– Эмилия тоже хорошее имя. Сильное, римское. – Она подрезала стебель розы острым ногтем.

– А что оно означает? – Хорошо, что у меня так мало родственников.

– «Трудолюбивая». А Ребекка, как звали твою мать, значит «узы», «оковы». – Изабо придирчиво осмотрела свою композицию со всех сторон. – Занимательное имя для колдуньи.

– А твое как перевести? – Мое терпение подходило к концу.

– Меня не всегда так звали. Изабо – «обещанная Богом» – так выбрал Филипп. – Она помедлила и сказала: – Мое полное имя – Женевьева Мелисанда Элен Изабо Од де Клермон.

– Красиво. – За каждым из этих имен скрывалась своя история.

– Имена нужно давать со смыслом, – слегка улыбнулась она.

– У Мэтью тоже много имен? – Я взяла из корзины белую розу и подала ей.

Поблагодарив, Изабо ответила:

– Да, конечно. Мы давали по нескольку имен всем своим детям. То, под которым он к нам пришел, он пожелал сохранить. Христианство тогда было новой религией, и Филипп счел для нашего сына полезным называться в честь евангелиста Матфея.

– Какие же имена он получил от вас?

– Полностью он именуется Матье Габриель Филипп Бертран Себастьян де Клермон. В свое время он был превосходным Себастьяном и вполне сносным Габриелем. Имя Бертран он терпеть не может, на Филиппа не откликается вовсе.

– Почему?

– Это любимое имя его отца. – Руки Изабо застыли над вазой. – Филиппа, как тебе известно, нет в живых – его убили нацисты за участие в Сопротивлении.

В моем видении она говорила Мэтью, что его отца схватили колдуны.

– Нацисты? Не колдуны? – спросила я, опасаясь худшего.

– Тебе Мэтью сказал? – ужаснулась она.

– Нет. Вы с ним явились мне во вчерашнем видении. Ты плакала.

– Его убили колдуны вместе с нацистами, – помолчав, сказала она. – Боль еще свежа, но с годами она поутихнет. После его смерти я охотилась только в Германии и Аргентине – это помогло сохранять рассудок.

– Мне очень жаль, Изабо. – Мои слова, хоть и недостаточно сильные, шли от чистого сердца.

Услышав это, она ответила нерешительной улыбкой.

– Ты ни в чем не виновата. Тебя там не было.

– Какие имена ты бы мне добавила? – Я подала Изабо новый цветок.

– Мэтью прав – тебе вполне хватает одной Дианы. – Она произнесла мое имя на французский лад, как всегда. – Вся твоя суть заключена в ней. Телефон там. – Изабо указала пальцем на библиотеку.

Я включила лампу и набрала код штата Нью-Йорк, надеясь застать обеих тетушек дома.

– Диана, – с облегчением откликнулась Сара. – Эм сразу сказала, что это ты.

– Извини, что не перезвонила вчера, – тут много всего случилось… – начала я, вертя в руках взятый со стола карандаш.

– Хочешь поговорить об этом?

Я чуть трубку не выронила. Чтобы Сара – да спрашивала моего согласия!

– Эм на месте? Не хотелось бы все повторять потом.

– Привет, Диана, – тут же ответил теплый, родной голос Эм. – Ты где?

– В гостях у матери Мэтью, недалеко от Лиона.

– У его матери? – Эм очень интересуется родословными – как своей, длинной и крайне запутанной, так и чужими.

– Изабо де Клермон. – Я постаралась произнести это, как сама Изабо, растягивая гласные и глотая согласные. – Эм, она просто нечто, прямиком из волшебной сказки. Иногда мне кажется, что это из-за нее люди так боятся вампиров.

Пауза.

– Мелисанда де Клермон, ты хотела сказать? Когда ты говорила о Мэтью, я даже и не подумала, что он из тех де Клермонов. Ты уверена, что ее зовут Изабо?

– Вообще-то, она Женевьева, – нахмурилась я. – Мелисанда, кажется, тоже упоминалась, но предпочитает она Изабо.


– Будь осторожна, Диана. У Мелисанды де Клермон дурная слава. Она ненавидит колдунов – после Второй мировой загрызла чуть ли не всех в Берлине.

