— Ты на что намекаешь? — спросил он.

— Всё просто. Эти шкуры припрятаны для людей. Некто двое собираются надеть их и выдать себя за гибридов. Наверняка где-то здесь имеется баночка с железами тигра. Кстати, как работает твой нос? Может, возьмёшь след?

Гомвуль зарычал:

— Не борзей, Стас. Я тебе не собака.

— Ладно, ладно… успокойся. Во мне проснулся охотник. Зов предков. Всего-то.

Волк посмотрел на угловой стеллаж. На полках бутылки — и пустые, и наполненные подозрительно мутным пойлом, а на самом видном месте стояла пластиковая банка. Гомвуль снял её, открутил крышку. Принюхался.

— Как ты и говорил: железы тигра, — заключил волк. — Объясни Стас, что всё это значит?





Глава 15




Если читать лозунги на плакатах, которыми увешан весь Якутск, то создаётся впечатление, будто в Стране Сибирь звучит бравурная симфония смирения и согласия.

Братство медведей и кабанов пестрит фотографиями с фронтов. Когтистой лапой мишка прижимает к себе рядового пехотинца, словно они рождены в одном хлеву. Тигры обнимаются с енотами центрального госпиталя, что на окраине города. Свиноматки хлебокомбината принимают поздравления от гибридных котов. Вчерашние уголовники, вставшие на путь исправления, дарят дамам цветы, вероятно, сорванные с круглой клумбы у кинотеатра «Лена». Всюду радость, счастливые рыла свиней, хитрющие мордочки котиков и громкие лозунги: «Сибирь единая держава» или «Слава труду строителей сытого рая». Казалось, что в одном разношёрстном оркестре уживались губной хомус, классическая флейта и армейский горн; но дело даже не в инструментах и тех, кто на них играет — важно, кто дирижирует разновидовой страной.

Чем грандиознее ложь, тем длиннее очередь из последователей. Роберт Варакин в силу рационального мышления сомневался в правдивости пасторальной картины благозвучия, начертанной профессиональными агитаторами. Сыворотка, дарующая человеку здоровье, создавалась не из полевых цветов или зелёных шишек: лекарство варилось исключительно из кабаньих костей и жира. Люди не спрашивали желания свиного рода. Они отбирали необходимые для лекарства части тушки и бросали в чан. Прокрученные в мясорубке пятачки и пенисы готовились поварами из кабаньей семьи. Кто-то, облачившись в фартук и нацепив колпак, помешивал поварёшкой останки собратьев, окуная палец в кастрюлю, а затем облизывался, удивляясь: почему мало соли и отчего не заканчивается понос.

— Князюшка наш — раздолбай, однако, — изучал новости с китайской границы, Роберт. — Надо же… уничтожена целая армия свиней. Ты читал сводки с фронтов? Это не укладывается в голове.

— Озверели людишки. Измельчали. Армию вепрей в расход. Безобразие! — подыгрывал Яша.

— Точно, Алёшка. Мелковат народец. А князь Сибири — слабак. Но ничего, скоро настанет час расплаты. Скоро!.. уж поверь мне, друг.

— Правильно говоришь, Роб. Князь Витольд… да кто он такой вообще?

— Ничего-ничего! Он ещё заплатит за всё, что натворил! За нашу неволю с него шкуру сдерут, подвесят за ноги, и потихонечку тупым лезвием будут срезать тоненькие ломтики мяса. Читал? Москва ведёт армию с запада, с юга китайские наступают. Все хотят заполучить новое лекарство. Нас обязательно освободят — и тогда. Мы с тобой ещё потанцуем, Алёшка.

— Танец на княжеских костях. Жду не дождусь, Роб!

***

В комнате наблюдения Витольд первый слушал пророчество доктора Варакина и жевал носовой платочек. Первые минуты он смахивал смешливую слезинку, но когда учёный стал угрожать, то платочек, как-то сам собой очутился во рту. Ещё отец его говорил: «Береги этого умника, сынок. Роберт Варакин — он мессия современного мира!». Если бы Роберт проснулся во времена правления прошлого князя, то феноменальному учёному предоставили бы выгодные условия сотрудничества. Возможно, титул, подаренный отцом Витольда, возвеличил бы его среди всех правителей, известных миру. Варакина почитали бы, как истинного спасителя — и слабые вожди вроде варяжской повелительницы Хельги из Страны Стокгольм, и вершители судеб, такие, как князь Москвы или вождь индейского племени Якама, что грозит копьём на осколках империи чёрно-белых людей в Северной Америке. Роберта бы почитали как гения, а не как безызвестного узника.

