Мы свернули в сторону от моря, проехали совсем недолго, и перед нами раскинулась укромная долина среди зеленых холмов. Иногда из-под травы вдруг показывалась каменная плоть земли, словно проплешины в шерсти старого пса. Фаррелл ехал все медленнее, потом остановился совсем.
– Вот она. Деревня, – угрюмо сказал он. – Твой отец полил кровью эту землю, но вижу, что жизнь тебя уже наказала, да и его наверняка тоже.
Вокруг были только покрытые мхом руины и множество растущих повсюду цветов. Сначала я подумал, что они растут здесь сами по себе, потом узнал знакомый вкус в сочетании цветов: видимо, подобные предпочтения у людей проявляются не только в одежде, но и в выборе растений. Нежные пастельные оттенки с редкими вкраплениями ярких красок: маргаритки, пушистый розовый подбел, белые звезды куропаточьей травы, сквозь которые кое-где прорывалась алая и лиловая герань.
Растерянно озираясь, я вылез из экипажа. Я был уверен, что праведники, которые до сих пор где-то скрывались, выйдут мне навстречу и дадут все ответы, но руины выглядели совершенно заброшенными и мертвыми.
– Это не может быть здесь! В сказке говорится, что путь к деревне далек и труден, добраться до нее почти невозможно, а мы в двух часах езды от Дублина по прямой дороге. Да сюда туристов возить можно!
Фаррелл насмешливо посмотрел на меня.
– Сказки вечно все преувеличивают. Уверяю тебя, это то самое место, где много поколений хранили танамор.
– Если его так легко найти, почему никто не рассказал мне об этом в письмах? Почему каждая ирландская собака не знает, как сюда доехать? Где таинственность? Почему эти праведники с танамором так плохо прятались?
Фаррелл вздохнул и сел на какой-то валун.
– Да они и не прятались, парень. Думаешь, так много было желающих вернуть своих умерших?
– А что, нет?
Он глянул на меня со снисхождением.
– Сказку каждый знает: юноша, которого вернул танамор, плохо кончил. Когда-то многие знали, как сюда добраться, но одно дело – лелеять в душе надежду и сказку, и совсем другое – решиться вернуть того, которого забрала сама смерть. Надо быть очень влюбленным или очень отчаянным, чтобы вмешаться в ее планы. Мой народ мудр, он знает: каждому свой час. Большую часть времени мы просто выращивали овец и жили обычной деревенской жизнью.
– Мы?
Фаррелл тяжелым жестом вскинул руку и потер щеку. У него были яркие голубые глаза с темными ресницами, очень молодые на помятом лице.
– Дед говорил, во времена его деда людей к нам приезжало больше – тогда сказки еще были частью жизни, да и люди были более рисковые. Но чем дальше, тем реже приходили желающие, в каждом новом поколении все меньше людей искали сюда дорогу. – Он глянул на меня и криво усмехнулся. – Я, когда услышал, что мертвецы восстали, сразу смекнул: без танамора не обошлось. Тупые англичане даже тут ухитрились напортить, ничего другого я и не ждал. Руки у вас загребущие, а разума нет. Вы похитили священную реликвию, но оставить ее в покое? Куда там!
– Мой отец оставил! – выпалил я. Глупо было защищать отца после всего, что он натворил, но я, как ни странно, все равно за него обиделся. – Он трилистником не воспользовался, и его друг тоже, так что вот это все… – я обвел широким жестом всего себя, – не из-за них. Из-за Гарольда.
– Из-за Гарольда Ньютауна? – натянуто спросил Фаррелл. – А твой отец…
– Джереми Гленгалл.
– Высокий, худой, волосы вьются?
– Точно он, – сказал я. Фаррелл выдавил бледное подобие улыбки, и я осторожно спросил: – А вы это знаете, потому что?..
– Мне было десять. Я единственный, кто выжил в тот день.
Я сглотнул. О таком врать не будешь, но если все так, значит…
– Нет никаких праведников? – жалобно спросил я.
Как же жалко расставаться с мечтой!
