— Вот все так думали, а его нет. Собаки след не взяли. Надзиратель в каморе заперт.
— И что ему будет? — уже чувствовала вину, что подставила человека.
— Выпорют и выгонят.
— Хоть не отрубят голову, — пробубнила, поедая творог, совершенно не чувствуя его вкуса. Полила мёдом.
— Голову-то зачем рубить? Он же ничего не украл.
— Да-да, — Наташа обрадовалась, что разговор принял нужный поворот. — Это же не экономка, которая обокрала его сиятельство.
— Да, кто бы мог подумать. Хоть мне она и не нравилась, но как-то… Женщина и голову…
— Да, согласна. Нужно было передать её на суд королю вместе с зачинщицей. Пусть бы он решал, кому рубить голову, а кого в монастырь. Это ж надо, за спиной господина, на его земле устроить золотодобычу и… — намеренно замолчала, глядя в расширившиеся глаза Берты. — А вы что, не знаете?
— Это вы про что сейчас сказали?
— Да так, мысли вслух, — заткнула рот куском пирога с малиновым вареньем, запивая молоком и отводя глаза. Пожалуй, достаточно сказала. Остальное домыслят, и цепочка потянется дальше. — А что раб?
— Так нет его нигде.
— Спит где-нибудь, — как ей хотелось верить сказанному.
— Уж и не знаю, — повариха качала головой. — Если собаки не нашли.
— Найдётся, — Наташа встала из-за стола, поблагодарив за ужин. — Отоспится и объявится.
После разговора с Бертой стало совсем плохо. Яробор не вышел из подземелья. Может, плутает в поисках выхода? Нужно обязательно вернуться туда, как и собиралась.
Глава 33
Наносила мыльную массу на коричневое платье и тёрла, остервенело, всё больше склоняясь к тому, что не следует ждать наступления ночи, а идти сейчас. Платье до утра не высохнет. Неважно, заберёт сырое. Стряхнула, развешивая на жерди перед открытым окошком. Подгоняемая плохим предчувствием, поспешила в комнату. Взяв новую свечу и укутавшись в простыню, вышла в тайный ход. Даже усталость куда-то исчезла. Страх гнал вперёд. Достигнув подвала, остановилась, прислушиваясь. Отчётливо слышались мужские голоса. Что за чёрт? Откуда? Свернула на звук. Всё оказалось просто. Два стражника стояли у двери в камору и мирно беседовали. Наташа предположила, что там заперт надзиратель, проспавший раба.
Едва ли не бегом направилась в известном направлении. Луч скользил по поверхности камней. Крысы, сверкая красными точками глаз, отбегали в сторону, давая ей дорогу. Фу, мерзость! Смотрела под ноги, чтобы ненароком не наступить на грызуна.
Всё ждала, что луч вырвет из тьмы фигуру Яробора.
Вот и кромка воды. С замирающим сердцем уставилась на плошку со сгоревшей свечой. Рубаха лежала так же, как её оставила девушка. Подняла, складывая и возвращая на камни. Заменила «светильник». Пусть свеча горит. Вдруг раб ещё вернётся? Но что-то подсказывало, что не вернётся. Прошло слишком много времени после его ухода. Побег, судя по всему, удался. Пусть будет так. Русич не мог погибнуть.
* * *
Слышался собачий лай. Погоня?.. Деревня?.. Мужчина открыл глаза. Холод пробирал до костей. Назойливый мелкий дождь мешал сосредоточиться. Яробор плохо помнил, как выбрался на берег. В какой-то момент ему показалось, что конца подземному ходу, залитому водой, нет. Воздух в лёгких заканчивался, а просвета всё не было. Рванулся вверх, упираясь головой в камень кладки. Немеющие пальцы скребнули по слизи. Ноги не доставали дна. Вода заливала нос.
Закрутило, завертело…
Появившийся шум наполнил голову. Гулкий рокот в ушах.
