– Повторяю вопрос. Еще одна глупая шутка – убью тебя и спрошу твоего друга.
– Извиняюсь, ваша милость… Бес попутал. Я Олаф, это Кельвин. Ходили под Весельчаком Стивом. Он тут как раз лежит. Вон тот, с отрубленной головой в центре зала. Мы вольные люди. Живем, чем небо пошлет, и господ над собой не знаем.
– Кроме Весельчака Стива, – заметил Патрик.
– Это другое, ваша светлость. – «И этот тоже считает меня более влиятельной особой, нежели Дирхейла. За какие грехи на меня это все свалилось?» – Весельчак Стив нас собрал. Научил уму-разуму, жизнь показал. Раньше мы что видели? В деревнях землю пахали да на баронов горбатились. Седьмым потом обливались, а потом в неурожайный год из ивовой коры суп варили. Лучше так, я считаю. Хоть свободы вдохнуть, а не сидеть в рабстве.
– Оставим экзистенциалистские вопросы на потом, – сказал Патрик. При этих словах даже Делвин недоуменно моргнул. – Отвечайте на вопрос нашего любезного капитана. Зачем вы на нас напали, Олаф?
– Так Кадрас приказал. Колдун наш. Тот, которого эта милая леди пристрелила. Он с нами два года ходил. На погоду гадал, на удачу, раненых глядел, зубы вон мне вылечил, когда свербели сильно. При поносе вообще как руки на живот наложит, и разом снимает. Простите, ваша светлость. Болтаю много. А вчера под вечер он всех переполошил. Выходит к костру, сам на себя не похож, говорит, как покойник. Доложил, что из Димбольда бежали какие-то господа, которых любой ценой надо всех убить. Сказал, поскачут по старой дороге. Приказал двигать сюда, в старый город, не мешкая. Раньше тихий ходил, а тут раскомандовался. Риган, лейтенант Весельчака Стива, первым опешил малость от такого нахальства, и тогда… – Олаф вздрогнул, вспоминая. – И тогда Кадрас на него просто глянул, и у Ригана руки-ноги отнялись. Он даже пальцем пошевелить не мог. Весельчак сам вперед не полез, осторожный больно. Посмотрел, что творится, и сказал, что сделает все, как Кадрас распорядился.
«Представляю, как он распоряжался. Дядюшка никогда не страдал деликатностью».
– Мы и решили, – продолжал Олаф, – что в колдуна демон вселился. Но делать нечего, больно грозный он стал. Снялись с лагеря, погнали к тракту. С утра выставили дозоры. Колдун вас чуял будто, – знал, когда появитесь. Вы и появились – выехали из лесу при всем параде. – Разбойник неодобрительно хмыкнул. – Кто так в здешних местах шатается, ваша милость! Ну вот, разведчики вернулись, донесли. Кадрас и говорит: едем в старый город, они через него двинут. Главный пришпект один, на нем и засядем. – Слово «проспект» явно было Олафу незнакомо. – Нашли этот дом, засели, стрелков поставили. Трое ребят вас пасли через город – авось свернете куда. Не свернули.
Он развел руками, показывая, что говорить тут больше не о чем.
– Кадрас говорил что-нибудь еще о нас? – спросил Делвин.
– Ничего. Только что надо вас всех порешить.
«Очаровательно. Живешь себе, никого не трогаешь, пьешь вино и пишешь на досуге роман о далеких землях, и вот твой дальний родственник, убивший всех прочих твоих дальних родственников, решает, что пора убить и тебя. Не хотелось впутываться, но я этого так не оставлю. Приеду в Тельгард и спрошу со старого подонка за все хорошее и плохое разом».
– Знаешь, что с вами теперь будет? – спросил Делвин Олафа.
– Знаю. Вы нас порешите. Как мы вас хотели, только наоборот.
– Хотел бы, – усмехнулся Дирхейл. – Но по вашей милости я потерял сегодня много хороших людей, а путь мне предстоит неблизкий. И кто знает, сколько еще банд, подобных вашей, встретится мне на этом пути. У вас есть выбор, господа Олаф и Кельвин. – Тощий парень, услышав свое имя, вздрогнул и поднял взгляд. – Даю вам возможность выбора, как свободным людям. Можете умереть, как позорные скоты, которыми по большому счету и являетесь. А можете поступить ко мне на службу. Этот господин рядом со мной – лорд Патрик Валентайн Волфалер, граф Телфрин, законный наследник короны Гвенхейда. Демон, что овладел вашим колдуном, – его дядя Кледвин Волфалер, предатель и изменник, узурпировавший тельгардский трон. Мы едем вернуть лорду Патрику корону. Отправляйтесь с нами – и станете солдатами армии Гвенхейда, а не людьми без совести и чести. Хорошо себя проявите – может, даже дослужитесь до офицеров, а там и дворянство недалеко.
Олаф растерянно выругался. Поглядел на Патрика.
– Это правда, ваша светлость? Про войну и корону и что вы наследник престола?
– Чистейшая правда, – подтвердил Патрик, мысленно на все лады костеря Делвина Дирхейла. – А вы разве не слышали, как мы с колдуном беседовали на данную тему?
