Я помню какой-то комок бессвязного сумбура, который прилип к моему сознанию. Почему-то грезились принцы, сидящие за партами обычной школы с розовыми рюкзачками и цветными пенальчиками. Вокруг были заманчивые розетки, в которые принцы то и дело пытались засунуть пальцы, открытые окна, в которые намеревались выпасть, и много других увлекательных мест, от которых у родителей волосы встали бы дыбом под короной. Я пыталась разлепить глаза, но видела мутную пелену и кого-то склонившегося надо мной. Я почувствовала холодную руку, которая в этот момент прикасалась к моему лбу, но перед глазами все плыло, и они обессиленно закрывались. Тысячи голосов в голове смешивались в звенящий гул… Помню, как приподнималась моя чугунная голова, а губ касалось что-то холодное и мокрое, на секунду приносящее облегчение. Потом помню озноб, когда я судорожно сжималась колючим ежиком под одеялом, поджимая под себя сведенные спазмами ноги.
Я потихоньку приходила в себя, мутными глазами глядя на силуэт, который вырисовывался на фоне темных, некогда роскошных обоев. Задыхаясь, я пыталась поймать чужую руку, но она словно растворялась в тот момент, когда я прикасалась к ней.
– Спасибо, – шептала я, обессиленно падая на мокрую подушку и чувствуя дрожь во всем теле. И так каждый раз.
В лихорадочном бреду среди сумбура меня осенила гениальная идея, способная посоперничать с малярийным бредом священника-колонизатора. У принцев много свободного времени! Так почему бы не организовать какой-нибудь факультатив, причем не один, а несколько? То, что вести его придется самостоятельно, становилось понятно сразу, поэтому я мысленно, отгоняя вереницу бредовых снов, пыталась вспомнить, чем нас развлекала родная школа. Напрашивался хоровой кружок, в котором я в школьные времена состояла одной ногой в связи с отсутствием вокальных данных. Перед глазами в мутном тумане проплывал план занятий и репертуар. Следом почему-то поползли ежики из семечек и прочие хтонические поделки своими руками. Кружок «Очумелые ручки» уже гнал принцев на сбор желудей и каштанов. Глина, какашки, мох и веточки отлично развивают моторику рук и успокаивают нервы! Особенно мне! Чем меньше у принцев свободного времени, тем лучше! Можно еще на художественный кружок и театр замахнуться…
Меня приподняли, давая глоток теплого бульона, от которого я отмахивалась. У меня тут мыслительный процесс идет со страшной силой! Несмотря на мои протесты, меня держали и поили с упорством и терпением, достойным матери Терезы.
Пока в голове пластилиновые ежики бегали за каштанами, а хор мальчиков – маминых зайчиков нестройно перепевал эстраду, я снова пыталась поймать руку, которая обтирает мой лоб, но она словно растворялась в тот момент, когда я только-только прикасалась к ней. Эта неуловимая рука приносила облегчение, гасила жар и жажду, укрывала меня, убирала волосы с лица, и однажды я едва ли не открыла глаза, чувствуя, как меня украдкой, словно нерешительно гладят по щеке, готовясь в любой момент отдернуть руку. Сквозь ресницы и поплывшие очертания я пыталась разглядеть единственного настоящего ухажера. В мутном пятне света проступал силуэт, склонившийся надо мной. На секунду мне показалось, что волосы у него золотистые. Или это был нимб. Я уже ни в чем не была уверена…
– Спасибо, – в приступе благодарности шептала я, надеясь, что меня расслышат и поймут. – Спасибо…
Проснулась я неожиданно. В окно светило солнце, а я чувствовала в себе силы привстать и сощуриться на яркий свет. Рядом с кроватью виднелись кубок и большая позолоченная чаша с водой, в которой лежала тряпка. Меня укрывали два одеяла. Одно – темно-синее с золотой вышивкой, а второе – золотое с синей. Выбравшись из теплого кокона, я свесила ноги, прислушиваясь в надежде, что услышу усталые шаги человека, который сидел со мной бессонные ночи, увижу воспаленные глаза и улыбку на лице. Я готова бесконечно долго целовать руку, которая бережно обтирала мое лицо, принося в страшную знойную пустыню глоток облегчающей прохлады, и прижимать ее к груди в знак безмерной благодарности.
«Ну как? Оклемалась?» – появилась надпись на стене.
– Только не говори, что больше всех молился на мое здоровье, – хрипло ответила я, откашливаясь.
«Я меньше всех был заинтересован в конкуренции!» – снова появилась надпись на стене.
– Так это был ты? – Я смотрела на исчезающие буквы с подозрением.
«Размечталась!» – появилась надпись на стене и исчезла.
Приняв ванну, нацепив на себя какую-то серую мантию с жабо, я поплелась в коридор, все еще чувствуя приступы слабости. Еще бы! Алчный, ревнивый, амбициозный, женатый аристократ с милым хобби в виде охоты на людей и замашками Отелло стал бы нянчиться со мной как с маленьким ребенком? Насколько я знаю, слухи на пустом месте не рождаются, так что с призраком нужно быть поосторожней.