Бессвязные образы с кровавыми очертаниями медленно проплывали перед глазами. Русинка? Виделось, словно вышла из тьмы, с обведёнными тенью сияющими глазами, и, теряя сознание, безвольно упала в его руки, растаяла… Кровь жаркими толчками ходила в груди. В голове пожаром билось одно: «Упустил… Потерял…»
Легкие разрываются от боли. Нос и горло сдавливают спазмы, в желудке резь. Под руками земная твердь. Его рвёт. Напрягшиеся мышцы сводит судорогой.
Разлепил опухшие веки, фокусируя взор, огляделся. Берег реки… Пасмурно… Дождь… Вроде солнце было… Крутой берег уходит ввысь. Заросли кустарника. Пополз туда, долой с чужих глаз. Отлежаться надо.
От толчка в бок, подхватился, дёрнулся в сторону, оглядываясь. Уже вечер. Так же моросит ситник. Чёрный мокрый пёс тычет под руку. Мысль, что нашли, обожгла огнём. Что ж ему плохо так, муторно? Из раздвинувшихся над ним веток показалась голова, плотно укутанная в платок. Старуха. Ткнула в него клюкой.
— Тарзан, нашёл кого? — пёс тявкнул, усаживаясь рядом. Бабка наклонилась, всматриваясь в лежащее перед ней мужское тело: — Живой, что ли? А что без рубахи? Купаться поздно ужо, застыть можно.
Глядел на неё, слушал и… понимал.
— Где я? — выдавил, чувствуя, что голос осип.
— Где-где… В Караганде… После перепоя или обкуренный? Эх, молодёжь…. — укоризненно покачала головой. — Поднимайся, давай, негоже на сырой земле лежать. Так и на погост недолго угодить.
Пёс, незлобиво гавкнул, «поддакнув» хозяйке.
Послушался «обкуренный», перевернулся на бок, поднимаясь и снова падая. В голове Яробора ухнуло, вышибая искры из глаз. Затряс головой.
— И без обувки, — старушка рассматривала мо́лодца. В грязи весь. — Что-то не признаю никак. Чей ты будешь?
— Из Осининых, — ответил не думая, машинально. Давно не произносил привычное имя рода, дивясь себе: «Кому здесь надобен? Сон?»
— Осиновка…. — бабка удивлённо подняла белёсые бровки. — Далече отсюда будет. — Всматривалась в него. — А как сюда заплутал? К кому приехал?
— Не приехал, плыл.
— Вот те раз! Перевернулся? Да, в такую непогодь только у телевизера сидеть. Снесло течением. Вставай ужо, идём ко мне. А то вымокла совсем тут с тобой. В хате поговорим.
Видя, что парень едва стоит на ногах, подставила плечо, вздыхая и сетуя:
— Обопрись… Только не шибко… Ты вон, какой дылда, поломаешь меня… А мне ещё Ёську доить, — крякнула, пригибаясь под пудовой ручищей, устроившейся на плече. — Вот ведь как бывает… Выходит, повезло тебе, парень. Не утоп. Но воды наглотался, по всему видать. — Потихоньку поднимались под горку. — Фершелку нужно кликнуть. Пусть глянет тебя. Какой-то ты квёлый… Пусть тебе укол поставит. — Покосилась на крупную мужскую фигуру. — Два. У вас там, в Осиновке одни коммерсанты построились. Чей ты будешь? Ладно, не говори. Всё одно не знаю. Новые русские престарелые, банкиры да жулики…
Выбрались на широкую тропу.
— Ёся, Ёся, — звала старуха, — идём домой.
Пёс бросился в сторону, пригоняя козу. Она уткнулась хозяйке в колени, блея.