– Да как-то не до того было. Ваши ребята прижали как раз, мы пытались в ящик не сыграть. Но я понял. – Олаф нервно сглотнул, переводя взгляд с Патрика на Делвина и обратно. – Про дворянство ваш лейтенант хорошо рассказывает, спору нет. – Делвин скривился, заметив, как его понизили в чине, но промолчал. – Вот только знаю, на войне и голову сложить можно, а не только бароном заделаться. Да, впрочем, что тут можно поделать, и так вы нас повесите или застрелите, если не согласимся. Я, ваша светлость, конечно, согласен. Высочество, величество… Как вас называть?
– Вполне хватит лорда Патрика. А ваш друг?
Парень по имени Кельвин ответил не сразу. В отличие от своего товарища, он явно не страдал излишней разговорчивостью. Он не сводил с Патрика оценивающего взгляда, что-то мысленно прикидывая в голове. Наконец промолвил:
– Олаф верно заметил, что особенного выбора у нас нет. Я согласен, сударь.
У тощего оказался правильный, хороший выговор – куда более чистый, нежели у его товарища. Явно городской человек, и похоже, что северянин. «Нордлин? Тайгара? Сам Гвенхейд, в конце-то концов? Как занесло земляка в подобную глушь? Впрочем, меня и дальше заносило».
– Отлично, – подытожил Патрик. Еще предстояло оценить понесенные сегодня потери, и, скорее всего, два новобранца их не восполнят, но два новых солдата все же значительно лучше, чем вообще ни одного. – Тогда служите мне честно, господа, и я награжу вас по всей справедливости. Сержант Лоттерс введет вас в курс дела. Вот этот, который чуть вас не убил. Пойдемте, Дирхейл. Нужно осмотреть раненых и посчитать убитых.
Патрик сделал два шага к выходу из зала и внезапно замер, пораженный неожиданной мыслью. «Как мне раньше не пришло в голову! Старею. Такая рассеянность до добра не доведет. Зато прекрасно доведет до могилы».
– Разрази меня гром, – сказал он. – Нужно спешить. Седлаем коней и скачем отсюда во весь опор. Не по тракту. Окольными путями, глухими тропами. Надеюсь, наши новые друзья их знают.
– О чем вы таком говорите, Телфрин? – Почтительность Дирхейла как ветром сдуло.
– А вы не поняли? Дядя же сам проболтался, пока пытался со мной беседовать. Его люди приехали в Димбольд. Еще вчера. Связались с ним, сообщили о нашем бегстве. Значит, среди них есть волшебник, хотя бы один. Дядя влез в голову этому недотепе, Кадрасу, чтобы оказаться впереди и преградить нам дорогу. Но это не означает, что позади нас тоже никого нет. Погоня меньше чем в одном дне пути, и они знают, что мы двигаемся Хейсенским трактом. Если задержимся тут, скоро встретим очередных добрых друзей. Следует уносить ноги. Срочно.
Делвин мгновенно переменился в лице. «Соображает быстро. И то хлеб».
– Понял вас. Выдвигаемся на улицу, немедленно! – крикнул капитан солдатам. – Займемся ранеными и сразу уезжаем. Это еще не конец.
Потери оказались значительными. Еще утром под командованием у Делвина Дирхейла находилось двадцать семь солдат. Пятеро погибли во время перестрелки на улице, еще четверо – внутри заброшенного здания, когда кипел бой. Из людей Патрика расстались с жизнью оба его конюха, два лакея, считая Иоганна Тернера, и две горничные. Осталось шесть человек: Марта и Астрид, еще одна горничная; повар Бартоломью Дрейк; дворецкий Луис Коттон и последний лакей, Крис Мердок. Хорошие, проверенные люди. Все достойны доверия. Но и погибшие были не хуже.
«Всего за два дня я потерял больше половины своих людей. Странно, как остальные еще не плюнули мне в лицо. В мою бытность капитаном «Креветки» меня бы давно уже пригласили прогуляться по рее. Впрочем, по моей-то вине «Креветки» и не стало. Тогда пришлось даже хуже, чем теперь. А ведь я надеялся, подобного больше не повторится».
Боб Кренхилл, прозванный Косым, лежал на собственном плаще и каких-то сумках, разложенных прямо на битых камнях. Арбалетный болт из его плеча вытащили, рану кое-как перевязали, но выглядел солдат все равно паршиво. Гвенхейдец тяжело дышал, к единственному глазу прилила кровь. В подобных условиях недолго занести в рану инфекцию, мелькнула у Патрика лихорадочная мысль, а там хорошо, если удастся обойтись одной только ампутацией руки. Правой, между прочим. Прощай, военная карьера, здравствуй, паперть.
– Вы хотя бы промыли рану? – спросил Телфрин у Астрид.
– Промыли, герр Патрик. И Бартоломью, – кивнула она на мрачного повара, – накладывал чистую повязку, вот только ему все равно худо, смотрю.
«Не удивлюсь, если стрелок смазывал острие болта какой-нибудь дрянью».
Делвин Дирхейл явно воспринимал происходящее как досадную задержку. Капитан принял к сведению слова Патрика о возможной погоне и теперь хотел как можно скорее покинуть развалины Пенхолда. Делвин подошел к Патрику и сказал ему почти что на ухо, понизив голос:
– Мы не сможем его тащить, если начнется лихорадка. Давайте я закончу все быстро. – Он коснулся рукояти пистолета. – Одна пуля – это милосерднее, чем то, что его ждет. И что ждет нас всех.
