Да, это было логично — удачный бизнес, общая постель. Но Алана была в самом начале карьеры и не собиралась останавливаться. Ей совершенно не улыбалась перспектива становиться той, кого жаждал в ней видеть Карлос, — гордой матерью семейства, но они все-таки поженились, и она решила не делать аборт.
— Ребенок на тебе, — непререкаемо объявила она уже через два месяца после родов.
Муж и ребенок связывали Алану по рукам и ногам, что ее бесило. Она хотела свободы. Хотела быть себе хозяйкой. И, пожалуй, «была не готова к отношениям». Есть такая порода людей, причем обоего пола. Чайлдфри. Это в Средние века можно было осуждать такую позицию, но сейчас? Карлоса угораздило вляпаться именно в такую ситуацию и влюбиться именно в такую женщину. Он-то был прирожденным мужем и отцом.
В своем ресторанчике он иногда таскал сына в слинге, чем необыкновенно умилял посетителей. Но чаще с ним возилась одна из его поваров, Паула, у которой своих было уже двое, и она без труда с ними управлялась, попутно делая самые вкусные на улице булочки с корицей.
— Ты просто не отгуляла свое, это нормально, — заметил Алане Жан-Жак. — И, вероятно, «гулять» ты захочешь до последнего. Значит, быть домохозяйкой не твое. Зачем себя насиловать?
— Уж точно, незачем, — хмыкнула она, ловко и бережно заканчивая избавлять «Джареда» от растительности на лице и в некотором изумлении созерцая дело рук своих. — Но я бы не отказалась быть изнасилованной вот таким красавцем… Да вы просто на одно лицо! Как ты это делаешь?!
«Лучше тебе не знать», — сказал про себя Бизанкур.
— Делаю что? — спросил он вслух, и они продолжили свои упражнения, не имеющие отношения к стрижке.
«Никакой мистикой ее не возьмешь, — понял Жан-Жак. — Да и не нужно».
— Скажи, сколько тебе надо денег, чтобы раскрутиться и дальше? — спросил он, когда они отвалились друг от друга, точно две пиявки.
— Странный вопрос, — помедлив, сказала она. — У тебя таких все равно нет.
— Сколько? — повторил он.
— Ну, хорошо, — засмеялась Алана. — Хоть это и не в моих правилах, но помечтаем. Майами-Бич хлебное местечко, но все равно мой доход и престиж здесь похожи на счастье босоногого мальчишки, поймавшего в ближнем пруду несколько рыбешек. Если загоняться амбициями, то я способна подняться намного выше. У меня есть идеи, которые здесь не осуществить, и…
— Сколько?! — в третий раз резко спросил Бизанкур.
Алана смотрела на него, и внезапно на ее лопатках проступил холодный пот, несмотря на царящую вокруг жару. На деньги у нее были и чуйка, и стойка. Она чувствовала, что странный незнакомец, как две капли воды похожий на Джареда Осень, не просто мелет языком. Но что все это значит, она не понимала, и это начало ее слегка беспокоить. Впрочем, Алана привыкла из всего извлекать выгоду.
— Хорошо, — сглотнув, сказала она. — Миллиона долларов для начала вполне хватит. А лучше двух. Или даже трех. И что я должна сделать, чтобы их получить?
— Кое-что мне продать. — Взгляд его смягчился. — Ты уже поняла, что наш разговор не просто болтовня, а?
— Кто ты? — взяв паузу, задала Алана единственно верный вопрос.
— Тебе это важнее, чем желание узнать, что я хочу у тебя купить? — улыбнулся Жан-Жак, нежно накручивая на палец завиток ее волос.
— Я просто не люблю, когда надо мной смеются, — настороженно сказала она, совершенно сбитая с толку.
— И в мыслях не было смеяться над тобой, — пожал он плечами. — Я знаю, что ты серьезно относишься к деньгам. И я тоже серьезно отношусь к тому, что делаю. Поэтому не удивляйся тому, что я скажу, даже если это покажется тебе бредом.
— Попробую, — все еще пытаясь понять, к чему клонит незнакомец, сказала она.
— Я хочу купить у тебя три минуты жизни Хесуса. Ты продашь их мне?
— Еще раз, — переспросила Алана после секундной паузы.
— Ты продашь мне три минуты жизни своего сына за три миллиона долларов, по миллиону за минуту? — спокойно повторил вопрос Бизанкур, видя, что вопрос о деньгах возбуждает ее не меньше, чем секс, а пожалуй, и больше.