Яробора обдуло ветром. Стало значительно лучше. Выпрямился, осмотрелся и… Ноги подкосились, в горле застрял всхлип… Рука вскинулась, машинально осеняя своего хозяина крестным знамением…
* * *
Назад бежала быстро, не чуя под собой ног. Убегала от страха, что стала причиной возможной смерти мужчины. Ещё одного. И если в первом случае это было продиктовано необходимостью, то сейчас она не могла себя оправдать ничем. Зачем повела его в подвал? Зачем показала выход? Выход ли? Лихорадочно стаскивала с себя простыню, заталкивая под матрас. Там же была и другая, со следами прошедшей ночи. От воспоминания внизу живота рождалось желание. Нет, нельзя даже думать об этом. Сейчас она должна осуществить задуманное и уйти. Но… Сложно уйти, когда уходить не хочется. Сложно оставаться вместе, зная, что ничего из этого не получится. Время… Только оно расставит всё по своим местам.
Понимала, что нужно лечь отдыхать, попробовать выспаться. Завтра тяжёлый день. Но сердце билось, как сумасшедшее. Всё, нужно успокоиться. Попробовала сосредоточиться на том, не забыла ли чего. Недопитая бутылка вина заняла место в коробе. «Китаец», пустая пивная жестянка. В чистую баночку из-под горчицы переложила заживляющую мазь. Собрала рюкзачок. Он будет под руками. Там золото, пиксида с ожерельем. Приятная тяжесть денежных знаков вселяла уверенность. Всё: короб с одеждой, рюкзак, сумочка. Сырое платье уложит утром, прихватит пару полотенец в дорогу. Да, надо позаимствовать несколько листов бумаги у графа. Он и не заметит, а ей пригодятся.
В коридоре уже горели факелы. Откуда-то нёсся шум перебранки. Задержавшись на лестничной площадке, Наташа прислушалась. Мужские голоса неслись из кухни. Громкий голос Карла перекрывал все остальные. Неужели его сиятельство ссорится с соседом? Не выставит же он его ночью за ворота замка? С кем тогда она поедет утром? Но спуститься не рискнула. Попасться на подслушивании? Ну, уж нет. Пусть свершится то, чему суждено.
Уверенно поднялась в кабинет. Зажгла свечи. Спешить было некуда. На столе нашла то, что искала, отложила на край.
Прошлась вдоль полок, проводя рукой по их гладким торцам. Тронула церы.
Присела за шахматный столик, вдыхая запах хозяина кабинета. Ей будет этого не хватать.
«Богатый» король притягивал взгляд.
Камень выкатился на ладонь, скупо мутно сверкнув. Его бы огранить. Так и пропадёт, пока не сотлеет приданое матери Герарда. Всё имеет свой срок. А пусть будет сюрприз для сиятельного! Вскочила, нащупывая тайник в стене. Выдвинула ящик и аккуратно опустила в него фигурку, головной убор и камешек. Возможно, ему предстоит спасти чью-то жизнь. Представила выражение лица мужчины при обнаружении находки.
Свернув листы в трубочку, стянула кожаным ремешком.
Потушила свечи.
Выйдя в коридор, колебалась. Она не простилась с детьми…
…Так и знала, что это будет невыносимо!
Грета, плотно сжав губы, крепко обняла её за талию. Молчала. Её тяжелое сопение выдавало волнение.
Лиутберт, прижав к груди собаку, пристроился рядом.
Не хватало слов, не хватало выдержки, не хватало сил сдержать наплыв чувств…
— Вы ведь скоро вернётесь? — девочка с надеждой смотрела в её глаза.
— Не знаю, — хотелось плакать.
— Я буду ждать вас, — юная госпожа опустила глаза, в уголках которых сверкнули слёзы.
— И я, — поддакнул маленький барон. Он не казался слишком уж огорчённым. Мал ещё.
Выскочив в коридор, Наташа перевела дух, неторопливо направляясь в сторону лестницы. Вроде, всё, что намечала, сделала. Настроение было прегадкое. А всё эти итальяшки! Всё из-за них!