Патрик внимательно посмотрел на Дирхейла:
– Вижу, исцелению вас не обучали?
– С какой стати? Я не занимался в Башне, только с отцом. Отец обучил меня боевой магии и еще кое-чему понемногу, но талантов к целительству у меня никогда не было. Иначе бы щеголял погонами лейб-медика, – хмыкнул Дирхейл.
– Я вот в Башне тоже не учился, но кое-что умею. Думаю, справлюсь.
Когда Патрик склонился над Бобом, тот, похоже, не сразу заметил его. Наконец взгляд молодого солдата сфокусировался, а губы разломила кривая усмешка:
– Так это вы мне подарите удар милосердия, сударь? Капитан не захотел марать ручки?
– Подарю вам здоровье и долгую жизнь, если заткнетесь и не будете дергаться. Молчите и не шевелитесь. Это мешает мне сосредоточиться.
Кренхилл кивнул и замер, как ему приказали. Патрик присел на корточки рядом с ним и протянул руку, пробуя воздух. Холодный. Нехорошо, в присутствии больных и тяжелораненых пространство всегда холодеет, в восприятии чародея разумеется. Некоторые объясняют это близостью смерти. Значит, стрела в самом деле была смазана ядом и зараза начала проникать в кровь. Иначе бы парень не валялся с таким видом – ранение-то пустяковое, если разобраться.
На то, чтобы очистить сознание, потребовалось меньше минуты. Патрик Телфрин погасил все лишние мысли, приведя в равновесие собственный ум и окружив его зияющей пустотой. Два вздоха – и в этой пустоте зазвенели бесплотные голоса. Эхо Силы коснулось его, наполнило пьяной волной. На кончиках пальцев вспыхнул серебряный свет. Дохнуло жаром, готовым обернуться пламенем.
«В старом мире, – вспомнил Патрик рассказы дяди Кледвина, – магия была намного слабее. Наши предки пользовались ею с осторожностью, как инструментом, способным сломаться в любой момент. Они создавали машины из холодного металла, чтобы восполнить изъяны своего колдовства. Затем они узнали, что Сила подобна океану – со своими течениями, водоворотами и мелями. На Дейдре потоки быстрее, магия бьет ключом. Многие чары, что прежде требовали немалых усилий, творились тут с легкостью. Создавались новые заклятия, неведомые раньше. Могущество Основателей достигло расцвета, пока сумрак Темных Столетий не поглотил их».
Воспоминание о дяде едва не разрушило концентрацию. Патрик сжал пальцы в кулак, стараясь забыть потусторонний голос, раздававшийся из уст колдуна-недоучки по имени Кадрас. «Кто был нам ближе всех, тот всех опасней станет», вспомнилась строчка из пьесы Саггерна. Вернув себе спокойствие, Патрик вновь разжал пальцы. Свет разгорелся с новой силой. В лицо ударил раскаленный жар, совсем как от настоящего огня.
Косой Боб стиснул зубы, подавив вскрик, когда серебряное пламя объяло его плечо. Единственный глаз солдата едва не вылез из орбиты, по лицу градом катился пот. Гвенхейдец с хрипом выгнулся, пытаясь встать, но Патрик коротким толчком в грудь уложил его обратно.
«Еще бы, сложно лежать смирно, когда концентрированная магия пронзает тебя насквозь, выжигая болезнь, поселившуюся в твоей крови». Из чтения медицинских трактатов Патрик знал, что инфекции переносятся маленькими живыми существами, меньше мошек, совершенно неразличимыми глазом. В таком случае достаточно уничтожить их всех – и дальше человеческий организм, если он здоров и крепок, сам пойдет на поправку. Патрик усилил напор, направляя больше Силы в пораженную плоть, и Кренхилл все-таки заорал, заколотил левой рукой по камням. На губах выступил кровяной сгусток.
«Ну, не спорю. Профессиональный медик работал бы аккуратнее».
Прошло еще, наверное, около минуты, и Телфрин решил, что можно прекращать. Какой бы дрянью ни мазали разбойники свои стрелы, после подобного вмешательства ничего уцелеть не должно. Он разорвал контакт с Силой, позволив сиянию угаснуть. Свет померк, голову заполнила привычная усталая пустота. Мир потускнел и сделался блеклым, звуки – приглушенными. Когда отпускаешь магический поток, всегда ощущаешь нечто подобное. «Магия притягательна и опасна, желаннее женской ласки, слаще вина и губительней стали. Если зачерпнешь ее однажды слишком много, погибнешь сам или навсегда останешься бессильным калекой».
Боб закашлялся и все-таки сел. Выглядел он довольно паршиво.
– Думал, прямо сейчас на небеса отправлюсь, – признался солдат.
– Вы преувеличиваете, любезный. Или не валялись никогда с сильной простудой? Жар – естественная реакция вашего тела на проникшую в него болезнь. Проваляешься одну ночь в горячке – и зараза, если повезет, сгорит без следа. Я всего лишь ускорил процесс. До пяти минут. – Патрик улыбнулся одними губами.
