Что же делать?
Щеки Гаи вспыхнули. Хорошо воспитанная девушка оказалась в невозможном, ужасном положении. В пансионе не обучали, как поступать в таких случаях. И совета спросить не у кого… Разве только мадам Капустину? Нельзя, она сразу маменьке донесет… Все одно получится предательство сестры…
Окончательно запутавшись, Гая поступила так, как поступает редкая девушка: подперев горящие щеки ладошками, стала думать…
* * *
Лозунг уже любимого журнала Агаты Кристафоровны гласил: «Человек – труднейший из ребусов». Именно таким ребусом ощутила себя она. В мыслях царил полнейший хаос и беспорядок, непозволительный мастерице математических загадок. А все потому, что тетушка одновременно желала несовместимых вещей. С одной стороны, ей хотелось устроить счастье Агаты и Пушкина вопреки здравому смыслу и знанию характера племянника. Только представив эту идиллию, она с негодованием отвергала малейшую ее возможность и начинала мечтать, как хорошо заживет обожаемый Алеша, в богатстве и спокойствии, получив приданое за дочкой Бабановой. Но и эти веселые картинки не задерживались надолго. Тетушке становилось стыдно, что решилась продать любимого племянника вопреки его воле, своим принципам и вообще семейной гордости Львовых-Пушкиных – обедневших, но все еще гордых дворянских фамилий. Тут же она вспоминала, как омерзительно повел себя Алексей и с ней, и с Агатой; обида и злость вскипали волной, и тетушка говорила себе, что пальцем о палец не ударит ради его счастья, пусть живет бобылем, превращаясь в старого зануду, коль Алексей Сергеевич оказался таким неблагодарным мальчишкой. Но и на этом не могла успокоиться. Порыв обиды сменяла застенчивая мечта: а вдруг все еще можно исправить и милая Агата с противным племянником будут счастливы… Тут мысли заворачивались в новый ребус.
Агата Кристафоровна так запуталась, что накричала на Дарью из-за какого-то пустяка. Бесценная Дарья теперь обиженно гремела на кухне кастрюлями, а тетушка вдобавок мучилась от стыда за мерзкий поступок. Обида кухарки была столь велика, что она нарочно не услышала дверной звонок. Тетушка не стала усугублять вину и пошла открывать сама, надеясь, что ранним гостем может оказаться Пушкин. Вдруг случилось чудо: любимый Алеша решил повиниться и спасет тетку из ужасного ребуса?
Гость оказался нежданный. После комплиментов домашнему платью мадам Львовой и ее посвежевшему лицу, надо сказать, глубоко замученному, в гостиную вошла мадам Капустина. Это категорически не входило в планы тетушки. О чем говорить со свахой сейчас, она не представляла. Сказать правду, что Пушкин отказался от дочери Бабановой, значило одним махом решить ребус. На это Агата Кристафоровна не могла решиться совсем. Умея скрывать настроение, она выразила глубокое удовольствие такому приятному визиту, пригласила за стол позавтракать и отправилась на кухню. Без лишних слов тетушка крепко обняла Дарью, шепнула «прости, миленькая!» и даже чмокнула в щеку. Мир был восстановлен, и Дарья, утирая слезу благодарности, обещала подать на стол сию минуту.
Мадам Капустина не отказалась от рюмочки ликера и легкой закуски, появившейся на столе как по волшебству. Она выразила комплименты кулинарным талантам кухарки и завела разговор о погоде, ценах и происках Англии, как и должна вести себя приличная московская дама. Подобная болтовня доставляла Агате Кристафоровне удовольствие чуть меньшее, чем натертая мозоль. Однако она поддерживала разговор, чтобы оттянуть неизбежный момент. Тетушка так и не нашла разумного решения, о чем соврать свахе.
– Чудесная у вас кухня, – сказала мадам Капустина, манерно вытирая ротик салфеткой. – И племянник совершенно чудесный.
