Это может показаться очень глупым и нелогичным.

Это может выглядеть как полный абсурд и сюр.

Но правда в том, что на данный момент у нас есть два завещания Островского: одно старое, в котором наследниками указаны мы. И второй — новое, в которой Марат оставил все сыну.

Второе — не подписано, но составлено позже и у адвоката есть какие-то документы и даже видеозаписи, которыми, как он утверждает, будет апеллировать в суде, в случае, если я не откажусь от наследования в пользу нового наследника.

Адвокат клянется, что разобьет мои права в пух и прах, опираясь на факт «недостойности» и на то, что Островский так внезапно изменил завещание только потому, что узнал о моих многочисленных изменах.

И, в качестве главного убийственного аргумента, обяжет меня еще раз сделать тест ДНК Александры. Потому что Островский узнал какие-то неоспоримые доказательства того, что не является ее отцом.

А у меня даже нет денег, чтобы нанять хорошего адвоката, который не побоится расшевелить это змеиное гнездо. И, что самое ужасное, если дойдет до теста ДНК…

— Мне не нужны эти деньги, Красотка, — неожиданно заявляет Рэйн. Грубая насмешка в его голосе отрезвляет лучше любой оплеухи. — У меня достаточно денег, чтобы заколотить хер на все и жить в свое удовольствие.

Я боюсь выдохнуть.

Здесь есть какой-то подвох.

Человек, который приехал, чтобы отказаться от притязаний, не стал бы швыряться такими заявлениями с барского плеча.

— Тогда зачем ты приехал? — Мне плевать, что уже не на «вы». — Если не ради денег.

— Ты, Красотка, совершаешь классическую ошибку всех недалеких женщин. — Он удрученно качает головой, достает из кармана сигарету и закуривает, стоя под табличкой о том, что курение на территории клиники запрещено и справа от большой информационной доски о раке легких. — Я сказал, что мне не нужны деньги, но это не означает, что я их не возьму.

На корне языка, где-то очень глубоко во рту, появляется вкус горечи.

«А на что ты, сосватано, рассчитывала?» — разводит руками Совесть.

Да ни на что, в общем. Просто захотелось верить, что хотя бы в тридцать лет в моей жизни случится что-то хорошее.

Он не похож на Островского: не такие волосы, не такие черты лица, не такой взгляд и разрез глаз.

Но в то же время… как-то совсем неуловимо…

Я напоминаю себе, что ни один человек из этого проклятого семейства еще не сделал мне добра. Ни один. Никогда. И даже когда Рэйн рассказывал обо всех подводных камнях, я не уверена, что он делал это бескорыстно.

Так тут у них заведено — рвать друг друга, чтобы встать на труп врага и вскарабкаться на ступень выше пищевой пирамиды. Такими их «выкормил» Островский.

И Рэйн, даже если у моей дочери его глаза и веснушки, тоже один из них.

Он приехал забрать свое, и вряд ли будет церемонится с очередной «мамочкой».

— У тебя ничего не получится, — говорю, глядя ему в глаза. Это тяжело, но я хороша в этом благодаря многим годам тренировок. Иногда, как ни странно, только этот взгляд и спасал меня от побоев. Как будто Марат забывал, кто хищник, а кто — добыча. — Есть официально подписанное завещание. Остальное не имеет значения.

Рэйн согласно и даже почти охотно кивает.

Плевать ему на то, как я тут «строю глазки».

— Я с удовольствием посмотрю, как ты будешь защищаться, Красотка.

— Очень сомневаюсь. Судебная тяжа не обязывает нас сталкиваться друг с другом.

Рыжий Дьявол снова кивает.

Я не понимаю, что это за игра. Попытка прощупать меня в поисках уязвимого места? Излюбленная тактика Марата.

Но продумать следующий шаг я не успеваю.

Рэйн просто хватает меня за запястье и тянет по коридору. Не оборачивается хотя бы проверить, успеваю ли переставлять ноги, не упала ли и что вообще происходит.

Спотыкаюсь и теряю туфлю.

Пытаюсь вырвать руку, но он лишь крепче сжимает пальцы.