Он не стал сообщать Кренхиллу, что тот мог и вовсе погибнуть, если бы Патрик перестарался, направляя на него энергетический импульс. От слишком сильного воздействия могло, например, не выдержать сердце. Патрик видел, как подобное случается. Сам однажды не справился с исцелением – много лет назад, о чем вспоминал до сих пор.
Стоявший рядом Дейв Лоттерс передал Бобу флягу с виски. Тот глотнул, скривился и закашлялся и почти тут же выпил еще. «Ну что ж, раз способен хлебать спиртное, значит, выживет точно». Граф Телфрин выпрямился, отряхнув рукава.
– У вас пятнадцать минут, мастер Кренхилл. Приходите в себя, а затем посадим вас в седло, позади кого-нибудь. Ехать придется быстро, так что держитесь крепко. Время идет к вечеру, – глянул он на небо, – успеть бы оказаться от тракта подальше. Мастер Олаф, – обратился Патрик к стоявшему в сторонке разбойнику. – Сможете увести нас в какое-нибудь укромное место, чтобы спокойно там переночевать? Желательно, чтоб никто не увязался с тракта.
– Постараюсь, ваше высочество, – серьезно кивнул разбойник. После увиденного он явно стал относиться к Патрику с еще большим почтением.
Больше никто не был серьезно ранен, так что прибегать к исцелению дважды не пришлось. Убитых сложили вместе, в одну большую кучу. Делвин встал напротив, сложил руки на груди, на миг закрыв глаза, – и к небу взвился столб огня, который скоро пожрет останки погибших товарищей. Любое иное погребение, кроме огненного, означало бы ненужное промедление.
Вскоре поредевший отряд двинулся в дорогу. На мгновение Патрик ощутил себя совсем уж паскудно, в очередной раз подумав, скольких людей они сегодня недосчитались. А впрочем, выжили сами – и уже хорошо. Он посадил Марту позади себя и ударил коня в бока, выезжая вперед колонны – вместе с Дирхейлом, Лоттерсом, Луисом и двумя местными разбойниками, которым предстояло указывать дорогу. Вернее, указывать ее предстояло одному Олафу, так как его белокурый приятель все так же молчал, бросая на своих новых попутчиков изучающие взгляды. Патрик мог его понять – сам, оказываясь в плену, лишний раз не болтал.
Из города выбрались без происшествий. Пенхолд оставался безмолвным и мертвым; после схватки с разбойниками путешественникам не встретилось даже зверей и птиц. Сколько столетий прошло после падения Принца Пламени, а рана, выжженная в ткани мира отгремевшей битвой, не затянулась. Возможно, подумалось Патрику, все дело в магии высших порядков, некогда пошедшей тут в ход. От развалин до сих пор так и разило погибелью. Животные чуют подобные вещи куда лучше людей.
За несколько кварталов до арки южных ворот Олаф повернул коня, сворачивая в незаметный переулок, который петлял между домов, стоявших друг к другу почти впритык. Ехать пришлось в ряд по одному, изрядно растягиваясь. Глухие стены почти смыкались над головой. Патрика кольнула тревога, не ведет ли их разбойник в очередную засаду, но, по счастью, обошлось. Вскоре впереди показалась городская стена, в этом месте изрядно обрушившаяся. В ней виднелся пролом.
– Выберемся тут, – сказал Олаф. – А то мало ли, раз по вашу душу скачут нехорошие люди, про тракт лучше сразу забыть. К тому же там поле вокруг. Сойдем – следы будут. Такая толпа конных, траву точно примнем, и зоркий глаз выследит. А на камнях следы не остаются, так что, где мы в городе сошли с пришпекта, никто не поймет.
– Проспекта, – поправил Патрик.
Олаф сразу набычился:
– Простите, таких слов не знаю. Не баронский сынишка, простите.
– Ну так выучите на досуге. Вдруг и правда сделаю вас бароном после победы, а то и целым графом. Явитесь на светский раут, а хорошим манерам не обучены. Неудобно перед дамами получится, согласитесь. Это вам не пейзанок на сеновале щупать. Аристократ должен обладать известным лоском.
Разбойник замолчал и, по всей видимости, глубоко задумался.
В течение следующих двух часов беглецы двигались через пустошь, медленно удаляясь от Пенхолда. Олаф выбрал направление, отклоняющееся к северо-западу, так что постепенно старый Хейсенский тракт остался за спиной, по левую руку. Вскоре его скрыла очередная холмистая гряда, поросшая кустарником, и можно было надеяться, что с дороги путешественников не увидят даже при помощи бинокля. Тем не менее Делвин поручил солдатам, находящимся в арьергарде, оглядываться на случай, не появились ли все же преследователи.
По мере удаления от Пенхолда голая каменистая возвышенность, в центре которой он стоял, сменилась поросшей травами низиной. Грунт улучшился, и ехать стало значительно проще. Вокруг росли зверобой и чистотел, молочай и василек, отцветали поздние одуванчики. В воздухе стоял пьянящий запах цветов. Погода улучшилась, тучи согнало с неба, и в синих прорехах облаков вновь выступило пока еще щадящее июньское солнце.
– Хорошо здесь! – воскликнула Марта, с восхищением оглядывая травяной простор.
Девушка понемногу пришла в себя. По крайней мере ее перестало колотить, и руки, которыми она держала Патрика за пояс, больше не дрожали.