– Да, да, разумеется, – машинально ответила тетушка и тут заметила странность: с чего это сваха награждает мерзкого Пушкина эдаким комплиментом? Кроме как на фотографиях, она его не видела. И не имела счастья узнать, насколько он «чудесный». Наверняка переменила мнение. – Вы так полагаете?
Применив глупейшую фразу светского разговора, Агата Кристафоровна выкрутилась как смогла. Мадам Капустина ни о чем не догадалась и усиленно закивала.
– О, вы правы… У господина Пушкина, конечно, своеобразный характер, быть может, немного необычный, даже в чем-то эксцентричный. Зато он не похож на современных молодых людей, которые только ищут приданое. В нем есть столь сильное положительное начало, так ярко видна добрая и чистая душа, что это не может не очаровывать…
– Вы находите? – только и смогла выдавить глубоко пораженная тетушка. Если она не сошла с ума, происходит невероятное: сваха каким-то образом и без ее участия познакомилась с Пушкиным. Чего быть не могло никогда. И тем не менее…
– Конечно, как же иначе! – Мадам Капустина развела руки в полном восторге. – Он произвел большое впечатление на Авиву Капитоновну и, скажу вам по секрету, чрезвычайно понравился Гае Федоровне. Уж поверьте мне, я ее с детства знаю… Все идет к тому, что между ними вспыхнет большое чувство…
Агата Кристафоровна благодарно улыбнулась и одним махом проглотила рюмку ликера. Самое невероятное, о чем фантазировать было нельзя, случилось: Пушкин не только умудрился познакомиться со свахой, но уже был представлен мадам Бабановой и ее дочке. Да что же это происходит? Неужели нагло врал в глаза тетушке, а сам между тем подкрадывался к приданому? Неужели она так плохо знает племянника? Или запах больших денег изменил даже Пушкина?
Все эти мысли пронеслись в голове тетушки ураганом, нанося серьезные разрушения. Она старалась не выдать глубину растерянности, в которую свалилась. Чтобы сваха ни о чем не догадалась.
Кажется, мадам Капустина ничего не подозревала, считая сдержанность мадам Львовой обычной гордостью обедневшей дворянки.
– А, так Алексей Сергеевич все же заглянул к Бабановой, – сказала Агата Кристафоровна столь безмятежно, что и представить было нельзя, какая буря бушевала у нее в душе. Сказала как о деле, давно решенном между нею и племянником.
– Наверняка захотел устроить сюрприз, – ответила мадам Капустина с приятной улыбкой, разгадав маленький секрет мадам Львовой. – Когда появился у меня, это была такая приятная неожиданность… Сразу видна решительность характера. Сам назначил визит в дом Авивы Капитоновы. С ней держался выше всяких похвал… Произвел чрезвычайно выгодное впечатление… Он передал вам приглашение мадам Бабановой на сегодняшний вечер?
– Он передал, – выдавила из себя Агата Кристафоровна. Вместо радости печаль, глубокая и безысходная, охватывала ее: оказывается, она совсем не знала племянника. Что он за человек…
– Авива Капитоновна собирает узкий семейный круг, – продолжала сваха, ни о чем не догадываясь. – Будет граф Урсегов в качестве жениха Астры Федоровны… Полагаю, сегодня все решится между Гаей Федоровной и Алексеем Сергеевичем… Авива Капитоновна готова сыграть две свадьбы сразу…
– Две свадьбы лучше, чем одна свадьба, – кое-как ответила тетушка. – Алексей Сергеевич ничего конкретного не рассказал о приданом, только намекнул…
Мадам Капустина легкомысленно махнула ручкой.
– Ах, вы об этом… Сущие пустяки, с моим гонораром сочтемся после свадьбы, как принято… Для меня главное – счастье Гаи Федоровны, она мне как родная… Что же касается приданого, то по секрету вам скажу…
Когда сваха сообщила, сколько получит господин Пушкин в виде приданого, последние сомнения отпали: он польстился на деньги. На богатство. Столь чудовищное, что и он не устоял. Какая жалость… И тут Агате Кристафоровне отчаянно захотелось разрушить эту выгодную свадьбу и женить племянника на Агате. Женить чиновника сыска на бывшей воровке. Чего бы ей это ни стоило… Назло ему и купеческому богатству.
