Эта реальность – отрезвляющая, сильная, жесткая.
И, несмотря на то что у меня кружится голова, я выворачиваюсь из его рук. Стягиваю верх костюма, который лишился половины рукава, выпутываюсь из брюк и, уже полностью обнаженная, поднимаюсь.
– Прости, – говорю ему. – Это больше не повторится.
После чего откидываю волосы за спину и иду в душ.
Глава 10
В душе меня посетило состояние, близкое к панике. Хотя я в общем-то уже взрослая девочка и понимаю, что после того, как пустила дракона в пещеру, факелом махать бесполезно, меня все равно начало потряхивать. То ли потому, что секс удался: гормоны в крови – это вам не чешуйками покрываться в процессе, то ли потому, что он удался, когда удаваться не должен был. Да его вообще не должно было быть!
Но был, Лаура. Был. Поэтому – смирись и живи дальше.
А если дальше моя драконья натура опять выскочит в самый неподходящий момент? Ладно хоть на Ардена не бросается.
– Лаура.
Голос Торна раздался так неожиданно, что я подпрыгнула. Головой о душевую не долбанулась – и на том спасибо.
– Мне не дозволено в одиночестве принимать душ?
– Когда ты в таком состоянии – нет.
Я тактично промолчала на тему, что «не в таком» состоянии я была, когда занималась с ним сексом, а сейчас все хорошо.
– Все хорошо, – решила оставить последнюю часть фразы.
– Не все. Ты не умеешь управлять драконьей сутью, поэтому вряд ли понимаешь, что произошло.
С губ сорвался смешок.
– Если тебя это порадует, я знаю, что произошло, и не испытываю по этому поводу никаких чувств.
– Тогда почему у тебя душевая покрывается инеем?
Инеем она и правда покрывалась. Я настолько ушла в себя, что приняла это за обычное запотевание, а зря. И что мне делать? Пускать сюда Торна, когда я голая, а он – почти, – не самая лучшая идея.
– Лаура, нам стоит поговорить о нас.
– Мы уже поговорили. Нас не существует.
– Пока мы не наделали очередных глупостей.
– Ты сказал: глупостей? В отношении себя? Прекрасно, спишу это на галлюцинации, как и все случившееся сегодня.
– Я хотел извиниться.
Так и запишем: смерть в душевой от шока, вызванного словами Торнгера Ландерстерга. Поскользнулась на мочалке, когда услышала слово «извиниться», произнесенное его голосом.
– У меня тут вода шумит, ничего не слышно.
– Лаур-р-ра.
– Вообще ничего.
Я демонстративно повернулась к нему спиной и взялась за мочалку.
– Мне стоило обо всем тебе рассказать. Тогда, до праздника.
– Но ты не рассказал, – хмыкнула я. – А теперь уже поздно.
– Никогда не поздно. Пока ты жив.
Вот не стоило ему этого говорить. Честное слово, не стоило.
– Знаешь, сколько раз я оставалась жива каким-то чудом, Торн? – поинтересовалась я, обернувшись. – Не собираюсь обвинять в этом тебя, потому что уехала я сама, но именно в тот момент, когда я узнала о нашем ребенке, – тебя не было рядом. Ты был на том конце связи и ледяным голосом сообщил мне, что мне лучше «во всем признаться», как будто моя беременность – самое страшное преступление против Ферверна. Знаешь, как весело было понимать, что ты отнимешь моего ребенка при первой возможности, а меня посадишь под замок? Когда я лежала на УЗИ и первый раз увидела Льдинку, я поняла, что никому не позволю причинить ей боль. Тем более – тебе. Никогда не позволю тебе дать ей почувствовать, что она для тебя – просто часть политики, а не малышка из плоти и крови. Никогда не позволю ей услышать: она – мой первенец, а не моя дочь. Что она – продолжение реформы, а не самый любимый ребенок в мире. Поэтому у меня к тебе всего один вопрос: как ты можешь сейчас вот так спокойно приходить ко мне и сообщать: «Никогда не поздно»? То, что у нас был секс, – ничего не меняет. И уже ничего для меня не изменит. Никогда.
