– Надо проверить подшивку «Московского листка» за 1892 год и другие года…
Василий Яковлевич изобразил торжественный жест рукой.
– Уже проверил четыре года. Не зря хлеб свой ем… Так вот, Алёша, дыма без огня не бывает… Нашел я одно объявление за апрель 1892 года… Другие – за июнь 1891 и 1893 годов… Как раз были свадебные сезоны… Вырезать не стал, чтобы потом, когда для суда понадобится, не искать по библиотекам… Остается узнать, кого граф совратил, и брать его под белы рученьки…
– Кто подал в 91 и 93 году, установить не сможем. А вот объявление в 1892-м подала юная мадемуазель Бутович, – сухо ответил Пушкин. – Ей было четырнадцать… Матери сообщила, что выиграла в лотерею двести рублей. Вдобавок соврала, что получила приз за знания: бокал Императорского стеклянного завода. Это был подарок от графа, из его семейного набора хрусталя. Она любительница шампанского, всегда пила из бокала дома…
– Бутович, – повторил Лелюхин. – Та, которую вчера в салоне отравили, дали муляж денег и не тронули? Постой… Так ведь ты нашел на месте преступления те же бокалы и шампанское?
Говорить было нечего, Пушкин кивнул молча.
– Так чего же ждешь? – возмутился Василий Яковлевич. – Тащи его к нам, малость поднажмем, во всем признается…
– В этом году объявление Алой Ленты подавала только Юстова… Бутович ничего не размещала в газете.
– Ну и что? Как минимум смерть этой Юстовой раскроем!
– А что делать со смертью Лабзовой и Маклаковой, якобы умерших от слабости сердца?
– Полагаешь, их тоже отравили?
– Доктор Преображенский должен изучить врачебные заключения. Тогда будем делать выводы. Допросить графа можно, но арестовать не получится…
Подобное заявление вызвало возмущение. Зря, что ли, Василий Яковлевич полдня по Москве бегал, ноги до мозолей стер? О чем он заявил со всей стариковской прямотой.
– Есть факт, который противоречит вашему блестяще проведенному розыску, – ответил Пушкин.
– Это еще какой такой факт? – вконец обидевшись, спросил Лелюхин.
– Мадам Бабанова сегодня утром пыталась спалить конторскую книгу кассы невест. В графе выдачи – четыре фамилии известных вам девиц. Все четыре зачеркнуты, как делается, когда выдачи приданого не будет. Фамилия Бутович стоит последней и тоже зачеркнута. Хотя про ее смерть мадам не могла знать ничего. Если только она…
– Сама ее убила! – с жаром закончил Василий Яковлевич. – Тебе известно, какие у Бабановой отношения с графом?
– Послезавтра выходит за него замуж.
Глаза старого полицейского расширились, и даже седые брови привстали.
– Что? И ты говоришь так спокойно? Да разве не видишь, что они с графом – одна шайка? Граф убил Юстову, лишив девственности, а Бабанова, чтобы окончательно замести позорные следы, заманила Бутович и разделалась с ней… Бокалы одолжила у князя!
– Нет нужды, у нее свои имеются, – сказал Пушкин, наблюдая, как подпрыгнул Лелюхин. – Скажу больше: в конторской книге мадам Бабанова спрятала полупустой пузырек с аконитином.
Тут уж Василий Яковлевич только руками развел.
– Что тебе еще надо? Да при таких уликах самый ушлый адвокат не поможет… Забирай обоих. Свадьбу в тюрьме сыграть успеют…
– Хотите оставить сиротами ее дочерей?
Лелюхин нахмурился.