– Да, приданое недурно, – сказал она, отменно владея собой. – Только Алексей Сергеевич не из тех, кто оставит службу и заживет семьей.
– Пустяки, – легкомысленно ответила сваха. – Для Гаи Федоровны это будет полезно. Пусть постепенно привыкает к роли хозяйки дома…
Тут мадам Капустина снова выразила восторг кулинарным талантом Дарьи и засобиралась: еще увидятся сегодня вечером. Агата Кристафоровна попросила ее немного задержаться.
– Вероятно, Алексей Сергеевич не имел права это рассказать, но есть некоторые обстоятельства, – начала она.
Сваха насторожилась.
– Какие еще обстоятельства?
– Сыскная полиция получила секретные сведения, что дочерям мадам Бабановой может грозить опасность… Опасность смертельная… Сведения были не вполне достоверные, но мой племянник взялся за дело, чтобы защитить Астру Федоровну.
– А что за опасность такая? – в тревоге спросила мадам Капустина.
– Опасность угрожает ей как невесте… Некий сумасшедший, которого уже ищет полиция, вознамерился убивать невест… И Астра Федоровна у него чуть ли не первая в списке… Мой племянник делает все, чтобы защитить ее…
– А, вот оно что, – проговорила сваха, догадавшись, чем была вызвана странность поведения Пушкина. – Но как это благородно… Сообщу Авиве Капитоновне, какой рыцарь будет у нее родственником…
Агата Кристафоровна готова была постучать по голове кулаком: вместо того чтобы затормозить обе свадьбы и выиграть время, она сделала комплимент Пушкину и возвеличила его. Какая неудача…
– Однако прошу передать мадам Бабановой, чтобы Астра Федоровна не выходила из дома без нужды, а лучше совсем не выходила, – сказала она. – Быть может, со свадьбой надо немного повременить…
– О, не думаю! Авива Капитоновна ни за что не согласится, она не привыкла отступать…
Мадам Капустина наговорила кучу комплиментов и закончила визит к мадам Львовой. Первой мыслью Агаты Кристафоровны было: есть ли приличное платье для вечера? Но тут же она рассердилась на себя: какое платье? Ноги ее не будет в доме Бабановой. Путь некогда любимый племянник сам сватается и женится. Она в этом не участвует. Уж лучше помогать Агате спасать невест…
Ничего другого тетушке не осталось.
* * *
Редакция «Московского листка» располагалась на Пресне в Ваганьковском переулке. Пушкин вошел в помещение на первом этаже с низком потолком. Пол был густо усеян клочками бумаги, обрывками бумаги, комками бумаги, исписанными листами и даже газетными гранками. Как будто подметать в редакции – затея настолько бесполезная, что и начинать не стоит.
Воздух насквозь пропитался ароматами нечищеных сапог, давно нестиранного белья, дешевого табака и типографской краски. Как и должно пахнуть в газете, несущей народу свет просвещения и прочие развлечения.
Комнату, довольно обширную, делило на неравные части деревянное ограждение, какое часто встретишь в любом присутственном месте. Меньший загончик предназначался для господ, желавших подать объявление. В просторном были расставлены столы, за которыми яростно писали, вскакивали и убегали с исписанными листами господа потертой внешности. Газетные репортеры были привычны к суете и шуму, перекрикивались в голос и не стеснялись в выражениях. Как и принято вести себя тем, кто смотрит на эту жизнь с высоты прессы.
Объявления принимал единственный конторщик. Он был так занят подсчетом слов, приемом денег и выпиской квитанций, что не глядел на очередного посетителя. Перед столом его выстроилась очередь из трех господ и девушки, которая отдала записку. Даже со спины Пушкин узнал мадемуазель в модном платье. Избегая попасть ей на глаза, он отошел к большому столу, на котором были разложены подшивки газет года за четыре, а то и пять, чтобы любой желающий мог ознакомиться с нуждами и желаниями москвичей много лет спустя. Листая подшивку и просматривая частные объявления, что оказалось чрезвычайно познавательным, Пушкин поглядывал за происходящим у стола конторщика.
