в доме и вернулась в ботинках, шляпке и какой-то убогой верхней одежде. Я зашагал к экипажу. Фаррелл старательно делал вид, что ничего не слышал и разглядывал красоту местных просторов в лучах заката. Молли залезла в экипаж.
– Здрасьте. О, да это же тот самый экипаж, что вы у доктора угнали. Как он кричал! Я отпиралась, а потом у меня как бы случайно вырвалось, что надо тщательно охранять гавань, потому что, знаю вас, вы прорветесь в Лондон во что бы то ни стало.
Я почувствовал на губах улыбку.
– А ты тоже умеешь притворяться.
– С таким примером перед глазами даже собака бы уже научилась, мистер, – хмуро ответила Молли. – И была бы у вас первая на свете дрессированная собака-лгунья.
Я фыркнул и сказал Фарреллу, куда ехать. Свет был теплым и розовым, закат разгорелся вовсю. Судя по газетным статьям, – которые я, кстати, забыл у Молли на столе, и оставалось только надеяться, что мамаша их не выкинет, – убийства всегда, без исключений, происходили вечером. Значит, мы пока что не опоздали.
– Кстати, я не против, – негромко сказал я. – Я понимаю, Бен – выгодная партия. Он не подарок, а в последнее время и вообще не в себе, но на месте девушки с Плама-Бохар я не упустил бы свой шанс в любом случае. – Я заставил себя посмотреть на нее. Со мной покончено, а она жива. Нужно смириться и пожелать ей счастья. – Хорошо следи за ним, Молли. Мне кажется, Бен – по природе своей подкаблучник. Просто нужен кто-то с крепкими каблуками, понимаешь? – Молли сдавленно засмеялась и хлюпнула носом. – И ежовыми рукавицами.
Она перестала улыбаться и серьезно придвинулась ближе – наверное, чтобы лучше меня слышать.
– Расскажите мне все. О Киране. Только с самого начала, всю правду и по порядку.
– Можно я тоже послушаю? – спросил Фаррелл, и во мне сразу всколыхнулось что-то от того графа Гленгалла, каким я когда-то был: возница не может слушать разговоры пассажиров, он не человек, а инструмент, вроде повозки или лошади.
Но настоящий я больше не мог согласиться с Каллаханом. Жизнь – это не только функциональность. Раньше я думал, что все просто: на свете есть богатые и бедные, живые и мертвые, знатные и безродные – миры, которые не соприкасаются, – но все оказалось гораздо сложнее.
– Конечно, Фаррелл, – сказал я и развернулся на сиденье так, чтобы ему было лучше слышно.
Глава 14
Чистая правда
– Я вас ус-строю в м-малой гостиной, там никого. С собой г-газеты не уносить, трогать чистыми р-руками.
Он ввел меня в небольшую гостиную с креслами, журнальными столиками и потухшим камином. Я с достоинством сел, а работник умчался исполнять мои распоряжения.
Наконец он явился с газетами, я разложил их перед собой и принялся изучать. Я запросил номера от семнадцатого и восемнадцатого числа каждого месяца за последние полтора года. Взял с запасом, чтобы понять, когда все началось. Киран говорил, первые два убийства произошли в Галлоуэе, где до этого жил Каллахан, но вдруг еще раньше что-то случилось и в Дублине? Внимание к деталям – главное качество сыщика.
Это была довольно сумбурная газетенка, вываливавшая на своих читателей все новости без разбора, кому что понравится: петушиные бои, решения парламента, биржевые сводки, падеж домашнего скота, – никакой стройности, присущей родным британским изданиям. Ближайшие пару часов я тщательно прочесывал новости, пытаясь найти жемчужины сведений в груде хлама. Мне нужна была хоть какая-то зацепка: Киран ведь не умел читать, вдруг он чего-то не знал? Судя по убийствам Изабеллы и ливерпульской блондинки, злодейства творятся не раньше заката, и, чтобы спасти неизвестную мне девушку, нужно выяснить хоть что-то об остальных.
Мечта докопаться до правды там, где никто ее не нашел, взбудоражила меня так, как при жизни, кажется, не будоражили даже мысли о светском успехе. На сердце стало светлее и легче, – кажется, я нашел себе дело по душе, сам того не заметив. Вот этим я мог бы заниматься: защищать мертвых. Лгать умеет каждый, но кто лучше выведет притворщиков на чистую воду, чем лгун, который сам собаку на этом съел?
