* * *
Завтракали в молчании. По заведенному обычаю утром собирались в малой столовой. Зала была оформлена с купеческим шиком. Дубовый потолок держали мощные балки, стены закрывали панели с тонкими вставками растительных узоров. Не пощадив труд мастеров, прямо в тонкие орнаменты были вколочены крюки, на которых развесили картины со сценами охоты и старинное оружие. Для полного шика прицепили французский гобелен, на котором свора легавых загоняла благородного оленя. Спинки стульев были покрыты резными украшениями, от которых оставались следы на спине. Сидеть приходилось с осторожностью, зато возникала стройность. Стулья выточены под старину, во вкусе средневековых английских королей, как представлял этот вкус московский купец Бабанов. Несмотря на помпезность, столовая казалась тесной, как старый сундук. Свет из окон и хрустальная люстра не справлялись с мраком мореного дерева.
Хозяина не было, а порядок держался незыблемо. Члены семьи заняли свои места. Авиве Капитоновне полагалось находиться по правую руку от главы стола – там, где много лет назад указал сесть муж, когда привел ее в дом. Там вдова находилась сейчас. Напротив нее место пустовало: Федор Козьмич не разрешал садиться по левую руку от себя. Занять этот стул сестра не посмела. Астра сидела сразу за пустым стулом, немного наискосок от матери. За ней Гая. Василиса была допущена, но имела право сидеть в нижнем конце стола, чтобы бегать на кухню по любой надобности.
В тишине столовой звякали ложки о севрский фарфор. От тарелок глаза никто не поднимал. Будто опасались глянуть на черный монумент стула Федора Козьмича. Будто сам он незримо присутствовал. Или сквозняк разыгрался.
Оставив ложку в каше, Астра сложила перед собой руки, как прилежная ученица пансиона.
– Маменька, позвольте поговорить, – сказала она чрезвычайно спокойно.
Не глянув в ее сторону, Авива Капитоновна продолжила есть маленькими глотками.
– Чего тебе?
– Все, что сейчас скажу вам, не порыв расстроенных нервов барышни, не пустые страхи, а твердое понимание катастрофы, в которую вскоре превратится моя жизнь… Поэтому прошу вас, как только дочь может просить любящую мать, которая дала ей жизнь, прошу вас: пощадите, не отнимайте мою жизнь… Пощадите меня… Пощадите, маменька…
Гая с Василисой замерли над тарелками, не смея шелохнуться. Астра с вызовом смотрела на мать. Она казалась спокойной, как спокоен человек, которому нечего терять. Авива Капитоновна не сразу взглянула на дочь.
– Не понимаю, о какой пощаде ты просишь, дорогая, – наконец сказала она. – Кажется, у тебя есть все, о чем может мечтать любая девушка…
– Вы знаете, о чем прошу, – с вызовом ответила Астра.
– Нет, не понимаю и не желаю понимать… Выскажись напрямик.
Краешком глаза Гая заметила на губах сестры улыбку. И поняла, что сейчас случится. Она зажмурилась, чтобы не так страшно было.
– Как вам будет угодно, маменька, – сказала Астра. – Я прошу, нет – умоляю вас отказаться от решения выдать меня замуж за графа Урсегова. Прошу пощадить меня, вашу дочь… Хотите, на колени встану перед вами…
Мадам Бабанова не выразила ни удивления, ни раздражения.
– Отчего же ты не хочешь выйти за графа? – спросила она ровным голосом. – Небольшая разница в возрасте полезна для семейного счастья…
– Он наглец и подлец…
– Такие обвинения требуют доказательств, дорогая…
– Доказательства? Извольте…
Все более распаляясь, Астра рассказала такое, о чем не только за столом не принято говорить, но даже произносить вслух. Во всяком случае, в дамском обществе, где дочери на выданье, а еще Василиса имеется. Авива Капитоновна выслушала так, будто кухарка докладывала об испорченной крупе.
– Глупейшие сплетни и слухи, – сказал она, когда Астра завершила бурную речь.
– У меня есть доказательства! – вскричала Астра. – Разве этого вам мало?
Взвизгнув стулом по мраморному полу, Авива Капитоновна встала, как истинная хозяйка всего: положения, дома, жизни дочерей.
– Не желаю более слушать глупости, – заявила она. – Ты в моей власти, Астра Федоровна. Не смей идти поперек материнской воли. Слово мое для тебя закон. За кого скажу – за того и пойдешь. Хоть за извозчика. А вздумаешь бунтовать – сверну в бараний рог, лишу приданого, из дома выгоню. Будешь помои в трактире выносить…
Астра стукнула кулачком по столу так, что ложка подпрыгнула. Характер шел на характер.
– Не смеете! – сдерживая бешенство, закричала она. – Приданое мне папенька оставил, не можете им распоряжаться…
– В своем доме все могу. – Авива Капитоновна толкнула тарелку. – И слушать более не желаю. Сегодня вечером у нас прием. Гости соберутся узким кругом. Тогда и узнаешь, как моей воле перечить. Благодарю, что по своей глупости помогла принять мне окончательное решение… Василиса, к тебе поручение…
Девушка быстро встала, послушно склонив голову.
– Проследишь, чтобы на столе было лучшее… Шампанское из погреба прикажи взять, закуски отборные… С тебя лично спрос будет…
– Не беспокойтесь, Авива Капитоновна, я прослежу, – ответила она с поклоном.
– Смотри у меня… Не подведи… А вы, голубушки, – обратилась она к дочерям, – извольте исполнять свой долг. При отце самовольства не было, и я не потерплю. Обеим быть причесанными и наряженными к восьми вечера…
С этим мадам Бабанова покинула столовую. Гордая, как царица.