Выдохнув все это, я отвернулась снова. Желание кинуть в него мыльной мочалкой поутихло, а с подступающими слезами снова удалось справиться. Еще немного, и их вообще не останется, так же как все случившееся останется в прошлом. В том числе и случившееся сегодня.
– Лаура, мой дракон воспринимает тебя как пару.
– Чудесно.
Желание кинуть в него мочалкой вернулось, поэтому я сильнее сжала руку и принялась ожесточенно тереть тело, пытаясь смыть горящие на коже воспоминания о его ласках.
– Это непросто.
– А по-моему, все просто. Твой дракон воспринимает меня как пару, и, судя по всему, моя драконья натура, проснувшаяся в результате непонятных экспериментов, ему милее любых других натур. Драконьих и человечьих.
К тому же моя драконья натура, похоже, повелась на это его: «Р-р-р, будь моей, будь, р-р-р!» – и с радостью дала себя покусать и не только.
Проститутка чешуйчатая.
– Не совсем так.
Я промолчала и полоснула мочалкой по коже так, что она вспыхнула огнем.
– Дракон воспринимал тебя как пару еще до того, как в тебе проснулась вторая суть.
Вот теперь я не выдержала, развернулась и запустила мочалкой в стену душевой. Вообще-то, аккурат в ту точку, где маячило лицо Дракона номер один.
– Я очень рада за чувства твоего дракона! Передавай ему мой пламенный привет и сообщи, что мы разных видов и не сочетаемся генетически!
– Вообще-то, Лаура, очень даже сочетаемся. – Торн неожиданно улыбнулся. Он уже делал это при мне, но всякий раз получалось неожиданно, потому что выражение лица «готовьте подгузники, ничтожные людишки» шло Торнгеру Ландерстергу гораздо больше. – И наша дочь – прямое тому доказательство. Дракон никогда не оставит потомства с той женщиной, которую не воспринимает как мать своего наследника.
– Какое занимательное введение в тему «Драконье продолжение рода».
– Но речь сейчас не об этом. – Торн сделал вид, что меня не слышит, а может, и не сделал – он действительно часто меня не слышал. – Не о чувствах дракона к тебе, Лаура. А о моих чувствах.
Я смотрю на стоящего передо мной мужчину. Остатки пиджака и рубашки, то, что не разлезлось клочьями от пламени, он, видимо, просто снял. Именно поэтому отчетливо видны наливающиеся красным борозды от моих ногтей. Или правильнее будет сказать – от драконьих когтей? Вся его рука покрыта чешуей, и часть ее заползает на грудь и на шею. Взгляд – глаза в глаза – получается слишком сильным.
– Торн, ты совсем очешуел, – говорю я. – Если считаешь, что я сейчас стану говорить с тобой о твоих чувствах. Когда я пыталась поговорить о своих, когда это было мне нужно, ты просто от меня закрывался.
– А что сейчас делаешь ты?
– Это разные вещи.
– Такие уж разные? У меня были обстоятельства, по которым я от тебя закрывался. Да, я молчал о том, о чем должен был рассказать, но сейчас можно сделать все по-другому.
Я качаю головой.
– Нет, Торн. Уже нельзя. Уже нельзя, потому что у твоего любвеобильного дракона скоро появится второй наследник, а это – совершенно точно не моя история.
– Дракон тут ни при чем. Наследник – моих рук дело.
Сказала бы я, что из твоего организма сделало это дело, но мне воспитание не позволяет.
– Замечательно. Но это тоже не моя история.
– Лаура, я был страшно на тебя зол.
– И с радостью сбросил злость с другой женщиной?