– У нее есть веская причина их ненавидеть. Удивляюсь, как она еще пустила меня к себе.

Если бы все было наоборот и в смерти моих родителей были виновны вампиры, я бы такого всепрощения не проявила.

– А что там насчет воды? – вмешалась Сара. – Эм видела какую-то бурю.

– После отъезда Мэтью из меня полился дождь. – Брр! Ничего себе дождик.

– Колдовская вода, – выдохнула тетушка. – С чего все началось?

– Не знаю, Сара. Мэтью уехал, внутри стало пусто… и слезы, которые я сдерживала с самого появления Доменико, вдруг хлынули разом.

– Какого Доменико? – встряла Эм, у которой всегда наготове список легендарных созданий.

– Микеле, из Венеции. Если будет приставать ко мне снова, я ему голову оторву, хоть он и вампир!

– Он опасен! – вскричала Эм. – Всегда играл не по правилам.

– Мне это уже говорили. Стерегут меня здесь круглые сутки, так что не беспокойтесь.

– Будем беспокоиться, пока не перестанешь знаться с вампирами, – заявила Сара.

– Тогда беспокоиться придется долго. Я люблю Мэтью, Сара.

– Это невозможно, Диана. Вампиры и колдуны…

– Доменико рассказал мне про конвенцию. Я не прошу других ее нарушать и сознаю, что вы, возможно, не сможете или не захотите иметь со мной ничего общего, – только выбора у меня нет.

– Конгрегация сделает все, чтобы прекратить вашу связь. Это ее обязанность, – поспешно вставила Эм.

– Об этом мне тоже говорили, но раньше им придется меня убить. – Я обдумывала это с прошлого вечера, но сейчас впервые сказала вслух. – От Мэтью избавиться трудно, а вот со мной почти никаких хлопот.

– Но нельзя же так! – сдерживая слезы, крикнула Эм.

– Куда мать, туда и дочка, – сказала Сара.

– О чем ты? – При упоминании о матери мой голос дрогнул, а с ним и самообладание.

– Ребекка бросилась в объятия Стивена, хотя ей говорили, что двум колдунам с таким даром не стоит жить вместе. И от поездки в Нигерию ее тоже отговаривали, но она не послушалась.

– Тем больше у Дианы причин выслушать нас теперь. Ты с ним всего-то месяц знакома – приезжай домой и постарайся его забыть.

– Забыть?! – Смешно, честное слово. – Это ведь не какая-нибудь интрижка. У меня такое чувство впервые.

– Оставь ее, Эм. Пустой разговор, которых и так в нашей семье хватало. Я не смогла забыть тебя, она не забудет его. – Тяжкий вздох Сары долетел через океан до самой Оверни. – Я бы, возможно, не такой жизни тебе пожелала, но каждый решает сам за себя. Твоя мать решила по-своему, я по-своему – бабушке твоей, между прочим, тоже не по душе это пришлось. Теперь вот твоя очередь – и знай, что ни одна Бишоп никогда не повернется спиной к другой.

На глаза навернулись слезы.

– Спасибо, Сара.

– И если вся Конгрегация состоит из таких, как Доменико Микеле, – тетя распалялась все больше, – пусть катятся к чертям!

– А что говорит Мэтью на этот счет? – спросила Эм. – Удивляюсь, как он мог от тебя уехать, только что решив порвать с тысячелетней традицией.

– Мэтью ничего не говорил мне о своих чувствах, – призналась я, старательно разгибая скрепку.

– Чего же он ждет? – прервала томительную паузу Сара.

– Ты все время твердила, чтобы я от него держалась подальше, – рассмеялась я, – а теперь огорчаешься, что он не хочет подставлять меня под удар?

– Мне до него дела нет. Главное, что ты хочешь быть с ним.

– Сара, я его не привораживаю. Я свое решение приняла, теперь пусть решает он. – Фарфоровые часики на столе показывали, что он уехал ровно сутки назад.

– Если уж решила остаться с ними, то не теряй бдительности, – предупредила на прощание Сара. – А захочешь вернуться домой – возвращайся.

Часы пробили половину. В Оксфорде уже стемнело.

А, к черту. Я сняла трубку и набрала его номер.

– Диана? – В голосе слышалась тревога.

– Ты меня узнал или французский номер? – засмеялась я.