Уронив голову, Астра уткнулась лбом в стиснутые кисти рук. Обняв сестру за плечи, Гая принялась успокаивать, как обычно уговаривая потерпеть: сделать ничего невозможно, надо принимать свою долю, все будет хорошо. Ну и тому подобное… Василиса держалась в стороне.
Резким движением Астра скинула объятия сестры.
– Поделать ничего нельзя? – спросила она с усмешкой, от которой Гая испугалась не на шутку, зная, что предвещает ее появление. – Еще как можно поделать… Такой сюрприз преподнести…
– Что ты, что ты, – лепетала Гая. – Не натвори беды…
– Беды не будет, будет веселье, – ответила Астра. – Знаешь, что сделаю?
Она стала шептать на ухо сестре, не доверяя стенам столовой. Гая смотрела на нее расширенными глазами.
– Ты с ума сошла…
На щеках Астры цвели пунцовые пятна.
– Я-то в своем уме… А вот та, кто хочет отдать дочь на вечные мучения, вот она-то настоящая сумасшедшая… Ты со мной, сестра?
Гая резко замотала головой.
– Нет, не позволю… Пойду доложу матушке…
– Только попробуй…
Астра так посмотрела на сестру, столько бешеного отцовского характера горело в ее взгляде, что Гая не решилась.
– Сестрица, одумайся, – сказал она, не замечая капающих слезинок.
Порывисто обняв сестру, Астра принялась ее целовать.
– Прости, прости, родная… Только мне обратной дороги нет… Сама все сделаю. – Она резко отодвинула от себя Гаю, не выпуская из рук. – Постой, уж не влюбилась ли ты в своего женишка из полиции? А ну признавайся?
Стиснутая сильными руками сестры, Гая смахнула пальчиком слезинку.
– Он совсем не такой, как ты думаешь… Он добрый и умный…
– Пушкин – старик! – вскричала Астра, крепко встряхнув сестру. – Опомнись! Ему тридцать лет. Он не может любить тебя… Ему нужно твое приданое… Если попросит руки – откажи. Пусть матушка свирепствует, а ты стой на своем, ничего она нам не сделает…
– Ему не нужно приданое, – прошептала Гая.
Астра оттолкнула ее и встала, став похожей на мать.
– Ну понятно… Уже строишь воздушные замки о счастливом замужестве… Не понимаешь, что тебя продают мужчине, как игрушку… Матушка от нас избавится и заживет в свое удовольствие, веселая вдова… А нам до конца дней в кабале страдать…
– Не говори так, сестрица, – шмыгая носом и утирая глаза, ответила Гая.
– Не говорить? Ты хоть знаешь, что с мужем в брачную ночь делать? Ты знаешь, как мужчины удовлетворяют физиологические потребности? Ты знаешь, что у мужчины…
Зажав ладошками уши, Гая завыла тихо и отчаянно. Василиса бросилась к ней.
– Астра, остановись, пожалуйста… Не надо… Ты мучаешь ее, – говорила она, обнимая Гаю.
За что получила презрительный взгляд.
– Ну понятно… Защитница выискалась… А ты, сестрица, не пошла в нашу породу… Слаба духом…
– Астра, перестань, умоляю тебя, – сквозь слезы попросила Гая.
– Нет нашего папеньки, нет дядюшки Дмитрия, некому за нас заступиться… Ну ничего, я сама управлюсь, – сказала Астра и пригладила волосы. – Василиса, оставь ее, пусть плачет, раз дура… Едешь со мной?
– Рада бы, но у меня поручение от Авивы Капитоновны.
– Вот как… Что ж, мне никто не нужен, сама справлюсь.
И точно как мать, Астра удалилась из столовой.
Василиса пошептала Гае, чмокнула в темечко, извинилась и побежала на кухню.
Гая осталась одна. В столовой было тихо. Она протерла кулачком глаза и огляделась, будто надеясь на помощь.
– Что делать… Что делать…
Пришла мысль, что спасти сестру может только один человек. Другого не найдешь. Надо пойти и напрямик рассказать ему. Он не откажет. Пушкин наверняка отговорит Астру от безумного поступка. Она его боится, хоть скрывает. Нельзя терять ни минуты. Надо встать и пойти в сыскную полицию прямо сейчас. Пусть что угодно подумает, пусть для девушки позор самой прийти к молодому человеку. Иногда стыд перетерпеть надо, чтобы спасти близкого.
Гая решительно встала, но тут же села.
Но как же вот так прийти? Одной войти в сыск… Она, пожалуй, со страху умрет на месте… А если Пушкин засмеет и откажет? Назовет девичьими страхами или глупостью? Да и как рассказать о намерении сестры? У нее язык не повернется о таком говорить постороннему человеку, мужчине… Нет, нет, нет, совсем невозможно… Надо дождаться вечера, выпить для храбрости бокал шампанского, и тогда… Может быть… Когда останутся вдвоем… Она ему все расскажет и попросит помощи…
Тут Гая вдруг поняла, что ожидает от Пушкина предложения уже сегодня… Ради чего бы маменька прием устраивала… Наверняка сговорились… Хорошенькая история: Пушкин просит руки и сердца, а она в ответ рассказывает о том, что… Какой ужас… Какой стыд… Что он подумает о ней, если сестра такое замышляет… Или правда отказаться от Пушкина, чтобы спасти сестру? Принести в жертву свое счастье… Но ведь потом Астра заживет со своим графом, свыкнется и, чего доброго, посмеется над ее глупым поступком… Не зря ведь говорят: женится – переменится.