— Ты это серьезно? — с недоверием спросила она. — Да я просто схожу с ума от предвкушения.
— Просто так не бывало, что тебе нечего сказать.
Вздохнув, она ответила:
— Я стараюсь быть сдержанной.
— Со мной?
Я практически увидел, как она неловко пожала плечами.
— На каждом собеседовании мое мнение меняется, поэтому я стараюсь не загадывать наперед. Решим, когда все это закончится, и у нас будет полная картина.
— Да, ты уже об этом говорила, но мне бы хотелось, чтобы мы вместе принимали даже промежуточные решения, — заметил я. — Знаю, что тебе пришлось сбежать на все воскресенье, чтобы подумать, но ты так и не рассказала, о чем именно думала, кроме как злилась на меня. Это ведь большой шаг, — замолчав, я добавил: — для нас обоих.
— Макс сказал, чтобы я не переживала о месторасположении университета, главное, чтобы мне нравилась сама работа. Ну, в смысле, ты же можешь работать удаленно.
Я сел прямее, тут же понимая, что спокойному разговору пришел конец. Теперь он меня раздражал.
— Ага, значит, Макс так сказал.
— Ну, и ты тоже, — тут же добавила она. — Чуть раньше. Ты сказал, что нам не стоит беспокоиться о том, куда придется ехать, а просто пустить дело на самотек.
— Это, возможно, потому, что я все-таки рассчитывал на разговор, — резко ответил я, встав и начав мерить шагами гостиную. — Но каждый раз, когда я поднимаю тему работы, ты говоришь: «Давай не будем загадывать наперед. Посмотрим, из чего можно будет выбрать». Но Ханна, университеты разбросаны по всему миру, поэтому выбор охренеть как огромен. Давай хотя бы немного сократим список и начнем планировать дальнейшую жизнь?
— Но я же не знаю, чье предложение окажется лучшим! — повышая голос, заспорила она.
Я недоверчиво хохотнул.
— Ну, мы ведь можем выбрать из того, что есть. Или мое мнение вообще не считается?
— Конечно, считается, просто ведь некоторые университеты еще мне не перезвонили.
— Ханна, я уверен, что везде, где ты была, тебя уже приняли. То есть эти варианты мы уже вполне можем рассматривать.
Отстойно было обсуждать это по телефону, но терпение у меня закончилось. Увидев сегодняшнюю реакцию друзей, я понял, что до сих пор не иметь даже представления о том, куда мы поедем, — это полный бред. Так что снова откладывать разговор до лучших времен я не хотел.
Я слышал, как она вздохнула, чтобы успокоиться, а затем произнесла:
— Мне кажется, что планировать наперед — все равно что бежать впер…
— Блядство, Ханна! — перебил ее я. — Сейчас, ты, черт возьми, главная! И ты же — тот самый ебучий паровоз! Ты сама им и управляешь. Тебя хочет каждый университет!
— Уилл.
Я вздохнул, сжав переносицу. Ханна казалась такой ранимой, но спокойствие, с которым она говорила, заставило меня потерять все самообладание.
— Что?
— Не кричи на меня. Я не хочу ссориться.
Но я был слишком расстроен, чтобы прекратить нападать.
— Если ты сейчас положишь трубку или отложишь разговор на потом, ссора от этого все равно никуда не денется. Дело в том, что ты побывала на семи интервью, но лично я понятия не имею, к какому варианту склоняешься. Вот в чем проблема, Ханна. Это я и хочу выяснить.
Она какое-то время молчала, а затем выдала короткое:
— Окей.
Постаравшись успокоиться, я произнес:
— Детка, в том, что мы ругаемся, нет ничего плохого. Мы иногда не будем соглашаться друг с другом. А временами у нас будут абсолютно противоположные мнения на что-то. Но нам пора прекратить бояться ссор.
— На этих выходных мы тоже спорили. Но сейчас все кажется намного хуже, — заметила она.
— Потому что так оно и есть, — ответил я, недоверчиво посмеиваясь. — Ну, знаешь, мы тут вообще-то о будущем говорим.
Она не ответила. Все, что я слышал, — это тихое постукивание на том конце провода: нервная привычка Ханны барабанить ручкой по ноге.
Прислонившись к стене, сказал:
— Ханна, мне нужно, чтобы ты хоть что-нибудь сказала.
— Я не уверена. Чувствую, что еще не готова решить по поводу университета. Тем более я еще не была в Калтехе. Плюс мне так и не перезвонили из Гарварда, Беркли и Университета Райса.
— И это нормально, — сказал я ей. — Все, о чем я прошу, — просто поговорить со мной, потому что у тебя есть предложения от пяти университетов, но ты не хочешь мне рассказать, даже куда тебе теоретически хочется. Тебе нравится Гарвард, нравится Принстон, но ты не прочь занять должность и в Университете Хопкинса или МТИ. Я прав? [Массачусетский технологический университет. Ориг. название — Massachusetts Institute of Technology]
— Ага.