Мадемуазель Бабанова бросила на стол купюру и, не дожидаясь сдачи, быстро вышла. Вид она имела столь решительный и взволнованный, как будто подложила бомбу. В окно Пушкин увидел, как Астра Федоровна залезла в пролетку, поджидавшую ее, и уехала прочь.
Дотерпев своей очереди, Пушкин оказался у заветного стола.
– В двух ближайших номерах места нет, пойдет на четверг, – заявил конторщик Иванов, не отрывая глаз от типографского листа, разграфленного на квадратики. Почти все были перечеркнуты карандашным крестом. – Коли согласны, извольте вашу записку.
– Только что подала объявление юная мадемуазель. Позвольте взглянуть.
– Подобных сведений не выдаем, – ответил Иванов, чрезвычайно занятый стиранием крестика и зачеркиванием вместо двух одного большого.
– Обер-полицмейстер закроет вашу газету.
Конторщик глянул, кто посмел угрожать городской прессе. Господин, стоявший над ним, не вызвал желания спорить. Хотя ничего угрожающего в нем как будто не было. Шашки и револьвера даже не имелось. Холодного взгляда достаточно.
– Вы кто такой, позвольте спросить? – не поддался Иванов, хотя ему захотелось.
– Сыскная полиция, чиновник Пушкин, – последовал короткий, как удар, ответ. – Полковник Власовский сделал выговор вашему издателю за вчерашнее объявление. Публикация объявления бланкетки приведет к печальным последствиям.
Господин с простецкой фамилией говорил так спокойно, что конторщик Иванов окончательно испугался. Он знал, что вчера господин Пастухов, редактор и издатель, вернулся после посещения обер-полицмейстера слегка взъерошенным, будто его оттаскали за ухо. И кажется, с синяком под глазом. Так неужели из-за дурацких правил ставить под удар газету?
Из папки, куда складывались поданные записки, Иванов достал половинку листка, исписанную правильным девичьим почерком, и протянул.
– Вот, извольте…
Объявление, которое подала мадемуазель Бабанова, сообщало:
«Юная барышня желает сегодня получить уроки жизни от солидного господина, умудренного опытом. С.М.В.6 ч. Алая лента».
Пушкин держал листок, думая, что с ним сделать.
– Когда выйдет?
– Завтра, разумеется… В подвале. Прикажете снять? – вкрадчивым образом спросил Иванов, вставая и немного склоняясь перед сыскной полицией.
Не ответив, Пушкин отошел к столу с подшивками и вернулся с толстой пачкой:
– Кто подал вот это объявление?
Иванов глянул, куда указывал палец чиновника сыска, а затем на день выпуска.
– Так… Позвольте, вышло в печати 22 апреля, в пятницу, значит, подано накануне, – тут конторщик буквально нырнул в конторскую книгу, в которой посетители расписывались за оплату, перелистал страницы и нашел запись по одному ему известной системе. – Вот, податель…
Довольно небрежный почерк вывел фамилию с инициалами: «Юстова Т.И.». Рядом с фамилией виднелся затейливый девичий росчерк. Пушкин сравнил напечатанное объявление с тем, что ждало выпуска. Разница нашлась лишь в одном: вместо «6 ч» было напечатано «26, 11 ч». Даже подпись «Алая лента» совпадала, что было несколько неожиданно. Перекидывая выпуски, Пушкин стал проверять предыдущие дни.
Иванов только успевал следить, как летают страницы, и терпеливо ждал.
Добравшись до начал месяца, Пушкин не нашел похожих сообщений от Алой Ленты. В Москве всем было известно, что полоса объявлений порой использовалась для обмена сообщениями теми, кто желал сохранить секретность своих сношений. Общаться инкогнито, так сказать. Хотя конторская книга знала все и про всех.
– Так что делать с объявлением мадемуазель? – спросил Иванов, силясь не чихнуть. Подшивки вбирали в себя всю пыль газеты.