В коридоре было тихо. Я посмотрела на часы. Сейчас идет урок. Осталось выяснить, какой именно. Мой палец водил по расписанию, а я пыталась определить, какой сегодня день и сколько меня угораздило проваляться в постели.
Я побрела в сторону аудиторий, поочередно открывая все двери. И вот в конце коридора я услышала шум. Я по стеночке подползла к двери, сквозь щель глядя на ужас в глазах принцев, забившихся в угол аудитории. Раздался пронзительный визг в тот момент, когда в портрет, висевший рядом с венценосным ополчением, по самую рукоять вонзился кинжал.
– Детки мои, – раздался сладенький голос Лючио, а рядом с принцами появилась знакомая фигура в черном. Мягкими кошачьими шагами он двигался по аудитории в сторону кинжала, кровожадно впившегося в сердце портрета дохлого доисторического прекрасного принца. Еще живые принцы серенькими трясущимися мышками сбились в кучку и застыли от ужаса.
– Короли смертны. Королевы смертны. И принцы тоже смертны. Все смертны. И чаще всего внезапно. Запомните, ваша жизнь не стоит и ломаного гроша. Один удар, и… спокойной ночи, сладенький принц, – в голосе чувствовалась насмешка. – На моих руках кровь королей, королев, фаворитов и фавориток. Я, как вам известно, историк. Но в отличие от других историков, покорно записывающих факты, я предпочитаю писать историю самостоятельно. И переписывать ее в угоду собственным убеждениям.
– Вас нужно было казнить! – заорала чья-то очень нервная система.
– Ой, неужели никто не додумался до такой гениальной идеи? – сладко улыбнулся Лючио, подходя к перепуганному темноволосому обладателю слабенькой нервной системы и приставляя кинжал к его горлу. – У тебя есть какие-то предположения, почему я еще не на виселице? Готов выслушать их. Не стесняйся, малыш…
Лючио прижал Феордана к стене, вытащив из толпы. Принц трясся, скосив глаза к носу.
– Учтите, я могу прийти к вам ночью в любой момент, – прошептал Лючио, глядя на застывших принцев. – И проверить, как вы усвоили урок. Видели следы на матрасах? Примерно так мне сдают экзамен. Все свободны. Дышите. Разрешаю…
Толпа принцев стадом метнулась к выходу из аудитории, чуть не сбив меня с ног вместе с дверью. Пришлось прижаться к стене, выпуская поток на свободу. Топот ног растворялся в коридоре, а я бурлила негодованием!
– Лючио! – хриплой вороной выдала я, пугаясь своего голоса и влетая в кабинет. – Да как ты смеешь пугать принцев!
К моей ноге из угла что-то стекало. Кажется, чей-то испуг… Я брезгливо отошла подальше, благодаря судьбу за то, что я – не уборщица!
– О! С выздоровлением, малыш! – Меня хотели на радостях облобызать, но я смотрела суровой фурией на то место, где кто-то «нафурил»…
– Ты зачем их пугаешь! – возмутилась я, отталкивая руки того, кто уже однажды предложил дружить оргазмами.
– Ну, малыш… – заметил Лючио, проводя рукой по моей щеке и улыбаясь бессовестной улыбкой мерзавца, – ты думаешь, что жизнь – простая штука? О нет. Я не пугаю их. Я делаю из них настоящих параноиков. Именно параноики отличаются завидным долголетием. Не принимать подарки, не есть перед тем, как не поел слуга, не ходить без охраны, спать вполглаза с кинжалом под подушкой… Если ты думаешь, что восседать королевской задницей на троне и махать рукой из роскошной кареты – это и есть жизнь короля, то ты ошибаешься.
– А как же охрана? – Я скептически нахмурила бровь, присматриваясь к светлым волосам.
– Бесполезна. Хоть гвардия, хоть армия возле кровати. Способов тысячи. Я расскажу лишь о десятке самых распространенных, остальные приберегу. – Мне обольстительно улыбнулись, глядя на мое непроницаемое лицо. – Мы сегодня, между прочим, учились отражать внезапную атаку с кинжалом. Я называю это «привет от народа!»…
– Еще раз я узнаю, что вместо урока идет акция по запугиванию, я приму меры! – заявила я, понимая, что вместе с мерами стоит принять еще и успокоительное. Дверь за мной захлопнулась, а из аудитории все еще доносились возмущения. Лючио доказывал, что преподавать означает преподать урок, чем, собственно, он и занимается!
На моем столе лежала груда писем от родителей, на которые я села отвечать с вежливостью круглосуточного колл-центра. Еще бы, все наши разговоры записываются!
В дверь осторожно постучали. В образовавшуюся щель просунулась голова сорокалетнего Флориана. Через пару мгновений на пороге появился он сам, сжимая в руках пять книг. Вид у него был очень презентабельный. Еще бы, симпатичный, с первыми морщинами, с короной на голове и стопкой книг! Он вполне мог украсить любой буклет нашей Академии! Да что там украсить! Он был бы на главной странице.