И это опять все, что она сказала.
— Следующее собеседование — последнее, — спокойно напомнил ей я. — Предположим, тебе перезвонили только из трех университетов. Из каких? Назови тройку лидеров.
— А что в приоритете? — ответила она, явно раздражаясь. — Месторасположение? Исследовательская деятельность? Зарплата? Аудиторная нагрузка? По каким критерия ты хочешь, чтобы я их оценила?
Я откинул голову, с тихим стуком ударяясь о стену.
— Черт возьми, Ханна. Такое впечатление, что ты патологически не способна принять это решение. Оцени их вместе со мной, по одному за раз.
— Все так запутано, Уилл. Это непросто. Пойми, чтобы выбрать, нужно учесть чуть ли не миллион факторов.
— Ты сейчас решила меня учить? Серьезно, что ли? — застонав, оттолкнулся от стены и снова начал вышагивать по квартире. — Я в курсе, когда ты уезжаешь, и в каких университетах будут собеседования. По приезде домой ты рассказываешь мне, куда едешь потом. Но даешь ли ты мне хоть высказаться после этого? Нет! Поэтому да, я понимаю, как все запутано, а вот ты, кажется, ни фига.
— Может, я просто пытаюсь быть рассудительной.
— Нахуй рассудительность! — заорал я. — Будь рассудительной во время интервью. Но в нашем браке каждый раз, когда я тебя чем-то обидел, если ты чего-то боишься или хочешь — говори мне. Мне не нужна приукрашенная версия. Я хочу знать обо всем без исключения, будь то хорошее или плохое, важное или не очень. На сегодняшний день я знаю, какие вопросы тебе задавали на собеседовании, насколько большой будет лаборатория и какой будет начальная ставка. Но я понятия не имею, понравилось тебе там или нет. Ты меня ни разу не спросила, где хочу жить я, чем хотел бы заниматься. Я последую за тобой куда угодно, Ханна. Но только в качестве равноправного партнера.
Ханна замолчала, и на пару мгновений я задумался: а не затаила ли она на меня обиду. Но затем услышал всхлип и понял, что она плачет.
— Я не хотела показаться эгоисткой, — пробормотала Ханна. — Ты ведь это знаешь?
— Конечно, — стараясь разрядить обстановку, ответил я. — Смотри, тебе придется принимать решение вместе со мной, в партнерстве. Но из-за своего желания быть рассудительной ты не даешь сердцу выбрать что-то одно. А благодаря неспособности озвучить предпочтения — неважно, насколько они ориентировочные — уже я ни хера не могу внести свою лепту в этот процесс, — я слышал, как она высморкалась. — И сейчас твое нежелание вступать в конфликты похоже уже не на наивность, а на бестолковость. Мне не нравится, что у тебя вошло в привычку подобным образом сливаться с разговора — еще до его начала — и прямо сейчас это меня дико бесит.
Она всхлипнула.
— Я хочу закончить разговор.
Мое сердце остановилось.
— Ханна, ну хватит тебе.
— Из-за тебя я чувствую себя глупым ребенком. Увидимся в пятницу.
Послышался щелчок, и на линии воцарилась тишина. Она повесила трубку. Я наорал на нее, и она отключилась. Просто молодчина, Уилл.
Внутри меня боролись между собой вина, разочарование и откровенный страх. Пройдя через комнату, я рухнул на диван. Передо мной на кофейном столике стояла непочатая бутылка пива, а выступивший конденсат стекал по поверхности на столешницу. Схватив ее, поднес к губам.
Ночь обещала быть чертовски длинной.
Дженсен бежал следом за мной по дорожке.
— Эй, я, наверное, самый хреновый советник в таких делах, — сказал он. — Мне годами не удавалось заставить Ханну вытащить голову из песка.
— Нет, послушай, — оборачиваясь к нему, ответил я. — Сейчас ты должен сказать мне, что ругаться всего через неделю после свадьбы на эту тему — это нормально.
Он сдержанно хохотнул, и только тогда я понял, что ляпнул.
Резко затормозив, я остановился посреди дорожки.
— Дженс, я не это име…
— Хочешь, чтобы я тебе сказал, что может быть нормально через неделю после свадьбы? — поинтересовался он, наклонившись и уперев руки в колени, переводя дыхание.
— Прости, — покачав головой, ответил я. — Чувак, с моей стороны это было вообще неделикатно. Я последняя скотина.
Он отмахнулся от моих извинений и выпрямился.
— Учитывая, что моя жена — с которой я встречался до этого девять лет — сказала мне через неделю после нашей свадьбы, что она не уверена, стоит ли нам быть вместе, я бы сказала, что у вас с Ханной все прекрасно. Просто ей сейчас реально нелегко. Вот и все.