Выволакивает на улицу, толкает в сторону стоящей рядом представительского класса машины.

— Прекрати немедленно! — громко шиплю на него, потому что на нас оглядывается весь персонал. — Мне больно, Рэйн!

Он распахивает дверь, чуть не силой вталкивает в темный, пахнущий люксовой кожей салон. Эта машина, готова поспорить, еще пару часов назад стояла в автосалоне.

Садится рядом.


Водитель с крепким бритым затылком сидит ровно, словно приколоченный.

— Ты… — Я не знаю, что хочу сказать дальше, потому что мысль гаснет одновременно в тем, как Рэйн перемещает ладонь на мой подбородок и вздергивает его вверх.

Голова кружится.

Конечности немеют.

— Я готов обсудить условия твоей капитуляции, Красотка. — Усмехается, нависая надо мной. — Но сразу предупреждаю: мне вообще плевать на твои невинные глазки. Так что подумай над более интересным предложением.

Мне кажется, что происходящее — это какая-то больная игра моего воображения. Этакая изнанка мечты о прекрасном принце. Просила прекрасного и смелого, получила — наглого и безумного.

И еще одержимого, потому что именно такой у Рэйна взгляд: как будто он смотрит не на человека, а на дорогую вещь, которую очень долго не мог получить, но, в конце концов, добился права обладания.

— Ты делаешь мне больно, — пытаюсь сопротивляться я, но в ответ пальцы Дьявола сжимаются на моем подбородке только сильнее. — Прекрати и дай мне выйти.

— Я даю тебе шанс исправить ситуацию, Красотка.

— Я Вам не «красотка», Роман!

Есть такая странная способность нашего организма: мы способны выходить за пределы возможностей своего тела, когда нам или нашим близким что-то угрожает. Одна мать подняла и несколько секунд держала бетонную плиту, чтобы ее дочь, которая осталась под завалом после землетрясения, могла выбраться наружу. Она, как муравей, держала то, что в десятки раз больше веса ее сболтанного тела.

Сейчас со мной происходит что-то похожее, потому что, несмотря на распределение сил не в мою пользу, каким-то фантастическим образом удается освободиться.

Занести руку для пощечины.

На долю секунды мы с Рэйном снова смотрим друг на друга.

Он не пытается остановить меня, хотя может.

Он просто смотрит… и моя ладонь бессильно сжимается в кулак.

— Больше, Красотка, никогда так не делай, — предупреждает Дьявол, и это точно не пустая угроза. — Я могу простить многое, но точно не буду терпеть пощечину от… женушки Островского.

Он ведет себя так, словно все эти годы я наслаждалась счастливой сытой жизнью, и теперь мне есть за что расплачиваться и за что испытывать угрызения совести.

Со стороны все это именно так и выглядит.

Хотя за эти четыре года не было дня, когда бы я не завидовала простым женщинам, свободным уйти куда угодно и начать все заново.

Я, как никогда, поняла ценность слова «нет».

— Отпустите меня, Роман, — пытаюсь не усугублять. — Все разговоры о наследстве будут вести наши адвокаты. Я не хочу никакой открытой конфронтации.

— Тебя саму не тошнит от этого высокопарного правильного дерьма? — Он отодвигается и просит водителя отвезти нас в мясной ресторан.

Уверена, что Рэйн вернулся в страну буквально несколько дней назад, но он ведет себя так, словно никуда не уезжал.

— Я не голодна, — нарочно игнорирую его вопрос.

— Я голоден. А ты просто составишь компанию. И, надеюсь, выскажешь хотя бы парочку пристойных предложений, как мы с тобой можем договориться.

— Зря надеетесь, Роман.

— Зря ты думаешь, что я зря надеюсь, — усмехается он.

Мы снова смотрим друг на друга.

Я знаю, что не должна это говорить, но слова «рождаются» сами собой.

От обиды и полной беспомощности.

— В Вас очень чувствуется порода отца, Роман. Даже принципы одни и те же: слабых можно унижать только потому, что они слабые.





Глава 29: Рэйн




Есть такое слово — бомбит.