– Они приедут со своими слугами и угощениями! – заметил Робер, когда я начала паниковать от того, что у нас еще ничего не готово.
Уставшая, я побрела в комнату, прощаясь с принцами и преподавателями, которые улыбались мне и описывали те балы, на которых были, утверждая, что все они – ерунда по сравнению с завтрашним балом!
Я подошла к своему шкафу, выпуская стайку моли, и достала мантию, которую планировала надеть. Красивая мантия с золотым шитьем и… дырой? Это ж как нужно умудриться? А тут еще одна! Я рылась в шкафу, пытаясь найти что-то приличное, но, кроме мантии на какого-то гномика, напоминающей футболку, ничего не нашла… Швырнув все обратно, я села и чуть не расплакалась. Даже то платье, которое посчитали бы бесстыдством работницы портового борделя, было съедено молью.
– Вот так всегда, – грустно усмехнулась я своему отражению в старинном зеркале, сплевывая воду и убирая намокшие волосы с лица. Я стянула с себя серенькую мантию с жабо и попыталась отстирать затертые рукава и воротник, но тут же старая ткань разлезлась. Я швырнула мантию в раковину, хныча, как ребенок. В шкафу лежала огромная, пыльная черная хламида с массивными застежками… Вот в ней и пойду! Ворон пугать!
Я ворочалась, утешая себя тем, что это – бал-маскарад и что я могу быть кем угодно! Хоть королевой ворон! То есть пугалом! Мало ли? Вдруг на балу будут крокодилы, медведи, жирафы? Растирая слезы об подушку, я задремала, а потом услышала, как кто-то скребется в мою дверь.
На пороге стояла Шарман со свечой.
– Пойдем, красавица! – прокашлялась она, кутаясь в шаль от сквозняков. – Платье тебе выбирать! Как говорится, у счастливой женщины платьев должно быть больше, чем мужчин!
– Никуда я не пойду, – сонно зевнула я, глядя на крестную-фею без макияжа, напоминавшую смерть.
– Чего? – проскрипела Шарман, ощупывая голову, на которой затаились в творческом беспорядке три седые волосинки. – Быстрее думай, а то мне в голову дует без парика!
Я сглотнула, посмотрела в зеркало, а потом со стыдом согласилась.
– То-то же… Платья нужно менять чаще, чем мужчин! Запомни! – скрипела Шарман, ведя меня по замку. – Мне приходилось менять платья очень часто…
Я сидела в роскошной комнате, напротив меня висел портрет молодой светловолосой женщины изумительной красоты, которая грациозно склонила голову, слегка улыбаясь. На ней было голубое платье, расшитое жемчужинками, и маленькая диадемка. «Моей возлюбленной М.», – красовалась подпись на портрете.
– Вот, держи! Меряй! – На меня сверху упало платье голубого цвета. Стоило мне только поднять его, как стало понятно, что в нем я могу поднимать стадионы!
– В нем я когда-то соблазнила… как там его… Эрвальд… Эрвальда Маленького. Ну, для всех он был Эрвальд Могучий, но я-то знаю… – кряхтела над ухом Шарман, пока я прикладывала к себе это миниатюрное платье. Мне в красках описывали процесс обольщения, а я понимала, что не помещусь в него, даже если удастся похудеть на десять килограмм за шесть часов! – А в этом я соблазнила… Да чтоб тебя! Забыла! Ну разве можно было забыть? Карвера… эм… Мягкого! О! Вспомнила! Для всех, конечно, он – Карвер Великолепный… – Мне бросали платье за платьем, а на столике горела свеча, освещая портрет прекрасной незнакомки, взгляд которой напоминал текущий мед.
Я уже пыталась влезть в алое платье, слыша, как оно хрустит по швам. Потом было синее, черное, зеленое, белое…
– О! Не помню такого! Меряй! – заметила Шарман, бросая мне алое платье, украшенное поясом из алых роз. Платье пришлось впору, правда, в таком виде я бы не рискнула разгуливать по замку без охраны. Юбка спереди интриговала взгляды, а вот со спины – добавляла торжественности за счет длиннющего шлейфа. Корсет приподнимал грудь, делая талию настолько узкой, словно последний раз я ела еще в детском саду. Зато пунцовая бесстыдная роза на бархотке придавала мне вид чьей-то горячо любимой собачки.
– Как по тебе шито! – воскликнула Шарман, выдавая мне туфли на четыре размера меньше, чем нужно. – Ну, все, иди отдыхай!
Я вышла из комнаты, сжимая в руках завтрашний наряд, туфельки и кружевную маску.