– Нету, парень. Только я, и я уж точно не праведник. – Фаррелл поморщился, как от боли. – Я спрятался, англичане меня не заметили. Но я все слышал: как Ньютаун собирал солдат, как грозил им, что здесь живут колдуны, которые нашлют на них порчу, – и все равно не вылез из укрытия. Даже двинуться не смог, не побежал предупредить своих. Страх убивает, иногда в самом прямом смысле. Я трус, парень. Поэтому и жизнь у меня вышла такая жалкая.
Я умоляюще глянул на него.
– А мой отец правда пытался остановить Гарольда?
– Правда. Он и еще второй, полный такой, имя я не услышал.
– Вернон Роуз. Муж леди Бланш. – Я помолчал, набрался мужества и сказал самую ужасную правду о самом ужасном, что сделал в своей жизни: – Я убил Гарольда Ньютауна.
Фаррелл повернулся ко мне, и взгляд его просветлел так, что я вдруг понял: вот с чего надо было начинать, чтобы он открыл мне дверь.
– Как он умер?
– От удара электричеством. Ничего не успел понять. А еще он один из восставших.
Он дернул головой и отвел взгляд.
– Вот это новости… Знаешь, я столько лет мечтал ему отомстить. Сам я слишком труслив, чтобы искать его, и просто ждал, сам не знаю чего. Ну вот и дождался, а легче что-то не стало.
– Фаррелл, ты последний хранитель танамора, ты тот праведник, которого я ищу! – Он грустно хохотнул, но я продолжил, хватаясь за свою единственную надежду: – Умоляю, скажи, что мне нужно сделать, чтобы все прекратилось? Эта деревня все равно волшебная, так? Тут наверняка есть какое-то особое место, святилище, которое может упокоить всех этих людей!
– Парень, это самая обычная деревня. Здесь абсолютно ничего нет, кроме костей моих родичей и всех, с кем я рос. И какой я тебе праведник, ты чем меня слушал?
Я в растерянности сел на землю. Если единственный выживший житель деревни не знает, что делать, то все безнадежно. Нет никаких мудрых старцев, которые решат все проблемы. Упокоить восставших невозможно. Разве что…
– Я привезу сюда танамор! В нем же все дело! Он в Дублине, и я знаю, где его найти! Верну его сюда, и тогда все закончится.
– Мне бы твою уверенность хоть в чем-нибудь в этой жизни, – философски протянул Фаррелл. – А меня забрось-ка домой, надо выпить.
– Нет. Ты повезешь меня. Ты хорошо управляешься с лошадьми, с тобой мы доберемся быстрее.
– Да не поеду я ни в какой Дублин! Это выдумка, сказка, ты сам себе вдолбил в башку, что это сработает!
– Паршиво обстоят дела, – сказал Киран, который давно молчал, сидя на остатках каменной стены, и подавленно слушал наш разговор. – Но совершать безумные поступки в надежде добиться правды? Звучит отлично. Дерзай, Джон.
– Немедленно вези меня в Дублин, – сказал я, глядя Фарреллу в глаза.
Тот вздохнул, тяжело, как большая собака.
– Бесстрашный ты, парень. Это ничего не даст, но ладно, мне нравится твоя решительность. Мало на свете таких людей.
И он забрался на козлы. Правил Фаррелл отлично, и сквозь те же дивные пейзажи мы понеслись обратно. Всю дорогу мы с Кираном смотрели на море и молчали. На него я не глядел – видел, что ему недолго осталось, и от этого у меня ныло сердце.
В Дублин мы въехали, когда утро уже разгорелось вовсю.
– И как ты собираешься украсть танамор? – спросил Киран.
– Придумаю на ходу. У Каллахана есть деньги, зато у меня команда отличная.
– Пьянчужка из Фиалкового Тупика и призрак? – насмешливо спросил Киран.
– Именно. «Век расшатался – и скверней всего, что я рожден восстановить его. Ну что ж, идемте вместе».
– Чего?
– Это «Гамлет», такая пьеса про принца. Расскажу тебе как-нибудь.
– Пф, да нужен мне какой-то дурацкий принц! Какие там у него могут быть проблемы? Знаешь, мне, конечно, жаль, что мы не прижали Каллахана за убийство, но он всесильный подонок, что мы можем ему сделать? А вот если ты отнимешь у него танамор, это будет славная месть.
– Согласен, – кивнул я. – Пусть локти кусает.
