– Умно придумано: эвакуировать всех. Тогда милая Лаура Хэдфенгер никого не сможет убить… но кое-кого она все-таки убьет. По сравнению с тем, что может эта девочка, Ледяная волна просто досадная мелочь.
– Лаура, – синеющими губами прохрипел Арден. – Лаура, это не ты…
Оставь его в покое, ублюдок!
Мои пальцы всего лишь слегка шевельнулись. Едва.
А потом я вдавила руку в панцирь с такой силой, что лед захрустел под моей ладонью. Глаза Ардена закатились, я услышала хрип. Только сейчас поняла, что снова слышу биение сердец: своего, Льдинки, Ардена. И что одно из них становилось все медленнее, медленнее, медленнее… чтобы в один удар оборваться.
Вот теперь мне позволили разжать пальцы и отступить. Панцирь осыпался крошкой, Арден рухнул на пол, и я перешагнула через него.
– Так, и кто тут у нас остался?
Я на мгновение прикрыла глаза, и мне показалось, что мир раскинулся передо мной сплошной белой пустыней. Удары сердец звучали только во мне – поблизости, в резиденции, никого больше не осталось.
– Хм. Быстро сориентировались. – Я толкнула дверь и оказалась в комнате, которую готовила для ужина с Торном. – Мило. Подожди-ка… ты собиралась сначала устроить ему романтику, а потом дать? Может, даже на этом столе, шлюха?
Брызгами разлетелись бокалы, тарелки, скатерть покрылась корочкой льда, приборы посыпались на пол.
– Какие чудесные будут кадры из резиденции правящего, когда начнется расследование. Давай, Лаура, улыбнись в камеру?
Мою голову развернули так, чтобы я действительно смотрела в глазок камеры, растянули губы в неестественной улыбке.
– Слушай, меня вот мучает вопрос, а когда вы стали бы трахаться, камеры отключили бы? Я бы оставил.
Лодингер.
Драконы, я была права. Это Лодингер… это он!
– Да ты вообще догадливая.
Только сейчас я осознала, что диалог идет в моем сознании. С того момента, как он… как мы вышли из ванной, он не произнес ни слова.
– Торн Ландерстерг помешан на безопасности. – В сознании прозвучал сдавленный смешок. – Но эта его помешанность не спасла от предательства и, к слову, сыграет мне на руку. Когда станет понятно, что правящий иртхан может укрывать такое, как ты… Да-а-а, это определенно расскажет всему миру о том, что от иртханов помощи ждать не приходится.
«Трепись, – в бессильной ярости подумала я. – Давай, трепись, чем больше ты треплешься, тем скорее придет Торн».
– О, думаешь, он тебя остановит? Или… ты хочешь его убить? За все, что он с тобой сделал. Подожди немного, у тебя будет такая возможность. Я тебе обещаю, а пока…
Виски снова взорвались болью, а следом болью взорвалась спина. Я закричала, чувствуя, как рвется вместе с тканью кожа, но этот крик остался в моем сознании. Раскинувшиеся в стороны крылья снесли остатки стола и разодрали стену. Клубящееся над ними фиолетовое пламя с легкой голубой дымкой ледяного обрисовало контур, острые шипы на костяных сгибах и острые костяные наросты.
– Частичный оборот! – прозвучало в сознании почти восхищенное. – О да. Это станет возможным… в этом мире больше не останется ничего невозможного для простых людей! А иртханы будут целовать землю у наших ног!
Напоследок оглянувшись на камеру, я шагнула к окну. Панорамные стекла взорвались, осколки ужалили кожу.
– Не переживай, заживет все быстро, – усмехнулся Лодингер.
Порезы на моих руках и правда мгновенно затягивались. Хлынувший в комнату порыв Ледяной волны ударился о нее, о первый вздох, но… ничего не произошло. Моя кожа стремительно покрылась сверкающими фиолетовыми чешуйками, защищая себя изнутри и снаружи.
– Взлетаем, шлюшка. Впереди у нас еще столько дел… столько неразрушенных городов.
Когда я встала на подоконник, под ногой хрустнуло стекло. Оттолкнувшись, я стремительной тенью взмыла в черное небо.
Ледяной воздух, который должен был превратить мои легкие в образец для исследования будущих поколений, ничего такого не сделал. Чем выше я поднималась, чем ближе становилось черное ночное небо, тем легче мне дышалось, а силы словно вливались в меня, как если бы я подключилась к невидимому источнику.
В висках пульсировала тупая ноющая боль, но даже она стиралась – видимо, включалась моя регенерация, которая растворила в моей крови препарат, способный погрузить в сон даже сильнейшего иртхана. Мое сознание раскололось надвое, я словно видела себя со стороны, наблюдала за взмахами мощных, полосующих прозрачный воздух крыльев, рассыпающих свечение пламени. Окутывающая меня дымка, наверное, смотрелась как флайс безумца, залетевшего в заснеженные пустоши.
Зато ракету будет наводить удобно.
Эта мысль пришла ко мне, потому что виски снова дернуло болью.
– Тебя не так-то просто найти, Лаура Хэдфенгер.
– Что, у меня еще и встроенный антирадар?
Кажется, ему это не понравилось.
– Ты так стремишься расстаться с жизнью?
– Нет, я надеюсь, что меня долбанет так, что вышибет из моего сознания недоделанного урода, который только и способен, что девушек снимать на камеры голыми.
– Тварь! – взрычало у меня в голове.
– Недоносок, – не осталась в долгу я.
– Этот недоносок изменит мир!
– Ты свою жизнь для начала изменить не пытался? Или пытался, но не прокатило, и теперь ты мстишь всем и каждому?
