– Где ректорша? – Я не выдержал и почувствовал, как нити тьмы объяли мою руку.

– Погодите, я был уверен, что она с Робером! – заметил Арден, осматривая разорванный манжет.

– А я был уверен, что она с тобой или с Элбертом! – огрызнулся Робер, недовольным взглядом глядя на дракона. Тот чуть не схватил его за грудки. «Я был уверен, что она…» – раздавалось в пылу ссоры и размахивания руками. «Это ты струсил! Тоже мне…», «Я в отличие от тебя…» – шум перерастал в потасовку.

– Тишина! – не выдержал я, глядя в черный проем окна. – Вы что? Оставили ее одну в лесу? Отвечайте на вопрос! Где она?!!

Я чувствовал, как внутри откуда-то поднимается странное и страшное чувство. Подсвечники зашевелились, шторы затрепетали. Заерзал на месте красивый столик.

– Мессир, – Робер сделал шаг назад, – вы, главное, не волнуйтесь! Вы же сами говорили, что…

– Как вы посмели! – По перилам, которые я сжимал, шла трещина, но то, что клекотало внутри, было страшнее любой ярости.

– Что значит «посмели»? Она сама соблазнила. Меня точно, – улыбнулся Лючио. Несмотря на бесстрашную улыбку, его лицо было бледным. – Мы просто поспорили, перед кем она не усто…

– Вы… – я смотрел на их лица, понимая, что скорее всего это – последний день их жизни, – оставили ее в лесу… Поспорили на нее… И…

– Не сгущайте краски, я вас умоляю! – заметил Робер, пытаясь выдавить улыбку. – До рассвета осталось каких-то жалких три часа! Что может случиться за эти три часа? Утром мы ее обя…

– Рот закрой! – не узнаю своего голоса. – А теперь… Убирайтесь с глаз моих! Обратно! В лес! Искать ее! Я сейчас тоже с вами поспорю. Только ставкой будет жизнь! Тот, кто вернет ее обратно, – выживет! Вам понятно?

Два раза повторять не пришлось! Дверь моментально закрылась, оставив меня стоять в полумраке холла.

– Мессир, – послышался голос Шарман, – вы ревнуете? Можете не ревновать. Она не согласится ни на одного из них!

– Я не ревную, – отрезал я, чувствуя, как перед глазами стоят такие картины, от которых начинают шевелиться портреты на стенах. – С чего ты взяла, что я ревную! Ты знала об этом споре? Отвечай!

– Нет, что вы? Я не знала об этом споре, – вздохнула Шарман, разворачиваясь и ковыляя по коридору. – Ну что, мальчики, выкусили? Женская интуиция против мужских самомнений! Так, какое платье я себе хочу? С голубыми бантиками!



Я стояла на поляне, понимая, что операция по спасению принца прошла слегка не так, как предполагалось. В мысленную дверь стучались свидетели второго шанса: «Здравствуйте! Вы верите во второй шанс?» Я проголодалась, замерзла, с тоской осматриваясь по сторонам. Постояв еще немного, я поковыляла по лесу, понимая, что только что на секунду закрыла собой глазок и недовольным голосом ответила: «Нет! Вон отсюда! А то я сейчас здравый смысл позову!»

Понимаю, что по чужой сумке лазить неприлично, но если там найдутся спички или что-нибудь отдаленно похожее на зажигалку – я готова принести официальные извинения владельцу. Из сумки выпала записка с пометкой «Передать при удобном случае».

«Ты спрашивала про призрака? Так вот, я поклялся не рассказывать никому, так что тебе придется это прочитать. Записку уничтожь. Некогда он бы военачальником, который недавно женился и безумно любил свою молодую и очень красивую супругу…»



Шекспир заинтересовался, понимая, что на одном только призраке способен написать увесистый трехтомник.

«Однажды ему донесли, что молодая супруга ему изменяет, и предоставили доказательство в виде кольца, подаренного одному из любовников. Она все отрицала, показывала свое кольцо, но…»



Где-то продавцы ювелирки, глядя на пустое место на витрине, оставшееся после купленного кольца, достали точно такое же и приделали табличку: «Хит продаж».

«…он не поверил ни единому слову».



Адекват – не наш формат!

«Он поднес ей кубок с ядом, заявив, что если она невиновна, то выпьет. А если виновна, то нет…»



Да здравствует наш суд! Самый гуманный суд в мире! Инквизиторы поставили точку в пособии по охоте на ведьм после слов: «Если утонет, то невиновна! А если всплывет, то тут два варианта – либо ведьма, либо как человек не очень!»

