Я словно вживую услышала голос кухарки и улыбнулась. Милли была очень доброй. Это она научила меня и готовить, и убирать, и хозяйство вести. Да и житейской мудрости я именно от нее набралась: рот на замке держать, про себя ничего не рассказывать и никому не доверять. Мне все это ой как пригодилось!

Неожиданно ряд закончился, будто оборвался разом, и я увидела справа большие крытые амбары. Правда, как и предупреждала торговка, рядом с ними никого не было. Ну, не считая невысокого замызганного паренька в странной, похожей на кривой гриб шапке. Малец топтал слежавшуюся солому и пинал огромным, совсем не по размеру ботинком мелкую щебенку.

Я оглядела пустой пятачок и вздохнула. Что ж, придется сегодня самой управляться, а завтра с утра снова идти в город. Жаль. Я ведь уже размечталась, как засияет отмытый и приведенный в порядок Бронен.

– Леди, а вы не за работниками пришли? – послышался из-под «гриба» звонкий голос, и на меня уставилась пара больших синих глаз.

– За ними. А что, знаешь, где найти?

– А то! Если подождете пару минут, я вам троих приведу, – обрадовал меня парнишка. – Только никуда не уходите, я мигом.

Он юркнул в узкую щель между досками в стене амбара, а я усмехнулась и приготовилась ждать. Прошло совсем немного времени, и из щели показалась нога в драном ботинке, за ней – вторая, и передо мной оказалась чумазая девчушка лет четырнадцати. Правда, рассмотреть ее я не успела, потому что следом появились еще две девочки, похожие на первую рыжими, заплетенными в длинные косы волосами и худыми скуластыми лицами, на которых голодным блеском сияли огромные голубые глаза.

– Вот! – доложил выбравшийся последним парнишка и хлюпнул носом. – Привел.

Я посмотрела на него, перевела взгляд на выстроившихся по росту девочек и вздохнула. Не такими я представляла себе поденных работниц. Куда им работать? Да они же и ведра с водой не поднимут, сломаются…

– Вы не смотрите, что худые, – словно подслушав мои мысли, торопливо выкрикнул мальчишка, стаскивая свою грибообразную шляпу. – Они посильнее любой взрослой теры будут! Возьмите их, леди, они вам все, что скажете, сделают! – частил он, едва ли не хватая меня за руку, а я с удивлением смотрела на длинные, с характерными кончиками уши и не могла поверить, что вижу настоящего эльфенка. Выходит, правду говорят, что в Дартштейне кого только не встретишь!

– Возьмете, леди? – не отставал от меня парнишка.

Он комкал в тонких руках свою шапку и глядел на меня с такой мольбой, что я не смогла отказать.

– Сколько тебе лет? – посмотрела на младшую, посверкивающую любопытными глазенками из-под выбившихся из косы кудряшек.

– Четырнадцать, миледи, – немного застенчиво ответила та и неожиданно улыбнулась, сверкнув крепкими, белыми зубами.

– А тебе?

– Шестнадцать, миледи, – тихо ответила старшая. – А Метте – пятнадцать.

Она подняла на меня взгляд и тут же смущенно потупилась.

– Вы не сомневайтесь, они с любой работой справятся, – частил парнишка. – И убраться, и постирать, и погладить чего – все умеют.

Он смял свою шапку, и я увидела, как чутко подрагивают в такт словам его длинные, с изогнутыми кончиками ушки.

– Ладно, – посмотрела на переминающихся с ноги на ногу работниц. – Возьму.

– Спасибо, леди, вот увидите, вы не пожалеете!

Парнишка утер нос и снова нахлобучил шапку. Девочки молча закивали, глядя на меня с такой надеждой, что у меня в носу защипало. И разом вспомнился продуваемый всеми ветрами чердак в доме леди Вонк и ледяная корка в тазу для умывания. И длинная лестница, которую в ненастье приходилось мыть по несколько раз в день.

– Идите за мной.