– Извиняюсь, ваша милость… Бес попутал. Я Олаф, это Кельвин. Ходили под Весельчаком Стивом. Он тут как раз лежит. Вон тот, с отрубленной головой в центре зала. Мы вольные люди. Живем, чем небо пошлет, и господ над собой не знаем.
– Кроме Весельчака Стива, – заметил Патрик.
– Это другое, ваша светлость. – «И этот тоже считает меня более влиятельной особой, нежели Дирхейла. За какие грехи на меня это все свалилось?» – Весельчак Стив нас собрал. Научил уму-разуму, жизнь показал. Раньше мы что видели? В деревнях землю пахали да на баронов горбатились. Седьмым потом обливались, а потом в неурожайный год из ивовой коры суп варили. Лучше так, я считаю. Хоть свободы вдохнуть, а не сидеть в рабстве.
– Оставим экзистенциалистские вопросы на потом, – сказал Патрик. При этих словах даже Делвин недоуменно моргнул. – Отвечайте на вопрос нашего любезного капитана. Зачем вы на нас напали, Олаф?
– Так Кадрас приказал. Колдун наш. Тот, которого эта милая леди пристрелила. Он с нами два года ходил. На погоду гадал, на удачу, раненых глядел, зубы вон мне вылечил, когда свербели сильно. При поносе вообще как руки на живот наложит, и разом снимает. Простите, ваша светлость. Болтаю много. А вчера под вечер он всех переполошил. Выходит к костру, сам на себя не похож, говорит, как покойник. Доложил, что из Димбольда бежали какие-то господа, которых любой ценой надо всех убить. Сказал, поскачут по старой дороге. Приказал двигать сюда, в старый город, не мешкая. Раньше тихий ходил, а тут раскомандовался. Риган, лейтенант Весельчака Стива, первым опешил малость от такого нахальства, и тогда… – Олаф вздрогнул, вспоминая. – И тогда Кадрас на него просто глянул, и у Ригана руки-ноги отнялись. Он даже пальцем пошевелить не мог. Весельчак сам вперед не полез, осторожный больно. Посмотрел, что творится, и сказал, что сделает все, как Кадрас распорядился.
«Представляю, как он распоряжался. Дядюшка никогда не страдал деликатностью».
– Мы и решили, – продолжал Олаф, – что в колдуна демон вселился. Но делать нечего, больно грозный он стал. Снялись с лагеря, погнали к тракту. С утра выставили дозоры. Колдун вас чуял будто, – знал, когда появитесь. Вы и появились – выехали из лесу при всем параде. – Разбойник неодобрительно хмыкнул. – Кто так в здешних местах шатается, ваша милость! Ну вот, разведчики вернулись, донесли. Кадрас и говорит: едем в старый город, они через него двинут. Главный пришпект один, на нем и засядем. – Слово «проспект» явно было Олафу незнакомо. – Нашли этот дом, засели, стрелков поставили. Трое ребят вас пасли через город – авось свернете куда. Не свернули.
Он развел руками, показывая, что говорить тут больше не о чем.
– Кадрас говорил что-нибудь еще о нас? – спросил Делвин.
– Ничего. Только что надо вас всех порешить.
«Очаровательно. Живешь себе, никого не трогаешь, пьешь вино и пишешь на досуге роман о далеких землях, и вот твой дальний родственник, убивший всех прочих твоих дальних родственников, решает, что пора убить и тебя. Не хотелось впутываться, но я этого так не оставлю. Приеду в Тельгард и спрошу со старого подонка за все хорошее и плохое разом».
– Знаешь, что с вами теперь будет? – спросил Делвин Олафа.
– Знаю. Вы нас порешите. Как мы вас хотели, только наоборот.
– Хотел бы, – усмехнулся Дирхейл. – Но по вашей милости я потерял сегодня много хороших людей, а путь мне предстоит неблизкий. И кто знает, сколько еще банд, подобных вашей, встретится мне на этом пути. У вас есть выбор, господа Олаф и Кельвин. – Тощий парень, услышав свое имя, вздрогнул и поднял взгляд. – Даю вам возможность выбора, как свободным людям. Можете умереть, как позорные скоты, которыми по большому счету и являетесь. А можете поступить ко мне на службу. Этот господин рядом со мной – лорд Патрик Валентайн Волфалер, граф Телфрин, законный наследник короны Гвенхейда. Демон, что овладел вашим колдуном, – его дядя Кледвин Волфалер, предатель и изменник, узурпировавший тельгардский трон. Мы едем вернуть лорду Патрику корону. Отправляйтесь с нами – и станете солдатами армии Гвенхейда, а не людьми без совести и чести. Хорошо себя проявите – может, даже дослужитесь до офицеров, а там и дворянство недалеко.
Олаф растерянно выругался. Поглядел на Патрика.
– Это правда, ваша светлость? Про войну и корону и что вы наследник престола?
– Чистейшая правда, – подтвердил Патрик, мысленно на все лады костеря Делвина Дирхейла. – А вы разве не слышали, как мы с колдуном беседовали на данную тему?