Свернула в правое крыло к покоям графа.
— И что ему будет? — уже чувствовала вину, что подставила человека.
— Выпорют и выгонят.
— Хоть не отрубят голову, — пробубнила, поедая творог, совершенно не чувствуя его вкуса. Полила мёдом.
— Голову-то зачем рубить? Он же ничего не украл.
— Да-да, — Наташа обрадовалась, что разговор принял нужный поворот. — Это же не экономка, которая обокрала его сиятельство.
— Да, кто бы мог подумать. Хоть мне она и не нравилась, но как-то… Женщина и голову…
— Да, согласна. Нужно было передать её на суд королю вместе с зачинщицей. Пусть бы он решал, кому рубить голову, а кого в монастырь. Это ж надо, за спиной господина, на его земле устроить золотодобычу и… — намеренно замолчала, глядя в расширившиеся глаза Берты. — А вы что, не знаете?
— Это вы про что сейчас сказали?
— Да так, мысли вслух, — заткнула рот куском пирога с малиновым вареньем, запивая молоком и отводя глаза. Пожалуй, достаточно сказала. Остальное домыслят, и цепочка потянется дальше. — А что раб?
— Так нет его нигде.
— Спит где-нибудь, — как ей хотелось верить сказанному.
— Уж и не знаю, — повариха качала головой. — Если собаки не нашли.
— Найдётся, — Наташа встала из-за стола, поблагодарив за ужин. — Отоспится и объявится.
После разговора с Бертой стало совсем плохо. Яробор не вышел из подземелья. Может, плутает в поисках выхода? Нужно обязательно вернуться туда, как и собиралась.
Глава 33
Наносила мыльную массу на коричневое платье и тёрла, остервенело, всё больше склоняясь к тому, что не следует ждать наступления ночи, а идти сейчас. Платье до утра не высохнет. Неважно, заберёт сырое. Стряхнула, развешивая на жерди перед открытым окошком. Подгоняемая плохим предчувствием, поспешила в комнату. Взяв новую свечу и укутавшись в простыню, вышла в тайный ход. Даже усталость куда-то исчезла. Страх гнал вперёд. Достигнув подвала, остановилась, прислушиваясь. Отчётливо слышались мужские голоса. Что за чёрт? Откуда? Свернула на звук. Всё оказалось просто. Два стражника стояли у двери в камору и мирно беседовали. Наташа предположила, что там заперт надзиратель, проспавший раба.
Едва ли не бегом направилась в известном направлении. Луч скользил по поверхности камней. Крысы, сверкая красными точками глаз, отбегали в сторону, давая ей дорогу. Фу, мерзость! Смотрела под ноги, чтобы ненароком не наступить на грызуна.
Всё ждала, что луч вырвет из тьмы фигуру Яробора.
Вот и кромка воды. С замирающим сердцем уставилась на плошку со сгоревшей свечой. Рубаха лежала так же, как её оставила девушка. Подняла, складывая и возвращая на камни. Заменила «светильник». Пусть свеча горит. Вдруг раб ещё вернётся? Но что-то подсказывало, что не вернётся. Прошло слишком много времени после его ухода. Побег, судя по всему, удался. Пусть будет так. Русич не мог погибнуть.
* * *
Слышался собачий лай. Погоня?.. Деревня?.. Мужчина открыл глаза. Холод пробирал до костей. Назойливый мелкий дождь мешал сосредоточиться. Яробор плохо помнил, как выбрался на берег. В какой-то момент ему показалось, что конца подземному ходу, залитому водой, нет. Воздух в лёгких заканчивался, а просвета всё не было. Рванулся вверх, упираясь головой в камень кладки. Немеющие пальцы скребнули по слизи. Ноги не доставали дна. Вода заливала нос.
Закрутило, завертело…
Появившийся шум наполнил голову. Гулкий рокот в ушах.