— Наверное, — я посмотрел ему за спину и увидел кучу мамашек с прогулочными колясками, направляющимися в нашу сторону. Мне было не по себе уже несколько часов.
Мы отступили в сторону, на траву, и Дженсен вытащил бутылку воды из своей дурацкой беговой сумки на поясе.
— Ханна не в состоянии сфокусироваться на чем-то одном, — сказал он и отхлебнул воды. — Именно поэтому она отлично справляется с чем-то определенным, а с многозадачностью у нее по нулям. Думаю, не стоит уж слишком к ней придираться. Благоразумность — не ее конек.
Не сдержавшись, я засмеялся.
— Она просто пытается казаться взрослой, — продолжил он. — Наверное, так, по ее мнению, взрослые и решают проблемы: в какой-то степени не обращая на них внимания.
Я застонал, понимая, что он прав, и поражаясь, насколько легко Дженсен пришел к такому заключению.
— М-да, теперь понятно, почему вчера вечером она сказала, что я обращаюсь с ней, как с ребенком.
В морозном воздухе раздался громкий смех Дженсена.
— Ну… тогда удачи, Уилл, — он притворился, словно смахивает слезу. — Черт, не думаю, что мне когда-нибудь надоест любоваться зрелищем, как вы оба лажаете в браке.
Заставив меня проснуться, на прикроватной тумбе зазвонил телефон. Взяв его в руку, я провел по экрану и взглянул на часы. Только полчетвертого утра.
В последний раз я смотрел на время пятнадцать минут назад.
— Привет, Слива.
— И тебе привет.
От облегчения меня даже бросило в жар.
— Все в порядке? — спросил я.
Она тихонько икнула и пискнула.
— Не совсем, — ответила, а затем замолчала она. — Ты спал? У тебя такой сонный голос.
Покачав головой, я произнес:
— Задремал пару минут назад.
Ханна начала извиняться, но я ее остановил.
— Нет-нет. Рад, что ты позвонила.
— Тоже не могла уснуть, — призналась она. Голос слышался слегка приглушенным, словно она лежала на боку. — Скучаю по тебе и ненавижу, что мы поссорились.
Откинувшись на подушку, я потер ладонью лицо.
— Извини. Я повел себя тогда как мудак.
— Нет, хотя… Ты оказался прав.
Я кивнул, все еще не убирая руку. Я был прав и знал об этом, но мог вести себя с ней и помягче. Просто Ханна обычно была настолько спокойной, что я совершенно забыл — ей всего двадцать пять, а нужно выбрать один из престижных университетов и получить там должность. Сегодняшний разговор с Дженсеном напомнил мне, что Ханна за три года окончила колледж, в следующие три — магистратуру, а затем получила стипендию для стажировки в университете, которая заняла всего лишь год. Но она все еще не знала, какую профессию выбрать, ведь большинству из нас об этом беспокоиться пришлось гораздо позже.
— И как прошел остаток дня? — спросил я свою жену.
Когда она сделала глубокий вдох, я поудобнее утроился на кровати и погрузился в детальное описание ее собеседования: какие вопросы задавали, как потом она познакомилась с остальными преподавателями, а затем поужинала с главой факультета в маленьком, но, похоже, замечательном ресторане в Сан-Франциско.
Ханна рассказывала, что они ели, о чем сплетничали, а так же поведала о неожиданных встречах, которые произошли в течение дня и были нередкими в научных кругах. Что сказать? Мир тесен.
Все то время, пока она бурно делилась впечатлениями, я слушал и пытался представить, что нахожусь рядом.
Пытался представить, как мы живем там.
Я вырос на Тихоокеанском Северо-Западе [район на северо-западе США] и мог предположить, что мы переедем в район залива Сан-Франциско. Однако, не был уверен, что хотел переехать в Калифорнию. Мне нравилась нью-йоркская смена сезонов и расположение частей города. И не хотелось повсюду добираться на машине.
На самом деле, до сегодняшнего дня я и не думал, что так сильно не хочу покидать Восточное побережье.
Вот блядь.
— Но… не знаю, — продолжила Ханна, вырывая меня из собственных мыслей. — Я не могу нас здесь представить, — она замолчала, и я на секунду задумался, не озвучил ли свои мысли вслух. — Особенно тебя, — добавила она.
Я сглотнул, пытаясь подобрать правильные слова — чтобы не согласиться с ней слишком быстро, тем самым заставив ее почувствовать, словно ей уже нельзя выбрать университет в Калифорнии. Я был абсолютно честен, когда сказал, что последую за ней куда угодно, но по большей части все же понадеялся, что не придется уезжать в Калифорнию.
— Правда? — не решаясь прямо ответить, спросил я.
— Ага, — подтвердила Ханна, и по звукам показалось, будто она перевернулась на спину. — Тебе нужен большой город. Крупнее Беркли.
— У тебя все еще есть огромный выбор городов, — напомнил я ей.
— Знаю.