Она помедлила еще несколько секунд.
— Нет, я, конечно, общаюсь с людьми, которых можно назвать извращенцами… — медленно проговорила Алана. — Но это… Это, прости меня, полная херня. Я не знаю, чего ты хочешь на самом деле, я даже не знаю, кто ты, и…
— Я Алан Джексон, официальный двойник Джареда Осень, но работаю не только на него, — негромко сказал он. — И, конечно, это никакой не розыгрыш, а просто один из проектов. Его заказали, скажем так, очень состоятельные лица. А там, где крутятся большие деньги, всегда много тайн, и это нормально.
Алана очень хорошо умела владеть собой и не стала устраивать эмоциональных сцен в духе школьниц прошлого века. Но запросто переварить эту информацию и ей было нелегко:
— Ты хочешь сказать, что… Меня что, снимают скрытые камеры?!
— Да зачем такие сложности? — поморщился Жан-Жак. — Съемок вообще не будет. Это социальный проект. Но деньги самые настоящие. А чтобы ты не подумала, что я псих, просто возьми их в руки.
Он потянулся за своей неприметной джинсовой сумкой, которая была им брошена при входе рядом с креслом, и достал оттуда несколько пачек в банковской упаковке.
— Здесь, конечно, не миллион, но так ты хотя бы сможешь убедиться, что деньги настоящие. — Он протянул ей пачку. — Держи, они не убегут. Можешь даже прямо сейчас купить что-нибудь в лавочке напротив, хоть мороженое — я тоже не убегу. А три миллиона… — Бизанкур извлек из своего дорогого кожаного портмоне алую кредитку с черным котом: — Держи… Да, я знаю, ты не видела таких карточек. И не увидишь больше. Слушай и запоминай. На ней ровно три миллиона долларов. Пароль не нужен. Терминал любой. Наличку забирать не обязательно — переводи на любой свой счет. После использования карта автоматически блокируется.
Алана помолчала, задумчиво пробежала пальцем по пачке денег, погладила алый пластик карточки, которую потом положила рядом с собой на рабочий столик:
— Почему я?
«Не ты. Хесус», — надо было бы сказать Бизанкуру, но он еще не сошел с ума.
— Я понял, что с тобой надо быть максимально честным, — глядя ей в глаза, ответил он. — Это социальный проект, направленный на изучение такого явления, как чайлдфри. Ну, и не только это. Думаю, ты достаточно серьезна, чтобы тебя это не покоробило. Один из твоих клиентов — тебе лучше не знать, кто это, — богат и влиятелен настолько, что может себе позволить вкладываться в то, во что он хочет и считает нужным. Вы с ним спали, и вот настолько ты его зацепила. Я на него тоже работаю. Поверь, три миллиона для них не деньги, он же в проекте не один…
Алана помолчала еще несколько секунд.
— Я тоже буду с тобой максимально честной. Хрен бы я пошла с тобой на эту сделку, если бы ты не был так потрясающе сексуален… Знаешь, есть такой анекдот. «Я только не понял, где ты меня кидаешь», — сказала она.
«В точку, — подумал Бизанкур. — Но исходу ты даже будешь рада. Облегчение испытаешь точно».
— И что ты намерен делать с моим сыном? — подозрительно осведомилась Алана.
— Ровным счетом ничего, — расхохотался Жан-Жак. — А ты что подумала? Я его даже не увижу. Достаточно твоего согласия. А чтобы закрепить сделку, ты должна произнести: «Отдай меньшее, получишь большее». Так называется проект. Ну, вот такие у них причуды.
— Чушь какая-то… — пробормотала Алана Смит. — Впрочем, почему бы мне не произнести эту фразу. Отдай меньшее, получишь большее. И забирай эти три гребаных минуты. А мне отдай мои три миллиона.…
Она не успела договорить, как на улице внезапно громыхнуло, гулко раскатилось эхо и завыли сигнализации не меньше десятка машин. Бизанкур схватил за руку было ринувшуюся к выходу Алану:
— Походу, шина лопнула у кого-то, не отвлекайся… А что такого в этих словах? Это же основа бизнеса.
С этим было не поспорить, но она все же потянулась за своим смартфоном.
— Карлос, как у вас там, нормально? Хесус как? Мало ли что не интересовалась… Ладно, я сегодня немного задержусь, есть дела… Нет, ненадолго… Пока не знаю… Позвоню еще. Пока.