Выяснил я сразу несколько вещей, и они меня не порадовали. Убийства начались не в Галлоуэе, а здесь же, в Дублине, просто никто не догадался связать их друг с другом, потому что происходили они не каждый месяц и терялись в бесконечной череде преступлений на темных дублинских улицах. В октябрьской газете за 1835 год я нашел упоминание о найденном на берегу теле швеи – произошло это после какого-то неизвестного мне Морского праздника. Январь 1836-го: еще одно убийство, знатная дама, удар ножом в спину в разгар карнавала. По мнению автора статьи, бандиты пытались отобрать у дамы драгоценности. А вот и Изабелла, дочь торговца: февраль 1836-го. У меня сжалось сердце от мысли, что Киран всерьез рассчитывал спустя год с лишним найти порванный сюртук убийцы. Я, конечно, не сыщик, но понимал: никто не будет так долго хранить улику, уж точно не такой практичный человек, как Каллахан.
Интересно было еще вот что: после Изабеллы убийства прекратились – ну или не попадали в поле зрения газет – на целых восемь месяцев. Потом наступил ноябрь, и после цветочной ярмарки нашли тело прачки. В декабре, январе и феврале все тихо, в газете от семнадцатого марта, конечно, ни слова о ливерпульской блондинке, – это ведь было в другом городе, – зато и других жертв нет. Я глубоко задумался. Во всем этом была какая-то причудливая логика, но мне никак не удавалось ее уловить. Почему все убиты в людных местах, на праздниках и ярмарках? И почему всегда одного и того же числа? Cui bono? Кому это выгодно? Я чувствовал себя на каком-то мучительном уроке, где математика смешивается с географией, историей и еще непонятно чем. Что там говорил Кирану его учитель о работе сыщика?
«Измени одну деталь, и разницы никто не заметит».
«Смотри глубже, правду о себе никто не пишет огромными буквами. Ее всегда прячут, такова людская натура».
«Люди невнимательно смотрят, они просто страшно тупые».
Я обхватил свою голову, погребенный под бессмысленностью всего происходящего, – и замер. Все вдруг предстало передо мной так, как есть, и если я не ошибся, то… Ох. Я откинулся на спинку кресла и потрясенно взглянул вверх.
– Киран, ты меня слышишь? Прошу, скажи: я прав?
Никакого ответа. Я выдрал из газет все нужные мне заметки – бумага затрещала, и я почувствовал себя несносным мальчишкой, который рвет библиотечные книги. Но что такое газета, когда речь идет о жизнях людей? Я бросился на выход, сунул две сотни фунтов работнику, который помог мне, и рухнул в экипаж. Фарреллу я обрадовался как родному, – приятно после таких страшных откровений увидеть знакомое лицо. А теперь мне нужно было увидеть еще одно родное лицо, и очень срочно.
– Плама-Бохар, 121, – крикнул я.
– Ты чего, парень? – нахмурился Фаррелл. – Как будто еще одного призрака увидел.
– Лети, Фаррелл, давай, давай! – Я нетерпеливо похлопал ладонью по козлам. – Вперед! Как ветер.
Когда мы ехали мимо фабрики, я увидел, что люди там уже собираются, – зевакам лишь бы на что-нибудь поглазеть! Одно хорошо: Бен там, и вряд ли мне удалось полностью сорвать их с Каллаханом большое событие. Впрочем, они меня сейчас и не волновали.
Перед домом Молли я спешился и заколотил в дверь. Некогда скрываться и лезть в окна. Молли выскочила мгновенно, на этот раз, к счастью, в обычном платье.
– Мистер, вы здесь! А… – Она завертела головой, и на щеках у нее проступили пятна от неловкости. – Киран здесь? Вы его еще видите?
– Нет, он ушел. Мне надо тебе кое-что сказать!
Я влетел в столовую. Мамаши, к счастью, не было – наверное, в поле трудится. Я вывалил на стол газетные заметки. Наконец-то все было ясно, и эта ясность меня ужасала.