– Я сделала все, как ты просил, – послышался приглушенный голос Шарман, сопровождаемый скрипом кровати. – Будет она красавицей! Как ты и хотел…
Мои руки сжимали платье, в котором мне предстояло «быть красавицей». Молча идя по коридору и глядя на портреты, разодетые и напыщенные, которые смерили меня взглядами, как блоху, ползущую по ковру, я понимала что красота – это понятие растяжимое и иногда даже хрустящее по швам. Платье бережно легло на спинку стула, я улеглась на подушку, заворачиваясь в одеяло, подтыкая его со всех сторон, чтобы спастись от сквозняков. Самый главный сквозняк замка явно заметит, что я не заполнила журнал и не доделала работу, поэтому…
– Да что ты творишь, сквозняк! – захныкала я, пытаясь удержать одеяло, которое вдруг решило покинуть меня.
«Кто???» – проступило на стене.
– Сквозняк! – пробурчала я, скрывая улыбку и хватая одеяло. Конкурс по перетягиванию одеяла завершился в мою пользу.
«Какой я тебе сквозняк?!!» – проступили на стене буквы, в каждой из которых чувствовалось негодование.
– Ну, – я коварно закусила губу, заворачиваясь в трофейное одеяло, – ты же не представился. Или ты считаешь, что раз преставился, то представляться вовсе не обязательно? Надо же тебя как-то называть? Так что побудешь сквозняком!
В ответ была тишина. Я вздохнула, положила голову на подушку, накрылась одеялом с головой, чтобы он не видел моей улыбки. Вредный, капризный, обидчивый, иногда жестокий, но… Я снова улыбнулась, вспоминая руку, которая нежно проводила линию трепетной нежности по моей щеке и которую я пыталась поймать. Воспоминая смешивались с какими-то грезами, те перерастали в откровенный бред, а я чувствовала, как расслабляюсь и…
Я проснулась от того, что по моей щеке осторожно водят пальцами. Понимаю, что стоит открыть глаза, как кого-то как ветром сдует, поэтому старательно изображала Спящую Красавицу. Чья-то рука осторожно убирала локоны с моей щеки, нежно прикасалась к шее, едва ли не вызывая во мне сладкий озноб. Мне очень хотелось поймать ее, прижать к губам, но пусть думает, что я сплю… Ой, а вдруг он действительно убил свою жену? Пока мои мысли вертелись вокруг чужого брака, я почувствовала, как кто-то нежно прикоснулся пальцем к моим губам. Сомневаюсь. А вдруг он действительно охотился на людей? Нет, не верю! Мне подоткнули одеяло, а в голове промелькнула страшная мысль, что даже если он в свое время взял на себя почетную миссию гриппа и подсократил численность населения, это было давно и неправда…
Проснулась я, когда на улице было совсем светло, сладко вдыхая предвкушение праздника. Напялив старую хламиду, взяв в руки ежиков, я потащила их в зал, осторожно приоткрывая дверь. Нужно их красиво расставить, пока не поздно…
– А вот и она! – послышался хохочущий мужской голос, а на меня смотрели разодетые гости, вокруг которых суетились слуги, поправляя хозяйские наряды.
– Как замечательно! – стали наперебой охать родители, разглядывая взъерошенную меня с коробочкой «подделок под поделки». – Не может быть! Неужели их сделали наши мальчики? Как мило! Вы только взгляните!
Я выгрузила ежиков с записками на стол, а родители бросились искать «своих». Принцы смотрели на ежиков так, что хотелось познакомить их: «Дорогие принцы, это – ежики, которых вы сделали! Дорогие ежики! Это – принцы, которые вас слепили!»
– Да он стоит целое состояние! Еще бы! Наш сын сделал его своими руками! – склонились над очередным «шедевром бессонной ночи» родители. С седовласого короля чуть не слетела корона. – Молодец, сынок! Твой дед, помнится, любил рисовать! Ты весь в него!
– Поверьте, матушка, это нелегко, – рассказывал Фердинанд Третий, глядя на своего ежа. – Но я делал его с любовью, для вас… И все время думал о нашем королевстве…
– Сыночек! – задыхалась от слез умиления скуластая брюнетка в синем платье, расшитом жемчугом, обнимая своего сына. – Он дороже всех бриллиантов! Несите золотой поднос! Бережно! Очень бережно! Его делал мой сын! Главное – довезти его в целости и сохранности! Если хоть одна веточка с него упадет, я вас всех казню!
– Горжусь! – потрепал по голове пузатый отец-король черноволосого Фердинанда. – Так, а где твоя корона? Почему ты не носишь корону? Непорядок!
– Какой-то у вас он корявый, – заметил худой, как жердь, король с длинным носом, поглядывая, как очередные слуги благоговейно воздают почести моим ночным бдениям. – Осторожней! Несите осторожно! Если с ежиком что-то случится, то я вас повешу!