– Простите, вы сильно заняты? – послышался голос, а на мой стол легли старинные книги «Целительство для начинающих. Мазать нужно то, что чешется», «Ранние и поздние симптомы всех известных заболеваний», «Записная книжка придворного лекаря», «Трактат о болезнях и смерти» и «Лечение мышиным пометом. Том первый».
– Я болен, – с трагизмом в голосе прошептал Флориан, пряча глаза. – Напишите моим родителям, что я очень болен. Я хочу умереть дома… В знакомой обстановке… У меня… у меня столько болезней, что… что… мне недолго осталось… Я вечерами сижу в библиотеке и… Вот…
Передо мной открыли первую книгу трясущейся рукой и ткнули пальцем в витиеватый рукописный шрифт. Рядом с текстом красовалось изображение человека, в животе которого свернулась калачиком какая-то уж больно веселая и игривая змейка.
– Желудочный змий, – скривился принц, по небритой щеке у него текла слеза. Я пробегала глазами текст, поглядывая на игривую змейку.
«Сей змий коварен, изрыгая пламя в желудке, принося боль несусветную…» Я, кажется, знаю, что змея зовут Гастрит. «Растет змий не по дням, а по часам, порождая себе подобных змеенышей». Фамилия у него скорее всего Глистович… «Смерть наступает через месяц опосля первой змеи. Проникает змееныш внутрь незаметно с едой и пламенем своим опаляет утробу».
– Это еще не все! – скуксился принц-ипохондрик, перелистывая страницу, которую украшала еще более веселенькая картинка, больше напоминающая пособие для юного экзорциста. Объятая дымкой голова обезличенного страдальца с выпученными глазами не предвещала ничего хорошего. Я дочитала до конца сумбурный текст с мутной клинической картиной, предрекающий летальный исход.
– И вот! – Мне открыли еще одну книгу, которая чуть не развалилась на части. Здесь картинки были поужасней. На теле страдальца не было живого места. Искривленное ужасом лицо передавало всю гамму чувств, которая возникла бы у любого нормального человека после того, как добрый доктор залил внутрь пациента хорошенько разогретый на огне раствор из соли, масла и мышиного помета. Да-да, через то самое место, которое у меня подозрительно сжалось, надежно обхватывая подушечку-сидушечку.
Мне тыкали под нос руку с прыщом, который явно не смахивал на блинообразные «болямбы» с гравюры.
– Посмотрите! – рыдал Флориан, раскрывая следующую закладку, предвещающую адские муки и летальный исход, если не воспользоваться чудодейственным эликсиром. Десятки болячек мелькали перед глазами. Я стала заметно нервничать и прикидывать, что у меня вскочило за последнее время и где болело, ибо конец был слегка предсказуем. Письма были отложены, Флориан рыдал на моем плече, требуя, чтобы я потрогала его «пылающий» лоб и «сделала хоть что-нибудь» во имя спасения его от самого страшного заболевания… Его трясущаяся рука открыла зловещего вида книгу, после которой хотелось помыть руки и стол.
– Я умру от этого, – шептал страдалец, тыкая пальцем в гравюру. На гравюре тело было объято огнем, причем огонь валил из глаз и изо рта. Рядом с телом трусливо жались нарисованные волки, поджимая хвосты. Даже дракон на заднем плане выглядел если не брезгливо, то испуганно.
«Приступы агрессии, неконтролируемые вспышки ярости, резкие перепады настроения, кровожадность… Боли внизу живота», – шепотом читала я, ужасаясь иллюстрациям и пытаясь понять, чем еще в этом мире можно заразиться, чтобы от тебя шарахались даже драконы. «Адская боль, пронзающая насквозь плоть…» – мне уже срочно требовались антисептик и перчатки.
– Я умру, – рыдал Флориан, с надеждой глядя мне в глаза, мол, скажи, я сильно буду мучиться или нет?
«…перед ежемесячным кровотечением. Очень часто приводит к смерти среди мужчин…» – дочитала я, снова уставившись в гравюру, понимая, что художник не умел рисовать женщин. Я подняла глаза на бедолагу, который твердо решил умереть от обычного ПМС. В глазах Флориана читалась геенна и саван, а внутри меня истерически ржала гиена в ночной саванне.
– Не умрешь ты, не волнуйся. – Я честно пыталась утешить страдальца, но он был безутешен. Не спасали доводы о том, что это – просто женский синдром, не радовало то, что от него еще никто на моей памяти не умирал…
– У вас есть лекарство? – простонал Флориан, цепляясь за мою руку, как утопающий за соломинку. – Скажите, что у вас есть лекарство…
Вариант «ляжь, поспи, все пройдет» не помогал. Я сидела и думала о том, чем бы помочь бедолаге, но кроме народных рецептов на ум ничего не приходило.
