Каллеман небрежно указал на темное, лоснящееся сытной кофейной гущей лакомство и бросил на прилавок несколько ренов.
– Ваши ронцы, – подала нам стаканчики девушка, и я снова заметила мелькнувшее в ее глазах опасение.
Выходит, не у только у кронов высшие вызывают страх.
Маг выпустил мою ладонь, забрал наши ложки и двинулся к одному из свободных столиков, а я шла за ним и рассматривала сидящих вокруг людей. Они отличались от моих соотечественников. Более скуластыми лицами, более светлой кожей, более крупными чертами. И почему-то все, кто был в Шоколадном доме, наблюдали за нами точно с тем же выражением, что мелькнуло на лице продавщицы. Чего они боялись? Или правильнее будет спросить – кого?
Маг, отступив от своих обычных привычек, решил проявить галантность и выдвинул для меня стул, и я едва не споткнулась. А потом покраснела от собственной неловкости. Вот уж не ожидала, что Каллеман способен быть вежливым!
– Держите.
Мне в руку ткнулся прохладный стаканчик, мигом остудивший жаркий румянец.
– Спасибо, – пробормотала в ответ, разглядывая сладкое лакомство. Оно казалось таким красивым, что его даже есть было жалко.
Я потянула на себя край ложки, и из стаканчика показался нежно-сиреневый шарик, от которого веяло лавандой и ванилью, и я замерла, рассматривая ронц, о котором раньше только читала, но никогда не пробовала.
– Не тяните время, Эвелин. Нам еще брачный контракт подписывать, – напомнил Каллеман, а потом откинулся на спинку стула и уставился на меня странным оценивающим взглядом. – Что вы там рассматриваете? – недовольно произнес маг. – Ешьте.
– Он такой красивый.
– Кто?
– Ронц!
Маг перевел взгляд на ложку и хмыкнул.
– Какое же вы еще дитя…
Он сказал это так снисходительно, что мне даже обидно стало. Никакое я не дитя. Мне месяц назад девятнадцать исполнилось!
Я уже открыла рот, чтобы сказать об этом Каллеману, но тот усмехнулся и добавил:
– Не спорьте со мной, Эвелин. Ешьте.
И я решила, что он прав и лучше потратить время с пользой, а потому вернулась к своему ронцу. На вкус он оказался даже лучше, чем я представляла.
– Это что-то невероятное! – смогла пробормотать, доев последние крошки из стаканчика. – Так вкусно! И он такой большой. Все-таки поговорка оказалась верной.
– Какая?
В голосе Каллемана не было особого интереса, да и ронц свой маг так и не съел, но меня это не смутило. Впервые за долгое время я чувствовала себя счастливой и свободной, и мне хотелось поделиться этой радостью со всеми вокруг. Пусть даже и с магом.
– Кухарка леди Вонк говорила, что в Кроненгауде едят много, в Остенбрюге – красиво, а в Дартштейне – и много, и красиво, – повторила я любимую присказку Милли.
– Никогда такого не слышал, – хмыкнул маг и сунул мне свой нетронутый ронц. – Доедайте и пойдем.
Я не стала отказываться. Кто знает, когда еще получится попробовать такие дорогие лакомства?
Густая карамель таяла на языке, шоколад обволакивал небо терпкой горечью, вафельная крошка тихо хрустела на зубах… Я так увлеклась, что забыла обо всем на свете, а когда от лакомства почти ничего не осталось, подняла взгляд на мага и едва не поперхнулась. Каллеман смотрел на мои губы с таким странным выражением, будто хотел меня съесть. Сразу вспомнилась детская сказка про девочку и оборотня, следом за ней – еще одна, про злого мага…
«Ну и воображение у тебя, Эви, – неодобрительно заметил внутренний голос. – Вечно придумываешь всякие глупости!»
Я попыталась отвести глаза, но не смогла. Они словно приклеились к лицу мага, а тот, не переставая давить меня тяжелым немигающим взглядом, протянул руку и невесомо коснулся уголка моих губ. И это прикосновение отозвалось внутри странной дрожью. И ладони вспотели, да так, что я вынуждена была положить ложку. Единый… Что со мной такое?
– Что вы делаете? – шепотом спросила у Каллемана.
– Вы испачкались, – сухо сказал маг и небрежно подал мне салфетку. – У нас мало времени, Эвелин. Если вы закончили, нужно идти.
– Да, конечно, – пробормотала в ответ, торопливо вытерла губы и поднялась из-за стола. – Идем.
* * *
– Все готово?
Низкий голос звучал в передатчике холодно и равнодушно. В нем не было ни капли человеческих эмоций, как будто он принадлежал не человеку, а бессердечному оросу.
– Да, мессир, – ответил ему другой, высокий и угодливый.
В этом эмоций было хоть отбавляй. Страх, обожание, нетерпение, опасение, желание услужить – все читалось в нем явственно и совершенно определенно.
– Что девчонка? – после небольшой паузы спросил первый.
– Ни о чем не догадывается.
– Ты помнишь, что нужно делать?
– Да, мессир.