– Да как ты смеешь! – сверкнул глазами пузатый король, надвигая на лоб корону, сурово нахмурив брови. Он даже грудь выпятил, гневно глядя на своего оппонента, который тоже подбоченился и задрал голову, бросая взгляд, преисполненный высокомерия. Слуги ставили ежа на золотой поднос, боясь дыхнуть в сторону «шедевра». – Это – оскорбление государства! Оскорбив ежика, которого сделал мой сын, вы только что нанесли оскорбление всему королевству! Я требую извинений! Официальных! Немедленно!
– Извинений? – усмехнулся замкорощенный эксперт по ежам. – За что извиняться? Вы прекрасно понимаете, о чем я! Ваш ежик по сравнению с нашим… уродец… Тут и так все понятно!
– Да как ваш язык повернулся! – негодовал пузатый, сжимая кулаки. – Оскорбить то, что делал мой сын своими руками! Я этого так не оставлю! Я объявляю вам войну! За оскорбление! Пошлите гонца! Пусть собирают войско! Ничего, сынок! Мы им покажем, где ежики зимуют! За нашего ежика мы кого угодно растопчем!
Слуги тощего короля тоже уже почти погрузили ежа на поднос, прикрывая платочком с золотой вышивкой.
– Вот что это за ежик? – ехидничал пузатый, тыкая в него пальцем. – Глаза косые! Видимо, с вашего прадеда лепили! Помню-помню его портрет! Норманд Косоглазый!
– Гонца, срочно! – заорал тощий, оборачиваясь на слугу, который застыл в состоянии услужливого идиотизма. – Пусть собирают всех! Не бывать такому, чтобы оскорбляли наших предков, нашу историю и нашего ежика! За такое вы ответите! Война!
У меня есть подозрение, что об истинных причинах столетней войны историки деликатно умолчали, пытаясь пощадить здравый смысл!
– Может, не надо? – вмешалась я, мило улыбаясь, глядя, как мимо меня, словно падишаха, несли очередной шедевр. Я впервые завидовала ежику, глядя, с каким трепетом, гордостью и помпезностью целая делегация слуг переносила его в сторону кареты. Ежик смотрел на меня глазками-бусинками, войдя во вкус красивой жизни, пока я пыталась утихомирить разбушевавшиеся стороны будущего вооруженного конфликта, к которому подключались остальные родители.
– По-моему, – лепетала я, понимая, что сознаваться нельзя ни в коем случае, – они все хороши!
– Я вас очень благодарю, – заметил толстячок, провожая нехорошим взглядом «кровного врага». Рядом с ним стояли его негодующая супруга и две молчаливые девушки в коронах, опустив глаза и смиренно изучая наш начищенный до блеска пол. – Вы хоть и молоды, но… лучшего ректора мы и представить себе не могли. Мой сын столько рассказывал о вас! Примите мою благодарность за то, что…
– …заботитесь о нем, как о своем сыне, – уронила в платочек слезу королева, усиленно пытающаяся сохранить следы былой красоты. – Мы очень тронуты заботой! Поначалу, конечно, мы сомневались, но теперь понимаем, сколько вы сделали для нашего мальчика… Ах, мой супруг куда более красноречивей меня…
Я чувствовала, как на губах появляется улыбка. Это так приятно, когда понимаешь, что твои усилия не прошли даром…
– Вы спасли нашего сына! – Меня уже оттащили в сторону, а я предстала перед пухленькой королевой в алом наряде, рядом с которой терся сгорбленный старик. Позади супружеской четы молча стояла толстенькая, низкорослая, светловолосая девица в короне, опустив глаза и откровенно скучая. – Я даже не знаю, как благодарить вас за это… Лес… Ночь… Он все нам рассказал… Примите нашу благодарность! Просто слов не хватает выразить ее!
Я улыбалась, чувствуя, как на душе становится тепло-тепло. Оно действительно того стоило!
– Нет, ну вы посмотрите! Наша ректорша! – рассмеялся большой и толстый король, с которого чуть не слетела корона в тот момент, когда меня обняли. – Я – отец Айрона! Примите мою благодарность! Я вообще не привык кого-то благодарить, но за спасение сына, за то, что заступились за него, эм… я бы пожаловал вам титул! Да! Как насчет… эм… маркизы? И замок! Обязательно! За…
Меня уже тянули в другую сторону, а до меня доносилось: «Гербовая карета! Да! И право передачи титула по наследству!»
– Нет, я разгоняю всех целителей! Толку от них никакого! Вы сумели исцелить моего дорогого сына от страшного заболевания! – Передо мной стоял суровый король с окладистой бородой. – Немыслимо! Мои целители годами не могли его исцелить! Микстуры, припарки! А тут вы… раз… И болезнь как рукой сняло!