– Слушай, – я отцепила сведенные спазмом ужаса пальцы от своего жабо, – я знаю отличное средство! Оно поможет!
Эту надежду во взгляде сложно было передать словами. Никогда еще никто так не внимал каждому моему слову.
– Смотри, – прошептала я, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти подсказку. – Эм… Нужно взять…
– Да-да, – боялся дышать пациент, ловя каждое мое слово.
– Нужно взять мышиный помет… – Я посмотрела на книжку с одноименными рецептами. – Только свежий! Запомни! Только свежий! Намазать им… правую руку…
Я посмотрела на старинные часы, пытаясь внести свою лепту в средневековую медицину.
– …правую руку по часовой стрелке! Три раза! А потом выпить три глотка воды… И лечь спать. Но только на правый бок! – Я даже подняла палец. – Только на правый! Запомни! Это очень важно! Только на правый! Дай-ка я запишу тебе, чтобы ты не забыл!
– Поможет? – сощурил глаза пациент. Где-то на меня с негодованием смотрела традиционная медицина.
– Зуб даю! Завтра все пройдет! – закивала я, выпроваживая его за дверь.
Срочно нужно писать объявление о факультативе. Они с ума сходят от безделья! Старательно, чтобы раньше времени не спугнуть, я выводила буквы и рисовала веселые нотки, оставляя на каждой букве уместные и неуместные завитушки для пущей привлекательности!
В коридоре красовалось расписание факультативных занятий, каких, правда, я не уточняла. Думаю, пусть это будет приятным сюрпризом! Не буду же я писать «Уродный хор» и «Рукоделие для рукожопов».
«Явка строго обязательна!» – дописала я, любуясь результатом.
Через три часа в пустом зале стояли принцы, глядя на меня такими глазами, словно я сейчас поставлю их к стенке и расстреляю.
– Для чего нас собрали? – подозрительно заметил любитель подраться на шпагах, сощурив глаза, когда я двигала их к стеночке. Отлично! Просто замечательно! Сейчас возьмем стульчики и… И вот уже принцы в два ряда стояли на стульчиках, пока я, откопав какую-то старинную указку, смотрела на будущее местной эстрады.
– Через две недели, – заметила я, радуясь своей гениальной идее, – у нас родительский день!
– Его что? Перенесли? Он же через три дня! – занервничали принцы. Как через три дня? Я что-то не поняла! Что-то, видимо, я долго провалялась в постели!
– Хорошо, скоро у нас родительский день! И мы должны показать, что вы здесь учитесь! – гордо заявила я, поправляя жабо. – Предлагаю разучить какую-нибудь хорошую песенку, чтобы исполнить ее перед родителями!
– Чего?!!! – заорали принцы, демонстрируя недюжинные голоса и давая мне понять что «Королевский хор» имеет все шансы поразить своими вокальными данными неподготовленную публику. Послышался грохот стульев. Кто-то пытался слезть, но из хора просто так не уйдешь, поэтому дверь я прикрыла заранее, спрятав ключ в кармане.
– Выхода нет, – голосом маньяка заметила я, доставая свою заготовленную речь и глядя, как будущие хористы выламывали дверь с ноги. – Понимаете, пение – это очень важно! Представьте себе, что вам придется петь серенаду своей принцессе! Или возлюбленной!
– Мы – принцы! Нам и так никто не имеет права отказывать! – возмущались звезды хора имени Анастасии Ититьтвоюмать. – Откройте! Немедленно!
– Пение помогает отдохнуть, расслабиться после трудового дня, но не соседям, – продолжала я, читая по бумажке. – Мы выучим песню, чтобы на балу выступить перед родителями. Представляете, как здорово! Как вариант, я предлагаю еще делать ежиков из глины! Если идея с пением вам не нравится!
– Из чего? Ежиков из чего? – переспросили меня, пока я живо описывала поделки из желудей, каштанов, мха, какашек, перышек, веточек и прочих природных даров с предшествующим сбором запчастей в том самом сумрачном лесу. В итоге после долгих криков будущих, я так понимаю, солистов идея орать вместе показалась не такой уж и плохой.
– Добро пожаловать в наш… народный… ой, не народный… Ненародный Хор Королевской Самодеятельности, – я гордо вскинула голову и прокашлялась. До выступления оставалось три дня, а мы были категорически не готовы. У меня родилась еще парочка незатратных идей сделать показательные выступления на мечах и образцовое разбивание кирпичей о головы с воинственными криками. Я даже мысленно представила, о чьи головы кирпичи будут разбиваться наиболее эпично.
Песни, которые я предлагала в качестве репертуара из того, что когда-то пели мы в хоре, были забракованы. Шагать вместе по просторам принцы не хотели, предпочитая скакать на коне или ехать в карете. Неуклюжих и чересчур любопытных пешеходов, интересующихся хорошим настроением их высочеств, мне предложили сразу казнить. В этот момент я крепко задумалась, напев им про голубой вагон. Вроде как бы и предложила, а вроде бы и намекнула.