Она испытующе посмотрела на Бизанкура, а он подмигнул ей и засмеялся.
— Знаешь… — призналась Алана. — Это все какая-то дичь, но я очень надеюсь, что карточка настоящая. Я деловая женщина, но… даже для меня это слишком.
— О'кей, сейчас перезагрузим, — легко согласился Бизанкур. — Если ты способна с ходу переключиться с деловой волны на старый добрый американский трах… Впрочем, почему американский. Общемировой.
Она расхохоталась:
— Я никогда не отказываюсь от десерта. Иногда с него начинаю.
— У нас с тобой это будет вишенкой на торте, тезка, — подмигнул мнимый Алан.
— Дьявол, как же ты меня возбуждаешь! — воскликнула Алана, даже не подозревая, насколько она близка к истине.
И они продолжили свои скачки. Потому что в конечном итоге Бизанкуру было наплевать, что ее возбуждает больше — деньги или секс, — он получил свое в результате ее похоти, а она свое еще получит. А еще он хотел проверить одну теорию, которая зародилась в его голове после того, как на улице разоралась сигнализация нескольких машин.
Когда Синдзиро Такигава произнес сакральную фразу, «Отдай меньшее, получишь большее», его дом тряхнуло. Что-то произошло. Алана Смит сказала ту же фразу — и это тоже вызвало в материальном мире какое-то разрушительное действо. А значит, между произнесением этой фразы и результатом — передачей трех важных для жизни ребенка минут — есть прямая связь. Ведь оба родителя, и Такигава, и Алана Смит, знали, для чего они произносят эту фразу. Бизанкур недвусмысленно им про это рассказал. А раз так, то стоит ли ему напрягаться и выстраивать планы, как именно прикончить ребенка, олицетворяющего ту или иную добродетель, словно он обычный наемный убийца? Ведь главное уже сделано — цель обозначена, заклинание произнесено, и родители понимали, что они делают. Стало быть, и дитя, и добродетель в любом случае неминуемо сгинут, ведь именно такова цель тех сил, для которых он и продолжает свою адскую работу. Вдруг в памяти Жан-Жака всплыли слова Бельфегора: «Этот процесс запустит простое короткое заклинание». Значит, ему не нужно самому пыжиться и стараться, подготавливая акт убийства! В конце-то концов, его покровитель не кто иной, как демон лени…
Это так воодушевило его, что напоследок он показал Алане небо в алмазах — вот тут не нужно было лениться. Ее телефон разрывался от звонков, но ей было абсолютно все равно, она была очень занята…
Однако и десерт бывает съеден. Любовники распрощались, и Алана, как «деловая женщина», пошла к ближайшему терминалу, а Алан, войдя под тень ближайшего навеса, дотронулся до своего шрама на плече, с помощью которого преображался, и вышел под солнце немолодой полной дамой, одетой неброско, но дорого, в длинном легком платье и шазюбле пастельных тонов. Тут же затерявшись среди таких же праздно гуляющих туристок, Бизанкур направился к ресторанчику «У Карлоса». Почему бы не выпить кофе. Или не отведать кукурузы на шпажках по особому рецепту.
Разумеется, француза интересовали дела куда более волнующие, чем кукуруза на шпажках. Он внимательно осматривался, ища пока непонятные ему знаки. Он знал, что поймет, когда увидит хоть что-нибудь. И вот внезапный порыв ветра схватил и поволок по тротуару брошенную кем-то мимо урны газету. Она, шелестя страницами, развернулась несколько раз, как огромный нелепый бутон, распускаясь в пышный бумажный цветок, и внезапно, бросившись вбок, страстно обняла фонарный столб. Тут же завибрировала, содрогаясь, рекламная раскладушка и со скрежетом завалилась набок; затрепетали рукавами и штанинами цветные пляжные тряпки, стремясь сорваться с вешалок около магазинчика и отправиться в полет. Вот ветер, крепчая, швырнул целые пригоршни песка в лица прохожим, и те закричали, отплевываясь и пытаясь удержать свои улетающие шляпы, а шквал поднялся выше, нещадно трепля рваную бахрому пальмовых листьев. Небо загудело, натягиваясь парусом, и погнало серые стремительные облака. Враз потемнело, ударили тугие косые струи ливня, а вдалеке прогрохотали раскаты грома.