– Флориан у нас очень болезненный мальчик, – причитала сухонькая королева с припудренными на лице морщинами. По белилам стекала слеза, которую тут же вытирала служанка, нанося новый слой из золотой пудреницы. – С детства болел! Мы думали, что не выживет, но…
– Скажете по секрету рецепт, а то у меня спину тянет, – подмигнул мне король, улыбаясь и пожимая мою руку. – Поверьте, я осыплю вас золотом! Нет, ну надо же! Флориан теперь здоров! Как приятно знать, что мой сын теперь абсолютно здоровый!
Родители рассыпались в благодарностях, мимо меня проносили ежиков, а я чувствовала, как по щекам едва ли не текут слезы какой-то странной радости.
– Не может такого быть! Молодец, Эрих! Вот это я понимаю! – басил какой-то король.
– Но если дела в королевстве идут неважно, то можно просто свалить все на министров! – распинался юношеский голос.
Впервые в моей жизни, исключая работу за «спасибо», меня действительно благодарили. И от этого на душе становилось так легко, так тепло и так светло, что я чуть не расплакалась от какого-то внезапного приступа вдохновения.
– Покажи ему! – послышалось за моей спиной вместе со звоном мечей. – Заходи слева! Давай, сынок! Так его!
Фердинанд Первый дрался на мечах с каким-то слугой, который откровенно поддавался, но при этом делал вид, что сражается в полную силу.
– Ваше величество! – подобострастно заметил слуга, когда его «уронили» на пол и «пронзили мечом», одержав полную и безоговорочную победу. – Ваш сын прирожденный фехтовальщик. Такого мастерства я еще никогда не видел!
Герой стоял, тяжело дыша и гордо вскинув голову. В его руках был меч, который упирался в грудь внезапно упавшего противника.
– Браво! Браво, сынок! – умилялась большая, массивная королева со скошенным подбородком, прижимая платочек к губам. Подле нее стояла молчаливая, тоненькая, как тростиночка, девушка с короной, с улыбкой глядя брата.
– Министры! Да как они смеют! Я проверю! – негодовал бас позади меня. – Обворовывают казну? Я всегда подозревал, что они нечисты на руку! То-то я думаю, почему народ недоволен? Нужно проверить! Все проверить! Молодец, сынок!
Позади меня стоял красивый, словно сказочный, король в роскошном синем одеянии, нахмурившись так, словно узнал о государственной измене, а перед ним стоял тот самый рыжий ловелас с «ручной кладью». Юстиниан с видом телеведущего скандального ток-шоу в красках описывал схему воровства из казны.
Гости разбредались по замку, переговариваясь и слушая рассказы принцев. Я заметила, что рядом с каждым были какие-то странные, одетые не по придворной моде люди, которые постоянно оглядывались по сторонам.
– Где придворный маг? – слышался голос в конце коридора. – Пусть живее шевелит ногами! В этом замке есть темная сила! Пусть всегда будет начеку!
Я стояла и смотрела на портреты, мимо которых раньше носилась, не обращая внимания. Короли и королевы целыми семьями, словно листая чужой семейный альбом, обсуждали тот или иной портрет, отлично разбираясь в эпохах и моде.
– Видите голубую розу? – Ко мне подошла королевская семья с целой свитой. – Это – символ несбыточной мечты. Ее рисуют на портретах тех девушек, которые мечтали выйти замуж за принца. Посмотрите на эту красавицу. У нее в руках – голубая роза.
Я уставилась на брюнетку с огромными ясными глазами, сжимающую в руке красивую розу. Несколько капель крови проступило на ее тонких пальчиках, несмотря на то что лицо у нее оставалось спокойным и каким-то отрешенным.
– А кровь означает, что она поплатилась жизнью за свою мечту, – заметил какой-то странный, я бы сказала, стремный мужчина в мантии, нехорошо улыбаясь в мою сторону. Обладая такой улыбкой, лучше избегать работы в дошкольных учреждениях. Казалось бы, в его лице нет ничего отталкивающего, если бы не тяжелый взгляд и улыбка, от которой по коже бегут мурашки.
Королевская семья прошла дальше, а маг в черном остался рядом, глядя на портреты.
– Приятно познакомиться, ректор. Маг, чародей при дворе его величества, короля… – прослушала я краем уха, пытаясь инстинктивно держаться подальше от этого типа. – Голубые розы столь редки и капризны, что их может позволить себе только королевский двор. Занимательно, что когда принц дарит влюбленной в него девушке голубую розу, это означает, что он намекает ей о том, что ее мечта никогда не сбудется.