«Чтобы доказать любимому свою невиновность, красавица выпила яд. Испугавшись и убедившись, что она действительно невиновна, он достал противоядие, но было уже поздно. Один глоток решил и его судьбу!»



В этот момент Шекспир пожалел, что умер слишком рано. Сначала он расстроился, покачав головой, но потом с надеждой посмотрел на меня, мол, как насчет того, чтобы продолжить его великое дело по выбиванию скупой слезы среди впечатлительного населения?

На улице было холодно, поэтому я потрошила сумку. Но кроме пустых и полупустых склянок с пометками, ничего не обнаружила. Я уже час блуждала по лесу, чувствуя невероятную усталость.

– Открывай! – Я шмыгнула носом, пиная огромное дерево. Меня пробирала отчаянная зевота, поэтому я придумала место для ночлега. – Давай, не стесняйся! Чего скромничаем? Открывай дупло пошире! Сейчас в него полезет грязная и сонная белочка!

Дерево что-то не торопилось пускать меня в свою ранимую и трухлявую душу. Видимо, оно было избирательным. А может, ему разбили сердце. Но психиатр во мне не унимался, переключаясь на следующее деревце в надежде, что оно окажется более сговорчивым. Я чувствовала себя дятлом с сайта знакомств, критично присматривающего местечко для своего клювика. В принципе я была не таким уж притязательным дятлом, ежась от холода и шмыгая заложенным носом.

В итоге одно одинокое дерево согласилось открыть свой зев, я стала влезать, как вдруг кто-то внутри заорал дурным голосом: «А-а-а-а!» Что-то я не ожидала, что уютный номер тут же превратится в хостел для гастарбайтеров.


– А-а-а! – орал кто-то в темноте, пока я пыталась понять, кто у нас будущий солист хора имени меня. Подозрения сменились догадкой, но я слишком устала, чтобы радоваться и тем более быть вежливой. Я почувствовала себя акушером, с ноги выпихивая комок нервов, подвывавшего на зависть всем волкам в округе, а потом вылезла сама. Передо мной стоял грязный и чумазый представитель коронованных меньшинств, чью голубую кровь я уже неоднократно упомянула незлым тихим словом.

– Ты как здесь очутился? – возмутилась я, глядя, каким взглядом на меня смотрит любитель острых ощущений.

– Я… я… – икал принц, затравленно оглядываясь по сторонам, но тут же вспоминая о своем происхождении. – Да как ты с принцем разговариваешь?

– Судя по записке и короне, ты передумал быть принцем и решил уйти в неудачники! – усмехнулась я, чувствуя, что силы мои на исходе. Я колебалась, куда потратить их напоследок – на попытку выбраться из леса или на затрещину принцу! Последний вариант был настолько соблазнителен, что я сжала кулаки.

Мы петляли по лесу, пока не вышли к башне, откуда торчала лохматая веревка из волос местной красавицы. Если я не ошибаюсь, то здесь нужно повернуть налево. На небе дрогнула первая зарница рассвета, придав мне силы. И вот я уже отчетливо видела замок, к которому конвоировала принца, резко решившего отказаться от своих планов. По пути страдалец рассказывал мне о неземной любви, подвигнувшей его на эпический побег. Златокудрая красавица происхождения не совсем благородного вскружила нашему принцу голову еще до отъезда в Академию, несмотря на то что с детства он был помолвлен с другой. Но вечная любовь неожиданно прошла с первыми заморозками.

– Ты уверен, что она любит тебя, а не твою корону? – хрипло спросила я, глядя на ковыляющего рядом любителя Золушек.

– Она мне говорила, что ненавидит мою корону, – всхлипывал щуплый русоволосый принц по имени Гарольд. – Помню, как она сказала, что если бы я не был принцем, то мы бы смогли быть вместе… Она – внебрачная дочь барона, отданная на воспитание мельнику… Мы обмениваемся письмами через моего слугу…

– Хочешь проверить, любит она тебя или нет? – прокашлялась я, кутаясь в грязную и промокшую от утренней росы одежду. – Пиши ей, что ты больше не принц, что ты теперь обычный парень. Родители об этом еще не в курсе… И просто жди ответа. Вот так ты узнаешь, любят тебя за корону или просто так.

Я едва шевелила ногами, поднимаясь по лестнице, ведущей к входу в замок, пока мне воспевали красоты и достопримечательности возлюбленной.