– Ребята, это песня про личную карету принца! – Я пыталась объяснить, что такое «вагон», но мне упорно твердили про шахтерскую вагонетку, явно желая изучать недра красавиц, а не королевств.
– Хорошо! Давайте эту! Все могут короли! – внезапно осенило меня. Пока я ее пела, принцы заметно оживились. Некоторые даже грустно улыбнулись. – Жениться по любви… не может ни один, ни один король!
Я потихоньку приходила в себя, мутными глазами глядя на силуэт, который вырисовывался на фоне темных, некогда роскошных обоев. Задыхаясь, я пыталась поймать чужую руку, но она словно растворялась в тот момент, когда я прикасалась к ней.
– Спасибо, – шептала я, обессиленно падая на мокрую подушку и чувствуя дрожь во всем теле. И так каждый раз.
В лихорадочном бреду среди сумбура меня осенила гениальная идея, способная посоперничать с малярийным бредом священника-колонизатора. У принцев много свободного времени! Так почему бы не организовать какой-нибудь факультатив, причем не один, а несколько? То, что вести его придется самостоятельно, становилось понятно сразу, поэтому я мысленно, отгоняя вереницу бредовых снов, пыталась вспомнить, чем нас развлекала родная школа. Напрашивался хоровой кружок, в котором я в школьные времена состояла одной ногой в связи с отсутствием вокальных данных. Перед глазами в мутном тумане проплывал план занятий и репертуар. Следом почему-то поползли ежики из семечек и прочие хтонические поделки своими руками. Кружок «Очумелые ручки» уже гнал принцев на сбор желудей и каштанов. Глина, какашки, мох и веточки отлично развивают моторику рук и успокаивают нервы! Особенно мне! Чем меньше у принцев свободного времени, тем лучше! Можно еще на художественный кружок и театр замахнуться…
Меня приподняли, давая глоток теплого бульона, от которого я отмахивалась. У меня тут мыслительный процесс идет со страшной силой! Несмотря на мои протесты, меня держали и поили с упорством и терпением, достойным матери Терезы.
Пока в голове пластилиновые ежики бегали за каштанами, а хор мальчиков – маминых зайчиков нестройно перепевал эстраду, я снова пыталась поймать руку, которая обтирает мой лоб, но она словно растворялась в тот момент, когда я только-только прикасалась к ней. Эта неуловимая рука приносила облегчение, гасила жар и жажду, укрывала меня, убирала волосы с лица, и однажды я едва ли не открыла глаза, чувствуя, как меня украдкой, словно нерешительно гладят по щеке, готовясь в любой момент отдернуть руку. Сквозь ресницы и поплывшие очертания я пыталась разглядеть единственного настоящего ухажера. В мутном пятне света проступал силуэт, склонившийся надо мной. На секунду мне показалось, что волосы у него золотистые. Или это был нимб. Я уже ни в чем не была уверена…
– Спасибо, – в приступе благодарности шептала я, надеясь, что меня расслышат и поймут. – Спасибо…
Проснулась я неожиданно. В окно светило солнце, а я чувствовала в себе силы привстать и сощуриться на яркий свет. Рядом с кроватью виднелись кубок и большая позолоченная чаша с водой, в которой лежала тряпка. Меня укрывали два одеяла. Одно – темно-синее с золотой вышивкой, а второе – золотое с синей. Выбравшись из теплого кокона, я свесила ноги, прислушиваясь в надежде, что услышу усталые шаги человека, который сидел со мной бессонные ночи, увижу воспаленные глаза и улыбку на лице. Я готова бесконечно долго целовать руку, которая бережно обтирала мое лицо, принося в страшную знойную пустыню глоток облегчающей прохлады, и прижимать ее к груди в знак безмерной благодарности.
«Ну как? Оклемалась?» – появилась надпись на стене.
– Только не говори, что больше всех молился на мое здоровье, – хрипло ответила я, откашливаясь.
«Я меньше всех был заинтересован в конкуренции!» – снова появилась надпись на стене.
– Так это был ты? – Я смотрела на исчезающие буквы с подозрением.
«Размечталась!» – появилась надпись на стене и исчезла.
Приняв ванну, нацепив на себя какую-то серую мантию с жабо, я поплелась в коридор, все еще чувствуя приступы слабости. Еще бы! Алчный, ревнивый, амбициозный, женатый аристократ с милым хобби в виде охоты на людей и замашками Отелло стал бы нянчиться со мной как с маленьким ребенком? Насколько я знаю, слухи на пустом месте не рождаются, так что с призраком нужно быть поосторожней.
В коридоре было тихо. Я посмотрела на часы. Сейчас идет урок. Осталось выяснить, какой именно. Мой палец водил по расписанию, а я пыталась определить, какой сегодня день и сколько меня угораздило проваляться в постели.