– Не пойму я тебя, Алеша… Чего медлишь? Чего ждешь? Если бы не знал тебя, подумал, что личный интерес имеешь. Не мог же ты на приданое купеческое польститься…
– Благодарю, что так не подумали. – Встав, Пушкин посмотрел на карманные часы. – Вы правы, медлить нельзя. Уже половина шестого…
* * *
Мадам Вейриоль была женщиной слабой и беззащитной, когда это нужно. Сейчас она оказалась в самом деле беспомощной перед хамским, возмутительным, вызывающим, наглым и недопустимым поведением сыскной полиции. Мало того что господин Пушкин рванул входную дверь так, что бедный колокольчик захлебнулся. Так ведь этим не ограничился. Не поздоровавшись, направился к примерочной, вошел, огляделся и последовал дальше. В соседней примерочной напугал клиентку, которая только успела стянуть платье и находилась в неглиже; в последнюю, пустую, только заглянул. Мадам семенила за ним, как птичка, у которой ястреб унес птенца.
– В чем дело? Что такое? Что вы себе позволяете? – жаловалась она спине чиновника сыска, но с таким же успехом могла ругать стену.
– Где помещение портних? – бросив взгляд, спросил этот ужасный человек.
Мадам, не желая того, указала на дверь в дальнем конце гостиной. Пушкин наведался и туда, вызвав девичий переполох с криками модисток. Вернувшись к Вейриоль, кипящей белым кипятком, не извинился и стал буравить взглядом. Отчего она несколько ослабела, но еще держалась.
– Другие помещения у вас имеются?
– Нет, господин Пушкин, вы произвели полный обыск. – Мадам постаралась ответить как можно более язвительно.
Стену в черном сюртуке ничего не пронимало.
– Это не обыск, – сказал Пушкин. – Спасаю вас от пособничества новому преступлению.
– Пособничества? – изумилась она. – Да вы с ума сошли?
На умалишенного Пушкин походил мало.
– С ума сошел тот, кто развращает несовершеннолетних барышень[24], а вы ему в этом помогаете… Довольно давно. Не так ли, матушка Гусыня?
И хоть Вейриоль поняла, что господин полицейский настроен крайне серьезно, а чутье ее било тревогу, но некоторых дерзостей нельзя спускать, даже стоя перед расстрелом.
– Прекратите называть меня этим глупейшим прозвищем, – заявила она. – Не знаю, откуда взяли, но ко мне оно не имеет никакого отношения!
– Делаю вывод, что развращение девиц к вам отношение имеет, – сказал Пушкин. Чем заставил мадам пошатнуться и сесть в кресло.
– Не понимаю, о чем вы, – пыталась возразить она, прикрывая лицо рукой, будто внезапно разболелась голова.
Пушкин возвышался над ней нерушимой скалой.
– Поясню… Два года назад юная воспитанница пансиона мадам Пуссель подала объявление, что желает получить урок жизни от солидного господина. Место встречи было зашифровано, как «С.М.В.», то есть салон мадам Вейриоль. Девушка получила урок жизни, двести рублей и хрустальный бокал…
– Глупейшие слухи, – не слишком резво ответила мадам, не поднимая глаз.
– Такие же объявления были поданы в 1891-м и в прошлом, 93 году… Ныне, 22 апреля, в «Московском листке» появилось схожее объявление. Новая девица, подписавшись Алой Лентой, желала получить в том самом «С.М.В.» урок жизни. Мадемуазель Юстова получила его 25 апреля, потеряв и честь, и жизнь. Сегодня опубликовано новое объявление Алой Ленты: в шесть вечера мадемуазель Астра Бабанова ожидает солидного господина в вашем салоне. Однако десять минут седьмого, а ее нет. Где же она?
Мадам Вейриоль сжала ладонями рот, будто сдерживая рыдания.
– Вы неправильно поняли, – наконец пробормотала она.
– Факты очевидны. Устроили в салоне дом свиданий. Где любители девственниц за большие деньги получают живой товар…
– Нет! – вскрикнула Вейриоль так, что клиентка, которая старалась подслушать издалека, скрылась из салона. – Один раз я ошиблась, поддалась на уговоры, когда мне очень нужны были деньги, но больше этого не повторялось! Клянусь вам!