Толкнув дверь, я тяжело вздохнула, отправляя Ромео спать, а сама почувствовала, как валюсь с ног от усталости. Я медленно сползала по стене, понимая, что ректорам Академии Прекрасных Принцев пора давать валерьянку за вредность.



Я отчетливо слышал, как хлопнула дверь. И даже видел, как в нее вошли двое. Принц шел по коридору, бубня себе что-то под нос: «Я больше не принц, любовь моя, но я все еще люблю тебя… Или лучше написать „обожаю“?»

Где ректорша? Ничего! Сейчас я ей все выскажу! И по поводу «свидания» тоже… А я ведь выскажу!

Я уже видел холл, в окнах которого застыли малиновые всполохи рассвета.

– Да как ты посме… – сквозь зубы начал я, а потом увидел ее, лежащую на холодном полу в грязной одежде… Ее рука распростерлась вперед, а на руке покоилась голова с грязными волосами, в которых застряли ветки и листья. Она лежала, как маленькая девочка, поджав под себя ноги. Лицо ее было расцарапано, на руках виднелись кровавые ссадины, а одежда была разорвана.

Неужели снова придется принимать человеческий облик… Я чувствовал, как все тени, которые есть, сползаются ко мне, а перед глазами стояла она, лежащая на холодном и грязном полу.

Хоть бы не проснулась… Хоть бы не открыла глаза…

Я заносил ее в ее комнату, глядя, как бессильно повисла ее грязная рука, на которой багровым, чуть вспухшим рубцом расцветала спекшейся кровью ссадина. Ее голова лежала на подушке, а я снимал с нее обувь, чужой камзол, напоминающий грязную тряпку, осторожно стягивал мантию… Она простонала во сне, когда я вытаскивал из ее волос листья и ветку. В моих руках была мокрая тряпка, которой я стирал грязь и кровь с ее рук. Если спросит, скажу, что это сделала… Шарман. Со старухой я договорюсь.

Я прикоснулся тряпкой ко лбу, рассеченному царапиной, и почувствовал, что она горит… У нее жар… Она снова простонала, приоткрыв потрескавшиеся и обветренные губы. Я положил руку ей на лоб, чувствуя, что она горячая.

Дверь хлопнула, по коридору послышались шаги и возмущенные возгласы. Я выставил вперед руку, и дверь в комнату с грохотом захлопнулась.

– И вот что мне с тобой делать? – Я смотрел на бледное лицо ректорши, откинутую на подушке голову, спутанные волосы, прядь которых прилипла к ее губам. – Убить тебя мало! Мало того что пошла в лес, так еще и…

На ее лоб легла мокрая тряпка, пока я осторожно убирал волосы с ее лица. Она простонала, сжимая и разжимая пальцы.

– Нет, я должен тебя по головке погладить за то, что ты отправилась на поиски дурачка, вместо того чтобы просто написать родителям, мол, их идиот пал смертью храбрых в борьбе с собственной дуростью! Причем дурость победила! Приношу свои глубочайшие соболезнования и так далее… – Внутри меня горело пламя негодования, когда я в очередной раз выжимал тряпку, мочил холодной водой и снова расправлял на мокром пылающем лбу. – Я что? Должен сидеть здесь, как нянька?

Она простонала, пошевелив губами, и снова попыталась схватить что-то невидимое.

– И вот что мне с тобой делать? А? – Я чувствовал, что прямо сейчас все брошу и оставлю как есть. – Поверь мне, я не собираюсь терпеть тебя целую вечность! Не хватало еще одного призрака! Слышишь? Не вздумай умирать!

Поверх моей руки легла ее горячая рука и тут же обессиленно скатилась на простыню.

– Позор! Если об этом кто-то узнает… Лежи уже, не ерзай! – Я поднял с кровати упавшую тряпку, расправил ее, глядя на сухие, потрескавшиеся губы.

Она снова простонала, кусая губы до крови и еще сильней зажмурившись.

– Добить бы тебя, чтобы не мучилась, – усмехнулся я, глядя на свою руку, которая тянется к чужой щеке и скользит по ней пальцами. – Но вот что-то рука не поднимается… Хорошо, попробуем тебя напоить! Только учти! Холодную воду я давать тебе не буду! Куда отворачиваться? Пей, я кому сказал! Сама же просила! Ну вот! Молодец! Все расплескала! Нет, точно добью! Добью, и точка!

– С… спасибо, – едва слышно произнесла она, пытаясь поймать мою руку. – Спасибо…





Глава одиннадцатая

Адепты второго шанса




Ушла в себя, вернусь на «Скорой».