— Так значит, Беркли вычеркиваем? — осторожно поинтересовался я.
Она вздохнула и наконец прошептала:
— Да. Думаю, так. Мне тут нравится, но недостаточно.
Мы замолчали, и, услышав звук ее тихого дыхания, я тут же почувствовал сонливость. Время от времени именно так и засыпал, понимая, насколько стал зависим от ее присутствия рядом.
— Я так сильно люблю тебя, — пробормотала Ханна.
— И я тебя, — ответил ей. — Возвращайся скорее домой.
Так мы оба и уснули, даже не повесив трубки.
Тайком отменив заказанное Ханной такси, в аэропорт я приехал сам. На радостях решил взять старенький субару и направился в Международный аэропорт Джона Кеннеди.
На самом деле, эта дурацкая затея — с пробками и забитой машинами парковкой аэропорта — еще сильнее укрепила мое нежелание каждый день сидеть за рулем.
Но когда она спускалась по эскалатору — уставшая и с милым беспорядком на голове — я подумал: «Да ну нахуй, я бы объехал любые пробки, лишь бы увидеть ее». Удивившись мне, она сразу же понеслась навстречу. Вся такая теплая, родная и охрененно вкусно пахнущая.
— Что ты здесь делаешь? — тихо пробормотала Ханна, уткнувшись мне в пиджак.
— Решил тебя украсть.
— Домой?
Покачал головой.
— Мы поедем за город на выходные.
Отстранившись, она взглянула на меня и спросила:
— Зачем?
Схватив сумку Ханны, я повел ее к выходу.
— Когда мы повесили трубки — уже утром, — со смешком добавил я, — я не мог перестать думать о том, что хочу поскорее увидеть тебя дома. Чтобы мы могли поговорить, расслабиться и вернуться к нормальной жизни. Это оказалось так странно и нервозно, что я понял… скоро наша жизнь изменится. И мне нужно, чтобы ты знала: мы можем поговорить обо всем не только дома, но и где-нибудь еще. И что где бы ни находились, мы все те же Уилл и Ханна.
Развернувшись, она потянулась поцеловать меня возле машины, пока я боролся с желанием закинуть ее на заднее сидение и оттрахать, не уезжая с многоэтажной парковки.
Путь наверх, к выезду, оказался настоящей пыткой, когда Ханна начала расстегивать мне джинсы, играя и скользя рукой по члену, но так и не решаясь на минет. Вместо него я довольствовался ее проворными пальчиками и прикосновениями губ к шее, а затем Ханна уронила мне голову на плечо, прижавшись ближе, а ее теплая ладонь осталась лежать на моем животе, когда она уснула.
Когда мы наконец приехали в отель и заселились, избегая дальнейших разговоров и тихонько прошмыгнув в наш номер, было уже поздно.
Комната оказалась продуваемой насквозь, и чувствовался запах мокрой скошенной травы. На улице пели сверчки, а ветки деревьев слегка стучали в окна. Этот номер был совершенно не похож на нашу квартиру на Манхэттене. Ханна встретилась со мной взглядом и улыбнулась.
И весь мир отошел на второй план.
Подрагивающими руками я стянул с нее одежду, толкнув ее саму на скрипучую кровать. Засмеявшись, она раскинула руки и ноги, призывая к действиям.
Чтобы получше разглядеть ее саму и как румянец поднимается от ее шеи к лицу, я включил свет. Потом уткнулся лицом в ложбинку между грудей и застонал.
Я почувствовал, как дернулись мышцы ее живота, когда коснулся его губами, спускаясь поцелуями вниз, посасывая и пробуя кожу на вкус, пока Ханна не потянула меня к себе за волосы, резко и нетерпеливо раздевая меня.
Все происходило так быстро, и, мать вашу, наверное, чересчур грубовато, но мне нравилось, как колышутся ее сиськи, когда, удерживая руки над головой, я быстро, резко и изо всех сил врывался в нее.
Не знаю, что в меня вселилось.
Щелкнул какой-то переключатель, проснулись животные инстинкты. Ее не было рядом в эти дни. И при помощи рук, рта и члена мне нужно было напомнить Ханне, чего именно этого нам не хватало: нас. И похуй на окружающую обстановку.
Она кончила сразу после меня. Не знаю, как мне удалось подвести ее к финалу и не рухнуть на нее. Когда была на грани оргазма, Ханна до крови царапнула мою ключицу, заставив увидеть звезды.
Я всем весом лег на нее сверху, но потом все же смог приподняться и опереться на локти по обе стороны от ее головы.
— Навели мы шума, а? — переводя дыхание, спросила она.
— Похер. У меня сил нет об этом думать.
Она засмеялась подо мной.
— Будет неловко на групповом завтраке в отеле.
Я скатился с нее и провел рукой по ее груди, где оставлял поцелуи.
— Думаешь, я выпущу тебя отсюда?
Она навалилась на меня сверху, целуя царапину, которую оставила на коже.