– Молли, Киран не от лихорадки умер! Его убили! Я вспомнил, вспомнил, где видел такие пятна, как у него! У нас когда-то был в пансионе мальчик, и его после ссоры отравил мышьяком другой ученик. Это было громкое дело, но суть не в этом! У него были такие же пятна, кашель, одышка, все как у Кирана! – Я вопил как ненормальный, захлебываясь словами. Вот для чего нужны сыщики, вот что они чувствуют, когда находят правду. – А знаешь, почему его отравили? Потому что он едва не нашел убийцу Изабеллы! – Я хаотично тыкал пальцем в газетные заметки. – Первые убийства были не в Галлоуэе, а здесь! Киран учился читать, и рано или поздно он бы это выяснил! О, девушку из Ливерпуля, думаю, тоже убили здесь, просто она как-то пробралась на корабль и пересекла пролив – не знаю зачем, но она смогла, она самая живая из всех! Может быть, хотела убежать отсюда?
– Джон, – помертвевшим голосом проговорила Молли, впервые в жизни назвав меня по имени. – Я не понимаю, о чем ты.
– После смерти Кирана восемь месяцев ничего не происходило! Такого перерыва не было ни до, ни после! Тот же убийца избавился от него, а потом затаился! Может быть, даже хотел бросить все это, но не удержался в ноябре того же года!
– Я ничего не понимаю, да скажи ты как следует! – взмолилась Молли, обхватив голову, и даже на минутку перестала называть меня на «вы».
– Самая действенная ложь – та, которую в этом даже не заподозришь! Кто сказал Кирану, что первые убийства были в Галлоуэе? Кто убедил его, что убийца – Каллахан? О, ну конечно! Если бы я раньше понял! Молли, убийца не Каллахан. Это учитель Кирана.
– Какой учитель?
– Тот, что якобы помог ему расследовать смерть Изабеллы!
– Какой Изабеллы?!
Ох, Киран… Похоже, при жизни он тоже умел хранить секреты. «Я не хотел, чтобы мои чувства принижали», – вот что он сказал. И ничего не открыл ни матери, ни сестрам о том, чем занят был в свой последний месяц. Я почувствовал укол тоски. Больше всего на свете мне хотелось с ним поговорить, и пусть он сказал бы мне, что я сошел с ума, неважно, – любой спор лучше, чем молчание.
– Кирану нравилась девушка в городе, – торопливо начал я, потому что Молли явно не поспевала за моими рассуждениями. – Потом ее убили, и он начал выяснять, кто это сделал. Нашел доказательство: клочок ткани, который жертва оторвала от сюртука убийцы. И тут он встретил какого-то человека, который тоже осматривал место преступления. Тот сказал Кирану, что он сыщик и ищет улики, и под этим предлогом забрал у него тот клочок ткани! Единственную улику! Понимаешь?
Молли без сил опустилась на лавку и чуть не села мимо нее, в последний момент успев брякнуться на самый краешек.
– Это был обрывок его собственного сюртука, поэтому он и торчал на месте преступления! – Я начал мерить шагами комнату, не мог заставить себя стоять на месте. – Думал, все опять сойдет ему с рук, как уже было несколько раз до этого, а тут Киран! Но дальше все было еще хуже! О, он не просто преступник, он игрок! Надо было забрать обрывок сюртука и скрываться, но он продолжал обхаживать Кирана, якобы вести расследование вместе с ним. Учил его читать, осыпал перлами своей мудрости, а потом, когда наигрался, убил. Это же гениальная ложь, Молли, ты что, не понимаешь?
– С чего ты все это взял? – еле шевеля языком, спросила Молли.
– С того, что никаких убийств в Галлоуэе не было! И это мог бы узнать кто угодно, просмотрев подборку газет. Но Киран не умел читать, что учителю было известно! Киран, какой ты тупой! Он ведь даже имени своего не сказал, – якобы секретность, – и встречались они только там, где назначал этот якобы учитель! – Я закрыл лицо руками. Какой кошмар. – Он подарил ему книгу, по которой Киран учился читать. Подписал ее. Какая была бы улика! О… Та, что была у Кирана, исчезла вместе с ним, но настоящая ведь должна быть где-то здесь! Молли, книга! Она здесь? Тонкая, с конем на обложке. Я же не знаю, где искать этого человека, как его зовут, кто он такой, да ничего я не знаю!
