– Ну что? Поищем что-нибудь посытнее или вернемся домой?
Изабо де Клермон испытывала меня на прочность.
– Поезжай, я следом, – сказала я угрюмо, посылая Ракасу вперед.
Время прогулки для меня измерялось не движением солнца, которое все так же пряталось за тучами, а кровью, которой проливалось все больше и больше. Изабо кормилась сравнительно аккуратно, но заказывать стейк с кровью я бы еще долго не стала.
После кролика охотница убила здоровенного зверя вроде белки (сурок, пояснила она), лису и дикую козу (кажется). Когда она выбрала новую цель, молодую олениху, я решила, что с меня хватит.
– Изабо, неужели ты до сих пор не наелась? Оставь ее.
– Богиня охоты не желает, чтобы я травила ее оленей? – В голосе насмешка, в глазах любопытство.
– Не желает.
– А я вот не желаю, чтобы ты охотилась за моим сыном. И что же? – Она спрыгнула с лошади.
У меня руки чесались вмешаться, но я понимала, что к Изабо сейчас приближаться и впрямь опасно. После каждого убитого животного ее глаза говорили мне, что она не вполне владеет собой и отвечает за свои действия.
Олениха попыталась скрыться в кустах, но Изабо снова выгнала ее на открытое место, где и настигла. У меня все переворачивалось внутри. Изабо убила ее быстро, животное не страдало, но я прикусила губу, чтобы сдержать крик.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала вампирша, вернувшись к лошади. – Теперь домой.
Я молча повернула Ракасу в сторону замка, но Изабо перехватила поводья. На ее кремовой рубашке остались капельки крови.
– Что ты думаешь о вампирах теперь? Все еще хочешь остаться с моим сыном, зная, что он вынужден убивать, чтобы жить?
Для меня слова «Мэтью» и «убивать» с трудом укладывались в одно предложение. В один прекрасный день я поцелую его после охоты, а на губах останется вкус крови. А ведь дни вроде этого должны у них повторяться довольно часто.
– Если хочешь меня отпугнуть, Изабо, придумай что-то другое. Этого мне недостаточно.
– Марта тоже так говорила, – призналась Изабо.
– Правильно говорила. Ну что, испытание окончено? Едем в замок?
Как только мы въехали в лес, еще густой и зеленый, Изабо спросила меня:
– Поняла, почему нельзя спорить с Мэтью, когда он что-то тебе приказывает?
– Я думала, на сегодня уроки кончились.
– По-твоему, наши кровавые привычки – это единственное, что вас разделяет?
– Ладно, выкладывай. Почему же я должна слушаться Мэтью?
– Потому что он самый сильный вампир в нашем замке. Глава семьи.
Я вытаращила глаза:
– Я должна его слушаться, потому что он – вожак стаи?
– А ты кого вожаком считаешь – уж не себя ли? – фыркнула Изабо.
– Нет.
Я не считала вожаком ни себя, ни ее. Она повиновалась Мэтью во всем. И Маркус тоже, и Мириам, и все прочие вампиры из Бодли. Даже Доменико в конце концов отступил.
– Так принято в стае де Клермонов?
Изабо кивнула, сверкнув зелеными глазами:
– Послушание необходимо для твоей же – и общей – безопасности. Это тебе не игрушки.
– Ясно, Изабо, ясно, – нетерпеливо бросила я.
– Ничего тебе не ясно. И не будет ясно, пока не покажут на примере, как сегодня с охотой. Для тебя это лишь слова. Ты вспомнишь их, лишь когда заплатишь за собственное упрямство жизнью – своей или чужой, все равно.
До замка мы больше не разговаривали. Марта вышла из кухни навстречу нам. Я ужаснулась при виде цыпленка в ее руках, она – при виде пятнышек крови на обшлагах Изабо.
– Она должна знать, – прошипела та.
Марта, выбранив ее по-окситански, сказала мне:
– Пойдем со мной, девочка. Я покажу тебе, как завариваю свой чай.
Теперь в бешенство пришла уже Изабо. В кухне Марта приготовила мне попить и дала тарелку крошащегося орехового печенья. О цыпленке не могло быть и речи.
Добрых несколько часов мы с ней разбирали сухие травы и учили, как что называется. К середине дня я стала различать их даже с закрытыми глазами по запаху.