Перед глазами промелькнула роза, которую мне принесли в качестве извинений и надбавки за вредность чужого характера.
Уставшая, я побрела в комнату, прощаясь с принцами и преподавателями, которые улыбались мне и описывали те балы, на которых были, утверждая, что все они – ерунда по сравнению с завтрашним балом!
Я подошла к своему шкафу, выпуская стайку моли, и достала мантию, которую планировала надеть. Красивая мантия с золотым шитьем и… дырой? Это ж как нужно умудриться? А тут еще одна! Я рылась в шкафу, пытаясь найти что-то приличное, но, кроме мантии на какого-то гномика, напоминающей футболку, ничего не нашла… Швырнув все обратно, я села и чуть не расплакалась. Даже то платье, которое посчитали бы бесстыдством работницы портового борделя, было съедено молью.
– Вот так всегда, – грустно усмехнулась я своему отражению в старинном зеркале, сплевывая воду и убирая намокшие волосы с лица. Я стянула с себя серенькую мантию с жабо и попыталась отстирать затертые рукава и воротник, но тут же старая ткань разлезлась. Я швырнула мантию в раковину, хныча, как ребенок. В шкафу лежала огромная, пыльная черная хламида с массивными застежками… Вот в ней и пойду! Ворон пугать!
Я ворочалась, утешая себя тем, что это – бал-маскарад и что я могу быть кем угодно! Хоть королевой ворон! То есть пугалом! Мало ли? Вдруг на балу будут крокодилы, медведи, жирафы? Растирая слезы об подушку, я задремала, а потом услышала, как кто-то скребется в мою дверь.
На пороге стояла Шарман со свечой.
– Пойдем, красавица! – прокашлялась она, кутаясь в шаль от сквозняков. – Платье тебе выбирать! Как говорится, у счастливой женщины платьев должно быть больше, чем мужчин!
– Никуда я не пойду, – сонно зевнула я, глядя на крестную-фею без макияжа, напоминавшую смерть.
– Чего? – проскрипела Шарман, ощупывая голову, на которой затаились в творческом беспорядке три седые волосинки. – Быстрее думай, а то мне в голову дует без парика!
Я сглотнула, посмотрела в зеркало, а потом со стыдом согласилась.
– То-то же… Платья нужно менять чаще, чем мужчин! Запомни! – скрипела Шарман, ведя меня по замку. – Мне приходилось менять платья очень часто…
Я сидела в роскошной комнате, напротив меня висел портрет молодой светловолосой женщины изумительной красоты, которая грациозно склонила голову, слегка улыбаясь. На ней было голубое платье, расшитое жемчужинками, и маленькая диадемка. «Моей возлюбленной М.», – красовалась подпись на портрете.
– Вот, держи! Меряй! – На меня сверху упало платье голубого цвета. Стоило мне только поднять его, как стало понятно, что в нем я могу поднимать стадионы!
– В нем я когда-то соблазнила… как там его… Эрвальд… Эрвальда Маленького. Ну, для всех он был Эрвальд Могучий, но я-то знаю… – кряхтела над ухом Шарман, пока я прикладывала к себе это миниатюрное платье. Мне в красках описывали процесс обольщения, а я понимала, что не помещусь в него, даже если удастся похудеть на десять килограмм за шесть часов! – А в этом я соблазнила… Да чтоб тебя! Забыла! Ну разве можно было забыть? Карвера… эм… Мягкого! О! Вспомнила! Для всех, конечно, он – Карвер Великолепный… – Мне бросали платье за платьем, а на столике горела свеча, освещая портрет прекрасной незнакомки, взгляд которой напоминал текущий мед.
Я уже пыталась влезть в алое платье, слыша, как оно хрустит по швам. Потом было синее, черное, зеленое, белое…
– О! Не помню такого! Меряй! – заметила Шарман, бросая мне алое платье, украшенное поясом из алых роз. Платье пришлось впору, правда, в таком виде я бы не рискнула разгуливать по замку без охраны. Юбка спереди интриговала взгляды, а вот со спины – добавляла торжественности за счет длиннющего шлейфа. Корсет приподнимал грудь, делая талию настолько узкой, словно последний раз я ела еще в детском саду. Зато пунцовая бесстыдная роза на бархотке придавала мне вид чьей-то горячо любимой собачки.
– Как по тебе шито! – воскликнула Шарман, выдавая мне туфли на четыре размера меньше, чем нужно. – Ну, все, иди отдыхай!
Я вышла из комнаты, сжимая в руках завтрашний наряд, туфельки и кружевную маску.
