* * *
Священник церкви Николая Чудотворца был недоволен. Немногочисленные гости собрались, невесты ждут, матери их присутствуют, а главного для свадьбы нет. Прошло уже полчаса, как женихи должны были явиться. Гости шептались, посматривая на невест, которые держались парой белых голубок. Хор скучал, регент позевывал. Дьячок в который раз спросил, зажигать ли свечи. Ответа не дождался. Окна не открывали, было душно. Светило яркое солнце.
– Куда оба могли деться? – тихо спросила мать Василисы, хрупкая невысокая женщина, ровесница Капустиной.
Фекла Маркеловна промолчала. С утра ее мучило дурное предчувствие. И приметы нехорошие то и дело попадались.
В дверях церкви случилось движение, обратившее на себя все взгляды. Вместо долгожданных женихов неторопливо вошла дама в простом дневном платье. Голова ее была закрыта светлым платком, в руках болталась шелковая сумочка. Она не подошла к гостям, а направилась к невестам, стоявшим в левом приделе.
– Здравствуйте, барышни, – сказала она, чуть склонив голову.
Василиса ей улыбнулась.
– Баронесса… Какая честь для нас… Рады вас видеть… Позвольте представить: Матрона Ивановна, моя дружка… А я – ее. Очень удобно…
Баронесса ответила на поклон Капустиной.
– Две свадьбы сразу – разумно и экономно, – сказал она. – Как заведено у купцов. Тем более вы родственницы…
– О чем вы, мадам? – Василиса чуть заметно насторожилась.
– Одна выходит за отца, другая – за сына. Вы теперь обе Курдюмовы…
– Ах, конечно. Только женихи опаздывают. Случайно не встретили их по дороге?
Баронесса улыбнулась шутке.
– Если бы встретила, обязательно бы привела к вам, барышни…
– Простите, баронесса. – Василиса чуть подалась вперед. – Слышала, с вами приключилось какая-то неприятность?
– Пустяки, моя милая, – ответила Агата ласково. – Меня всего лишь ударили по голове гирькой, а потом повесили. С кем не бывает… Москва – такой забавный город…
Не зная, как себя вести, Матрона попыталась улыбаться, поглядывая на Василису и баронессу. На нее не обращали внимания. Василиса смотрела на Агату.
– Чем обязаны, что почтили наше торжество? – спросила она.
– Упросила господина Пушкина познакомиться с вами, барышни. Захотелось узнать вас напоследок.
Двери распахнулись с грохотом. Головы гостей, священника, дьячка и невест повернулись как по команде. Пушкин шел впереди. За ним следовал отряд, состоящий из пристава фон Глазенапа, помощника Вановского, Лелюхина с Актаевым и четырех городовых. Грохотали кованые сапоги. В церкви запахло смазанной кожей. Двое городовых встали около мадам Капустиной и матери Василисы, остальные отсекли гостей. Пушкин с приставом подошел к невестам.
– Баронесса, прошу вас отойти на всякий случай, – сказал он и обратился к священнику, который был возмущен вторжением полиции. – Прошу простить, батюшка, свадьбы отменяются… Гостям покинуть храм…
Под ропот и недовольство городовые вытеснили небольшую толпу друзей и родственников Курдюмова.
– Алексей Сергеевич, отменили свою свадьбу, в отместку захотели разрушить наши, – улыбаясь, сказала Василиса.
– Нет, Василиса Ивановна, не я их разрушил.
– А кто же?
– Благие намерения, которые привели к четырем смертям и чуть не устроили пятую.
– Простите, не понимаю, – сказала она. – Если мадам Бабанова убивала невест, чтобы закрыть долг по кассе, как вы установили, то при чем тут мы с Матроной и наши свадьбы?
– Авива Капитоновна не слишком добрый человек, желала начать жизнь заново, но никого не убивала…
Василиса упрямо дернула головой.
– Не понимаю… Вы же сами предъявили ей обвинение и арестовали… Еще и покушение на баронессу.
– Это был не арест, а спасение, – ответил Пушкин. – Если бы мы с приставом не забрали ее из дома, сегодня ночью мадам Бабанова покончила бы с собой, отравившись аконитином и оставив признательную записку. Не так ли, пристав?
Фон Глазенап многозначительно хмыкнул. Он до конца не верил, что принимает непосредственное участие в раскрытии двух убийств по его участку. И еще нескольких. Теперь точно начальство заметит.
– Только Авива Капитоновна не сама приняла бы яд. Ей сильно помогли. А ее записку написал некий Дынга, который умел подделать любой почерк. Даже подпись господина Бабанова. Жаль, что он умер до своей свадьбы, которая должна была проходить сейчас в этом храме. Умер, выпив кувшинчик пива с аконитином. Наличие чрезмерной концентрации яда в пиве установлено доктором 2-го Арбатского участка… Я знаю, кто из вас, барышни, представился ему Астрой Бабановой. Более того: обещала себя в качестве приза и приданое в двадцать тысяч. Знаете, за какие услуги?
Невесты молчали. Капустина попыталась броситься к дочери, но городовой удержал.
– Тогда придется мне, – продолжил Пушкин. – Господин Дынга был отравлен потому, что слишком много знал. Он изготовил множество фальшивок: кляузу Астре Федоровне про свидание ее жениха, письмо якобы от ее имени Марине Бутович, письмо от меня Гае Федоровне, рукописное приглашение на свадьбу Астры Бабановой с графом Урсеговым. Самое главное – фальшивое прошение от имени Федора Козьмича признать законным сыном вашего ребенка, Матрона Ивановна.