– Что ж, действуй, – по-прежнему равнодушно сказал первый, и вскоре послышался тихий скрежет, как будто кто-то провел по стеклу остро заточенным ножом.
* * *
Глава 7
Следующий день начался с того, что я обошла замок и попыталась продумать, что сделать для того, чтобы он не был таким грязным и запущенным. Каллеман мог сколько угодно говорить о том, что магия Бронена слабеет, но я не больно-то привыкла полагаться на магию, и верила в то, что любую грязь можно попросту отмыть, и для этого нужны всего лишь трудолюбивые руки и искреннее желание.
Кстати, сам маг еще вчера вечером вернулся в Амвьен. Перед этим он долго инструктировал меня, что можно и что нельзя, и как я должна себя вести, но, по совести говоря, большую часть его речи я пропустила мимо ушей. Смотрела в опасные, но такие притягательные глаза и терялась в их глубине, не замечая ничего вокруг.
И вот сегодня, по старой привычке поднявшись чуть свет, позавтракала ломтем хлеба и кружкой молока и отправилась знакомиться с Броненом.
Два часа пролетели, как один миг. Три этажа, подвал, чердак, запущенный сад и заросшие клумбы – по самым скромным подсчетам, работы набралось не на одну пару рук и не на одну седмицу.
Я решила начать с малого. Каллеман оставил мне небольшую сумму на расходы, и я собиралась нанять в городе двух женщин, способных помочь с уборкой. А что? Нужно же хоть как-то отблагодарить мага за все, что он для меня сделал? Да и жить в свинарнике не привыкла.
Вот так и получилось, что в десять утра я отправилась в город искать работниц, ну и заодно поближе познакомиться с дартами.
Дорога весело бежала между полей, в воздухе стоял аромат цветущих яблонь, со стороны реки несло прохладой и чуточку тиной. Серая брусчатка вывела меня к городским воротам, за ними передала желтой, а та дошла до небольшого рынка, и я обратилась к первой попавшейся торговке, спросив, где можно нанять поденных работниц.
– Так поздно вы, леди, спохватились. Работников обычно порану разбирают, хотя, если успеете, может, кого и застанете, – ответила мне крупная, кровь с молоком, тера. – Идите до конца ряда, а там направо повернете, к крытым амбарам, вот возле них обычно работнички и толкутся. Коли повезет, так и наймете кого, а нет – так завтра приходите, с рассветом, желающих подзаработать лишний рен всегда хватает.
Голубые, немного выпуклые глаза разглядывали меня с прицельным любопытством. Казалось, тера прикидывает, что я за птица такая и откуда здесь взялась, если местных правил не знаю.
– А вы, небось, приезжая? – сделав какие-то выводы, спросила она.
– Да, – коротко ответила я.
– То-то я смотрю, лицо незнакомое. И как? Нравится вам у нас?
– Я еще не успела понять, но люди кажутся приветливыми и добрыми. Да и спокойно у вас.
Я уже хотела уйти, торопясь застать хоть кого-то из поденщиц, но торговка и не думала меня отпускать. Она оперлась о прилавок сдобными, в тугих перевязочках руками, подперла щеку кулаком и, вздохнув, сказала:
– Насчет людей, леди, это вы в точку попали, а вот спокойствием у нас и не пахнет. Вы не смотрите, что народ по улицам без забот шатается, как вечер наступит – никого не увидите.
– Почему?
– Повадился какой-то душегуб людей калечить. То ничего, а то и двоих-троих за месяц умучает.
– Насмерть?
– Когда насмерть, а когда и просто порежет да бросит кровью истекать. Вот, давеча, у кронов богатую леди исполосовал так, что родные бедняжку едва признали. А до этого в Бреголе девчушку молоденькую из простых изувечил, нелюдь.
– И что, никто его найти не может?
– Говорят, граф наш награду пообещал тому, кто убивца сдаст, да только никто этого изверга не видел. А те, что выжили, ничего не помнят, да и не много их, выживших-то. Ох, совсем я вас заболтала, – спохватилась она. – Вы идите скорей, может, успеете кого нанять.
Мне стало не по себе. Выходит, в империи неспокойно? А ведь в газетах об этих убийствах ни слова.
Я кивнула, поблагодарив теру, и торопливо пошла вперед – мимо прилавков с необычными, блестящими алыми боками фруктами, мимо аппетитных, лоснящихся от жира колбасок, подвешенных на длинных раскачивающихся палках, мимо кадушек с соленьями и янтарных туесков с медом, мимо ноздреватых, сочащихся соленой слезой сыров и желтого, сбитого в круглые лепешки масла.
Ряд казался бесконечным. Люди толкались вдоль прилавков, азартно торговались, зазывалы наперебой расхваливали товары, а степенные хозяйки с большими корзинами в руках выбирали из груды овощей самые лучшие, самые свежие.
Помню, когда мы с Милли ходили на рынок, она учила меня, как найти хорошие продукты и выторговать их подешевле. «Любой продавец норовит лежалый товар сбыть, потому и подсовывает его покупателю прямо под руки, где взять удобней. А ты внимательней смотри, со всех сторон, чтобы ни вмятинки, ни червоточинки не было».