«Ну, и что же, что ливень, — сдерживал себя Бизанкур, уже видя на другой стороне улицы вывеску „У Карлоса“, — Мало ли дождей бывает здесь летом…»
Но тут впереди закричали и задвигались люди. «Нет!» — расслышал он отдельные выкрики. «Ребенок!» «Не может быть!» «Какое горе!» «Карлос!»
Жан-Жак остановился, заслоняясь руками от секущих струй и порывов ветра, уже не сомневаясь в успехе. Слишком много совпадений — вот так же внезапно налетела гроза, как у токийского храма, где безвременно почила добродетель Умеренности, а перед этим сотрясся на мгновение мир, услышав адское заклинание… Эти крики про ребенка и горе, вкупе с именем отца мальчика. Неужели получилось?! Неужели уничтожено и Целомудрие?! Он по праву мог гордиться и своей исполнительностью, и смекалкой.
Но он должен был убедиться до конца. Вот из дверей ресторанчика выскочил молодой мужчина, смуглый и бородатый; он держал на руках безвольное тельце ребенка, которое прижимал к себе, бессвязно выкрикивая: «Врача! Помогите! Да скорее же!» Его вопли перемежались рыданиями.
Да. Сомнений нет. Это Хесус, и он на руках своего отца Карлоса. Неважно даже, что с ним произошло. Укусила ли его собака, забежавшая с улицы, или плеснуло из кастрюли кипятком. Какая разница. Главное, что он не подает признаков жизни. Главное, что было произнесено заклинание, и волшебные три минуты истекут, прежде чем ребенку будет оказана хоть какая-то помощь. Да какая тут помощь, когда обезумевшая толпа, как стадо баранов, тупо мечется из стороны в сторону, больше мешая, чем помогая.
Целомудрие, проща-ай! Продано ты мамочкой-шлюхой за три миллиона долларов — теперь дела ее, безусловно, пойдут в гору без эдаких кандалов виде ребенка и мужа. А может быть, у Аланы от стресса проснется совесть — бывает же так! — и она уйдет в монастырь или сопьется, проклиная свою неуемную похоть. «Как бы не так, — трезво и рассудительно пробормотал внутренний голос Бизанкура. — Три миллиона на дороге не валяются. Если ты, девочка, не будешь конченой дурой, ты найдешь им применение. И лучшее, чем помощь неимущим и прочая дребедень».
Значит, схема работает именно таким образом. Убежденный тем или иным способом родитель произносит заклинание, вызывая кратковременное потрясение Мироздания, или чего там еще, затем в рекордно короткие сроки, как оказалось, дитя гибнет. Неважно, каким образом, но неминуемо. Бинго.
А теперь можно наведаться и домой.
В списке добродетелей значилось Усердие, а в списке стран — давно покинутая Франция. Нет, по родине Жан-Жак Бизанкур не скучал совершенно, но именно во Франции поджидал его наставник Бельфегор, и именно он был антагонистом этого отвратительного людского качества — усердия.
Презрительно протянув про себя это слово, полная дама решительно отряхнула одежду от песка и пошла вперед по улице, уже не замечая мечущихся людей и выискивая взглядом такси.
— В аэропорт, — бросила водителю дорого одетая дама без багажа, чем заслужила долгий взгляд темнокожего водителя.
Впрочем, тот ничего не сказал и послушно тронулся с места.
И тут Жан-Жака накрыло. Масса противоречивых ощущений набросилась на него разом, словно рой голодных злых ос. Ему не хватало Беллы.
Нет, это нельзя было назвать человеческим словом «соскучился» — совсем нет. И нельзя было сказать, чтобы он был растерянным и не знал, что делать. Мало того, он начал это осознавать. Знать и осознавать — это разные вещи. И Бизанкуру не хватало осознания того, что кто-то еще с ним заодно, что не он один причастен к тем ужасным делам, которые делались ими на протяжении нескольких веков… В конце концов, разве это была его инициатива? Разве это только его вина?!
Но только он один будет отвечать за то, что он сотворил, ведь он же не демон, а сын человеческий. Это было несправедливо. «Меня заставили!» — закричало в нем что-то.
Он вперился безумным взглядом в водительское зеркальце и поймал ответный взгляд. А поймав, уже не мог оторваться. В глазах, безмолвно уставившихся на него, прочел он вселенскую скорбь и горе. И вдруг он понял, что смотрит на него не водитель такси, а тот самый взгляд с небес, те же мученические глаза.