— Мой любимый муж.
— Просто так не бывало, что тебе нечего сказать.
Вздохнув, она ответила:
— Я стараюсь быть сдержанной.
— Со мной?
Я практически увидел, как она неловко пожала плечами.
— На каждом собеседовании мое мнение меняется, поэтому я стараюсь не загадывать наперед. Решим, когда все это закончится, и у нас будет полная картина.
— Да, ты уже об этом говорила, но мне бы хотелось, чтобы мы вместе принимали даже промежуточные решения, — заметил я. — Знаю, что тебе пришлось сбежать на все воскресенье, чтобы подумать, но ты так и не рассказала, о чем именно думала, кроме как злилась на меня. Это ведь большой шаг, — замолчав, я добавил: — для нас обоих.
— Макс сказал, чтобы я не переживала о месторасположении университета, главное, чтобы мне нравилась сама работа. Ну, в смысле, ты же можешь работать удаленно.
Я сел прямее, тут же понимая, что спокойному разговору пришел конец. Теперь он меня раздражал.
— Ага, значит, Макс так сказал.
— Ну, и ты тоже, — тут же добавила она. — Чуть раньше. Ты сказал, что нам не стоит беспокоиться о том, куда придется ехать, а просто пустить дело на самотек.
— Это, возможно, потому, что я все-таки рассчитывал на разговор, — резко ответил я, встав и начав мерить шагами гостиную. — Но каждый раз, когда я поднимаю тему работы, ты говоришь: «Давай не будем загадывать наперед. Посмотрим, из чего можно будет выбрать». Но Ханна, университеты разбросаны по всему миру, поэтому выбор охренеть как огромен. Давай хотя бы немного сократим список и начнем планировать дальнейшую жизнь?
— Но я же не знаю, чье предложение окажется лучшим! — повышая голос, заспорила она.
Я недоверчиво хохотнул.
— Ну, мы ведь можем выбрать из того, что есть. Или мое мнение вообще не считается?
— Конечно, считается, просто ведь некоторые университеты еще мне не перезвонили.
— Ханна, я уверен, что везде, где ты была, тебя уже приняли. То есть эти варианты мы уже вполне можем рассматривать.
Отстойно было обсуждать это по телефону, но терпение у меня закончилось. Увидев сегодняшнюю реакцию друзей, я понял, что до сих пор не иметь даже представления о том, куда мы поедем, — это полный бред. Так что снова откладывать разговор до лучших времен я не хотел.
Я слышал, как она вздохнула, чтобы успокоиться, а затем произнесла:
— Мне кажется, что планировать наперед — все равно что бежать впер…
— Блядство, Ханна! — перебил ее я. — Сейчас, ты, черт возьми, главная! И ты же — тот самый ебучий паровоз! Ты сама им и управляешь. Тебя хочет каждый университет!
— Уилл.
Я вздохнул, сжав переносицу. Ханна казалась такой ранимой, но спокойствие, с которым она говорила, заставило меня потерять все самообладание.
— Что?
— Не кричи на меня. Я не хочу ссориться.
Но я был слишком расстроен, чтобы прекратить нападать.
— Если ты сейчас положишь трубку или отложишь разговор на потом, ссора от этого все равно никуда не денется. Дело в том, что ты побывала на семи интервью, но лично я понятия не имею, к какому варианту склоняешься. Вот в чем проблема, Ханна. Это я и хочу выяснить.
Она какое-то время молчала, а затем выдала короткое:
— Окей.
Постаравшись успокоиться, я произнес:
— Детка, в том, что мы ругаемся, нет ничего плохого. Мы иногда не будем соглашаться друг с другом. А временами у нас будут абсолютно противоположные мнения на что-то. Но нам пора прекратить бояться ссор.
— На этих выходных мы тоже спорили. Но сейчас все кажется намного хуже, — заметила она.
— Потому что так оно и есть, — ответил я, недоверчиво посмеиваясь. — Ну, знаешь, мы тут вообще-то о будущем говорим.
Она не ответила. Все, что я слышал, — это тихое постукивание на том конце провода: нервная привычка Ханны барабанить ручкой по ноге.
Прислонившись к стене, сказал:
— Ханна, мне нужно, чтобы ты хоть что-нибудь сказала.
— Я не уверена. Чувствую, что еще не готова решить по поводу университета. Тем более я еще не была в Калтехе. Плюс мне так и не перезвонили из Гарварда, Беркли и Университета Райса.
— И это нормально, — сказал я ей. — Все, о чем я прошу, — просто поговорить со мной, потому что у тебя есть предложения от пяти университетов, но ты не хочешь мне рассказать, даже куда тебе теоретически хочется. Тебе нравится Гарвард, нравится Принстон, но ты не прочь занять должность и в Университете Хопкинса или МТИ. Я прав? [Массачусетский технологический университет. Ориг. название — Massachusetts Institute of Technology]
— Ага.