Лицо Молли медленно меняло выражение. Я вцепился себе в волосы. Как же я безнадежно опоздал! Если бы я все это понял, когда Киран еще был здесь, он смог бы хоть описать мне этого человека!
– Там есть посвящение, но даже оно не подписано, просто «Дорогому Кирану на добрую память». Какая же тварь! Я еще тогда подумал: странный выбор книги в подарок тому, кто только читать учится. Мрачный, темный, жуткий рассказик. Там еще эпиграф такой… Из Мартина Лютера. – Я зажмурился, вспоминая. – «При жизни был для тебя чумой, умирая, буду твоей смертью». Значит, он сразу собирался избавиться от Кирана, это было не под влиянием момента. Даже в этот подарок небось вкладывал смысл: еще при жизни отравлял Кирана своим ядом, а потом убил, чтобы тот его не разоблачил. Видимо, выбирал книгу и радовался своей хитрости, подлая тварь, – даже сам Киран ничего не понял. Нет, нет, это не Каллахан, тот не такой. Да, он практичный и бездушный, но не извращенный иезуит с больным воображением, которому нравится играть с жертвами, как кошке с мышью. Убивать на праздниках, притворяться сыщиком, водить за нос, – это настоящее чудовище. Молли, ты уверена, что Киран не говорил, как выглядел его друг и учитель? Молодой, старый, богатый, бедный, с бородой, без бороды, какой? Как его найти? Сегодня ведь семнадцатое! Он убивает, когда на улицах много народу. – Я похолодел. – А где сегодня будет много народу?
Я вдруг понял совершенно определенно: если ты хороший человек, вселенная тебе помогает, но когда ты преступаешь законы живых и мертвых, то играешь на руку силам зла, и если есть в мире равновесие, то вот лучшая его демонстрация. Кто бы ни выбрал дату для мероприятия – Каллахан или Бен, – они организовали злодею идеальное место и время для нового убийства.
– Идем же, вставай! Надо ему помешать!
Молли с трудом поднялась со скамейки, и я уже обрадовался, что она готова идти, но вместо этого она подошла и залепила мне такую пощечину, что я рухнул на пол.
– Киран просто умер от лихорадки, хватит! – свирепо прошипела она.
– Нет! У него пятна как при отравлении мышьяком! Учителю проще простого было бы его отравить – угостил чем-то, подмешал туда яд, и все, Киран сам не понял, что произошло! Мы должны… – Она замахнулась ногой, но я увернулся. – Молли, не надо, Киран мне тоже дорог!
– Ой, да что вы говорите! – заорала она и метко пнула меня в бок. – Конечно, более дорог, чем мне, а?
Я как можно глубже забился под скамейку и оттуда продолжил:
– Молли, это бы все объяснило! У меня нет доказательств, но факты сходятся! Вдумайся: при мне несколько человек обвиняли Каллахана в том, что из-за него восстали мертвецы, хотя мы-то знаем, он ни при чем. Но когда ты никому не нравишься, тебя можно обвинить в чем угодно и все поверят. Каллахан еще год назад много кому не нравился, в этом я не сомневаюсь, – идеальный кандидат для обвинений! «О, Киран, это тот фабрикант из Галлоуэя, я уверен! Я ведь еще на другом деле пытался его поймать!» Да каждый так может сказать! И это все тянется уже давно, я был в пансионе, когда убийства начались, – мы даже не знаем, сколько жертв на самом деле!
Попыток залезть под лавку и ударить меня Молли не предпринимала, и я осторожно выглянул. Она сидела на стуле и смотрела перед собой, как смотрят восставшие: тусклым, остановившимся взглядом.
– Молли, Киран на все был готов ради расследования. Его уже нет, он вернулся… ну… к себе, но ради него мы должны…
Молли посмотрела на меня с такой ненавистью, что я сжался и умолк.
– С чего бы он рассказывал свои секреты тебе? Я его сестра! – Она встала, злая, как фурия, и я невольно припал к полу. – Ты все это выдумал, Джон. Вечно ты врешь. Замалчиваешь, изворачиваешься, меня иногда прямо тошнит от этого! Не являлся тебе Киран! О, как удобно, что он уже куда-то пропал! Я ведь могла бы спросить его через тебя о чем-то, что только мы с ним помним, и ты уже не выкрутился бы!
– Я не вру, клянусь тебе!