– Да как-то не до того было. Ваши ребята прижали как раз, мы пытались в ящик не сыграть. Но я понял. – Олаф нервно сглотнул, переводя взгляд с Патрика на Делвина и обратно. – Про дворянство ваш лейтенант хорошо рассказывает, спору нет. – Делвин скривился, заметив, как его понизили в чине, но промолчал. – Вот только знаю, на войне и голову сложить можно, а не только бароном заделаться. Да, впрочем, что тут можно поделать, и так вы нас повесите или застрелите, если не согласимся. Я, ваша светлость, конечно, согласен. Высочество, величество… Как вас называть?
– Вполне хватит лорда Патрика. А ваш друг?
Парень по имени Кельвин ответил не сразу. В отличие от своего товарища, он явно не страдал излишней разговорчивостью. Он не сводил с Патрика оценивающего взгляда, что-то мысленно прикидывая в голове. Наконец промолвил:
– Олаф верно заметил, что особенного выбора у нас нет. Я согласен, сударь.
У тощего оказался правильный, хороший выговор – куда более чистый, нежели у его товарища. Явно городской человек, и похоже, что северянин. «Нордлин? Тайгара? Сам Гвенхейд, в конце-то концов? Как занесло земляка в подобную глушь? Впрочем, меня и дальше заносило».
– Отлично, – подытожил Патрик. Еще предстояло оценить понесенные сегодня потери, и, скорее всего, два новобранца их не восполнят, но два новых солдата все же значительно лучше, чем вообще ни одного. – Тогда служите мне честно, господа, и я награжу вас по всей справедливости. Сержант Лоттерс введет вас в курс дела. Вот этот, который чуть вас не убил. Пойдемте, Дирхейл. Нужно осмотреть раненых и посчитать убитых.
Патрик сделал два шага к выходу из зала и внезапно замер, пораженный неожиданной мыслью. «Как мне раньше не пришло в голову! Старею. Такая рассеянность до добра не доведет. Зато прекрасно доведет до могилы».
– Разрази меня гром, – сказал он. – Нужно спешить. Седлаем коней и скачем отсюда во весь опор. Не по тракту. Окольными путями, глухими тропами. Надеюсь, наши новые друзья их знают.
– О чем вы таком говорите, Телфрин? – Почтительность Дирхейла как ветром сдуло.
– А вы не поняли? Дядя же сам проболтался, пока пытался со мной беседовать. Его люди приехали в Димбольд. Еще вчера. Связались с ним, сообщили о нашем бегстве. Значит, среди них есть волшебник, хотя бы один. Дядя влез в голову этому недотепе, Кадрасу, чтобы оказаться впереди и преградить нам дорогу. Но это не означает, что позади нас тоже никого нет. Погоня меньше чем в одном дне пути, и они знают, что мы двигаемся Хейсенским трактом. Если задержимся тут, скоро встретим очередных добрых друзей. Следует уносить ноги. Срочно.
Делвин мгновенно переменился в лице. «Соображает быстро. И то хлеб».
– Понял вас. Выдвигаемся на улицу, немедленно! – крикнул капитан солдатам. – Займемся ранеными и сразу уезжаем. Это еще не конец.
Потери оказались значительными. Еще утром под командованием у Делвина Дирхейла находилось двадцать семь солдат. Пятеро погибли во время перестрелки на улице, еще четверо – внутри заброшенного здания, когда кипел бой. Из людей Патрика расстались с жизнью оба его конюха, два лакея, считая Иоганна Тернера, и две горничные. Осталось шесть человек: Марта и Астрид, еще одна горничная; повар Бартоломью Дрейк; дворецкий Луис Коттон и последний лакей, Крис Мердок. Хорошие, проверенные люди. Все достойны доверия. Но и погибшие были не хуже.
«Всего за два дня я потерял больше половины своих людей. Странно, как остальные еще не плюнули мне в лицо. В мою бытность капитаном «Креветки» меня бы давно уже пригласили прогуляться по рее. Впрочем, по моей-то вине «Креветки» и не стало. Тогда пришлось даже хуже, чем теперь. А ведь я надеялся, подобного больше не повторится».
Боб Кренхилл, прозванный Косым, лежал на собственном плаще и каких-то сумках, разложенных прямо на битых камнях. Арбалетный болт из его плеча вытащили, рану кое-как перевязали, но выглядел солдат все равно паршиво. Гвенхейдец тяжело дышал, к единственному глазу прилила кровь. В подобных условиях недолго занести в рану инфекцию, мелькнула у Патрика лихорадочная мысль, а там хорошо, если удастся обойтись одной только ампутацией руки. Правой, между прочим. Прощай, военная карьера, здравствуй, паперть.
– Вы хотя бы промыли рану? – спросил Телфрин у Астрид.
– Промыли, герр Патрик. И Бартоломью, – кивнула она на мрачного повара, – накладывал чистую повязку, вот только ему все равно худо, смотрю.
«Не удивлюсь, если стрелок смазывал острие болта какой-нибудь дрянью».
Делвин Дирхейл явно воспринимал происходящее как досадную задержку. Капитан принял к сведению слова Патрика о возможной погоне и теперь хотел как можно скорее покинуть развалины Пенхолда. Делвин подошел к Патрику и сказал ему почти что на ухо, понизив голос:
– Мы не сможем его тащить, если начнется лихорадка. Давайте я закончу все быстро. – Он коснулся рукояти пистолета. – Одна пуля – это милосерднее, чем то, что его ждет. И что ждет нас всех.
