– Тебя по-настоящему волнует вопрос, как и почему вы – мы все – здесь оказались. Это видно на каждой странице Дарвина.
– Вопрос, который стоит задать. И только.
Мэтью смотрел в свой бокал и говорил мягко, но профиль его был суров. Я промолчала, хотя мне очень хотелось, чтобы он улыбнулся. Он снова взялся за книгу.
Я смотрела на огонь. Когда часы на камине пробили семь, Мэтью прервал чтение:
– Пора ужинать. Спустимся в гостиную к Изабо?
– Только переоденусь сначала.
Мой гардероб не шел ни в какое сравнение с великолепием Изабо, но конфузить Мэтью больше необходимого я все-таки не хотела. На нем самом были простые черные брюки и очередной свитер из неисчерпаемого запаса, годящиеся, как обычно, и в пир и в мир. При близком знакомстве с его мягкими свитерами я стала подозревать, что все они кашемировые.
Наверху я извлекла из сумки серые брюки и тонкий бирюзовый свитер с широкими рукавами. Волосы после недавней ванны и естественной сушки сделались слегка волнистыми – порядок.
Кое-как приведя себя в порядок, я сунула ноги в мокасины и сошла вниз. Мэтью, чей острый слух уловил мое приближение, встретил меня на площадке и широко улыбнулся.
– В голубом ты мне нравишься не меньше, чем в черном. Красавица. – Он невинно поцеловал меня в обе щеки (к ним тут же прилила кровь), пропустил между пальцами мои волосы. – Не позволяй Изабо себя донимать, что бы она там ни говорила.
– Постараюсь. – У меня вырвался слабый смешок.
Изабо с Мартой были уже в гостиной. Хозяйка обложилась газетами на всех основных европейских языках, да еще на иврите и на арабском. Марта читала детектив в мягкой обложке, с завидной скоростью водя черными глазами по строчкам.
– Добрый вечер, Maman. – Мэтью наклонился и поцеловал мать; она, слегка раздув ноздри, сердито уставилась на меня.
Унюхала, что от Мэтью пахнет мной, поняла я.
– Садись, девочка. – Марта похлопала по дивану рядом с собой, предостерегающе глядя на Изабо.
Та на миг закрыла глаза. Когда они снова открылись, гнев в них сменился чем-то вроде покорности.
– Gab es einen anderen Tod, – сказала она сыну.
Мэтью с недовольной гримасой взял в руки «Вельт». Найден еще один обескровленный труп. Если Изабо хотела таким образом исключить из разговора меня, ее ожидало разочарование.
– Где? – спросила я.
– В Мюнхене, – ответил Мэтью, заслонившись газетой. – Когда же они в конце концов примут какие-то меры?
– Будь осторожен в своих желаниях, Мэтью. Как покатались, Диана?
Мэтью настороженно посмотрел на мать.
– Чудесно. Спасибо, что позволили взять Ракасу. – Я села и принудила себя смотреть в глаза Изабо не мигая.
– Она слишком своенравная, на мой вкус. – Изабо перевела взгляд на сына, который опять спрятался за газетой. – Фиддат гораздо послушнее. С годами я стала ценить в лошадях именно это качество.
«И в сыновьях тоже», – мысленно добавила я.
Марта, ободряюще улыбнувшись, принялась разливать вино. Изабо она подала большой кубок, нам с Мэтью бокалы нормальной величины.
– Спасибо, Maman, – сказал он, принюхавшись.
– Пустяки.
– Нет, не пустяки. Одно из моих любимых – спасибо, что помнишь.
– Другие вампиры тоже любят вино? – спросила я Мэтью, вдыхая перечный запах. – Ты пьешь его все время и ни чуточки не пьянеешь.
– Многие из них любят его куда больше, чем я, – усмехнулся Мэтью. – Наша семья всегда славилась воздержанностью, не так ли, Maman?
– Разве что по части вина, – весьма неэлегантно фыркнула она.
– Вам бы дипломатом быть, Изабо, – заметила я, – с вашим умением отвечать быстро и уклончиво.
Мэтью расхохотался:
– Dieu, вот уж не думал, что мою мать когда-нибудь назовут дипломатом – во всяком случае, не за ее язычок. Из всех видов дипломатии Изабо признает только меч.
Марта хмыкнула, подтверждая его правоту, а наше с Изабо общее негодование развеселило Мэтью еще сильнее.
Атмосфера за ужином была намного теплее, чем прошлым вечером. Мэтью сидел во главе стола, я справа от него, Изабо слева. Марта все время сновала между столовой и кухней, но иногда тоже присаживалась, выпивала глоток вина и принимала участие в разговоре.
Одно блюдо сменялось другим: грибной суп, куропатки, тонкие ломти говядины. Я вслух восхищалась тем, что повариха, которая сама ничего подобного не ест, так замечательно готовит. Марта смущалась, краснела и замахивалась на Мэтью, когда тот рассказывал о ее кулинарных неудачах.