– Не один, а как минимум трижды, – напомнил Пушкин.
– Ладно, пусть так, но я покончила с этим навсегда!
– Ваши клятвы, мадам, не стоят воздуха, который сотрясают… Вы лгали, что Астра Бабанова не приходила утром в понедельник. Она не только была, но и пыталась попасть в примерочную, где в это время погибала Юстова… Вы лгали, что вчера у мадемуазель Бабановой не назначено время примерки платья. А в это время мадемуазель Бутович травили в примерочной… Вы все знали, а потому в кофейной «Эйнем» потребовали с графа Урсегова дополнительную плату за убийства… Не стоит отпираться, вас с графом заметил наш филер…
Помахав на лицо ладошками, Вейриоль сложила руки, как послушная ученица.
– Хорошо, господин Пушкин, вынуждаете подчиниться грубой силе, – сказала она. – Начнем с того, что я не врала вам… Я как могла защищала Астру Федоровну. Вам трудно представить, что она устроила. Сначала пожелала платье невесты красного цвета. Потом и вовсе черного. Иначе вскроет вены или отравится. Вообразите, какой скандал: невеста графа Урсегова выходит замуж в трауре… Я нашла выход: черное платье густо обшито сверкающими кристаллами, как ночное небо в звездах… Очень красиво, может, станет новой модой… Тогда Астра вовсе отказалась от примерок… Мадам Бабанова и мадам Капустина были в ужасе, каждый день заезжали предупредить, чтобы следила за Астрой Федоровной, если появится, и не оставляла одну в примерочной… В понедельник она влетела как фурия, я ничего не могла поделать. Астра Федоровна ломилась в дверь, кричала, а потом убежала… С тех пор не появлялась…
– Прекрасно выгораживаете графа, который в примерочной соблазнял Юстову.
Вейриоль сложила на груди руки:
– Клянусь вам, ничего не знала… Думала, Тася закрылась, чтобы побыть в покое… Невесте это так важно… А потом увидела газету с гадким объявлением… Нашла графа и потребовала от него объяснений. Он возмутился и заявил, что его в примерочной не было. И вообще не имеет к этому никакого отношения… Я не поверила, но что могла поделать?
– Надо было сообщить мне, – сказал Пушкин. – Сегодняшнее объявление Алой Ленты тоже не видели?
– Я не читаю газет! – вскрикнула она в отчаянии. – Да разве позволю Астре Федоровне такую глупость совершить? У меня самой дочери… ну подумайте: какой смысл отдавать графу до свадьбы то, что он и так получит послезавтра?
Кажется, мадам еще не знала, за кого будет выходить мадемуазель Бабанова.
– Где сейчас может быть Астра Федоровна? Что еще может быть «С.М.В.»?
– Поверьте, даже представить не могу…
– За последние полчаса в салон заглядывали незнакомые господа?
– Перед вашим приходом появился какой-то толстяк с золотой цепью на пузе и перстнем брильянтовым, спросил «здесь салон мадам Вейриоль?», огляделся и скрылся.
– Куда пошел?
– Ну откуда мне знать…
С потолка раздались звуки, будто на втором этаже кто-то убегает, а другой, с тяжелой поступью, догоняет. Пушкин не стал задавать вопросы. Пробежав через примерочную, выскочил в сени, успел крикнуть городовому, которого поставил во дворе, чтобы был готов, и взлетел по лестнице.
Дверь в квартиру была не заперта. Пушкин ворвался и увидел у окна низкую фигуру, чрезвычайно толстую, в одних подштанниках. Мужские брюки валялись на полу рядом с разорванным платьем и двумя крупными ассигнациями. У ног толстяка сжался белый комочек. Господин обернулся.
– Чего надо? Пшел отсюда…
Пушкин дал двойной тревожный свисток и подошел к господину в подштанниках.