Я развернулась и пошла вдоль прилавков, и девчушки гуськом отправились следом. Они не разговаривали между собой и держались от меня на небольшом расстоянии – то ли из почтения, то ли не верили до конца, что я не передумаю и не отправлю их обратно.

Можно подумать, я могла бы это сделать! Да у меня при одном виде выпирающих из-под ветхих платьев мослов все внутри сжималось и вспоминалось собственное недавнее прошлое, в котором я мало чем отличалась от этих девчушек. Ну, может, только одевалась получше – спасибо добротным вещам леди Селии и матушке, научившей меня шить, – да не была такой худой.

Вскоре мы покинули рынок, прошли по улице, ведущей к выезду, миновали ворота и добрались до Бронена, благо, тот был совсем недалеко от города. Девчушки все так же молча вошли в замок и остановились, оглядываясь вокруг с таким испугом, словно я их к людоеду какому привела.

– Голодные? – спросила у мнущейся рядом с дверью троицы.

Работницы отрицательно помотали головами, но заблестевшие глаза опровергли их ложь, выдав ее с потрохами.

– Торбен! – позвала я и прислушалась.

Где-то вдалеке послышался громкий металлический звук, как будто что-то упало, а потом раздалось знакомое шарканье, и вскоре в холле появился дворецкий. При виде его глиняной физиономии девчушки слаженно вздрогнули и сделали шаг назад.

– Не пугайтесь. Это Торбен, дворецкий лорда Каллемана, – объяснила испуганным пичугам. – Он очень добрый, и вам не стоит его бояться.

Те недоверчиво посмотрели на меня и переглянулись, словно безмолвно советуясь друг с другом.

– Торбен, найди метлы, тряпки и ведра, – приказала лукару.

– Миледи? – растерянно переспросил тот.

– Уборка, Торбен, – объяснила слуге. – Я привела работниц, чтобы они навели в замке порядок.

– Бронен сам наводит порядок, миледи, – недоуменно посмотрел на меня дворецкий и подслеповато прищурился. Это выглядело так странно – глиняные веки без ресниц смежились, оставив узкие щелочки, сквозь которые поблескивали черные камешки глаз.

– Вижу я, как он его наводит, – вздохнула в ответ. – Судя по всему, Бронену давно нужна помощь.

– Как скажете миледи, – поклонился дворецкий. – Вы тут теперь хозяйка, ваше слово для Бронена закон.


Он поправил скособоченный сюртук и медленно, пошатываясь, пошел по коридору. Я понаблюдала немного за тем, как исчезает в полутьме его высокая нескладная фигура и повернулась к работницам.

– Идите за мной, – велела испуганно застывшим девчушкам. – Сначала поедите, а потом уже займемся уборкой.

Те переглянулись, но радоваться не торопились.

– Мы не голодные, миледи, – ответила самая старшая из троицы.

Две другие неуверенно закивали, и я неожиданно поняла причину их отказа.

– Не бойтесь, на оплату это не повлияет.

Девочки снова переглянулись.

– Правда? – пискнула младшая – остроносая, худющая, с россыпью веснушек на курносом носу.

– Правда.

Работницы, подталкивая друг друга локтями, шагнули вперед. На чумазых лицах застыло странное выражение – недоверие пополам с надеждой.

В носу снова предательски защипало. Вот уж не думала, что окажусь такой чувствительной…

– За мной, – переборов жалость, велела девочкам и повела их на кухню.





* * *


Как ни странно, парнишка не обманул. Сестры действительно трудились так, что и взрослые бы позавидовали. Вместе со мной они отмыли полы в кабинете Каллемана, протерли от вековой пыли окна и люстры, а потом взялись за столовую. И пока я штопала найденную в одном из сундуков гардеробной скатерть – белую, с тонко вывязанным по краям кружевом, – мои работницы, как верткие муравьи, облепили комнату и со сноровкой опытных служанок принялись приводить ее в порядок.