Я побрела в сторону аудиторий, поочередно открывая все двери. И вот в конце коридора я услышала шум. Я по стеночке подползла к двери, сквозь щель глядя на ужас в глазах принцев, забившихся в угол аудитории. Раздался пронзительный визг в тот момент, когда в портрет, висевший рядом с венценосным ополчением, по самую рукоять вонзился кинжал.
– Детки мои, – раздался сладенький голос Лючио, а рядом с принцами появилась знакомая фигура в черном. Мягкими кошачьими шагами он двигался по аудитории в сторону кинжала, кровожадно впившегося в сердце портрета дохлого доисторического прекрасного принца. Еще живые принцы серенькими трясущимися мышками сбились в кучку и застыли от ужаса.
– Короли смертны. Королевы смертны. И принцы тоже смертны. Все смертны. И чаще всего внезапно. Запомните, ваша жизнь не стоит и ломаного гроша. Один удар, и… спокойной ночи, сладенький принц, – в голосе чувствовалась насмешка. – На моих руках кровь королей, королев, фаворитов и фавориток. Я, как вам известно, историк. Но в отличие от других историков, покорно записывающих факты, я предпочитаю писать историю самостоятельно. И переписывать ее в угоду собственным убеждениям.
– Вас нужно было казнить! – заорала чья-то очень нервная система.
– Ой, неужели никто не додумался до такой гениальной идеи? – сладко улыбнулся Лючио, подходя к перепуганному темноволосому обладателю слабенькой нервной системы и приставляя кинжал к его горлу. – У тебя есть какие-то предположения, почему я еще не на виселице? Готов выслушать их. Не стесняйся, малыш…
Лючио прижал Феордана к стене, вытащив из толпы. Принц трясся, скосив глаза к носу.
– Учтите, я могу прийти к вам ночью в любой момент, – прошептал Лючио, глядя на застывших принцев. – И проверить, как вы усвоили урок. Видели следы на матрасах? Примерно так мне сдают экзамен. Все свободны. Дышите. Разрешаю…
Толпа принцев стадом метнулась к выходу из аудитории, чуть не сбив меня с ног вместе с дверью. Пришлось прижаться к стене, выпуская поток на свободу. Топот ног растворялся в коридоре, а я бурлила негодованием!
– Лючио! – хриплой вороной выдала я, пугаясь своего голоса и влетая в кабинет. – Да как ты смеешь пугать принцев!
К моей ноге из угла что-то стекало. Кажется, чей-то испуг… Я брезгливо отошла подальше, благодаря судьбу за то, что я – не уборщица!
– О! С выздоровлением, малыш! – Меня хотели на радостях облобызать, но я смотрела суровой фурией на то место, где кто-то «нафурил»…
– Ты зачем их пугаешь! – возмутилась я, отталкивая руки того, кто уже однажды предложил дружить оргазмами.
– Ну, малыш… – заметил Лючио, проводя рукой по моей щеке и улыбаясь бессовестной улыбкой мерзавца, – ты думаешь, что жизнь – простая штука? О нет. Я не пугаю их. Я делаю из них настоящих параноиков. Именно параноики отличаются завидным долголетием. Не принимать подарки, не есть перед тем, как не поел слуга, не ходить без охраны, спать вполглаза с кинжалом под подушкой… Если ты думаешь, что восседать королевской задницей на троне и махать рукой из роскошной кареты – это и есть жизнь короля, то ты ошибаешься.
– А как же охрана? – Я скептически нахмурила бровь, присматриваясь к светлым волосам.
– Бесполезна. Хоть гвардия, хоть армия возле кровати. Способов тысячи. Я расскажу лишь о десятке самых распространенных, остальные приберегу. – Мне обольстительно улыбнулись, глядя на мое непроницаемое лицо. – Мы сегодня, между прочим, учились отражать внезапную атаку с кинжалом. Я называю это «привет от народа!»…
– Еще раз я узнаю, что вместо урока идет акция по запугиванию, я приму меры! – заявила я, понимая, что вместе с мерами стоит принять еще и успокоительное. Дверь за мной захлопнулась, а из аудитории все еще доносились возмущения. Лючио доказывал, что преподавать означает преподать урок, чем, собственно, он и занимается!
На моем столе лежала груда писем от родителей, на которые я села отвечать с вежливостью круглосуточного колл-центра. Еще бы, все наши разговоры записываются!
В дверь осторожно постучали. В образовавшуюся щель просунулась голова сорокалетнего Флориана. Через пару мгновений на пороге появился он сам, сжимая в руках пять книг. Вид у него был очень презентабельный. Еще бы, симпатичный, с первыми морщинами, с короной на голове и стопкой книг! Он вполне мог украсить любой буклет нашей Академии! Да что там украсить! Он был бы на главной странице.
– Простите, вы сильно заняты? – послышался голос, а на мой стол легли старинные книги «Целительство для начинающих. Мазать нужно то, что чешется», «Ранние и поздние симптомы всех известных заболеваний», «Записная книжка придворного лекаря», «Трактат о болезнях и смерти» и «Лечение мышиным пометом. Том первый».