– Даже не буду спрашивать, с кем вы там беседуете, – проворчал Фаррелл, не оборачиваясь. – Не мое дело.
– Я вижу призрак своего друга, – ответил я, перекрикивая ветер.
Думал, Фаррелл скажет, что я не в себе, но тот кивнул и уставился в горизонт.
– Бывает, – протянул он. – Все мы окружены призраками.
Глава 12
Маргаритка навсегда
Дублин был полон суеты и шума, от которых я, убаюканный сельской тишиной, сразу немного оглох.
– Сегодня вечером – невероятное зрелище! – вопил мальчишка-газетчик, размахивая своим товаром. – Месяц восстанию мертвяков, покупайте газету, покупайте! После заката Каллахан всем покажет, чего он с их помощью добился! Подробности в свежем номере!
Газеты разлетались как горячие пирожки. Мелочи у меня не было, так что я, высунувшись из экипажа, просто выхватил у мальчишки газету прямо на ходу. Тот вслед обругал меня грязными словами, которые я взял на заметку.
Насчет подробностей в свежем номере мальчишка соврал: передовица обещала все то же таинственное и невероятное зрелище после заката, а в остальном состояла из перечисления бесконечных заслуг Каллахана перед городом, и это невольно наводило на мысль, что он сам за эту статью и заплатил (и даже, возможно, написал).
А ведь еще вчера на фабрике и речи не шло о невероятных зрелищах. Небось Каллахан решил действовать поскорее, пока я не успел придумать, как поставить ему палки в колеса. Осыпал газетчиков золотом, и они ночью переделали будущий утренний номер. Все-таки неплохо быть богатым! Я уже собирался поделиться этими соображениями с Кираном, но тут заметил, что на статью он и не смотрит – только на число в верхнем правом углу передовицы.
Я глянул туда же и понял, что его поразило. «17 апреля 1837 года, понедельник». И правда, ровно месяц со дня восстания – как быстро пролетело время! А еще… Мы с Кираном посмотрели друг на друга.
– Это точно Каллахан, – прошептал Киран. – Он назначил свое зрелище на семнадцатое, а все убийства происходили…
– Семнадцатого, – закончил я.
– Забудь про танамор, Джон, мы должны его остановить!
– Вот она. Деревня, – угрюмо сказал он. – Твой отец полил кровью эту землю, но вижу, что жизнь тебя уже наказала, да и его наверняка тоже.
Вокруг были только покрытые мхом руины и множество растущих повсюду цветов. Сначала я подумал, что они растут здесь сами по себе, потом узнал знакомый вкус в сочетании цветов: видимо, подобные предпочтения у людей проявляются не только в одежде, но и в выборе растений. Нежные пастельные оттенки с редкими вкраплениями ярких красок: маргаритки, пушистый розовый подбел, белые звезды куропаточьей травы, сквозь которые кое-где прорывалась алая и лиловая герань.
Растерянно озираясь, я вылез из экипажа. Я был уверен, что праведники, которые до сих пор где-то скрывались, выйдут мне навстречу и дадут все ответы, но руины выглядели совершенно заброшенными и мертвыми.
– Это не может быть здесь! В сказке говорится, что путь к деревне далек и труден, добраться до нее почти невозможно, а мы в двух часах езды от Дублина по прямой дороге. Да сюда туристов возить можно!
Фаррелл насмешливо посмотрел на меня.
– Сказки вечно все преувеличивают. Уверяю тебя, это то самое место, где много поколений хранили танамор.
– Если его так легко найти, почему никто не рассказал мне об этом в письмах? Почему каждая ирландская собака не знает, как сюда доехать? Где таинственность? Почему эти праведники с танамором так плохо прятались?
Фаррелл вздохнул и сел на какой-то валун.
– Да они и не прятались, парень. Думаешь, так много было желающих вернуть своих умерших?
– А что, нет?
Он глянул на меня со снисхождением.
– Сказку каждый знает: юноша, которого вернул танамор, плохо кончил. Когда-то многие знали, как сюда добраться, но одно дело – лелеять в душе надежду и сказку, и совсем другое – решиться вернуть того, которого забрала сама смерть. Надо быть очень влюбленным или очень отчаянным, чтобы вмешаться в ее планы. Мой народ мудр, он знает: каждому свой час. Большую часть времени мы просто выращивали овец и жили обычной деревенской жизнью.
