Разглядела.

Полное ужаса лицо Шейна оказалось совсем рядом, бледное, обескровленное, с глазами, в которых она увидела нечто знакомое, виденное не раз, дикое, поднимающееся из самых глубин, рождающее зверя.

Он порывисто шагнул к ней, и Вэл слабо улыбнулась, протестующе поднимая ладонь.

— Все хорошо. Правда.

— Знатно он ее уделал, — прозвучал за спиной искренне изумленный голос Зена.

Вэл не хотела признаваться себе, но стоило — промелькнувшие нотки сочувствия были настоящими.

— За… что? — Пальцы Шейна потянулись к разбитому лицу, почти коснулись и замерли в нерешительности.

Вэл посмотрела в синие, вдруг почти черные глаза, читая невысказанный вопрос.

— Все в порядке. Так было нужно. Не волнуйся, пожалуйста.

Горло казалось сухим, лишенным влаги. Нужно было добавить что-то еще, дать понять Шейну, что ему ничто не угрожает, что Раза не знает и никогда не узнает о том, что было между ними, даже если Вэл придется расплатиться за молчание жизнью.

Это было важно. Меньше всего она хотела причинить волку вред. Достаточно было и того, что с ее легкой руки однажды его жизнь была уже почти разрушена.

Вэл понимала, что Шейн сам, по доброй воле, пошел против Раза когда-то, но… сердце вторило свою правду.

Было страшно представить, что пришлось пережить волку, когда он вернулся в город. Унижение, всеобщее презрение, клеймо предателя, будто выжженное на коже каленым железом, — ни для кого не осталось тайной, что он предал стаю. Предал самого Раза, желая ему смерти, забавы ради посягнув на его Вторую.

А потом щедрое прощение, игра на зрителя, умный, расчетливый ход — Вэл слишком хорошо знала Раза, чтобы поверить в то, что он дорожил жизнью волка.

И, как итог, тяжелые цепи долга, привязавшие Шейна к своему новому лидеру.

Жизнь под защитой Раза — единственный шанс для предателя в этом городе. Насмешка судьбы, потому что Вэл, вернувшись, оказалась совершенно в таком же положении.

Удивительно. Она не понимала почему, но чувство вины играло с ней в странные, неведомые игры.

Дразнящий, скользкий, спустя время ставший совершенно невыносимым обман Шейна требовал искупления, заставлял сжиматься сердце от одного только взгляда на волка.

И абсолютно необъятная пустота, когда она пыталась почувствовать что-то похожее в отношении Раза.

Вэл подняла замутненный взгляд на Шейна, с трудом сосредотачиваясь на его лице, слушая нарастающий гул.

Шейн не волновался за свою жизнь. Совершенно. Кое-что посильнее страха за собственную шкуру прорывалось сквозь побледневшую кожу.

Дикий зверь пылал в потемневших, на грани с бурей, глазах, готовый в любой момент вырваться наружу, достаточно одного случайного, необдуманного слова.

Нет. О боги, нет.

Вэл поморщилась, прикрыла веки и подняла ладонь, отводя прилипшие к мокрому лбу волосы.

Она этого не выдержит. Только не сейчас.

— Шейн, я… — каждое слово давалось с трудом, прорываясь сквозь намертво застрявший в горле ком, — мне… кажется… плохо.

Рвота хлынула без предупреждения. Вэл еле успела согнуться, отправляя себе под ноги скудные остатки завтрака. Волосы упали на глаза грязными, влажными от пота и крови прядями. Желчь прошлась по горлу, разъедая язык, пузырями оставаясь на разбитых губах.

Вэл закашлялась, пошатнулась, в коленях вдруг что-то сломалось, ноги согнулись, как у шарнирной куклы, и она рухнула бы на пол, но Шейн тут же подхватил ее, легко поднимая на руки.

Уже теряя сознание, Вэл почувствовала, как уплывающая в благословенную темноту голова откинулась на его локте, потом качнулась, падая ему на грудь.

И все наконец закончилось.



Выхаживали ее неделю или две, может, больше. Вэл не следила за временем, бездумно наблюдая в окно своей комнаты за сменой дня и ночи.

Дэни была в бешенстве. Вэл никогда прежде не видела ее такой злой, даже не представляла, что это вообще возможно — прочитать ярость на красивом лице.

— Скотина, — твердила Дэни, зашивая тонкой кривой иглой разбитую губу Вэл, — как можно было… Ублюдок, — повторяла она, бесконечно вливая в Вэл горькие, выжигающие горло настойки. — Люди такие слабые. Ты же девушка… Как он посмел… Зажравшийся говнюк, — шипела, в который раз туго перевязывая сломанные ребра Вэл. — Как я устала от… — Дэни запнулась, поднимая темные глаза, — от вас обоих.

Вэл ничего не могла ей возразить: сил на споры просто не было. Размышлять о произошедшем не хотелось. Не сейчас точно, может быть, когда-нибудь потом.

«Когда-нибудь потом» наступило довольно скоро. Увидев свое лицо в зеркале, она некоторое время просто неподвижно стояла и ошеломленно смотрела на собственное отражение, в голубые, припухшие от слез глаза. Лицо ее будто осунулось, радужки, казалось, поменяли цвет, из светлого превратившись в темные, а верхняя губа, аккуратно зашитая тонкими незаметными стежками, обещала навсегда остаться со шрамом в левом уголке рта. Скулы, все в ссадинах, были щедро расписаны желтыми разводами от сходивших синяков.