– Сыскная полиция… Арестованы за совращение несовершеннолетней девицы…
Василий Яковлевич изобразил торжественный жест рукой.
– Уже проверил четыре года. Не зря хлеб свой ем… Так вот, Алёша, дыма без огня не бывает… Нашел я одно объявление за апрель 1892 года… Другие – за июнь 1891 и 1893 годов… Как раз были свадебные сезоны… Вырезать не стал, чтобы потом, когда для суда понадобится, не искать по библиотекам… Остается узнать, кого граф совратил, и брать его под белы рученьки…
– Кто подал в 91 и 93 году, установить не сможем. А вот объявление в 1892-м подала юная мадемуазель Бутович, – сухо ответил Пушкин. – Ей было четырнадцать… Матери сообщила, что выиграла в лотерею двести рублей. Вдобавок соврала, что получила приз за знания: бокал Императорского стеклянного завода. Это был подарок от графа, из его семейного набора хрусталя. Она любительница шампанского, всегда пила из бокала дома…
– Бутович, – повторил Лелюхин. – Та, которую вчера в салоне отравили, дали муляж денег и не тронули? Постой… Так ведь ты нашел на месте преступления те же бокалы и шампанское?
Говорить было нечего, Пушкин кивнул молча.
– Так чего же ждешь? – возмутился Василий Яковлевич. – Тащи его к нам, малость поднажмем, во всем признается…
– В этом году объявление Алой Ленты подавала только Юстова… Бутович ничего не размещала в газете.
– Ну и что? Как минимум смерть этой Юстовой раскроем!
– А что делать со смертью Лабзовой и Маклаковой, якобы умерших от слабости сердца?
– Полагаешь, их тоже отравили?
– Доктор Преображенский должен изучить врачебные заключения. Тогда будем делать выводы. Допросить графа можно, но арестовать не получится…
Подобное заявление вызвало возмущение. Зря, что ли, Василий Яковлевич полдня по Москве бегал, ноги до мозолей стер? О чем он заявил со всей стариковской прямотой.
– Есть факт, который противоречит вашему блестяще проведенному розыску, – ответил Пушкин.
– Это еще какой такой факт? – вконец обидевшись, спросил Лелюхин.
– Мадам Бабанова сегодня утром пыталась спалить конторскую книгу кассы невест. В графе выдачи – четыре фамилии известных вам девиц. Все четыре зачеркнуты, как делается, когда выдачи приданого не будет. Фамилия Бутович стоит последней и тоже зачеркнута. Хотя про ее смерть мадам не могла знать ничего. Если только она…
– Сама ее убила! – с жаром закончил Василий Яковлевич. – Тебе известно, какие у Бабановой отношения с графом?
– Послезавтра выходит за него замуж.
Глаза старого полицейского расширились, и даже седые брови привстали.
– Что? И ты говоришь так спокойно? Да разве не видишь, что они с графом – одна шайка? Граф убил Юстову, лишив девственности, а Бабанова, чтобы окончательно замести позорные следы, заманила Бутович и разделалась с ней… Бокалы одолжила у князя!
– Нет нужды, у нее свои имеются, – сказал Пушкин, наблюдая, как подпрыгнул Лелюхин. – Скажу больше: в конторской книге мадам Бабанова спрятала полупустой пузырек с аконитином.
Тут уж Василий Яковлевич только руками развел.
– Что тебе еще надо? Да при таких уликах самый ушлый адвокат не поможет… Забирай обоих. Свадьбу в тюрьме сыграть успеют…
– Хотите оставить сиротами ее дочерей?
Лелюхин нахмурился.