Щеки Гаи вспыхнули. Хорошо воспитанная девушка оказалась в невозможном, ужасном положении. В пансионе не обучали, как поступать в таких случаях. И совета спросить не у кого… Разве только мадам Капустину? Нельзя, она сразу маменьке донесет… Все одно получится предательство сестры…
Окончательно запутавшись, Гая поступила так, как поступает редкая девушка: подперев горящие щеки ладошками, стала думать…
* * *
Лозунг уже любимого журнала Агаты Кристафоровны гласил: «Человек – труднейший из ребусов». Именно таким ребусом ощутила себя она. В мыслях царил полнейший хаос и беспорядок, непозволительный мастерице математических загадок. А все потому, что тетушка одновременно желала несовместимых вещей. С одной стороны, ей хотелось устроить счастье Агаты и Пушкина вопреки здравому смыслу и знанию характера племянника. Только представив эту идиллию, она с негодованием отвергала малейшую ее возможность и начинала мечтать, как хорошо заживет обожаемый Алеша, в богатстве и спокойствии, получив приданое за дочкой Бабановой. Но и эти веселые картинки не задерживались надолго. Тетушке становилось стыдно, что решилась продать любимого племянника вопреки его воле, своим принципам и вообще семейной гордости Львовых-Пушкиных – обедневших, но все еще гордых дворянских фамилий. Тут же она вспоминала, как омерзительно повел себя Алексей и с ней, и с Агатой; обида и злость вскипали волной, и тетушка говорила себе, что пальцем о палец не ударит ради его счастья, пусть живет бобылем, превращаясь в старого зануду, коль Алексей Сергеевич оказался таким неблагодарным мальчишкой. Но и на этом не могла успокоиться. Порыв обиды сменяла застенчивая мечта: а вдруг все еще можно исправить и милая Агата с противным племянником будут счастливы… Тут мысли заворачивались в новый ребус.
Агата Кристафоровна так запуталась, что накричала на Дарью из-за какого-то пустяка. Бесценная Дарья теперь обиженно гремела на кухне кастрюлями, а тетушка вдобавок мучилась от стыда за мерзкий поступок. Обида кухарки была столь велика, что она нарочно не услышала дверной звонок. Тетушка не стала усугублять вину и пошла открывать сама, надеясь, что ранним гостем может оказаться Пушкин. Вдруг случилось чудо: любимый Алеша решил повиниться и спасет тетку из ужасного ребуса?
Гость оказался нежданный. После комплиментов домашнему платью мадам Львовой и ее посвежевшему лицу, надо сказать, глубоко замученному, в гостиную вошла мадам Капустина. Это категорически не входило в планы тетушки. О чем говорить со свахой сейчас, она не представляла. Сказать правду, что Пушкин отказался от дочери Бабановой, значило одним махом решить ребус. На это Агата Кристафоровна не могла решиться совсем. Умея скрывать настроение, она выразила глубокое удовольствие такому приятному визиту, пригласила за стол позавтракать и отправилась на кухню. Без лишних слов тетушка крепко обняла Дарью, шепнула «прости, миленькая!» и даже чмокнула в щеку. Мир был восстановлен, и Дарья, утирая слезу благодарности, обещала подать на стол сию минуту.
Мадам Капустина не отказалась от рюмочки ликера и легкой закуски, появившейся на столе как по волшебству. Она выразила комплименты кулинарным талантам кухарки и завела разговор о погоде, ценах и происках Англии, как и должна вести себя приличная московская дама. Подобная болтовня доставляла Агате Кристафоровне удовольствие чуть меньшее, чем натертая мозоль. Однако она поддерживала разговор, чтобы оттянуть неизбежный момент. Тетушка так и не нашла разумного решения, о чем соврать свахе.
– Чудесная у вас кухня, – сказала мадам Капустина, манерно вытирая ротик салфеткой. – И племянник совершенно чудесный.