– Помнишь пирог с живыми голубями? – хихикал он. – Никто тебе не сказал, что надо перестать их кормить за сутки до запекания, – ну, они и добавили в начинку… – Это стоило ему подзатыльника.
– Мэтью, – взмолилась Изабо, утирая слезы, – не дразни Марту. С тобой тоже всякое случалось.
– Я помню, – заверила Марта, чей английский улучшался час от часу. Она принесла салат, поставила между Изабо и Мэтью блюдо с орехами и начала загибать пальцы. – Однажды ты затопил замок, решив устроить бассейн на крыше. Потом забыл собрать подати. Была весна, ты заскучал и отправился в Италию на войну. Твой отец на коленях молил короля о прощении. А Нью-Йорк! – с торжеством вскричала она.
Вечер воспоминаний шел своим чередом, однако о прошлом Изабо никто и словом не поминал. Когда всплывало что-то касающееся ее, отца или сестры Мэтью, все искусно меняли тему. Заметив это, я не стала ничего говорить. Пусть все будет так, как удобно им. Я снова почувствовала себя членом семьи – хорошее чувство, даже если семья вампирская.
После ужина мы вернулись в гостиную, где огонь пылал жарче прежнего, – к вечеру в комнате стало почти тепло. Мэтью усадил Изабо, налил ей еще вина и стал возиться с проигрывателем. Мне Марта принесла чай.
– Пей, крепче спать будешь, – велела она, наблюдая за мной.
Изабо тоже смотрела, как я пью, а потом оглянулась на Марту.
Я, вообще-то, не люблю травяной чай, но этот был приятный, с легкой горчинкой.
– Вашего сбора?
– Да. Меня еще мать научила, а я научу тебя. – Она отвернулась от Изабо.
Зазвучала танцевальная музыка. Мэтью освобождал место, сдвигая кресла у камина.
– Voles dancar amb ieu? – спросил он мать, протягивая ей руки.
Сияющая улыбка сделала холодное лицо Изабо невыразимо прекрасным.
– О’кей. – Она вложила свои маленькие руки в его большие, и они дождались начала следующей мелодии.
Фред Астер и Джинджер Роджерс рядом с ними показались бы неуклюжими. Вампиры сходились и расходились, кружились и кланялись. Изабо отзывалась на малейшее прикосновение Мэтью, он воспринимал легчайшие намеки с ее стороны.
Под конец она присела в реверансе, а Мэтью поклонился.
– Что это за танец? – спросила я.
– Он начинался как тарантелла, но Maman любит разнообразие, – объяснил Мэтью, проводив Изабо на место. – Так что в середине мы перешли на вольту, а закончили менуэтом, не так ли?
Изабо кивнула и потрепала его по щеке.
– Ты всегда хорошо танцевал, – с гордостью сказала она.
– Не так хорошо, как ты, а до отца мне тем более далеко. – На лицо Изабо легла тень. Мэтью поцеловал ей руку, и она выдавила легкую улыбку. – Твоя очередь, – объявил он, повернувшись ко мне.
– Я не люблю танцевать, Мэтью, – заартачилась я.
– Не верю. – Он взял меня за правую руку. – Ты изгибаешься под немыслимыми углами, скользишь по воде в узенькой лодочке, скачешь быстрее ветра. Думаю, что танцы – это твое.
Оркестр заиграл нечто парижское из 1920-х годов – труба и ударные.
– Осторожней, Мэтью, – предостерегла Изабо.
– Ничего, Maman, не сломается.
Мэтью положил мне руку на талию и стал направлять. Я пыталась следить, куда ставлю ноги, но от этого получалось еще хуже.
– Расслабься, – шепнул Мэтью, сжав мою талию чуть крепче. – Не надо вести, предоставь это мне.
– Не могу. – Я вцепилась в его плечо, как в спасательный круг.
– Отлично можешь, – сказал он, кружа меня. – Закрой глаза, ни о чем не думай, положись на партнера.
В его руках это оказалось не так уж и трудно. Не видя кружащейся колесом комнаты, я в самом деле расслабилась и перестала беспокоиться, что мы на что-нибудь налетим. Мы двигались в темноте, и мне начинало это нравиться. Я сосредоточилась не на собственных па, а на подсказках его рук и ног. Танец колыхал меня, как вода.
– Мэтью, – снова позвала Изабо. – Le chatoiement[43].
– Я знаю, – ответил он и добавил, чувствуя, как напряглись мои плечи: – Не бойся ничего, я держу.
Я, не открывая глаз, счастливо вздохнула. Он покружил меня на вытянутой руке, привлек обратно, прижал к себе. Музыка смолкла.
– Открой глаза, – тихо сказал Мэтью.
Я повиновалась. Меня не покидало ощущение полета. Оказывается, танцевать не так уж и страшно – по крайней мере, с партнером, имеющим тысячелетний опыт и не наступающим даме на ноги.
Его лицо оказалось значительно ближе, чем я ожидала.