Потупившись, барышня молчала.
– Ваш сын действительно мог быть законным наследником рода Бабановых, если бы не одно обстоятельство. Для Федора Козьмича он был сыном и…
– Молчи! – закричала Капустина, падая на колени. – Ради Бога, молчи, Пушкин!
– Маменька, вы что! – проговорила Матрона, попыталась двинуться к ней, но Вановский не пустил. Она оттолкнула его руки. – Да, отец моего мальчика неизвестен, но Евстафий Дмитриевич был так добр, что согласился взять меня с чужим ребенком… Зачем помешали нашей свадьбе, господин полицейский?
– Тайна сыска обязывает хранить молчание, – сказал Пушкин. – Пожалуй, нам всем пора…
Василиса оправила платье, которое очень шло ей.
– Что же, прощайте, господин Пушкин, – сказала она, беря Матрону за руку. – Не поняла ничего, чем вы нас пугали… Нам надо найти наших женихов… Наверное, спят пьяные в трактире…
Тут уж фон Глазенап преградил им дорогу, угрожающе хмыкнул и взялся за эфес шпаги. Для уверенности.
Василиса закрыла собой Матрону.
– Что это значит? Что за шутки?
– Это значит, что разговор будет продолжен в сыскной полиции. Господин Курдюмов и его сын уже там, дают признательные показания лично начальнику сыска. Зарабатывают прощение за шантаж. Госпожа Бабанова согласилась отозвать свою жалобу, если они изложат обстоятельства смерти четырех невест…
– Ах вот оно что, – сказала невеста живая, сунула руку в невидимую прорезь на юбке и выдернула кулачок, в котором что-то сжимала. – Прощай, Пушкин…
И она запрокинула кулачок над головой.
– Яд! – крикнула Агата.
Пристав с Вановским растерялись, Лелюхин стоял далеко. Пушкин махнул ладонью сколько было сил. Кулачок выбросил что-то темное. Аптечный пузырек шлепнулся об пол, разлетаясь на темные осколки и оставляя пятно белого порошка. Фон Глазенап поймал невесту и прижал ее руки к телу. Она билась, кричала, обзывалась, плевалась ему в лицо, стараясь укусить за нос. Ротмистр держал крепко.
Это он умел.
* * *
В Кузнецком переулке было пусто. Городовые разогнали гостей подчистую. Агата сняла платок, который надела ради приличия. Она предпочитала шляпки.
– Я наделала столько ошибок, искала убийц совсем не там, – сказала она, рассматривая серую брусчатку мостовой.
– Ваши ошибки спасли семью Бабановых, – ответил Пушкин. – Авива Капитоновна вскоре бы умерла, участь Астры и Гаи была ужасной: их бы превратили в прислугу и оставили без приданого. Мадам Фекла Маркеловна расплатилась бы за все унижения… Иногда неправильное решение задачи дает верный ответ. Поверьте мне как математику…
Агата взглянула на него. Пушкин был спокоен, холоден, равнодушен. Как всегда. И все-таки что-то неуловимое в нем изменилось. Лед подтаял. Неужели весна настала?
– Вы правда так думаете?
– Хотели спасти Агату, а спасли всех. Вы настоящая спасительница, мадемуазель Керн.
Голова по-прежнему гудела и ныла, при ходьбе пошатывало, но эти слова были лучшим лекарством. Агата ощутила, как радость переполняет ее.
– Спасибо, Алексей Сергеевич… Это лучший комплимент в моей жизни… Могли бы в качестве награды раскрыть тайну «Клуба холостяков», на который потратила столько сил и чуть не погибла? Раз уже сегодня так щедры на откровенность…
– Никакого клуба нет, – ответил Пушкин и поправился: – Пока нет. У графа Урсегова проснулся талант к сатире: вздумал издавать сатирический журнал «Клуб веселых холостяков». Он пишет рассказы и очерки, господин Ферх, конторский служащий и жених Юстовой, рисует карикатуры: оказывается, в нем горела страсть к рисованию, но бедность заставила пойти в конторщики. Господин Гурлянд, жених Бутович, редактирует и собирает номер. А господин Тангет, которого видели в бане, печатает в своей типографии… Письмо женихов московским невестам было пробой пера и рекламой журнала…
– И здесь ошиблась, – печально призналась Агата. – Вот в чем смысл наказания невест: высмеять их в карикатурах… И первой – купеческую дочку, которая хочет выйти за аристократа… Как просто…
– Вы дали им достойный ответ… Граф умолял найти талантливого автора.
Улыбку Агата не сдержала.
– А вы опять меня провели: не было у меня на пальцах чернильных пятен… Признавайтесь, как догадались?
Пушкин хмыкнул.
– Вот что, Агата, – обратился он по имени, что было редкостью. – Сегодня множество дел, надо оформить и так далее… Завтра в середине дня чем заняты?
– Я совершенно свободна, – ответила она и чуть не взлетела птичкой. Весна! Весна!
– Тогда около двух, нет, трех часов буду ждать вас у тетушки… Нужно серьезно кое о чем с вами поговорить. – И он смущенно закашлялся. Как любой мужчина, который борется до последнего, чтобы не сболтнуть признание.