– Да, да, разумеется, – машинально ответила тетушка и тут заметила странность: с чего это сваха награждает мерзкого Пушкина эдаким комплиментом? Кроме как на фотографиях, она его не видела. И не имела счастья узнать, насколько он «чудесный». Наверняка переменила мнение. – Вы так полагаете?
Применив глупейшую фразу светского разговора, Агата Кристафоровна выкрутилась как смогла. Мадам Капустина ни о чем не догадалась и усиленно закивала.
– О, вы правы… У господина Пушкина, конечно, своеобразный характер, быть может, немного необычный, даже в чем-то эксцентричный. Зато он не похож на современных молодых людей, которые только ищут приданое. В нем есть столь сильное положительное начало, так ярко видна добрая и чистая душа, что это не может не очаровывать…
– Вы находите? – только и смогла выдавить глубоко пораженная тетушка. Если она не сошла с ума, происходит невероятное: сваха каким-то образом и без ее участия познакомилась с Пушкиным. Чего быть не могло никогда. И тем не менее…
– Конечно, как же иначе! – Мадам Капустина развела руки в полном восторге. – Он произвел большое впечатление на Авиву Капитоновну и, скажу вам по секрету, чрезвычайно понравился Гае Федоровне. Уж поверьте мне, я ее с детства знаю… Все идет к тому, что между ними вспыхнет большое чувство…
Агата Кристафоровна благодарно улыбнулась и одним махом проглотила рюмку ликера. Самое невероятное, о чем фантазировать было нельзя, случилось: Пушкин не только умудрился познакомиться со свахой, но уже был представлен мадам Бабановой и ее дочке. Да что же это происходит? Неужели нагло врал в глаза тетушке, а сам между тем подкрадывался к приданому? Неужели она так плохо знает племянника? Или запах больших денег изменил даже Пушкина?
Все эти мысли пронеслись в голове тетушки ураганом, нанося серьезные разрушения. Она старалась не выдать глубину растерянности, в которую свалилась. Чтобы сваха ни о чем не догадалась.
Кажется, мадам Капустина ничего не подозревала, считая сдержанность мадам Львовой обычной гордостью обедневшей дворянки.
– А, так Алексей Сергеевич все же заглянул к Бабановой, – сказала Агата Кристафоровна столь безмятежно, что и представить было нельзя, какая буря бушевала у нее в душе. Сказала как о деле, давно решенном между нею и племянником.
– Наверняка захотел устроить сюрприз, – ответила мадам Капустина с приятной улыбкой, разгадав маленький секрет мадам Львовой. – Когда появился у меня, это была такая приятная неожиданность… Сразу видна решительность характера. Сам назначил визит в дом Авивы Капитоновы. С ней держался выше всяких похвал… Произвел чрезвычайно выгодное впечатление… Он передал вам приглашение мадам Бабановой на сегодняшний вечер?
– Он передал, – выдавила из себя Агата Кристафоровна. Вместо радости печаль, глубокая и безысходная, охватывала ее: оказывается, она совсем не знала племянника. Что он за человек…
– Авива Капитоновна собирает узкий семейный круг, – продолжала сваха, ни о чем не догадываясь. – Будет граф Урсегов в качестве жениха Астры Федоровны… Полагаю, сегодня все решится между Гаей Федоровной и Алексеем Сергеевичем… Авива Капитоновна готова сыграть две свадьбы сразу…
– Две свадьбы лучше, чем одна свадьба, – кое-как ответила тетушка. – Алексей Сергеевич ничего конкретного не рассказал о приданом, только намекнул…
Мадам Капустина легкомысленно махнула ручкой.
– Ах, вы об этом… Сущие пустяки, с моим гонораром сочтемся после свадьбы, как принято… Для меня главное – счастье Гаи Федоровны, она мне как родная… Что же касается приданого, то по секрету вам скажу…
Когда сваха сообщила, сколько получит господин Пушкин в виде приданого, последние сомнения отпали: он польстился на деньги. На богатство. Столь чудовищное, что и он не устоял. Какая жалость… И тут Агате Кристафоровне отчаянно захотелось разрушить эту выгодную свадьбу и женить племянника на Агате. Женить чиновника сыска на бывшей воровке. Чего бы ей это ни стоило… Назло ему и купеческому богатству.