– Не пойму я тебя, Алеша… Чего медлишь? Чего ждешь? Если бы не знал тебя, подумал, что личный интерес имеешь. Не мог же ты на приданое купеческое польститься…
– Благодарю, что так не подумали. – Встав, Пушкин посмотрел на карманные часы. – Вы правы, медлить нельзя. Уже половина шестого…
* * *
Мадам Вейриоль была женщиной слабой и беззащитной, когда это нужно. Сейчас она оказалась в самом деле беспомощной перед хамским, возмутительным, вызывающим, наглым и недопустимым поведением сыскной полиции. Мало того что господин Пушкин рванул входную дверь так, что бедный колокольчик захлебнулся. Так ведь этим не ограничился. Не поздоровавшись, направился к примерочной, вошел, огляделся и последовал дальше. В соседней примерочной напугал клиентку, которая только успела стянуть платье и находилась в неглиже; в последнюю, пустую, только заглянул. Мадам семенила за ним, как птичка, у которой ястреб унес птенца.
– В чем дело? Что такое? Что вы себе позволяете? – жаловалась она спине чиновника сыска, но с таким же успехом могла ругать стену.
– Где помещение портних? – бросив взгляд, спросил этот ужасный человек.
Мадам, не желая того, указала на дверь в дальнем конце гостиной. Пушкин наведался и туда, вызвав девичий переполох с криками модисток. Вернувшись к Вейриоль, кипящей белым кипятком, не извинился и стал буравить взглядом. Отчего она несколько ослабела, но еще держалась.
– Другие помещения у вас имеются?
– Нет, господин Пушкин, вы произвели полный обыск. – Мадам постаралась ответить как можно более язвительно.
Стену в черном сюртуке ничего не пронимало.
– Это не обыск, – сказал Пушкин. – Спасаю вас от пособничества новому преступлению.
– Пособничества? – изумилась она. – Да вы с ума сошли?
На умалишенного Пушкин походил мало.
– С ума сошел тот, кто развращает несовершеннолетних барышень[24], а вы ему в этом помогаете… Довольно давно. Не так ли, матушка Гусыня?
И хоть Вейриоль поняла, что господин полицейский настроен крайне серьезно, а чутье ее било тревогу, но некоторых дерзостей нельзя спускать, даже стоя перед расстрелом.
– Прекратите называть меня этим глупейшим прозвищем, – заявила она. – Не знаю, откуда взяли, но ко мне оно не имеет никакого отношения!
– Делаю вывод, что развращение девиц к вам отношение имеет, – сказал Пушкин. Чем заставил мадам пошатнуться и сесть в кресло.
– Не понимаю, о чем вы, – пыталась возразить она, прикрывая лицо рукой, будто внезапно разболелась голова.
Пушкин возвышался над ней нерушимой скалой.
– Поясню… Два года назад юная воспитанница пансиона мадам Пуссель подала объявление, что желает получить урок жизни от солидного господина. Место встречи было зашифровано, как «С.М.В.», то есть салон мадам Вейриоль. Девушка получила урок жизни, двести рублей и хрустальный бокал…
– Глупейшие слухи, – не слишком резво ответила мадам, не поднимая глаз.
– Такие же объявления были поданы в 1891-м и в прошлом, 93 году… Ныне, 22 апреля, в «Московском листке» появилось схожее объявление. Новая девица, подписавшись Алой Лентой, желала получить в том самом «С.М.В.» урок жизни. Мадемуазель Юстова получила его 25 апреля, потеряв и честь, и жизнь. Сегодня опубликовано новое объявление Алой Ленты: в шесть вечера мадемуазель Астра Бабанова ожидает солидного господина в вашем салоне. Однако десять минут седьмого, а ее нет. Где же она?
Мадам Вейриоль сжала ладонями рот, будто сдерживая рыдания.
– Вы неправильно поняли, – наконец пробормотала она.
– Факты очевидны. Устроили в салоне дом свиданий. Где любители девственниц за большие деньги получают живой товар…
– Нет! – вскрикнула Вейриоль так, что клиентка, которая старалась подслушать издалека, скрылась из салона. – Один раз я ошиблась, поддалась на уговоры, когда мне очень нужны были деньги, но больше этого не повторялось! Клянусь вам!