– Я болен, – с трагизмом в голосе прошептал Флориан, пряча глаза. – Напишите моим родителям, что я очень болен. Я хочу умереть дома… В знакомой обстановке… У меня… у меня столько болезней, что… что… мне недолго осталось… Я вечерами сижу в библиотеке и… Вот…
Передо мной открыли первую книгу трясущейся рукой и ткнули пальцем в витиеватый рукописный шрифт. Рядом с текстом красовалось изображение человека, в животе которого свернулась калачиком какая-то уж больно веселая и игривая змейка.
– Желудочный змий, – скривился принц, по небритой щеке у него текла слеза. Я пробегала глазами текст, поглядывая на игривую змейку.
«Сей змий коварен, изрыгая пламя в желудке, принося боль несусветную…» Я, кажется, знаю, что змея зовут Гастрит. «Растет змий не по дням, а по часам, порождая себе подобных змеенышей». Фамилия у него скорее всего Глистович… «Смерть наступает через месяц опосля первой змеи. Проникает змееныш внутрь незаметно с едой и пламенем своим опаляет утробу».
– Это еще не все! – скуксился принц-ипохондрик, перелистывая страницу, которую украшала еще более веселенькая картинка, больше напоминающая пособие для юного экзорциста. Объятая дымкой голова обезличенного страдальца с выпученными глазами не предвещала ничего хорошего. Я дочитала до конца сумбурный текст с мутной клинической картиной, предрекающий летальный исход.
– И вот! – Мне открыли еще одну книгу, которая чуть не развалилась на части. Здесь картинки были поужасней. На теле страдальца не было живого места. Искривленное ужасом лицо передавало всю гамму чувств, которая возникла бы у любого нормального человека после того, как добрый доктор залил внутрь пациента хорошенько разогретый на огне раствор из соли, масла и мышиного помета. Да-да, через то самое место, которое у меня подозрительно сжалось, надежно обхватывая подушечку-сидушечку.
Мне тыкали под нос руку с прыщом, который явно не смахивал на блинообразные «болямбы» с гравюры.
– Посмотрите! – рыдал Флориан, раскрывая следующую закладку, предвещающую адские муки и летальный исход, если не воспользоваться чудодейственным эликсиром. Десятки болячек мелькали перед глазами. Я стала заметно нервничать и прикидывать, что у меня вскочило за последнее время и где болело, ибо конец был слегка предсказуем. Письма были отложены, Флориан рыдал на моем плече, требуя, чтобы я потрогала его «пылающий» лоб и «сделала хоть что-нибудь» во имя спасения его от самого страшного заболевания… Его трясущаяся рука открыла зловещего вида книгу, после которой хотелось помыть руки и стол.
– Я умру от этого, – шептал страдалец, тыкая пальцем в гравюру. На гравюре тело было объято огнем, причем огонь валил из глаз и изо рта. Рядом с телом трусливо жались нарисованные волки, поджимая хвосты. Даже дракон на заднем плане выглядел если не брезгливо, то испуганно.
«Приступы агрессии, неконтролируемые вспышки ярости, резкие перепады настроения, кровожадность… Боли внизу живота», – шепотом читала я, ужасаясь иллюстрациям и пытаясь понять, чем еще в этом мире можно заразиться, чтобы от тебя шарахались даже драконы. «Адская боль, пронзающая насквозь плоть…» – мне уже срочно требовались антисептик и перчатки.
– Я умру, – рыдал Флориан, с надеждой глядя мне в глаза, мол, скажи, я сильно буду мучиться или нет?
«…перед ежемесячным кровотечением. Очень часто приводит к смерти среди мужчин…» – дочитала я, снова уставившись в гравюру, понимая, что художник не умел рисовать женщин. Я подняла глаза на бедолагу, который твердо решил умереть от обычного ПМС. В глазах Флориана читалась геенна и саван, а внутри меня истерически ржала гиена в ночной саванне.
– Не умрешь ты, не волнуйся. – Я честно пыталась утешить страдальца, но он был безутешен. Не спасали доводы о том, что это – просто женский синдром, не радовало то, что от него еще никто на моей памяти не умирал…
– У вас есть лекарство? – простонал Флориан, цепляясь за мою руку, как утопающий за соломинку. – Скажите, что у вас есть лекарство…
Вариант «ляжь, поспи, все пройдет» не помогал. Я сидела и думала о том, чем бы помочь бедолаге, но кроме народных рецептов на ум ничего не приходило.
– Слушай, – я отцепила сведенные спазмом ужаса пальцы от своего жабо, – я знаю отличное средство! Оно поможет!
Эту надежду во взгляде сложно было передать словами. Никогда еще никто так не внимал каждому моему слову.
– Смотри, – прошептала я, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти подсказку. – Эм… Нужно взять…
– Да-да, – боялся дышать пациент, ловя каждое мое слово.