– Да, приданое недурно, – сказал она, отменно владея собой. – Только Алексей Сергеевич не из тех, кто оставит службу и заживет семьей.
– Пустяки, – легкомысленно ответила сваха. – Для Гаи Федоровны это будет полезно. Пусть постепенно привыкает к роли хозяйки дома…
Тут мадам Капустина снова выразила восторг кулинарным талантом Дарьи и засобиралась: еще увидятся сегодня вечером. Агата Кристафоровна попросила ее немного задержаться.
– Вероятно, Алексей Сергеевич не имел права это рассказать, но есть некоторые обстоятельства, – начала она.
Сваха насторожилась.
– Какие еще обстоятельства?
– Сыскная полиция получила секретные сведения, что дочерям мадам Бабановой может грозить опасность… Опасность смертельная… Сведения были не вполне достоверные, но мой племянник взялся за дело, чтобы защитить Астру Федоровну.
– А что за опасность такая? – в тревоге спросила мадам Капустина.
– Опасность угрожает ей как невесте… Некий сумасшедший, которого уже ищет полиция, вознамерился убивать невест… И Астра Федоровна у него чуть ли не первая в списке… Мой племянник делает все, чтобы защитить ее…
– А, вот оно что, – проговорила сваха, догадавшись, чем была вызвана странность поведения Пушкина. – Но как это благородно… Сообщу Авиве Капитоновне, какой рыцарь будет у нее родственником…
Агата Кристафоровна готова была постучать по голове кулаком: вместо того чтобы затормозить обе свадьбы и выиграть время, она сделала комплимент Пушкину и возвеличила его. Какая неудача…
– Однако прошу передать мадам Бабановой, чтобы Астра Федоровна не выходила из дома без нужды, а лучше совсем не выходила, – сказала она. – Быть может, со свадьбой надо немного повременить…
– О, не думаю! Авива Капитоновна ни за что не согласится, она не привыкла отступать…
Мадам Капустина наговорила кучу комплиментов и закончила визит к мадам Львовой. Первой мыслью Агаты Кристафоровны было: есть ли приличное платье для вечера? Но тут же она рассердилась на себя: какое платье? Ноги ее не будет в доме Бабановой. Путь некогда любимый племянник сам сватается и женится. Она в этом не участвует. Уж лучше помогать Агате спасать невест…
Ничего другого тетушке не осталось.
* * *
Редакция «Московского листка» располагалась на Пресне в Ваганьковском переулке. Пушкин вошел в помещение на первом этаже с низком потолком. Пол был густо усеян клочками бумаги, обрывками бумаги, комками бумаги, исписанными листами и даже газетными гранками. Как будто подметать в редакции – затея настолько бесполезная, что и начинать не стоит.
Воздух насквозь пропитался ароматами нечищеных сапог, давно нестиранного белья, дешевого табака и типографской краски. Как и должно пахнуть в газете, несущей народу свет просвещения и прочие развлечения.
Комнату, довольно обширную, делило на неравные части деревянное ограждение, какое часто встретишь в любом присутственном месте. Меньший загончик предназначался для господ, желавших подать объявление. В просторном были расставлены столы, за которыми яростно писали, вскакивали и убегали с исписанными листами господа потертой внешности. Газетные репортеры были привычны к суете и шуму, перекрикивались в голос и не стеснялись в выражениях. Как и принято вести себя тем, кто смотрит на эту жизнь с высоты прессы.
Объявления принимал единственный конторщик. Он был так занят подсчетом слов, приемом денег и выпиской квитанций, что не глядел на очередного посетителя. Перед столом его выстроилась очередь из трех господ и девушки, которая отдала записку. Даже со спины Пушкин узнал мадемуазель в модном платье. Избегая попасть ей на глаза, он отошел к большому столу, на котором были разложены подшивки газет года за четыре, а то и пять, чтобы любой желающий мог ознакомиться с нуждами и желаниями москвичей много лет спустя. Листая подшивку и просматривая частные объявления, что оказалось чрезвычайно познавательным, Пушкин поглядывал за происходящим у стола конторщика.