Вэл задрала подбородок и подняла ладонь, дотрагиваясь до горла. Укус заживал, но все еще напоминал о себе ровными следами, идеально повторяющими прикус черного пса.

Пальцы погладили шею, опустились ниже по ключицам на обнаженную грудь. Рука обессиленно упала вниз.


Ко всему прочему Раза сломал ей ребра.

Избил ее. Жестоко, не щадя сил.

Вэл отвернулась от зеркала. Смотреть было противно. Слабый человек, никчемная девчонка, которая ничего не могла противопоставить оборотню.

В кого она превратилась? Кого потеряла, оставив в родном городе? Куда пропала та девушка, которая без лишних вопросов, накинув на голову капюшон, ступала в тень и следовала своей воле?

Вэл дернула ртом, проглотив смешок.

Своей воле? Серьезно?

У нее давно вошло в привычку стоять за чьей-либо спиной, склоняя голову перед покровителем. По-другому она уже просто не умела.

Даже вернувшись в свой город, она первым делом нашла себе влиятельную хозяйку, а теперь отчаянно сопротивляется Раза, хотя вся ее сущность только и жаждет покорного подчинения.

Об этом говорил весь ее прошлый опыт. Стоило доверять тому, что лежало на поверхности.

Вэл нахмурилась, поворачивая голову к своему отражению. Зачесанные назад темные волосы открывали поцарапанный лоб, голубые глаза блеснули смятением.

Вот оно как, значит.

Но свобода, желанная до дрожи в пальцах, которая всегда рвалась изнутри, не давала спокойно жить, выворачивала наизнанку, лишала сна и раскраивала душу — как же она? Вэл помнила, как незадолго до своего побега из города долгое время терзалась от удушающей нехватки малейшего глотка свободной воли.

Раза стоял в корне всего. Слишком сильный, слишком давящий своей сутью, он был эпицентром бушевавших эмоций и противоречий. И еще нескончаемый страх, как вечный спутник черного баргеста, и постоянное хождение по лезвию бритвы. Вэл не могла расслабиться рядом с Раза, быть самой собой — и потому закрылась от него ледяным куполом.

Она не знала, где сокрыта правда, может быть, ее вообще не существовало.

А сейчас, в ее положении, она скатилась туда, откуда вообще мало кто поднимается. Уже не Вторая и не возлюбленная, даже не любовница в полном смысле этого слова.

Никто. Просто человек. А здесь, в городе, где правили сила, кровь и похоть, эти слова были равноценны.

У нее даже оружия не осталось. Отобрали и не вернули.

Брита называет ее «принцессой», а она проглатывает это с улыбкой на лице.

Все вокруг считают ее шлюхой, сам Раза с легкой руки кидает ей в лицо это слово, а она только молчит и соглашается, сжимаясь от терзающих душу когтей жестокого демона.

Вэл знала, что обманывается. Никаким согласием никогда и не пахло.

Только к чему привели ее слабые, непродуманные, полные эмоций попытки сопротивления?

Раза подавил ее, как и всегда. В этот раз с особой изощренностью.

Вэл не могла предположить, что ждало ее дальше, не была уверена в том, что остались силы и желание продолжать бессмысленную борьбу.

Она пыталась быть откровенной с собой, выискивая в самой глубине ответы, и то, что она нашла, ей совсем не понравилось.

Вэл боялась повторения подобного урока. Хватит. Если Раза хотел научить ее, то у него получилось.

Милорд желает видеть рядом послушную молчаливую шлюшку — хорошо.

Невероятная усталость опустилась на плечи. Она и сама до конца не понимала, что является правдой из ее путаных размышлений, а что она вскоре привычно откинет, забросив в дальние глубины.



Бессонные ночи казались длинными и нескончаемыми. Последние солнечные дни Вэл проводила в своей комнате, тусклой от зашторенных занавесей. Дневной свет раздражал.

Дэни пыталась бороться с ней, распахивая окна настежь, пуская в комнату свежий воздух и яркий свет, но стоило ей переступить за порог комнаты, как Вэл закрывала деревянные створки и задергивала плотные шторы.

Она целыми днями валялась на кровати, иногда что-то ела, приготовленное заботливыми руками Дэни, спала, тискала Раша, лениво играя с ним в периоды хорошего настроения, и… ждала Раза.

Вэл с замиранием сердца прислушивалась к любому звуку, похожему на скрип входной двери. Она надеялась, мучилась, изводила себя, понимая, что наступает на горло своей гордости. Она желала видеть Раза. Она хотела, чтобы он пришел к ней, пусть на минуту, пусть не говоря ни слова, но ей было бы достаточно увидеть взгляд его черных глаз, чтобы понять для себя нечто важное.

Раза должен был прийти к ней. Он избил ее, причинил боль, едва не убил. Он обязан был прийти.

Но он не приходил.

Дэни обмолвилась как-то, что Раза постоянно интересуется у нее о здоровье ее подопечной, и Вэл, не желая слушать, совершенно по-детски закрыла уши руками. Дэни замолчала и долго смотрела на отвернувшуюся девушку.



По сложившейся традиции ее навестила вся стая. Рам и Кену, не сдерживаясь в выражениях, долго сотрясали воздух проклятиями в адрес вожака, и Вэл невольно выдавила из себя улыбку.