Голова взорвалась болью, и я мысленно показала ему неприличный жест. По большому счету все, что мне сейчас оставалось, – это стараться вывести его из себя, а по-хорошему, еще и вывести его из меня. Но пока что я не представляла, как это сделать. Не знала. Снова и снова билась о прутья клетки собственного сознания, в котором была запечатана с этим психом. Психом, который сейчас взял управление!
О том, что случилось с Арденом, я старалась не думать, потому что боялась, что тогда психом стану уже я. Больше того, если бы я сейчас была собой на сто процентов, я бы билась в истерике от понимания того, что моего лучшего друга больше нет.
Моего лучшего друга… Вся эта история разрушила мою жизнь, чтобы создать новую. Чтобы понять, что лучшими друзьями можно стать и за несколько дней. Хотя наша с Арденом история началась достаточно давно. Возможно, с той минуты, когда Торн впервые привез меня к нему. А может быть, когда Арден приехал ко мне в Рагран.
Я обещала ему вернуть Эллегрин.
А теперь возвращать ее больше не к кому!
Во мне полыхнула такая ярость, что мир перед глазами расцвел ледяными цветами, а снег внизу, в доброй сотне метров подо мной, заискрился так, что стало больно глазам.
– Твою мать! – отчетливо раздалось у меня в голове, и я, нащупав тонкую ниточку свободы, рванулась.
Отчаянно, навстречу этой свободе.
Я даже дернулась в сторону – нелепо, неумело, едва не кувыркнувшись в воздухе, и в это мгновение меня резко швырнуло вниз. Я сама не поняла, как это произошло, крылья перестали подчиняться, тело налилось свинцом, и я камнем полетела в стремительно приближающийся снег.
За мгновение до того, как меня приложило бы о землю, крылья раскрылись снова. Подхватили в миллиметрах от земли, в лицо ударила волна колючего сухого снега.
Я даже испугаться толком не успела, когда уже снова начала набирать высоту.
– Сделаешь так еще раз, – процедил Лодингер, – и я швырну тебя на скалы. Переломаешься, кости срастутся, но не факт, что выживет твоя драгоценная Льдинка.
При мысли о том, что он может навредить Льдинке, внутри все полыхнуло холодом, а следом – бешенством.
– Только попробуй.
– И что ты сделаешь, Лаура Хэдфенгер?
– Вскипячу твой жалкий маленький мозг повторно, – процедила я.
Рванулась в его сознание, как на высоту: с отчаянной силой врезаясь в ошметки его искалеченного черного разума.
И черным стало все: словно перед глазами выключили свет, а пустоши заменили довольно мрачной темной комнаткой, скорее даже помещением, где уцелевшие мониторы показывали серые картинки обзора камер. Я ударила с такой силой, что меня замутило, воздух закрутился вокруг меня вихрями. С трудом удержав равновесие, я взмыла выше и рванулась снова. Снова и снова, пытаясь освободиться, вышвырнуть его из своего разума.
– Это невозможно! – взвыл Лодингер. – Невозможно! Невозможно!
– В моем случае возможно все, урод!
Не знаю, сказала я это или подумала, но крылья вновь стали моими. Руки. Ноги.
Даже движение воздуха, хлещущего по щекам, треплющего волосы, то подхватывающего меня, то готового уронить, сейчас ощущалось иначе. Картинка реальности то выпадала на Лодингера, то снова сменялась пустошью.
Вспышка. Заснеженные изломы стремительно приближающихся гор.
Вспышка. Расплывающиеся перед глазами мониторы, скрюченные, жалящие столешницу пальцы.
Вспышка. Я разворачиваюсь, медленно, словно что-то тянет меня назад. Мне надо вернуться к резиденции, но я не представляю, куда лететь, поэтому растерянно смотрю на белые простыни внизу.
Вспышка. Дисплей. Быстрый набор.
– Ты обещал! – орет Лодингер кому-то. – Ты обещал, что она до меня не дотянется.
– Связь всегда работает в две стороны, а у вас, как я вижу, полная синхронизация. – Незнакомый голос. В отличие от диковатых интонаций Лодингера в нем нет ни капли безумия, только убийственная жесткая решимость. – Именно это мне и было нужно. Игра закончилась. Начинайте атаку.
– Это не мое сознание! – кричу я. – Не мое! Не мое! Не мое!
Но поздно: наши сознания действительно связаны, и сила отложенного приказа (я уверена, что это именно он) бьет в меня с такой мощью, что из груди вырывается не то сдавленный выдох, не то рычание полудракона. Я вижу, как тает жар моего дыхания с искрами пламени, как ко мне тянутся сотни, тысячи нитей сознаний. Они подсоединяются к моему одно за другим. Драконы.
Наши, я почти вижу, как клубится их пламя.
Огненные, их рев разносится над сухим жаром пустошей.
Пустынные, взрывающие землю гибкими телами, вырывающиеся на поверхность.
Их бесчисленное множество, и на моих глазах рвутся десятки нитей. Крик, исторгаемый драконами, мне кажется, слышен даже сквозь пространство и время. Я бы зажала уши руками, но чужая воля возносит меня над скалами, все выше и выше, выше и выше, выше и выше. Отсюда отлично видна распоротая льдами гладь океана, а с заснеженных вершин один за другим срываются драконы. Они не замечают меня, но сквозь меня льется их жизнь, их сила, пламя, единое сознание: все, что когда-либо связывало всех драконов нашего мира.
Боль драконов становится моей, она раскаляет меня, как их раскаляет ярость – всех, от самого крохотного, едва умеющего ходить драконенка до первого лидера. Эта волна поднимает всех нас, связанных по всему миру. Подбрасывает.