Мадемуазель Бабанова бросила на стол купюру и, не дожидаясь сдачи, быстро вышла. Вид она имела столь решительный и взволнованный, как будто подложила бомбу. В окно Пушкин увидел, как Астра Федоровна залезла в пролетку, поджидавшую ее, и уехала прочь.
Дотерпев своей очереди, Пушкин оказался у заветного стола.
– В двух ближайших номерах места нет, пойдет на четверг, – заявил конторщик Иванов, не отрывая глаз от типографского листа, разграфленного на квадратики. Почти все были перечеркнуты карандашным крестом. – Коли согласны, извольте вашу записку.
– Только что подала объявление юная мадемуазель. Позвольте взглянуть.
– Подобных сведений не выдаем, – ответил Иванов, чрезвычайно занятый стиранием крестика и зачеркиванием вместо двух одного большого.
– Обер-полицмейстер закроет вашу газету.
Конторщик глянул, кто посмел угрожать городской прессе. Господин, стоявший над ним, не вызвал желания спорить. Хотя ничего угрожающего в нем как будто не было. Шашки и револьвера даже не имелось. Холодного взгляда достаточно.
– Вы кто такой, позвольте спросить? – не поддался Иванов, хотя ему захотелось.
– Сыскная полиция, чиновник Пушкин, – последовал короткий, как удар, ответ. – Полковник Власовский сделал выговор вашему издателю за вчерашнее объявление. Публикация объявления бланкетки приведет к печальным последствиям.
Господин с простецкой фамилией говорил так спокойно, что конторщик Иванов окончательно испугался. Он знал, что вчера господин Пастухов, редактор и издатель, вернулся после посещения обер-полицмейстера слегка взъерошенным, будто его оттаскали за ухо. И кажется, с синяком под глазом. Так неужели из-за дурацких правил ставить под удар газету?
Из папки, куда складывались поданные записки, Иванов достал половинку листка, исписанную правильным девичьим почерком, и протянул.
– Вот, извольте…
Объявление, которое подала мадемуазель Бабанова, сообщало:
«Юная барышня желает сегодня получить уроки жизни от солидного господина, умудренного опытом. С.М.В.6 ч. Алая лента».
Пушкин держал листок, думая, что с ним сделать.
– Когда выйдет?
– Завтра, разумеется… В подвале. Прикажете снять? – вкрадчивым образом спросил Иванов, вставая и немного склоняясь перед сыскной полицией.
Не ответив, Пушкин отошел к столу с подшивками и вернулся с толстой пачкой:
– Кто подал вот это объявление?
Иванов глянул, куда указывал палец чиновника сыска, а затем на день выпуска.
– Так… Позвольте, вышло в печати 22 апреля, в пятницу, значит, подано накануне, – тут конторщик буквально нырнул в конторскую книгу, в которой посетители расписывались за оплату, перелистал страницы и нашел запись по одному ему известной системе. – Вот, податель…
Довольно небрежный почерк вывел фамилию с инициалами: «Юстова Т.И.». Рядом с фамилией виднелся затейливый девичий росчерк. Пушкин сравнил напечатанное объявление с тем, что ждало выпуска. Разница нашлась лишь в одном: вместо «6 ч» было напечатано «26, 11 ч». Даже подпись «Алая лента» совпадала, что было несколько неожиданно. Перекидывая выпуски, Пушкин стал проверять предыдущие дни.
Иванов только успевал следить, как летают страницы, и терпеливо ждал.
Добравшись до начал месяца, Пушкин не нашел похожих сообщений от Алой Ленты. В Москве всем было известно, что полоса объявлений порой использовалась для обмена сообщениями теми, кто желал сохранить секретность своих сношений. Общаться инкогнито, так сказать. Хотя конторская книга знала все и про всех.
– Так что делать с объявлением мадемуазель? – спросил Иванов, силясь не чихнуть. Подшивки вбирали в себя всю пыль газеты.