И это опять все, что она сказала.
— Следующее собеседование — последнее, — спокойно напомнил ей я. — Предположим, тебе перезвонили только из трех университетов. Из каких? Назови тройку лидеров.
— А что в приоритете? — ответила она, явно раздражаясь. — Месторасположение? Исследовательская деятельность? Зарплата? Аудиторная нагрузка? По каким критерия ты хочешь, чтобы я их оценила?
Я откинул голову, с тихим стуком ударяясь о стену.
— Черт возьми, Ханна. Такое впечатление, что ты патологически не способна принять это решение. Оцени их вместе со мной, по одному за раз.
— Все так запутано, Уилл. Это непросто. Пойми, чтобы выбрать, нужно учесть чуть ли не миллион факторов.
— Ты сейчас решила меня учить? Серьезно, что ли? — застонав, оттолкнулся от стены и снова начал вышагивать по квартире. — Я в курсе, когда ты уезжаешь, и в каких университетах будут собеседования. По приезде домой ты рассказываешь мне, куда едешь потом. Но даешь ли ты мне хоть высказаться после этого? Нет! Поэтому да, я понимаю, как все запутано, а вот ты, кажется, ни фига.
— Может, я просто пытаюсь быть рассудительной.
— Нахуй рассудительность! — заорал я. — Будь рассудительной во время интервью. Но в нашем браке каждый раз, когда я тебя чем-то обидел, если ты чего-то боишься или хочешь — говори мне. Мне не нужна приукрашенная версия. Я хочу знать обо всем без исключения, будь то хорошее или плохое, важное или не очень. На сегодняшний день я знаю, какие вопросы тебе задавали на собеседовании, насколько большой будет лаборатория и какой будет начальная ставка. Но я понятия не имею, понравилось тебе там или нет. Ты меня ни разу не спросила, где хочу жить я, чем хотел бы заниматься. Я последую за тобой куда угодно, Ханна. Но только в качестве равноправного партнера.
Ханна замолчала, и на пару мгновений я задумался: а не затаила ли она на меня обиду. Но затем услышал всхлип и понял, что она плачет.
— Я не хотела показаться эгоисткой, — пробормотала Ханна. — Ты ведь это знаешь?
— Конечно, — стараясь разрядить обстановку, ответил я. — Смотри, тебе придется принимать решение вместе со мной, в партнерстве. Но из-за своего желания быть рассудительной ты не даешь сердцу выбрать что-то одно. А благодаря неспособности озвучить предпочтения — неважно, насколько они ориентировочные — уже я ни хера не могу внести свою лепту в этот процесс, — я слышал, как она высморкалась. — И сейчас твое нежелание вступать в конфликты похоже уже не на наивность, а на бестолковость. Мне не нравится, что у тебя вошло в привычку подобным образом сливаться с разговора — еще до его начала — и прямо сейчас это меня дико бесит.
Она всхлипнула.
— Я хочу закончить разговор.
Мое сердце остановилось.
— Ханна, ну хватит тебе.
— Из-за тебя я чувствую себя глупым ребенком. Увидимся в пятницу.
Послышался щелчок, и на линии воцарилась тишина. Она повесила трубку. Я наорал на нее, и она отключилась. Просто молодчина, Уилл.
Внутри меня боролись между собой вина, разочарование и откровенный страх. Пройдя через комнату, я рухнул на диван. Передо мной на кофейном столике стояла непочатая бутылка пива, а выступивший конденсат стекал по поверхности на столешницу. Схватив ее, поднес к губам.
Ночь обещала быть чертовски длинной.
Дженсен бежал следом за мной по дорожке.
— Эй, я, наверное, самый хреновый советник в таких делах, — сказал он. — Мне годами не удавалось заставить Ханну вытащить голову из песка.
— Нет, послушай, — оборачиваясь к нему, ответил я. — Сейчас ты должен сказать мне, что ругаться всего через неделю после свадьбы на эту тему — это нормально.
Он сдержанно хохотнул, и только тогда я понял, что ляпнул.
Резко затормозив, я остановился посреди дорожки.
— Дженс, я не это име…
— Хочешь, чтобы я тебе сказал, что может быть нормально через неделю после свадьбы? — поинтересовался он, наклонившись и уперев руки в колени, переводя дыхание.
— Прости, — покачав головой, ответил я. — Чувак, с моей стороны это было вообще неделикатно. Я последняя скотина.
Он отмахнулся от моих извинений и выпрямился.
— Учитывая, что моя жена — с которой я встречался до этого девять лет — сказала мне через неделю после нашей свадьбы, что она не уверена, стоит ли нам быть вместе, я бы сказала, что у вас с Ханной все прекрасно. Просто ей сейчас реально нелегко. Вот и все.
— Наверное, — я посмотрел ему за спину и увидел кучу мамашек с прогулочными колясками, направляющимися в нашу сторону. Мне было не по себе уже несколько часов.