– Я сделала все, как ты просил, – послышался приглушенный голос Шарман, сопровождаемый скрипом кровати. – Будет она красавицей! Как ты и хотел…
Мои руки сжимали платье, в котором мне предстояло «быть красавицей». Молча идя по коридору и глядя на портреты, разодетые и напыщенные, которые смерили меня взглядами, как блоху, ползущую по ковру, я понимала что красота – это понятие растяжимое и иногда даже хрустящее по швам. Платье бережно легло на спинку стула, я улеглась на подушку, заворачиваясь в одеяло, подтыкая его со всех сторон, чтобы спастись от сквозняков. Самый главный сквозняк замка явно заметит, что я не заполнила журнал и не доделала работу, поэтому…
– Да что ты творишь, сквозняк! – захныкала я, пытаясь удержать одеяло, которое вдруг решило покинуть меня.
«Кто???» – проступило на стене.
– Сквозняк! – пробурчала я, скрывая улыбку и хватая одеяло. Конкурс по перетягиванию одеяла завершился в мою пользу.
«Какой я тебе сквозняк?!!» – проступили на стене буквы, в каждой из которых чувствовалось негодование.
– Ну, – я коварно закусила губу, заворачиваясь в трофейное одеяло, – ты же не представился. Или ты считаешь, что раз преставился, то представляться вовсе не обязательно? Надо же тебя как-то называть? Так что побудешь сквозняком!
В ответ была тишина. Я вздохнула, положила голову на подушку, накрылась одеялом с головой, чтобы он не видел моей улыбки. Вредный, капризный, обидчивый, иногда жестокий, но… Я снова улыбнулась, вспоминая руку, которая нежно проводила линию трепетной нежности по моей щеке и которую я пыталась поймать. Воспоминая смешивались с какими-то грезами, те перерастали в откровенный бред, а я чувствовала, как расслабляюсь и…
Я проснулась от того, что по моей щеке осторожно водят пальцами. Понимаю, что стоит открыть глаза, как кого-то как ветром сдует, поэтому старательно изображала Спящую Красавицу. Чья-то рука осторожно убирала локоны с моей щеки, нежно прикасалась к шее, едва ли не вызывая во мне сладкий озноб. Мне очень хотелось поймать ее, прижать к губам, но пусть думает, что я сплю… Ой, а вдруг он действительно убил свою жену? Пока мои мысли вертелись вокруг чужого брака, я почувствовала, как кто-то нежно прикоснулся пальцем к моим губам. Сомневаюсь. А вдруг он действительно охотился на людей? Нет, не верю! Мне подоткнули одеяло, а в голове промелькнула страшная мысль, что даже если он в свое время взял на себя почетную миссию гриппа и подсократил численность населения, это было давно и неправда…
Проснулась я, когда на улице было совсем светло, сладко вдыхая предвкушение праздника. Напялив старую хламиду, взяв в руки ежиков, я потащила их в зал, осторожно приоткрывая дверь. Нужно их красиво расставить, пока не поздно…
– А вот и она! – послышался хохочущий мужской голос, а на меня смотрели разодетые гости, вокруг которых суетились слуги, поправляя хозяйские наряды.
– Как замечательно! – стали наперебой охать родители, разглядывая взъерошенную меня с коробочкой «подделок под поделки». – Не может быть! Неужели их сделали наши мальчики? Как мило! Вы только взгляните!
Я выгрузила ежиков с записками на стол, а родители бросились искать «своих». Принцы смотрели на ежиков так, что хотелось познакомить их: «Дорогие принцы, это – ежики, которых вы сделали! Дорогие ежики! Это – принцы, которые вас слепили!»
– Да он стоит целое состояние! Еще бы! Наш сын сделал его своими руками! – склонились над очередным «шедевром бессонной ночи» родители. С седовласого короля чуть не слетела корона. – Молодец, сынок! Твой дед, помнится, любил рисовать! Ты весь в него!
– Поверьте, матушка, это нелегко, – рассказывал Фердинанд Третий, глядя на своего ежа. – Но я делал его с любовью, для вас… И все время думал о нашем королевстве…
– Сыночек! – задыхалась от слез умиления скуластая брюнетка в синем платье, расшитом жемчугом, обнимая своего сына. – Он дороже всех бриллиантов! Несите золотой поднос! Бережно! Очень бережно! Его делал мой сын! Главное – довезти его в целости и сохранности! Если хоть одна веточка с него упадет, я вас всех казню!
– Горжусь! – потрепал по голове пузатый отец-король черноволосого Фердинанда. – Так, а где твоя корона? Почему ты не носишь корону? Непорядок!
– Какой-то у вас он корявый, – заметил худой, как жердь, король с длинным носом, поглядывая, как очередные слуги благоговейно воздают почести моим ночным бдениям. – Осторожней! Несите осторожно! Если с ежиком что-то случится, то я вас повешу!