Бессвязные образы с кровавыми очертаниями медленно проплывали перед глазами. Русинка? Виделось, словно вышла из тьмы, с обведёнными тенью сияющими глазами, и, теряя сознание, безвольно упала в его руки, растаяла… Кровь жаркими толчками ходила в груди. В голове пожаром билось одно: «Упустил… Потерял…»
Легкие разрываются от боли. Нос и горло сдавливают спазмы, в желудке резь. Под руками земная твердь. Его рвёт. Напрягшиеся мышцы сводит судорогой.
Разлепил опухшие веки, фокусируя взор, огляделся. Берег реки… Пасмурно… Дождь… Вроде солнце было… Крутой берег уходит ввысь. Заросли кустарника. Пополз туда, долой с чужих глаз. Отлежаться надо.
От толчка в бок, подхватился, дёрнулся в сторону, оглядываясь. Уже вечер. Так же моросит ситник. Чёрный мокрый пёс тычет под руку. Мысль, что нашли, обожгла огнём. Что ж ему плохо так, муторно? Из раздвинувшихся над ним веток показалась голова, плотно укутанная в платок. Старуха. Ткнула в него клюкой.
— Тарзан, нашёл кого? — пёс тявкнул, усаживаясь рядом. Бабка наклонилась, всматриваясь в лежащее перед ней мужское тело: — Живой, что ли? А что без рубахи? Купаться поздно ужо, застыть можно.
Глядел на неё, слушал и… понимал.
— Где я? — выдавил, чувствуя, что голос осип.
— Где-где… В Караганде… После перепоя или обкуренный? Эх, молодёжь…. — укоризненно покачала головой. — Поднимайся, давай, негоже на сырой земле лежать. Так и на погост недолго угодить.
Пёс, незлобиво гавкнул, «поддакнув» хозяйке.
Послушался «обкуренный», перевернулся на бок, поднимаясь и снова падая. В голове Яробора ухнуло, вышибая искры из глаз. Затряс головой.
— И без обувки, — старушка рассматривала мо́лодца. В грязи весь. — Что-то не признаю никак. Чей ты будешь?
— Из Осининых, — ответил не думая, машинально. Давно не произносил привычное имя рода, дивясь себе: «Кому здесь надобен? Сон?»
— Осиновка…. — бабка удивлённо подняла белёсые бровки. — Далече отсюда будет. — Всматривалась в него. — А как сюда заплутал? К кому приехал?
— Не приехал, плыл.
— Вот те раз! Перевернулся? Да, в такую непогодь только у телевизера сидеть. Снесло течением. Вставай ужо, идём ко мне. А то вымокла совсем тут с тобой. В хате поговорим.
Видя, что парень едва стоит на ногах, подставила плечо, вздыхая и сетуя:
— Обопрись… Только не шибко… Ты вон, какой дылда, поломаешь меня… А мне ещё Ёську доить, — крякнула, пригибаясь под пудовой ручищей, устроившейся на плече. — Вот ведь как бывает… Выходит, повезло тебе, парень. Не утоп. Но воды наглотался, по всему видать. — Потихоньку поднимались под горку. — Фершелку нужно кликнуть. Пусть глянет тебя. Какой-то ты квёлый… Пусть тебе укол поставит. — Покосилась на крупную мужскую фигуру. — Два. У вас там, в Осиновке одни коммерсанты построились. Чей ты будешь? Ладно, не говори. Всё одно не знаю. Новые русские престарелые, банкиры да жулики…
Выбрались на широкую тропу.
— Ёся, Ёся, — звала старуха, — идём домой.
Пёс бросился в сторону, пригоняя козу. Она уткнулась хозяйке в колени, блея.