– Мы?
Фаррелл тяжелым жестом вскинул руку и потер щеку. У него были яркие голубые глаза с темными ресницами, очень молодые на помятом лице.
– Дед говорил, во времена его деда людей к нам приезжало больше – тогда сказки еще были частью жизни, да и люди были более рисковые. Но чем дальше, тем реже приходили желающие, в каждом новом поколении все меньше людей искали сюда дорогу. – Он глянул на меня и криво усмехнулся. – Я, когда услышал, что мертвецы восстали, сразу смекнул: без танамора не обошлось. Тупые англичане даже тут ухитрились напортить, ничего другого я и не ждал. Руки у вас загребущие, а разума нет. Вы похитили священную реликвию, но оставить ее в покое? Куда там!
– Мой отец оставил! – выпалил я. Глупо было защищать отца после всего, что он натворил, но я, как ни странно, все равно за него обиделся. – Он трилистником не воспользовался, и его друг тоже, так что вот это все… – я обвел широким жестом всего себя, – не из-за них. Из-за Гарольда.
– Из-за Гарольда Ньютауна? – натянуто спросил Фаррелл. – А твой отец…
– Джереми Гленгалл.
– Высокий, худой, волосы вьются?
– Точно он, – сказал я. Фаррелл выдавил бледное подобие улыбки, и я осторожно спросил: – А вы это знаете, потому что?..
– Мне было десять. Я единственный, кто выжил в тот день.
Я сглотнул. О таком врать не будешь, но если все так, значит…
– Нет никаких праведников? – жалобно спросил я.
Как же жалко расставаться с мечтой!
– Нету, парень. Только я, и я уж точно не праведник. – Фаррелл поморщился, как от боли. – Я спрятался, англичане меня не заметили. Но я все слышал: как Ньютаун собирал солдат, как грозил им, что здесь живут колдуны, которые нашлют на них порчу, – и все равно не вылез из укрытия. Даже двинуться не смог, не побежал предупредить своих. Страх убивает, иногда в самом прямом смысле. Я трус, парень. Поэтому и жизнь у меня вышла такая жалкая.
Я умоляюще глянул на него.
– А мой отец правда пытался остановить Гарольда?
– Правда. Он и еще второй, полный такой, имя я не услышал.
– Вернон Роуз. Муж леди Бланш. – Я помолчал, набрался мужества и сказал самую ужасную правду о самом ужасном, что сделал в своей жизни: – Я убил Гарольда Ньютауна.
Фаррелл повернулся ко мне, и взгляд его просветлел так, что я вдруг понял: вот с чего надо было начинать, чтобы он открыл мне дверь.
– Как он умер?
– От удара электричеством. Ничего не успел понять. А еще он один из восставших.
Он дернул головой и отвел взгляд.
– Вот это новости… Знаешь, я столько лет мечтал ему отомстить. Сам я слишком труслив, чтобы искать его, и просто ждал, сам не знаю чего. Ну вот и дождался, а легче что-то не стало.
– Фаррелл, ты последний хранитель танамора, ты тот праведник, которого я ищу! – Он грустно хохотнул, но я продолжил, хватаясь за свою единственную надежду: – Умоляю, скажи, что мне нужно сделать, чтобы все прекратилось? Эта деревня все равно волшебная, так? Тут наверняка есть какое-то особое место, святилище, которое может упокоить всех этих людей!
– Парень, это самая обычная деревня. Здесь абсолютно ничего нет, кроме костей моих родичей и всех, с кем я рос. И какой я тебе праведник, ты чем меня слушал?
Я в растерянности сел на землю. Если единственный выживший житель деревни не знает, что делать, то все безнадежно. Нет никаких мудрых старцев, которые решат все проблемы. Упокоить восставших невозможно. Разве что…
– Я привезу сюда танамор! В нем же все дело! Он в Дублине, и я знаю, где его найти! Верну его сюда, и тогда все закончится.
– Мне бы твою уверенность хоть в чем-нибудь в этой жизни, – философски протянул Фаррелл. – А меня забрось-ка домой, надо выпить.