– Не один, а как минимум трижды, – напомнил Пушкин.
– Ладно, пусть так, но я покончила с этим навсегда!
– Ваши клятвы, мадам, не стоят воздуха, который сотрясают… Вы лгали, что Астра Бабанова не приходила утром в понедельник. Она не только была, но и пыталась попасть в примерочную, где в это время погибала Юстова… Вы лгали, что вчера у мадемуазель Бабановой не назначено время примерки платья. А в это время мадемуазель Бутович травили в примерочной… Вы все знали, а потому в кофейной «Эйнем» потребовали с графа Урсегова дополнительную плату за убийства… Не стоит отпираться, вас с графом заметил наш филер…
Помахав на лицо ладошками, Вейриоль сложила руки, как послушная ученица.
– Хорошо, господин Пушкин, вынуждаете подчиниться грубой силе, – сказала она. – Начнем с того, что я не врала вам… Я как могла защищала Астру Федоровну. Вам трудно представить, что она устроила. Сначала пожелала платье невесты красного цвета. Потом и вовсе черного. Иначе вскроет вены или отравится. Вообразите, какой скандал: невеста графа Урсегова выходит замуж в трауре… Я нашла выход: черное платье густо обшито сверкающими кристаллами, как ночное небо в звездах… Очень красиво, может, станет новой модой… Тогда Астра вовсе отказалась от примерок… Мадам Бабанова и мадам Капустина были в ужасе, каждый день заезжали предупредить, чтобы следила за Астрой Федоровной, если появится, и не оставляла одну в примерочной… В понедельник она влетела как фурия, я ничего не могла поделать. Астра Федоровна ломилась в дверь, кричала, а потом убежала… С тех пор не появлялась…
– Прекрасно выгораживаете графа, который в примерочной соблазнял Юстову.
Вейриоль сложила на груди руки:
– Клянусь вам, ничего не знала… Думала, Тася закрылась, чтобы побыть в покое… Невесте это так важно… А потом увидела газету с гадким объявлением… Нашла графа и потребовала от него объяснений. Он возмутился и заявил, что его в примерочной не было. И вообще не имеет к этому никакого отношения… Я не поверила, но что могла поделать?
– Надо было сообщить мне, – сказал Пушкин. – Сегодняшнее объявление Алой Ленты тоже не видели?
– Я не читаю газет! – вскрикнула она в отчаянии. – Да разве позволю Астре Федоровне такую глупость совершить? У меня самой дочери… ну подумайте: какой смысл отдавать графу до свадьбы то, что он и так получит послезавтра?
Кажется, мадам еще не знала, за кого будет выходить мадемуазель Бабанова.
– Где сейчас может быть Астра Федоровна? Что еще может быть «С.М.В.»?
– Поверьте, даже представить не могу…
– За последние полчаса в салон заглядывали незнакомые господа?
– Перед вашим приходом появился какой-то толстяк с золотой цепью на пузе и перстнем брильянтовым, спросил «здесь салон мадам Вейриоль?», огляделся и скрылся.
– Куда пошел?
– Ну откуда мне знать…
С потолка раздались звуки, будто на втором этаже кто-то убегает, а другой, с тяжелой поступью, догоняет. Пушкин не стал задавать вопросы. Пробежав через примерочную, выскочил в сени, успел крикнуть городовому, которого поставил во дворе, чтобы был готов, и взлетел по лестнице.
Дверь в квартиру была не заперта. Пушкин ворвался и увидел у окна низкую фигуру, чрезвычайно толстую, в одних подштанниках. Мужские брюки валялись на полу рядом с разорванным платьем и двумя крупными ассигнациями. У ног толстяка сжался белый комочек. Господин обернулся.
– Чего надо? Пшел отсюда…
Пушкин дал двойной тревожный свисток и подошел к господину в подштанниках.
– Сыскная полиция… Арестованы за совращение несовершеннолетней девицы…