Витольд первый не отличался проницательностью. Князь был уверен, что план его идеален. Он выступил с обращением по телевизору, оповестив мир, что император Варакин проснулся в недуге. Подкрепил рассказ словами фальшивого совета врачей и решил, что все поверят. Но не вышло. Планета оказалась шаром, а не мифическим диском; а фантастические киты, которых Витольд подкармливал морскими ежами из Владивостока, уплыли в пустоту, оставив лишь гигантские брызги, превратившиеся в ядовитую волну.

Государь Москвы выдвинул ультиматум. Страна Китай атакуют по всем фронтам. Даже такая мелочь, как беспомощный Сахалинский князь, неспособный переправить армию кабанов на материк со своего острова (потому что мост так и не достроен) угрожает ему расправой. Весь мир ополчился против него. А теперь ещё и Варакин заговорил. Жизнь Роберта стоит больше, чем всё алданское золото, дороже сыворотки, спасающей людей от приступов «ярости».

Рядом с князем Сибири верные советники: Федот Мокрицин и Парамон Лизнёв. За спиной бдительный глава охраны — Елисей Одноглазов.

— Каков наглец?! Грозить мне — повелителю сибирских лесов, главнокомандующему великой армией и самому справедливому правителю? Да как он смеет?!

— Может быть, его таво? — закатив глаза, присвистнул Парамон.

— Чего таво? Чего таво? Убить Варакина, что ли? — шамкал платочек князь.

— Ну, не совсем убить, — размышлял главный советник. — Можно усыпить. Сделать укол, и в камеру отнести, где он спал восемьдесят пять лет. Затем собрать послов, тех стран, что не верят нам, и пусть убедятся, что мы, так сказать, вещаем исключительно правду. Всем станет ясно, что император Сибири спит и неизвестно, когда проснётся…

— У нас не получится, — вздохнул князь. — Придётся создать независимую комиссию. Московские медики возьмут анализы. Шибко умные они.

— Я предлагаю подружиться с ним, — осторожно заговорил советник рангом пониже, Федот.

— С кем, с ними? — спросил государь.

— С Варакиным и Караваевым. Император вполне адекватен. Мы похожи, честное слово! Он неравнодушен к еде, не брезгует даже свежатиной. А как Роберт любит выпить? Вчера в паре со своим коллегой, император приговорил два литра коллекционной водки из винного подвала. Конечно, я могу ошибаться, но всё-таки полагаю, что господин Варакин с удовольствием примет государеву благосклонность.

— К чему ты клонишь, Мокрицин? Не тяни, — оживился Витольд.

Федот достал из кармана маленький платочек, проявляя солидарность с князем.

— Предлагаю разрешить прогулки: в коридорах княжеского дворца и даже за его пределами. Даровать Варакину свободу. Дать глотнуть сибирского воздуха. Разрешить общаться с людьми. Заметьте князь, Роберт проявляет очевидную апатию к работе над сывороткой. Нет сыворотки, нет прогресса, а страна подверглась агрессии. Если мы сможем очаровать Варакина, то и он, безусловно, ответит любезностью.

Мокрицин взял паузу, вытирая платком вспотевший лоб.


Князь шевельнул бровями, впитывая идею снятия санкций с императора. Идея понравилась.

— Ну-ка, ну-ка… продолжайте Федот… — повелел Витольд первый.

— Мы наведём дружеские мосты, разъясним императору сложившуюся ситуацию, а Роберт Варакин обратится к напавшим на нас странам. Он может пригрозить им новым оружием, которое уже успел придумать или просто попросит их прекратить наступление. По-хорошему. Возможны и другие варианты — нам бы только сдружиться с ним. Ведь император человек добрый, я это знаю. Люди прошлого гуманнее нас. Они чисты и справедливы.

Князь заметно повеселел.