Мы отступили в сторону, на траву, и Дженсен вытащил бутылку воды из своей дурацкой беговой сумки на поясе.
— Ханна не в состоянии сфокусироваться на чем-то одном, — сказал он и отхлебнул воды. — Именно поэтому она отлично справляется с чем-то определенным, а с многозадачностью у нее по нулям. Думаю, не стоит уж слишком к ней придираться. Благоразумность — не ее конек.
Не сдержавшись, я засмеялся.
— Она просто пытается казаться взрослой, — продолжил он. — Наверное, так, по ее мнению, взрослые и решают проблемы: в какой-то степени не обращая на них внимания.
Я застонал, понимая, что он прав, и поражаясь, насколько легко Дженсен пришел к такому заключению.
— М-да, теперь понятно, почему вчера вечером она сказала, что я обращаюсь с ней, как с ребенком.
В морозном воздухе раздался громкий смех Дженсена.
— Ну… тогда удачи, Уилл, — он притворился, словно смахивает слезу. — Черт, не думаю, что мне когда-нибудь надоест любоваться зрелищем, как вы оба лажаете в браке.
Заставив меня проснуться, на прикроватной тумбе зазвонил телефон. Взяв его в руку, я провел по экрану и взглянул на часы. Только полчетвертого утра.
В последний раз я смотрел на время пятнадцать минут назад.
— Привет, Слива.
— И тебе привет.
От облегчения меня даже бросило в жар.
— Все в порядке? — спросил я.
Она тихонько икнула и пискнула.
— Не совсем, — ответила, а затем замолчала она. — Ты спал? У тебя такой сонный голос.
Покачав головой, я произнес:
— Задремал пару минут назад.
Ханна начала извиняться, но я ее остановил.
— Нет-нет. Рад, что ты позвонила.
— Тоже не могла уснуть, — призналась она. Голос слышался слегка приглушенным, словно она лежала на боку. — Скучаю по тебе и ненавижу, что мы поссорились.
Откинувшись на подушку, я потер ладонью лицо.
— Извини. Я повел себя тогда как мудак.
— Нет, хотя… Ты оказался прав.
Я кивнул, все еще не убирая руку. Я был прав и знал об этом, но мог вести себя с ней и помягче. Просто Ханна обычно была настолько спокойной, что я совершенно забыл — ей всего двадцать пять, а нужно выбрать один из престижных университетов и получить там должность. Сегодняшний разговор с Дженсеном напомнил мне, что Ханна за три года окончила колледж, в следующие три — магистратуру, а затем получила стипендию для стажировки в университете, которая заняла всего лишь год. Но она все еще не знала, какую профессию выбрать, ведь большинству из нас об этом беспокоиться пришлось гораздо позже.
— И как прошел остаток дня? — спросил я свою жену.
Когда она сделала глубокий вдох, я поудобнее утроился на кровати и погрузился в детальное описание ее собеседования: какие вопросы задавали, как потом она познакомилась с остальными преподавателями, а затем поужинала с главой факультета в маленьком, но, похоже, замечательном ресторане в Сан-Франциско.
Ханна рассказывала, что они ели, о чем сплетничали, а так же поведала о неожиданных встречах, которые произошли в течение дня и были нередкими в научных кругах. Что сказать? Мир тесен.
Все то время, пока она бурно делилась впечатлениями, я слушал и пытался представить, что нахожусь рядом.
Пытался представить, как мы живем там.
Я вырос на Тихоокеанском Северо-Западе [район на северо-западе США] и мог предположить, что мы переедем в район залива Сан-Франциско. Однако, не был уверен, что хотел переехать в Калифорнию. Мне нравилась нью-йоркская смена сезонов и расположение частей города. И не хотелось повсюду добираться на машине.
На самом деле, до сегодняшнего дня я и не думал, что так сильно не хочу покидать Восточное побережье.
Вот блядь.
— Но… не знаю, — продолжила Ханна, вырывая меня из собственных мыслей. — Я не могу нас здесь представить, — она замолчала, и я на секунду задумался, не озвучил ли свои мысли вслух. — Особенно тебя, — добавила она.
Я сглотнул, пытаясь подобрать правильные слова — чтобы не согласиться с ней слишком быстро, тем самым заставив ее почувствовать, словно ей уже нельзя выбрать университет в Калифорнии. Я был абсолютно честен, когда сказал, что последую за ней куда угодно, но по большей части все же понадеялся, что не придется уезжать в Калифорнию.
— Правда? — не решаясь прямо ответить, спросил я.
— Ага, — подтвердила Ханна, и по звукам показалось, будто она перевернулась на спину. — Тебе нужен большой город. Крупнее Беркли.
— У тебя все еще есть огромный выбор городов, — напомнил я ей.
— Знаю.
— Так значит, Беркли вычеркиваем? — осторожно поинтересовался я.