– Да как ты смеешь! – сверкнул глазами пузатый король, надвигая на лоб корону, сурово нахмурив брови. Он даже грудь выпятил, гневно глядя на своего оппонента, который тоже подбоченился и задрал голову, бросая взгляд, преисполненный высокомерия. Слуги ставили ежа на золотой поднос, боясь дыхнуть в сторону «шедевра». – Это – оскорбление государства! Оскорбив ежика, которого сделал мой сын, вы только что нанесли оскорбление всему королевству! Я требую извинений! Официальных! Немедленно!
– Извинений? – усмехнулся замкорощенный эксперт по ежам. – За что извиняться? Вы прекрасно понимаете, о чем я! Ваш ежик по сравнению с нашим… уродец… Тут и так все понятно!
– Да как ваш язык повернулся! – негодовал пузатый, сжимая кулаки. – Оскорбить то, что делал мой сын своими руками! Я этого так не оставлю! Я объявляю вам войну! За оскорбление! Пошлите гонца! Пусть собирают войско! Ничего, сынок! Мы им покажем, где ежики зимуют! За нашего ежика мы кого угодно растопчем!
Слуги тощего короля тоже уже почти погрузили ежа на поднос, прикрывая платочком с золотой вышивкой.
– Вот что это за ежик? – ехидничал пузатый, тыкая в него пальцем. – Глаза косые! Видимо, с вашего прадеда лепили! Помню-помню его портрет! Норманд Косоглазый!
– Гонца, срочно! – заорал тощий, оборачиваясь на слугу, который застыл в состоянии услужливого идиотизма. – Пусть собирают всех! Не бывать такому, чтобы оскорбляли наших предков, нашу историю и нашего ежика! За такое вы ответите! Война!
У меня есть подозрение, что об истинных причинах столетней войны историки деликатно умолчали, пытаясь пощадить здравый смысл!
– Может, не надо? – вмешалась я, мило улыбаясь, глядя, как мимо меня, словно падишаха, несли очередной шедевр. Я впервые завидовала ежику, глядя, с каким трепетом, гордостью и помпезностью целая делегация слуг переносила его в сторону кареты. Ежик смотрел на меня глазками-бусинками, войдя во вкус красивой жизни, пока я пыталась утихомирить разбушевавшиеся стороны будущего вооруженного конфликта, к которому подключались остальные родители.
– По-моему, – лепетала я, понимая, что сознаваться нельзя ни в коем случае, – они все хороши!
– Я вас очень благодарю, – заметил толстячок, провожая нехорошим взглядом «кровного врага». Рядом с ним стояли его негодующая супруга и две молчаливые девушки в коронах, опустив глаза и смиренно изучая наш начищенный до блеска пол. – Вы хоть и молоды, но… лучшего ректора мы и представить себе не могли. Мой сын столько рассказывал о вас! Примите мою благодарность за то, что…
– …заботитесь о нем, как о своем сыне, – уронила в платочек слезу королева, усиленно пытающаяся сохранить следы былой красоты. – Мы очень тронуты заботой! Поначалу, конечно, мы сомневались, но теперь понимаем, сколько вы сделали для нашего мальчика… Ах, мой супруг куда более красноречивей меня…
Я чувствовала, как на губах появляется улыбка. Это так приятно, когда понимаешь, что твои усилия не прошли даром…
– Вы спасли нашего сына! – Меня уже оттащили в сторону, а я предстала перед пухленькой королевой в алом наряде, рядом с которой терся сгорбленный старик. Позади супружеской четы молча стояла толстенькая, низкорослая, светловолосая девица в короне, опустив глаза и откровенно скучая. – Я даже не знаю, как благодарить вас за это… Лес… Ночь… Он все нам рассказал… Примите нашу благодарность! Просто слов не хватает выразить ее!
Я улыбалась, чувствуя, как на душе становится тепло-тепло. Оно действительно того стоило!
– Нет, ну вы посмотрите! Наша ректорша! – рассмеялся большой и толстый король, с которого чуть не слетела корона в тот момент, когда меня обняли. – Я – отец Айрона! Примите мою благодарность! Я вообще не привык кого-то благодарить, но за спасение сына, за то, что заступились за него, эм… я бы пожаловал вам титул! Да! Как насчет… эм… маркизы? И замок! Обязательно! За…
Меня уже тянули в другую сторону, а до меня доносилось: «Гербовая карета! Да! И право передачи титула по наследству!»
– Нет, я разгоняю всех целителей! Толку от них никакого! Вы сумели исцелить моего дорогого сына от страшного заболевания! – Передо мной стоял суровый король с окладистой бородой. – Немыслимо! Мои целители годами не могли его исцелить! Микстуры, припарки! А тут вы… раз… И болезнь как рукой сняло!