Патрик внимательно посмотрел на Дирхейла:
– Вижу, исцелению вас не обучали?
– С какой стати? Я не занимался в Башне, только с отцом. Отец обучил меня боевой магии и еще кое-чему понемногу, но талантов к целительству у меня никогда не было. Иначе бы щеголял погонами лейб-медика, – хмыкнул Дирхейл.
– Я вот в Башне тоже не учился, но кое-что умею. Думаю, справлюсь.
Когда Патрик склонился над Бобом, тот, похоже, не сразу заметил его. Наконец взгляд молодого солдата сфокусировался, а губы разломила кривая усмешка:
– Так это вы мне подарите удар милосердия, сударь? Капитан не захотел марать ручки?
– Подарю вам здоровье и долгую жизнь, если заткнетесь и не будете дергаться. Молчите и не шевелитесь. Это мешает мне сосредоточиться.
Кренхилл кивнул и замер, как ему приказали. Патрик присел на корточки рядом с ним и протянул руку, пробуя воздух. Холодный. Нехорошо, в присутствии больных и тяжелораненых пространство всегда холодеет, в восприятии чародея разумеется. Некоторые объясняют это близостью смерти. Значит, стрела в самом деле была смазана ядом и зараза начала проникать в кровь. Иначе бы парень не валялся с таким видом – ранение-то пустяковое, если разобраться.
На то, чтобы очистить сознание, потребовалось меньше минуты. Патрик Телфрин погасил все лишние мысли, приведя в равновесие собственный ум и окружив его зияющей пустотой. Два вздоха – и в этой пустоте зазвенели бесплотные голоса. Эхо Силы коснулось его, наполнило пьяной волной. На кончиках пальцев вспыхнул серебряный свет. Дохнуло жаром, готовым обернуться пламенем.
«В старом мире, – вспомнил Патрик рассказы дяди Кледвина, – магия была намного слабее. Наши предки пользовались ею с осторожностью, как инструментом, способным сломаться в любой момент. Они создавали машины из холодного металла, чтобы восполнить изъяны своего колдовства. Затем они узнали, что Сила подобна океану – со своими течениями, водоворотами и мелями. На Дейдре потоки быстрее, магия бьет ключом. Многие чары, что прежде требовали немалых усилий, творились тут с легкостью. Создавались новые заклятия, неведомые раньше. Могущество Основателей достигло расцвета, пока сумрак Темных Столетий не поглотил их».
Воспоминание о дяде едва не разрушило концентрацию. Патрик сжал пальцы в кулак, стараясь забыть потусторонний голос, раздававшийся из уст колдуна-недоучки по имени Кадрас. «Кто был нам ближе всех, тот всех опасней станет», вспомнилась строчка из пьесы Саггерна. Вернув себе спокойствие, Патрик вновь разжал пальцы. Свет разгорелся с новой силой. В лицо ударил раскаленный жар, совсем как от настоящего огня.
Косой Боб стиснул зубы, подавив вскрик, когда серебряное пламя объяло его плечо. Единственный глаз солдата едва не вылез из орбиты, по лицу градом катился пот. Гвенхейдец с хрипом выгнулся, пытаясь встать, но Патрик коротким толчком в грудь уложил его обратно.
«Еще бы, сложно лежать смирно, когда концентрированная магия пронзает тебя насквозь, выжигая болезнь, поселившуюся в твоей крови». Из чтения медицинских трактатов Патрик знал, что инфекции переносятся маленькими живыми существами, меньше мошек, совершенно неразличимыми глазом. В таком случае достаточно уничтожить их всех – и дальше человеческий организм, если он здоров и крепок, сам пойдет на поправку. Патрик усилил напор, направляя больше Силы в пораженную плоть, и Кренхилл все-таки заорал, заколотил левой рукой по камням. На губах выступил кровяной сгусток.
«Ну, не спорю. Профессиональный медик работал бы аккуратнее».
Прошло еще, наверное, около минуты, и Телфрин решил, что можно прекращать. Какой бы дрянью ни мазали разбойники свои стрелы, после подобного вмешательства ничего уцелеть не должно. Он разорвал контакт с Силой, позволив сиянию угаснуть. Свет померк, голову заполнила привычная усталая пустота. Мир потускнел и сделался блеклым, звуки – приглушенными. Когда отпускаешь магический поток, всегда ощущаешь нечто подобное. «Магия притягательна и опасна, желаннее женской ласки, слаще вина и губительней стали. Если зачерпнешь ее однажды слишком много, погибнешь сам или навсегда останешься бессильным калекой».
Боб закашлялся и все-таки сел. Выглядел он довольно паршиво.
– Думал, прямо сейчас на небеса отправлюсь, – признался солдат.
– Вы преувеличиваете, любезный. Или не валялись никогда с сильной простудой? Жар – естественная реакция вашего тела на проникшую в него болезнь. Проваляешься одну ночь в горячке – и зараза, если повезет, сгорит без следа. Я всего лишь ускорил процесс. До пяти минут. – Патрик улыбнулся одними губами.