— Я приглашу Роберта на обед. Нет-нет, на ужин! Повара подадут роскошные… самые изысканные блюда. Организуем танцы — пусть даже до утра. Мы закружимся в вальсе, выпьем водочки, и я расскажу ему, как сложно и опасно править в нашем неспокойном мирке. Роберт умный, он поймёт меня. Нам необходимо быть вместе, и только вместе мы сможем победить. А затем, я прощу Варакина, а он… — Витольд замолчал и расплылся в улыбке.

Все дворцовые подозревали князя, как бы это выразиться, в общем, в нетрадиционной ориентации. Потому Одноглазов решился взять ситуацию под свой контроль, а то непонятно к чему приведут княжеские фантазии — вернее, очень даже понятно.

— Как человек, назначенный охранять покой императора, я просто обязан высказаться, — произнёс Елисей и встал точно напротив князя, чтобы тот вернулся в реальность.

— Говорите, — сухо отреагировал Витольд.

Ему нравился военный консультант. Одноглазов такой жилистый, такой твёрдый и мощный мужчина!

— Вы правы государь. Держать под замком Варакина, затея бесперспективная. А прогулки по периметру дворца, лишь озлобят пленника и его верного друга Якова. Я наблюдаю за Робертом, с тех пор как он проснулся. Смею Вас заверить, я хорошо изучил характер своего подопечного. Роберт действительно гений. В сложившейся ситуации представляется только одно решение: полная амнистия, мой князь. Мы обеспечим достойную охрану. Я буду лично сопровождать Варакина и зорко следить за его перемещениями по Якутску. Я предлагаю полное освобождение — и мало того, Вам необходимо выступить с экстренным заявлением. Пусть весь мир знает, что в наших руках козырь, бьющий любую карту. Текст обращения подготовят советники, например, Федот Мокрицин. Я не сомневаюсь, он прекрасно справится с работой.

Федот весь покрылся испариной, предвкушая написание каверзного документа. Его слова озвучит сам Витольд первый; его слова услышит весь мир!

Князь посмотрел на носовой платок. Размахнулся и выбросил его в самый угол, попав точно в урну. Бросок представлялся ему удачным исходом. Избавившись от платка, Витольд зарыл топор войны и закурил трубку мира. Вот только Варакин не был разукрашенным индейцем, польстившимся на сверкающие бусы. Этот парень серьёзный соперник. Зато советники у него — просто мастера аналитики! Только почему раньше никто не предупредил государя, что возникнут непреодолимые трудности?

Южный фронт трещит по швам. Под Красноярском настоящая битва. Соседи сибиряков, будто озверели. Китайский ван по имени Хеи Мау, которого Витольд считал человеком разумным и вполне договороспособным — превратился в монстра, посылающего дивизии своих низкорослых секачей. И теперь остаётся лишь верить в удачу и, конечно, надеяться на мудрых консультантов. А кабаны? А его армия? Ну что же, выбор у солдата невелик, придётся немного умереть. Погибнут миллионы, но снова не беда, потому что на смену придут другие солдаты. Страна Сибирь огромна и свиноматок в ней — без счёта.

***

Светлана давно не была в Якутске, потому что служила вдали от столицы в госпиталях, распложенных на передовой. Ей нравилась работа военврача. Она обожала лечить. Даже короткий отпуск доктор Хрипатая проводила в прифронтовой зоне, далеко не отъезжая от первого рубежа, откуда каждый день на стол хирурга поставляли раненых кабанов. Бывало, что днём Светлана ходила по магазинам или смотрела фильм в кинотеатре, а вечерами, словно обречённая резать и зашивать — возвращалась, чтобы резать и зашивать.

Говорят, что у каждого хирурга есть своё маленькое кладбище. У Светланы Хрипатой была огромная братская могила размером с полумиллионный город гибридов, где есть гипермаркеты, сетевые магазины, футбольный стадион и процветающее бюро ритуальных услуг. Хрипатая отсекла тысячи голов, отрезала десятки тысяч лап и ежедневно вспарывала животы, наматывая кишки на руку, словно оленевод верёвку. Работа превратилась в смысл жизни. Она давно не слышала кабаньих стонов и не замечала слёз. И только встреча с лейтенантом Сашкой заставила жестокосердного доктора посмотреть на свиней по-другому — как на существа наделённые душой и человеческим разумом.

Её госпиталь перевели в глубокий тыл. Оборудование свернули. Палатки, кушетки и раненых погрузили в эшелон и отправили в столицу. В пригороде Якутска развернули полевой лагерь. Светлана сразу приступила к осмотру подстреленных кабанов, не забывая о том, кто разбудил в ней жалость и милосердие.