Все, надо это прекращать. Надо прекращать этот разговор, пока он не зашел слишком далеко, а я не превратилась в истеричку, плюющуюся ядом в соперницу. Тем более что она мне вообще не соперница, и я ей не соперница. Все, что нас объединяет, если можно так выразиться, – это мужчина, от которого у нас будут дети.
Дети!
Моя Льдинка не виновата в том, что мы наворотили, но и тот малыш – тоже. Какой бы ни была его мать, что бы она собой ни представляла.
– Тебе стоит позаботиться о Солливер Ригхарн, а меня предоставь Ардену, – подвела итог я и снова отвернулась.
– Лаура, мне сложно говорить с твоей спиной.
– Сложно говорить со спиной – поговори с задницей.
Все, моя толерантность и воспитанность кончилась. Ему можно заявляться ко мне, сообщать, что от него беременна другая, а мне – ничего нельзя?
Дракон номер один не поленился, обошел душевую кабину и втиснулся с другой стороны так, что мог видеть мой профиль.
– В иртханах изначально существует две ипостаси: драконья и человеческая. В идеале они начинают сливаться в подростковом возрасте, примерно тогда, когда впервые проявляется пламя. Точнее, раньше было именно так. Сейчас средний возраст слияния – шесть, семь, иногда даже пять лет. Подозреваю, что Вэйдгрейн Гранхарсен, мальчик, который тебя спас, еще более ранний. Сила пламени по миру возрастает с каждым годом, но я был единым целым со своим драконом еще в утробе матери. До того как все это произошло. Все, что ты испытываешь сейчас, я переживал с первого вздоха. Меня учили контролировать свою силу и своего дракона с первых шагов. Контроль – это единственное, что могло удержать от спонтанного оборота ребенка, которого, по сути, вернуть уже не смог бы никто.
Он замолчал. Молчала и я. Единственной говорящей в этом помещении была вода, потому что она просто лилась и шумела. Подозреваю, что я уже здорово перепринимала душ и выйду отсюда сморщенная, как ягодка кизи, но лучше так, чем сейчас, прямо в его руки, и особенно когда он поднял эту тему.
И, несмотря на то что у меня кружится голова, я выворачиваюсь из его рук. Стягиваю верх костюма, который лишился половины рукава, выпутываюсь из брюк и, уже полностью обнаженная, поднимаюсь.
– Прости, – говорю ему. – Это больше не повторится.
После чего откидываю волосы за спину и иду в душ.
Глава 10
В душе меня посетило состояние, близкое к панике. Хотя я в общем-то уже взрослая девочка и понимаю, что после того, как пустила дракона в пещеру, факелом махать бесполезно, меня все равно начало потряхивать. То ли потому, что секс удался: гормоны в крови – это вам не чешуйками покрываться в процессе, то ли потому, что он удался, когда удаваться не должен был. Да его вообще не должно было быть!
Но был, Лаура. Был. Поэтому – смирись и живи дальше.
А если дальше моя драконья натура опять выскочит в самый неподходящий момент? Ладно хоть на Ардена не бросается.
– Лаура.
Голос Торна раздался так неожиданно, что я подпрыгнула. Головой о душевую не долбанулась – и на том спасибо.
– Мне не дозволено в одиночестве принимать душ?
– Когда ты в таком состоянии – нет.
Я тактично промолчала на тему, что «не в таком» состоянии я была, когда занималась с ним сексом, а сейчас все хорошо.
– Все хорошо, – решила оставить последнюю часть фразы.
– Не все. Ты не умеешь управлять драконьей сутью, поэтому вряд ли понимаешь, что произошло.
С губ сорвался смешок.
– Если тебя это порадует, я знаю, что произошло, и не испытываю по этому поводу никаких чувств.
– Тогда почему у тебя душевая покрывается инеем?
Инеем она и правда покрывалась. Я настолько ушла в себя, что приняла это за обычное запотевание, а зря. И что мне делать? Пускать сюда Торна, когда я голая, а он – почти, – не самая лучшая идея.
– Лаура, нам стоит поговорить о нас.