– Петрушка, – перечисляла я. – Имбирь. Пиретрум. Розмарин. Шалфей. Семена дикой моркови. Полынь. Мята болотная. Дягиль. Рута. Пижма. Корень можжевельника.
– Еще раз, – потребовала Марта, вручая мне пустые муслиновые мешочки.
Я разложила их на столе, развязала тесемки и снова назвала все травы по очереди.
– Хорошо. Теперь бери мешочки и клади в них по щепотке от каждой травы.
– Почему бы просто не смешать их и не наполнить мешочки? – Я взяла щепоть мяты, морща нос от ее сильного запаха.
– А вдруг что пропустим. В каждом мешочке должны лежать все двенадцать трав.
– Разве что-то зависит от одного семечка? – Я зажала двумя пальцами крошечное семя дикой морковки.
– По щепотке от каждой, – решительно повторила Марта.
Ее вампирские пальцы уверенно раскладывали травы и завязывали тесемки. Когда мы закончили, она заварила мне чай из мешочка, который я наполняла сама.
– Восхитительно, – произнесла я, смакуя собственноручно приготовленный напиток.
– Возьми его с собой в Оксфорд, пей по чашке в день – и будешь здорова. – Марта стала укладывать мешочки в жестяную коробку. – А когда весь запас выйдет, приготовишь себе новый чай.
– Не обязательно отдавать мне все, Марта.
– По чашечке в день. За Марту. Договорились?
– Договорились. – Это было самое меньшее, что я могла сделать для своей единственной союзницы в этом доме, которая к тому же готовила мне еду.
Я поднялась в кабинет, включила ноутбук, перенесла его вместе с рукописью на письменный стол Мэтью. Руки после верховой езды ломило, и я надеялась, что там мне будет удобнее, чем за своим столом у окна. Кожаное кресло, рассчитанное на вампирский рост, было мне слишком высоко, и ноги не доставали до пола, но за столом Мэтью я чувствовала себя ближе к нему.
Пока компьютер загружался, я заметила на верхней полке темный предмет. При беглом взгляде он сливался с книжными корешками и деревом – я разглядела его только теперь, заняв место хозяина.
Не книга – деревянный брусочек. Восьмигранный, с вырезанными на каждой стенке окошечками. Черный, весь в трещинах, покоробившийся от времени.
Детская игрушка, с болью в сердце поняла я.
Мэтью сделал ее для Люка, когда еще не был вампиром и строил церковь в деревне. Теперь она лежит там, где ее никто не заметит, а он сам видит каждый раз, усаживаясь за стол.
Когда Мэтью был рядом, мне легко верилось, что в мире нас только двое. Ни угрозы Доменико, ни охота Изабо не поколебали моего убеждения, что наши отношения не касаются никого, кроме него и меня.
Но эта деревянная башенка, любовно сделанная в незапамятные времена, разом покончила с моими иллюзиями. Мы должны думать о детях, живых и мертвых. О семьях, в том числе и моей, где генеалогия запутанна, а предрассудки укоренялись веками. Сара и Эм до сих пор не ведают, что я полюбила вампира, – пора им сказать.
Изабо в гостиной ставила цветы в высокую вазу на бесценном бюро эпохи Людовика XIV. Можно было не сомневаться, что весь здешний антиквариат обладает самой убедительной родословной и хозяин у него был только один.
– Изабо, – нерешительно начала я, – есть здесь телефон, по которому я могу позвонить?
– Он сам позвонит, когда захочет поговорить, – сказала она, пристраивая стебель с листьями среди белых и золотистых роз.
– Я не Мэтью собираюсь звонить. Своей тете.
– Колдунье, которая звонила вчера? Как ее звали?
– Сара, – нахмурилась я.
– И живет она с женщиной – другой колдуньей, верно?
– Да, с Эмили. Для тебя это проблема?
– Нет. – Изабо бросила на меня взгляд поверх вазы. – Они обе колдуньи, это главное.
– И любят друг друга.
– Хорошее имя – Сара, – задумчиво произнесла Изабо. – Ты ведь знаешь эту легенду?
Я помотала головой. Быстрота, с которой она меняла темы, ошарашивала почти так же, как смена настроений у ее сына.
– Мать Исаака сначала звали Сарай, что означает «сварливая», но, когда она понесла, Бог дал ей имя Сарра – «владычица».
– Тетушке как раз подошло бы имя Сарай. – Может, Изабо наконец скажет мне, где телефон?