– Флориан у нас очень болезненный мальчик, – причитала сухонькая королева с припудренными на лице морщинами. По белилам стекала слеза, которую тут же вытирала служанка, нанося новый слой из золотой пудреницы. – С детства болел! Мы думали, что не выживет, но…
– Скажете по секрету рецепт, а то у меня спину тянет, – подмигнул мне король, улыбаясь и пожимая мою руку. – Поверьте, я осыплю вас золотом! Нет, ну надо же! Флориан теперь здоров! Как приятно знать, что мой сын теперь абсолютно здоровый!
Родители рассыпались в благодарностях, мимо меня проносили ежиков, а я чувствовала, как по щекам едва ли не текут слезы какой-то странной радости.
– Не может такого быть! Молодец, Эрих! Вот это я понимаю! – басил какой-то король.
– Но если дела в королевстве идут неважно, то можно просто свалить все на министров! – распинался юношеский голос.
Впервые в моей жизни, исключая работу за «спасибо», меня действительно благодарили. И от этого на душе становилось так легко, так тепло и так светло, что я чуть не расплакалась от какого-то внезапного приступа вдохновения.
– Покажи ему! – послышалось за моей спиной вместе со звоном мечей. – Заходи слева! Давай, сынок! Так его!
Фердинанд Первый дрался на мечах с каким-то слугой, который откровенно поддавался, но при этом делал вид, что сражается в полную силу.
– Ваше величество! – подобострастно заметил слуга, когда его «уронили» на пол и «пронзили мечом», одержав полную и безоговорочную победу. – Ваш сын прирожденный фехтовальщик. Такого мастерства я еще никогда не видел!
Герой стоял, тяжело дыша и гордо вскинув голову. В его руках был меч, который упирался в грудь внезапно упавшего противника.
– Браво! Браво, сынок! – умилялась большая, массивная королева со скошенным подбородком, прижимая платочек к губам. Подле нее стояла молчаливая, тоненькая, как тростиночка, девушка с короной, с улыбкой глядя брата.
– Министры! Да как они смеют! Я проверю! – негодовал бас позади меня. – Обворовывают казну? Я всегда подозревал, что они нечисты на руку! То-то я думаю, почему народ недоволен? Нужно проверить! Все проверить! Молодец, сынок!
Позади меня стоял красивый, словно сказочный, король в роскошном синем одеянии, нахмурившись так, словно узнал о государственной измене, а перед ним стоял тот самый рыжий ловелас с «ручной кладью». Юстиниан с видом телеведущего скандального ток-шоу в красках описывал схему воровства из казны.
Гости разбредались по замку, переговариваясь и слушая рассказы принцев. Я заметила, что рядом с каждым были какие-то странные, одетые не по придворной моде люди, которые постоянно оглядывались по сторонам.
– Где придворный маг? – слышался голос в конце коридора. – Пусть живее шевелит ногами! В этом замке есть темная сила! Пусть всегда будет начеку!
Я стояла и смотрела на портреты, мимо которых раньше носилась, не обращая внимания. Короли и королевы целыми семьями, словно листая чужой семейный альбом, обсуждали тот или иной портрет, отлично разбираясь в эпохах и моде.
– Видите голубую розу? – Ко мне подошла королевская семья с целой свитой. – Это – символ несбыточной мечты. Ее рисуют на портретах тех девушек, которые мечтали выйти замуж за принца. Посмотрите на эту красавицу. У нее в руках – голубая роза.
Я уставилась на брюнетку с огромными ясными глазами, сжимающую в руке красивую розу. Несколько капель крови проступило на ее тонких пальчиках, несмотря на то что лицо у нее оставалось спокойным и каким-то отрешенным.
– А кровь означает, что она поплатилась жизнью за свою мечту, – заметил какой-то странный, я бы сказала, стремный мужчина в мантии, нехорошо улыбаясь в мою сторону. Обладая такой улыбкой, лучше избегать работы в дошкольных учреждениях. Казалось бы, в его лице нет ничего отталкивающего, если бы не тяжелый взгляд и улыбка, от которой по коже бегут мурашки.
Королевская семья прошла дальше, а маг в черном остался рядом, глядя на портреты.
– Приятно познакомиться, ректор. Маг, чародей при дворе его величества, короля… – прослушала я краем уха, пытаясь инстинктивно держаться подальше от этого типа. – Голубые розы столь редки и капризны, что их может позволить себе только королевский двор. Занимательно, что когда принц дарит влюбленной в него девушке голубую розу, это означает, что он намекает ей о том, что ее мечта никогда не сбудется.
Перед глазами промелькнула роза, которую мне принесли в качестве извинений и надбавки за вредность чужого характера.