Яробора обдуло ветром. Стало значительно лучше. Выпрямился, осмотрелся и… Ноги подкосились, в горле застрял всхлип… Рука вскинулась, машинально осеняя своего хозяина крестным знамением…
* * *
Назад бежала быстро, не чуя под собой ног. Убегала от страха, что стала причиной возможной смерти мужчины. Ещё одного. И если в первом случае это было продиктовано необходимостью, то сейчас она не могла себя оправдать ничем. Зачем повела его в подвал? Зачем показала выход? Выход ли? Лихорадочно стаскивала с себя простыню, заталкивая под матрас. Там же была и другая, со следами прошедшей ночи. От воспоминания внизу живота рождалось желание. Нет, нельзя даже думать об этом. Сейчас она должна осуществить задуманное и уйти. Но… Сложно уйти, когда уходить не хочется. Сложно оставаться вместе, зная, что ничего из этого не получится. Время… Только оно расставит всё по своим местам.
Понимала, что нужно лечь отдыхать, попробовать выспаться. Завтра тяжёлый день. Но сердце билось, как сумасшедшее. Всё, нужно успокоиться. Попробовала сосредоточиться на том, не забыла ли чего. Недопитая бутылка вина заняла место в коробе. «Китаец», пустая пивная жестянка. В чистую баночку из-под горчицы переложила заживляющую мазь. Собрала рюкзачок. Он будет под руками. Там золото, пиксида с ожерельем. Приятная тяжесть денежных знаков вселяла уверенность. Всё: короб с одеждой, рюкзак, сумочка. Сырое платье уложит утром, прихватит пару полотенец в дорогу. Да, надо позаимствовать несколько листов бумаги у графа. Он и не заметит, а ей пригодятся.
В коридоре уже горели факелы. Откуда-то нёсся шум перебранки. Задержавшись на лестничной площадке, Наташа прислушалась. Мужские голоса неслись из кухни. Громкий голос Карла перекрывал все остальные. Неужели его сиятельство ссорится с соседом? Не выставит же он его ночью за ворота замка? С кем тогда она поедет утром? Но спуститься не рискнула. Попасться на подслушивании? Ну, уж нет. Пусть свершится то, чему суждено.
Уверенно поднялась в кабинет. Зажгла свечи. Спешить было некуда. На столе нашла то, что искала, отложила на край.
Прошлась вдоль полок, проводя рукой по их гладким торцам. Тронула церы.
Присела за шахматный столик, вдыхая запах хозяина кабинета. Ей будет этого не хватать.
«Богатый» король притягивал взгляд.
Камень выкатился на ладонь, скупо мутно сверкнув. Его бы огранить. Так и пропадёт, пока не сотлеет приданое матери Герарда. Всё имеет свой срок. А пусть будет сюрприз для сиятельного! Вскочила, нащупывая тайник в стене. Выдвинула ящик и аккуратно опустила в него фигурку, головной убор и камешек. Возможно, ему предстоит спасти чью-то жизнь. Представила выражение лица мужчины при обнаружении находки.
Свернув листы в трубочку, стянула кожаным ремешком.
Потушила свечи.
Выйдя в коридор, колебалась. Она не простилась с детьми…
…Так и знала, что это будет невыносимо!
Грета, плотно сжав губы, крепко обняла её за талию. Молчала. Её тяжелое сопение выдавало волнение.
Лиутберт, прижав к груди собаку, пристроился рядом.
Не хватало слов, не хватало выдержки, не хватало сил сдержать наплыв чувств…
— Вы ведь скоро вернётесь? — девочка с надеждой смотрела в её глаза.
— Не знаю, — хотелось плакать.
— Я буду ждать вас, — юная госпожа опустила глаза, в уголках которых сверкнули слёзы.
— И я, — поддакнул маленький барон. Он не казался слишком уж огорчённым. Мал ещё.
Выскочив в коридор, Наташа перевела дух, неторопливо направляясь в сторону лестницы. Вроде, всё, что намечала, сделала. Настроение было прегадкое. А всё эти итальяшки! Всё из-за них!
Свернула в правое крыло к покоям графа.