Вскоре благодаря их усилиям старинные ореховые горки засияли отмытыми стеклами, выбитые от пыли бархатные гардины вернули свой первоначальный темно-красный цвет, а высокие узкие окна приобрели необходимую прозрачность.

– Что еще сделать, миледи? – остановившись передо мной, спросила старшая из сестер Верцхен, Ида.

За время, проведенное с этой троицей, я успела выяснить, что все они – единоутробные сестры, а Ларс – обладатель грибообразной шляпы – приходится им братом. Как я поняла, отцы у девочек были разными, впрочем, это неудивительно. В Дартштейне простолюдины редко создавали крепкие семьи. Чаще всего женщины приживали детей от разных мужчин и вынуждены были тащить на себе и дом, и хозяйство, и ораву ребятишек, пока те не подрастали и не отправлялись на заработки. Помню, Милли рассказывала, что ее сестра переехала в Бреголь в ранней молодости, польстилась на посулы заезжего дарта, а тот обрюхатил ее и бросил. «Так ведь ничему Марию жизнь и не научила, – вздыхала Милли. – Еще пятерых от разных мужчин родила, а ни один на ней не женился. Вот и тянет теперь весь обоз. А все почему? У дартов налогов – что грязи, за каждый чих плати! А уж за брачное свидетельство префектуры такие деньжищи требуют, что простой люд давно туда дорогу забыл, так обходятся. Эх, послушалась бы Мария отца, вышла бы замуж за сына кузнеца, глядишь, и жила бы в почете и уважении, а так – срамота одна».

Я отвлеклась от воспоминаний и посмотрела на взъерошенную девчушку.

– Мы все сделали, как вы сказали, миледи, – настороженно глядя на меня, доложила та. – Все отчистили: и полы, и двери, и окна. А Кайла с Метте сейчас коридор заканчивают.

Я отложила шитье и внимательно оглядела преобразившуюся комнату. Отмытые от многолетней грязи полы сверкали, дверная ручка была начищена до блеска, оконные стекла сияли в свете заходящего солнца яркими красными бликами, и им вторили хрустальные подвески на старинной позолоченной люстре. Удивительно, как много удалось сделать! Я рассчитывала, что мы едва с одной комнатой управимся, а тут – и кабинет, и столовая, и даже коридор. Не иначе, сам Бронен нам помог.

Я бросила взгляд на часы. Почти шесть вечера. Интересно, Каллеман сегодня появится? Вчера он ничего не ответил на мой вопрос, но мне почему-то казалось, что вряд ли маг надолго оставит меня одну.

– Что ж, вы молодцы, хорошо поработали, – улыбнулась Иде.

Та серьезно поджала губы, отчего высокие скулы стали еще острее, и чинно, совсем по-взрослому кивнула.

– Спасибо, миледи.

Рыжие косички дрогнули в поклоне. В больших голубых глазах затаилась надежда.

– У вас дома еще братья-сестры есть? – спросила я девочку.

– Да, миледи. Малыш Улф. Он с матушкой.

Ида как-то неловко дернула головой и потупилась.

– И сколько ему?

– Год, миледи.

Дверь открылась, впуская раскрасневшихся Метте и Кайлу, и Ида бросила на сестер быстрый взгляд.

– Мы все сделали, миледи, – зыркнула на меня младшая. Из всех троих она была самой бойкой, и пока мы с ней утром отмывали кабинет, я то и дело ловила на себе любопытные взгляды. А стоило встретиться глазами, как широкий, подвижный рот девчушки растягивался в улыбку, обнажая красивые белые зубы.

– Вижу. Вы молодцы, хорошо поработали. Вот, держите, – я достала из кармана заранее приготовленные четыре рена и протянула их старшей, Иде.

– Благодарствуйте, миледи, – девочка сжала монеты в кулаке и посмотрела на меня с такой признательностью, что мне неловко стало.

– Торбен! – позвала дворецкого, торопясь избавиться от засевшего внутри чувства.