Она вздохнула и наконец прошептала:
— Да. Думаю, так. Мне тут нравится, но недостаточно.
Мы замолчали, и, услышав звук ее тихого дыхания, я тут же почувствовал сонливость. Время от времени именно так и засыпал, понимая, насколько стал зависим от ее присутствия рядом.
— Я так сильно люблю тебя, — пробормотала Ханна.
— И я тебя, — ответил ей. — Возвращайся скорее домой.
Так мы оба и уснули, даже не повесив трубки.
Тайком отменив заказанное Ханной такси, в аэропорт я приехал сам. На радостях решил взять старенький субару и направился в Международный аэропорт Джона Кеннеди.
На самом деле, эта дурацкая затея — с пробками и забитой машинами парковкой аэропорта — еще сильнее укрепила мое нежелание каждый день сидеть за рулем.
Но когда она спускалась по эскалатору — уставшая и с милым беспорядком на голове — я подумал: «Да ну нахуй, я бы объехал любые пробки, лишь бы увидеть ее». Удивившись мне, она сразу же понеслась навстречу. Вся такая теплая, родная и охрененно вкусно пахнущая.
— Что ты здесь делаешь? — тихо пробормотала Ханна, уткнувшись мне в пиджак.
— Решил тебя украсть.
— Домой?
Покачал головой.
— Мы поедем за город на выходные.
Отстранившись, она взглянула на меня и спросила:
— Зачем?
Схватив сумку Ханны, я повел ее к выходу.
— Когда мы повесили трубки — уже утром, — со смешком добавил я, — я не мог перестать думать о том, что хочу поскорее увидеть тебя дома. Чтобы мы могли поговорить, расслабиться и вернуться к нормальной жизни. Это оказалось так странно и нервозно, что я понял… скоро наша жизнь изменится. И мне нужно, чтобы ты знала: мы можем поговорить обо всем не только дома, но и где-нибудь еще. И что где бы ни находились, мы все те же Уилл и Ханна.
Развернувшись, она потянулась поцеловать меня возле машины, пока я боролся с желанием закинуть ее на заднее сидение и оттрахать, не уезжая с многоэтажной парковки.
Путь наверх, к выезду, оказался настоящей пыткой, когда Ханна начала расстегивать мне джинсы, играя и скользя рукой по члену, но так и не решаясь на минет. Вместо него я довольствовался ее проворными пальчиками и прикосновениями губ к шее, а затем Ханна уронила мне голову на плечо, прижавшись ближе, а ее теплая ладонь осталась лежать на моем животе, когда она уснула.
Когда мы наконец приехали в отель и заселились, избегая дальнейших разговоров и тихонько прошмыгнув в наш номер, было уже поздно.
Комната оказалась продуваемой насквозь, и чувствовался запах мокрой скошенной травы. На улице пели сверчки, а ветки деревьев слегка стучали в окна. Этот номер был совершенно не похож на нашу квартиру на Манхэттене. Ханна встретилась со мной взглядом и улыбнулась.
И весь мир отошел на второй план.
Подрагивающими руками я стянул с нее одежду, толкнув ее саму на скрипучую кровать. Засмеявшись, она раскинула руки и ноги, призывая к действиям.
Чтобы получше разглядеть ее саму и как румянец поднимается от ее шеи к лицу, я включил свет. Потом уткнулся лицом в ложбинку между грудей и застонал.
Я почувствовал, как дернулись мышцы ее живота, когда коснулся его губами, спускаясь поцелуями вниз, посасывая и пробуя кожу на вкус, пока Ханна не потянула меня к себе за волосы, резко и нетерпеливо раздевая меня.
Все происходило так быстро, и, мать вашу, наверное, чересчур грубовато, но мне нравилось, как колышутся ее сиськи, когда, удерживая руки над головой, я быстро, резко и изо всех сил врывался в нее.
Не знаю, что в меня вселилось.
Щелкнул какой-то переключатель, проснулись животные инстинкты. Ее не было рядом в эти дни. И при помощи рук, рта и члена мне нужно было напомнить Ханне, чего именно этого нам не хватало: нас. И похуй на окружающую обстановку.
Она кончила сразу после меня. Не знаю, как мне удалось подвести ее к финалу и не рухнуть на нее. Когда была на грани оргазма, Ханна до крови царапнула мою ключицу, заставив увидеть звезды.
Я всем весом лег на нее сверху, но потом все же смог приподняться и опереться на локти по обе стороны от ее головы.
— Навели мы шума, а? — переводя дыхание, спросила она.
— Похер. У меня сил нет об этом думать.
Она засмеялась подо мной.
— Будет неловко на групповом завтраке в отеле.
Я скатился с нее и провел рукой по ее груди, где оставлял поцелуи.
— Думаешь, я выпущу тебя отсюда?
Она навалилась на меня сверху, целуя царапину, которую оставила на коже.
— Мой любимый муж.