– Мы уже поговорили. Нас не существует.
– Пока мы не наделали очередных глупостей.
– Ты сказал: глупостей? В отношении себя? Прекрасно, спишу это на галлюцинации, как и все случившееся сегодня.
– Я хотел извиниться.
Так и запишем: смерть в душевой от шока, вызванного словами Торнгера Ландерстерга. Поскользнулась на мочалке, когда услышала слово «извиниться», произнесенное его голосом.
– У меня тут вода шумит, ничего не слышно.
– Лаур-р-ра.
– Вообще ничего.
Я демонстративно повернулась к нему спиной и взялась за мочалку.
– Мне стоило обо всем тебе рассказать. Тогда, до праздника.
– Но ты не рассказал, – хмыкнула я. – А теперь уже поздно.
– Никогда не поздно. Пока ты жив.
Вот не стоило ему этого говорить. Честное слово, не стоило.
– Знаешь, сколько раз я оставалась жива каким-то чудом, Торн? – поинтересовалась я, обернувшись. – Не собираюсь обвинять в этом тебя, потому что уехала я сама, но именно в тот момент, когда я узнала о нашем ребенке, – тебя не было рядом. Ты был на том конце связи и ледяным голосом сообщил мне, что мне лучше «во всем признаться», как будто моя беременность – самое страшное преступление против Ферверна. Знаешь, как весело было понимать, что ты отнимешь моего ребенка при первой возможности, а меня посадишь под замок? Когда я лежала на УЗИ и первый раз увидела Льдинку, я поняла, что никому не позволю причинить ей боль. Тем более – тебе. Никогда не позволю тебе дать ей почувствовать, что она для тебя – просто часть политики, а не малышка из плоти и крови. Никогда не позволю ей услышать: она – мой первенец, а не моя дочь. Что она – продолжение реформы, а не самый любимый ребенок в мире. Поэтому у меня к тебе всего один вопрос: как ты можешь сейчас вот так спокойно приходить ко мне и сообщать: «Никогда не поздно»? То, что у нас был секс, – ничего не меняет. И уже ничего для меня не изменит. Никогда.
Выдохнув все это, я отвернулась снова. Желание кинуть в него мыльной мочалкой поутихло, а с подступающими слезами снова удалось справиться. Еще немного, и их вообще не останется, так же как все случившееся останется в прошлом. В том числе и случившееся сегодня.
– Лаура, мой дракон воспринимает тебя как пару.
– Чудесно.
Желание кинуть в него мочалкой вернулось, поэтому я сильнее сжала руку и принялась ожесточенно тереть тело, пытаясь смыть горящие на коже воспоминания о его ласках.
– Это непросто.
– А по-моему, все просто. Твой дракон воспринимает меня как пару, и, судя по всему, моя драконья натура, проснувшаяся в результате непонятных экспериментов, ему милее любых других натур. Драконьих и человечьих.
К тому же моя драконья натура, похоже, повелась на это его: «Р-р-р, будь моей, будь, р-р-р!» – и с радостью дала себя покусать и не только.
Проститутка чешуйчатая.
– Не совсем так.
Я промолчала и полоснула мочалкой по коже так, что она вспыхнула огнем.
– Дракон воспринимал тебя как пару еще до того, как в тебе проснулась вторая суть.
Вот теперь я не выдержала, развернулась и запустила мочалкой в стену душевой. Вообще-то, аккурат в ту точку, где маячило лицо Дракона номер один.
– Я очень рада за чувства твоего дракона! Передавай ему мой пламенный привет и сообщи, что мы разных видов и не сочетаемся генетически!
– Вообще-то, Лаура, очень даже сочетаемся. – Торн неожиданно улыбнулся. Он уже делал это при мне, но всякий раз получалось неожиданно, потому что выражение лица «готовьте подгузники, ничтожные людишки» шло Торнгеру Ландерстергу гораздо больше. – И наша дочь – прямое тому доказательство. Дракон никогда не оставит потомства с той женщиной, которую не воспринимает как мать своего наследника.