– Нет. Ты повезешь меня. Ты хорошо управляешься с лошадьми, с тобой мы доберемся быстрее.
– Да не поеду я ни в какой Дублин! Это выдумка, сказка, ты сам себе вдолбил в башку, что это сработает!
– Паршиво обстоят дела, – сказал Киран, который давно молчал, сидя на остатках каменной стены, и подавленно слушал наш разговор. – Но совершать безумные поступки в надежде добиться правды? Звучит отлично. Дерзай, Джон.
– Немедленно вези меня в Дублин, – сказал я, глядя Фарреллу в глаза.
Тот вздохнул, тяжело, как большая собака.
– Бесстрашный ты, парень. Это ничего не даст, но ладно, мне нравится твоя решительность. Мало на свете таких людей.
И он забрался на козлы. Правил Фаррелл отлично, и сквозь те же дивные пейзажи мы понеслись обратно. Всю дорогу мы с Кираном смотрели на море и молчали. На него я не глядел – видел, что ему недолго осталось, и от этого у меня ныло сердце.
В Дублин мы въехали, когда утро уже разгорелось вовсю.
– И как ты собираешься украсть танамор? – спросил Киран.
– Придумаю на ходу. У Каллахана есть деньги, зато у меня команда отличная.
– Пьянчужка из Фиалкового Тупика и призрак? – насмешливо спросил Киран.
– Именно. «Век расшатался – и скверней всего, что я рожден восстановить его. Ну что ж, идемте вместе».
– Чего?
– Это «Гамлет», такая пьеса про принца. Расскажу тебе как-нибудь.
– Пф, да нужен мне какой-то дурацкий принц! Какие там у него могут быть проблемы? Знаешь, мне, конечно, жаль, что мы не прижали Каллахана за убийство, но он всесильный подонок, что мы можем ему сделать? А вот если ты отнимешь у него танамор, это будет славная месть.
– Согласен, – кивнул я. – Пусть локти кусает.
– Даже не буду спрашивать, с кем вы там беседуете, – проворчал Фаррелл, не оборачиваясь. – Не мое дело.
– Я вижу призрак своего друга, – ответил я, перекрикивая ветер.
Думал, Фаррелл скажет, что я не в себе, но тот кивнул и уставился в горизонт.
– Бывает, – протянул он. – Все мы окружены призраками.
Глава 12
Маргаритка навсегда
Дублин был полон суеты и шума, от которых я, убаюканный сельской тишиной, сразу немного оглох.
– Сегодня вечером – невероятное зрелище! – вопил мальчишка-газетчик, размахивая своим товаром. – Месяц восстанию мертвяков, покупайте газету, покупайте! После заката Каллахан всем покажет, чего он с их помощью добился! Подробности в свежем номере!
Газеты разлетались как горячие пирожки. Мелочи у меня не было, так что я, высунувшись из экипажа, просто выхватил у мальчишки газету прямо на ходу. Тот вслед обругал меня грязными словами, которые я взял на заметку.
Насчет подробностей в свежем номере мальчишка соврал: передовица обещала все то же таинственное и невероятное зрелище после заката, а в остальном состояла из перечисления бесконечных заслуг Каллахана перед городом, и это невольно наводило на мысль, что он сам за эту статью и заплатил (и даже, возможно, написал).
А ведь еще вчера на фабрике и речи не шло о невероятных зрелищах. Небось Каллахан решил действовать поскорее, пока я не успел придумать, как поставить ему палки в колеса. Осыпал газетчиков золотом, и они ночью переделали будущий утренний номер. Все-таки неплохо быть богатым! Я уже собирался поделиться этими соображениями с Кираном, но тут заметил, что на статью он и не смотрит – только на число в верхнем правом углу передовицы.
Я глянул туда же и понял, что его поразило. «17 апреля 1837 года, понедельник». И правда, ровно месяц со дня восстания – как быстро пролетело время! А еще… Мы с Кираном посмотрели друг на друга.
– Это точно Каллахан, – прошептал Киран. – Он назначил свое зрелище на семнадцатое, а все убийства происходили…
– Семнадцатого, – закончил я.
– Забудь про танамор, Джон, мы должны его остановить!