Он не стал сообщать Кренхиллу, что тот мог и вовсе погибнуть, если бы Патрик перестарался, направляя на него энергетический импульс. От слишком сильного воздействия могло, например, не выдержать сердце. Патрик видел, как подобное случается. Сам однажды не справился с исцелением – много лет назад, о чем вспоминал до сих пор.
Стоявший рядом Дейв Лоттерс передал Бобу флягу с виски. Тот глотнул, скривился и закашлялся и почти тут же выпил еще. «Ну что ж, раз способен хлебать спиртное, значит, выживет точно». Граф Телфрин выпрямился, отряхнув рукава.
– У вас пятнадцать минут, мастер Кренхилл. Приходите в себя, а затем посадим вас в седло, позади кого-нибудь. Ехать придется быстро, так что держитесь крепко. Время идет к вечеру, – глянул он на небо, – успеть бы оказаться от тракта подальше. Мастер Олаф, – обратился Патрик к стоявшему в сторонке разбойнику. – Сможете увести нас в какое-нибудь укромное место, чтобы спокойно там переночевать? Желательно, чтоб никто не увязался с тракта.
– Постараюсь, ваше высочество, – серьезно кивнул разбойник. После увиденного он явно стал относиться к Патрику с еще большим почтением.
Больше никто не был серьезно ранен, так что прибегать к исцелению дважды не пришлось. Убитых сложили вместе, в одну большую кучу. Делвин встал напротив, сложил руки на груди, на миг закрыв глаза, – и к небу взвился столб огня, который скоро пожрет останки погибших товарищей. Любое иное погребение, кроме огненного, означало бы ненужное промедление.
Вскоре поредевший отряд двинулся в дорогу. На мгновение Патрик ощутил себя совсем уж паскудно, в очередной раз подумав, скольких людей они сегодня недосчитались. А впрочем, выжили сами – и уже хорошо. Он посадил Марту позади себя и ударил коня в бока, выезжая вперед колонны – вместе с Дирхейлом, Лоттерсом, Луисом и двумя местными разбойниками, которым предстояло указывать дорогу. Вернее, указывать ее предстояло одному Олафу, так как его белокурый приятель все так же молчал, бросая на своих новых попутчиков изучающие взгляды. Патрик мог его понять – сам, оказываясь в плену, лишний раз не болтал.
Из города выбрались без происшествий. Пенхолд оставался безмолвным и мертвым; после схватки с разбойниками путешественникам не встретилось даже зверей и птиц. Сколько столетий прошло после падения Принца Пламени, а рана, выжженная в ткани мира отгремевшей битвой, не затянулась. Возможно, подумалось Патрику, все дело в магии высших порядков, некогда пошедшей тут в ход. От развалин до сих пор так и разило погибелью. Животные чуют подобные вещи куда лучше людей.
За несколько кварталов до арки южных ворот Олаф повернул коня, сворачивая в незаметный переулок, который петлял между домов, стоявших друг к другу почти впритык. Ехать пришлось в ряд по одному, изрядно растягиваясь. Глухие стены почти смыкались над головой. Патрика кольнула тревога, не ведет ли их разбойник в очередную засаду, но, по счастью, обошлось. Вскоре впереди показалась городская стена, в этом месте изрядно обрушившаяся. В ней виднелся пролом.
– Выберемся тут, – сказал Олаф. – А то мало ли, раз по вашу душу скачут нехорошие люди, про тракт лучше сразу забыть. К тому же там поле вокруг. Сойдем – следы будут. Такая толпа конных, траву точно примнем, и зоркий глаз выследит. А на камнях следы не остаются, так что, где мы в городе сошли с пришпекта, никто не поймет.
– Проспекта, – поправил Патрик.
Олаф сразу набычился:
– Простите, таких слов не знаю. Не баронский сынишка, простите.
– Ну так выучите на досуге. Вдруг и правда сделаю вас бароном после победы, а то и целым графом. Явитесь на светский раут, а хорошим манерам не обучены. Неудобно перед дамами получится, согласитесь. Это вам не пейзанок на сеновале щупать. Аристократ должен обладать известным лоском.
Разбойник замолчал и, по всей видимости, глубоко задумался.
В течение следующих двух часов беглецы двигались через пустошь, медленно удаляясь от Пенхолда. Олаф выбрал направление, отклоняющееся к северо-западу, так что постепенно старый Хейсенский тракт остался за спиной, по левую руку. Вскоре его скрыла очередная холмистая гряда, поросшая кустарником, и можно было надеяться, что с дороги путешественников не увидят даже при помощи бинокля. Тем не менее Делвин поручил солдатам, находящимся в арьергарде, оглядываться на случай, не появились ли все же преследователи.
По мере удаления от Пенхолда голая каменистая возвышенность, в центре которой он стоял, сменилась поросшей травами низиной. Грунт улучшился, и ехать стало значительно проще. Вокруг росли зверобой и чистотел, молочай и василек, отцветали поздние одуванчики. В воздухе стоял пьянящий запах цветов. Погода улучшилась, тучи согнало с неба, и в синих прорехах облаков вновь выступило пока еще щадящее июньское солнце.
– Хорошо здесь! – воскликнула Марта, с восхищением оглядывая травяной простор.
Девушка понемногу пришла в себя. По крайней мере ее перестало колотить, и руки, которыми она держала Патрика за пояс, больше не дрожали.