Встать я все-таки решился. Молли напряженно, как боксер, застыла напротив.
– А я тебе не верю. С вашей семейкой и сама научишься ужом крутиться! Доктор все от меня скрывает, ты скрываешь, но вот это… Да как ты посмел до такого додуматься? О, я знаю, зачем тебе это надо! Хочешь внимания, как всегда. Ты ничего не добился, ты зол, что я выхожу за доктора, хоть я тебе даже не нравлюсь, но… – Она изобразила какого-то напыщенного барана, и я тщетно понадеялся, что не меня. – «Ой, мы такие знатные! Как мой брат может жениться на нищей, я же граф и он же граф!» А вот подавись, Джон!
Я задохнулся от возмущения, хотел протестовать и тут же сдулся. Хуже всего было вот что: я и правда мог бы такое придумать, чтобы привлечь внимание. Мог бы. И то, что на этот раз я говорю правду, меня, похоже, не спасет. Я развернулся и оцепенело побрел наружу. Куры разбегались от меня во все стороны – выходит, не только лошади чувствуют, что со мной что-то не так.
– Эй, мистер. – Судя по обращению, Молли успела немного успокоиться. Я уныло обернулся. – Поклянитесь, что говорите правду. Если вы врете, скажите сейчас.
– Я не вру, Молли. Но у меня нет доказательств, все это действительно звучит безумно. Я тебя понимаю и не злюсь.
– Ой, какое благородство! – огрызнулась она. – Это мне на вас злиться надо.
Молли шагнула на одну ступеньку вниз. Мы долго смотрели друг на друга.
– Я вам верю, – нехотя проговорила она. – Хоть, может, я и дура. Ладно, ждите.
Она снова скрылась в доме и вернулась в ботинках, шляпке и какой-то убогой верхней одежде. Я зашагал к экипажу. Фаррелл старательно делал вид, что ничего не слышал и разглядывал красоту местных просторов в лучах заката. Молли залезла в экипаж.
– Здрасьте. О, да это же тот самый экипаж, что вы у доктора угнали. Как он кричал! Я отпиралась, а потом у меня как бы случайно вырвалось, что надо тщательно охранять гавань, потому что, знаю вас, вы прорветесь в Лондон во что бы то ни стало.
Я почувствовал на губах улыбку.
– А ты тоже умеешь притворяться.
– С таким примером перед глазами даже собака бы уже научилась, мистер, – хмуро ответила Молли. – И была бы у вас первая на свете дрессированная собака-лгунья.
Я фыркнул и сказал Фарреллу, куда ехать. Свет был теплым и розовым, закат разгорелся вовсю. Судя по газетным статьям, – которые я, кстати, забыл у Молли на столе, и оставалось только надеяться, что мамаша их не выкинет, – убийства всегда, без исключений, происходили вечером. Значит, мы пока что не опоздали.
– Кстати, я не против, – негромко сказал я. – Я понимаю, Бен – выгодная партия. Он не подарок, а в последнее время и вообще не в себе, но на месте девушки с Плама-Бохар я не упустил бы свой шанс в любом случае. – Я заставил себя посмотреть на нее. Со мной покончено, а она жива. Нужно смириться и пожелать ей счастья. – Хорошо следи за ним, Молли. Мне кажется, Бен – по природе своей подкаблучник. Просто нужен кто-то с крепкими каблуками, понимаешь? – Молли сдавленно засмеялась и хлюпнула носом. – И ежовыми рукавицами.
Она перестала улыбаться и серьезно придвинулась ближе – наверное, чтобы лучше меня слышать.
– Расскажите мне все. О Киране. Только с самого начала, всю правду и по порядку.
– Можно я тоже послушаю? – спросил Фаррелл, и во мне сразу всколыхнулось что-то от того графа Гленгалла, каким я когда-то был: возница не может слушать разговоры пассажиров, он не человек, а инструмент, вроде повозки или лошади.
Но настоящий я больше не мог согласиться с Каллаханом. Жизнь – это не только функциональность. Раньше я думал, что все просто: на свете есть богатые и бедные, живые и мертвые, знатные и безродные – миры, которые не соприкасаются, – но все оказалось гораздо сложнее.
– Конечно, Фаррелл, – сказал я и развернулся на сиденье так, чтобы ему было лучше слышно.
Глава 14
Чистая правда