– Какое занимательное введение в тему «Драконье продолжение рода».
– Но речь сейчас не об этом. – Торн сделал вид, что меня не слышит, а может, и не сделал – он действительно часто меня не слышал. – Не о чувствах дракона к тебе, Лаура. А о моих чувствах.
Я смотрю на стоящего передо мной мужчину. Остатки пиджака и рубашки, то, что не разлезлось клочьями от пламени, он, видимо, просто снял. Именно поэтому отчетливо видны наливающиеся красным борозды от моих ногтей. Или правильнее будет сказать – от драконьих когтей? Вся его рука покрыта чешуей, и часть ее заползает на грудь и на шею. Взгляд – глаза в глаза – получается слишком сильным.
– Торн, ты совсем очешуел, – говорю я. – Если считаешь, что я сейчас стану говорить с тобой о твоих чувствах. Когда я пыталась поговорить о своих, когда это было мне нужно, ты просто от меня закрывался.
– А что сейчас делаешь ты?
– Это разные вещи.
– Такие уж разные? У меня были обстоятельства, по которым я от тебя закрывался. Да, я молчал о том, о чем должен был рассказать, но сейчас можно сделать все по-другому.
Я качаю головой.
– Нет, Торн. Уже нельзя. Уже нельзя, потому что у твоего любвеобильного дракона скоро появится второй наследник, а это – совершенно точно не моя история.
– Дракон тут ни при чем. Наследник – моих рук дело.
Сказала бы я, что из твоего организма сделало это дело, но мне воспитание не позволяет.
– Замечательно. Но это тоже не моя история.
– Лаура, я был страшно на тебя зол.
– И с радостью сбросил злость с другой женщиной?
Все, надо это прекращать. Надо прекращать этот разговор, пока он не зашел слишком далеко, а я не превратилась в истеричку, плюющуюся ядом в соперницу. Тем более что она мне вообще не соперница, и я ей не соперница. Все, что нас объединяет, если можно так выразиться, – это мужчина, от которого у нас будут дети.
Дети!
Моя Льдинка не виновата в том, что мы наворотили, но и тот малыш – тоже. Какой бы ни была его мать, что бы она собой ни представляла.
– Тебе стоит позаботиться о Солливер Ригхарн, а меня предоставь Ардену, – подвела итог я и снова отвернулась.
– Лаура, мне сложно говорить с твоей спиной.
– Сложно говорить со спиной – поговори с задницей.
Все, моя толерантность и воспитанность кончилась. Ему можно заявляться ко мне, сообщать, что от него беременна другая, а мне – ничего нельзя?
Дракон номер один не поленился, обошел душевую кабину и втиснулся с другой стороны так, что мог видеть мой профиль.
– В иртханах изначально существует две ипостаси: драконья и человеческая. В идеале они начинают сливаться в подростковом возрасте, примерно тогда, когда впервые проявляется пламя. Точнее, раньше было именно так. Сейчас средний возраст слияния – шесть, семь, иногда даже пять лет. Подозреваю, что Вэйдгрейн Гранхарсен, мальчик, который тебя спас, еще более ранний. Сила пламени по миру возрастает с каждым годом, но я был единым целым со своим драконом еще в утробе матери. До того как все это произошло. Все, что ты испытываешь сейчас, я переживал с первого вздоха. Меня учили контролировать свою силу и своего дракона с первых шагов. Контроль – это единственное, что могло удержать от спонтанного оборота ребенка, которого, по сути, вернуть уже не смог бы никто.
Он замолчал. Молчала и я. Единственной говорящей в этом помещении была вода, потому что она просто лилась и шумела. Подозреваю, что я уже здорово перепринимала душ и выйду отсюда сморщенная, как ягодка кизи, но лучше так, чем сейчас, прямо в его руки, и особенно когда он поднял эту тему.