– Нужно взять мышиный помет… – Я посмотрела на книжку с одноименными рецептами. – Только свежий! Запомни! Только свежий! Намазать им… правую руку…
Я посмотрела на старинные часы, пытаясь внести свою лепту в средневековую медицину.
– …правую руку по часовой стрелке! Три раза! А потом выпить три глотка воды… И лечь спать. Но только на правый бок! – Я даже подняла палец. – Только на правый! Запомни! Это очень важно! Только на правый! Дай-ка я запишу тебе, чтобы ты не забыл!
– Поможет? – сощурил глаза пациент. Где-то на меня с негодованием смотрела традиционная медицина.
– Зуб даю! Завтра все пройдет! – закивала я, выпроваживая его за дверь.
Срочно нужно писать объявление о факультативе. Они с ума сходят от безделья! Старательно, чтобы раньше времени не спугнуть, я выводила буквы и рисовала веселые нотки, оставляя на каждой букве уместные и неуместные завитушки для пущей привлекательности!
В коридоре красовалось расписание факультативных занятий, каких, правда, я не уточняла. Думаю, пусть это будет приятным сюрпризом! Не буду же я писать «Уродный хор» и «Рукоделие для рукожопов».
«Явка строго обязательна!» – дописала я, любуясь результатом.
Через три часа в пустом зале стояли принцы, глядя на меня такими глазами, словно я сейчас поставлю их к стенке и расстреляю.
– Для чего нас собрали? – подозрительно заметил любитель подраться на шпагах, сощурив глаза, когда я двигала их к стеночке. Отлично! Просто замечательно! Сейчас возьмем стульчики и… И вот уже принцы в два ряда стояли на стульчиках, пока я, откопав какую-то старинную указку, смотрела на будущее местной эстрады.
– Через две недели, – заметила я, радуясь своей гениальной идее, – у нас родительский день!
– Его что? Перенесли? Он же через три дня! – занервничали принцы. Как через три дня? Я что-то не поняла! Что-то, видимо, я долго провалялась в постели!
– Хорошо, скоро у нас родительский день! И мы должны показать, что вы здесь учитесь! – гордо заявила я, поправляя жабо. – Предлагаю разучить какую-нибудь хорошую песенку, чтобы исполнить ее перед родителями!
– Чего?!!! – заорали принцы, демонстрируя недюжинные голоса и давая мне понять что «Королевский хор» имеет все шансы поразить своими вокальными данными неподготовленную публику. Послышался грохот стульев. Кто-то пытался слезть, но из хора просто так не уйдешь, поэтому дверь я прикрыла заранее, спрятав ключ в кармане.
– Выхода нет, – голосом маньяка заметила я, доставая свою заготовленную речь и глядя, как будущие хористы выламывали дверь с ноги. – Понимаете, пение – это очень важно! Представьте себе, что вам придется петь серенаду своей принцессе! Или возлюбленной!
– Мы – принцы! Нам и так никто не имеет права отказывать! – возмущались звезды хора имени Анастасии Ититьтвоюмать. – Откройте! Немедленно!
– Пение помогает отдохнуть, расслабиться после трудового дня, но не соседям, – продолжала я, читая по бумажке. – Мы выучим песню, чтобы на балу выступить перед родителями. Представляете, как здорово! Как вариант, я предлагаю еще делать ежиков из глины! Если идея с пением вам не нравится!
– Из чего? Ежиков из чего? – переспросили меня, пока я живо описывала поделки из желудей, каштанов, мха, какашек, перышек, веточек и прочих природных даров с предшествующим сбором запчастей в том самом сумрачном лесу. В итоге после долгих криков будущих, я так понимаю, солистов идея орать вместе показалась не такой уж и плохой.
– Добро пожаловать в наш… народный… ой, не народный… Ненародный Хор Королевской Самодеятельности, – я гордо вскинула голову и прокашлялась. До выступления оставалось три дня, а мы были категорически не готовы. У меня родилась еще парочка незатратных идей сделать показательные выступления на мечах и образцовое разбивание кирпичей о головы с воинственными криками. Я даже мысленно представила, о чьи головы кирпичи будут разбиваться наиболее эпично.
Песни, которые я предлагала в качестве репертуара из того, что когда-то пели мы в хоре, были забракованы. Шагать вместе по просторам принцы не хотели, предпочитая скакать на коне или ехать в карете. Неуклюжих и чересчур любопытных пешеходов, интересующихся хорошим настроением их высочеств, мне предложили сразу казнить. В этот момент я крепко задумалась, напев им про голубой вагон. Вроде как бы и предложила, а вроде бы и намекнула.
– Ребята, это песня про личную карету принца! – Я пыталась объяснить, что такое «вагон», но мне упорно твердили про шахтерскую вагонетку, явно желая изучать недра красавиц, а не королевств.
– Хорошо! Давайте эту! Все могут короли! – внезапно осенило меня. Пока я ее пела, принцы заметно оживились. Некоторые даже грустно улыбнулись. – Жениться по любви… не может ни один, ни один король!