Доктор Хрипатая присматривала за лейтенантом, навещая его три раза в сутки. Сашка лежал в общей палате. Живой интерес человека к боевому вепрю не остался втайне. Кабанчики, званием ниже, тихонько переговариваясь между собой, нет-нет, да и посмеиваясь над сердобольным врачом и его свинорылым любимчиком. Слов мудрёных бойцы не знали: шутили они прямо, по-солдатски, порой жестоко. Хряки видели, как доктор ставит Сашке уколы только с лидокаином, что мерит температуру, не пихая градусник в зад, а пользуется термометром-пистолетом, прикладывая его ко лбу. Как приносит она чудодейственные таблетки и поит гремучей смесью из домашнего термоса.

После волшебных лекарств, недоступных рядовым кабанам, лейтенант быстрее других шёл на поправку. Настроение его улучшалось, а лапа заживала, словно лежит хряк в палате месяц, а то и два. Кабанчики подхрюкивали, задаваясь вопросом: почему эта докторша поразительно приветлива с ним? Даже медбратья еноты не проявляли столько внимания к гибридным вепрям. Почему военврач так близка с лейтенантом?.. возможно, это любовь? Но люди не влюбляются в секачей, это неопровержимый факт.

— Мы собрали подарочек для твоей человеческой подруги, — сказал рядовой, обращаясь к Сашке.

Кабаны притащили к кровати лейтенанта полную сумку яблок. Большая часть фруктов была с запашком, как и любят свиньи.

Сашка лежал на спине, прикрывший тоненькой простынкой. Вонь из мешка наполняла запахом гнили просторную палату. Лейтенант развязал верёвку, посмотрел, что внутри.

— Не надо, братцы. Она столько не съест, — отказался Сашка, понимая, что битыми фруктами человека не удивить.

— Да ты чего, командир? — обиделся рядовой. — Мы скинулись всем этажом и купили на рынке. Специально санитара посылали. Денег стоит жратва. Бери — уплачено!

Сашка сунул лапу в мешок и выбрал одно яблочко: наливное, розовенькое и совсем не гнилое.

— Вот это пригодится — в самый раз. Остальное раздай парням. Жуйте на здоровье.

Кабан довольно хрюкнул и поволок сумку к друзьям, которые переживали, что яблоки всё-таки достанутся доктору и не вернутся к тем, кто их очень любит.

В палату зашла капитан Хрипатая. Светло-голубой костюм медработника был ей к лицу. Женщина, привыкшая скальпелем кромсать плоть солдат, улыбалась, будто на операционном столе стонет очередная жертва.

— Как себя чувствуешь, Сашка?

— Я здоров. Кость почти зажила. И насморк прошёл.

— Без костылей ходить сможешь?

— Да. Вполне. И вообще, я готов вернуться в строй, — забегал глазками кабанчик.

Военврач заметила растерянность, охватившее её любимчика. Что-то мучило молодого вепря.

— Рано воевать, Сашка. Отлежаться надо. Но вижу, как тревожится твоя душа. Расскажи, что мучает тебя.

Лейтенант боялся даже думать о тех минутах, когда впервые оказался на госпитальной кушетке. Он отлично запомнил страшные слова, сказанные одним из военврачей.

…Тело его страдало. Боль бродила за Сашкой тенью, неожиданно выныривая из тумана, где пряталась от обезболивающего укола. Успокоительное притупляло зрение и слух, но всё-таки он оставался в разуме. Сашка отлично слышал голос майора Мумунова, упомянувшего, будто между делом о какой-то сыворотке. Мумунов говорил сложные для восприятия слова, но Сашка понял, что его, ещё живого офицера отправляют в холодный рефрижератор, хотя он чувствовал в себе силы через несколько дней взять в лапы оружие и снова отправиться на фронт. Неужели врач некомпетентен в своей работе?.. и что такое сыворотка? И почему трёх солдат, которые были легко контужены, упаковали в мешок для перевозки трупов, после обезболивающей инъекции? Разве их нельзя было спасти? Это странно… они ещё могли послужить Сибири.

— Светлана Андреевна, помните, как мы встретились в первый раз? — робко спросил Сашка. — Помните тот день?