Из коридора донесся грохот. Через минуту он стих, затем послышалось знакомое «чух-шварк», а спустя еще пару минут вместо лукара появилась Марта.

– А Торбен где? – спросила я ее.

Служанка как-то неловко замялась и протянула мне узелок.

– Вот, миледи, как вы просили, – торопливо сказала она. – Тут хлеб, баночка меда и бутыль молока.

Черные глаза-камешки часто-часто заморгали.

– А Торбен где? – снова повторила я.

– Я за него, миледи, – поспешно ответила Марта, тяжело переступив ногами в грубых ботинках.

Похоже, с дворецким что-то случилось.

Я посмотрела на служанку, перевела глаза на девочек и наткнулась на три абсолютно одинаковых, выжидающих, тревожных взгляда.

– Миледи, а завтра приходить? У вас комнат много, мы все отмоем, – сказала младшая из сестер, Кайла, и две другие замерли в ожидании ответа.

Мне даже показалось, что они забыли, как дышать.

– Приходите. Только пораньше. Работы тут много, не на один день.

– Миледи, а можно мы и Ларса приведем? – несмело попросила Метте. – Он все умеет – и дрова наколоть, и сарай поправить, и во дворе порядок навести. У вас там клумбы заросшие и сора много, он бы все очистил.

Три пары глаз уставились на меня с немой мольбой, от которой стало больно дышать. И снова вспомнилось собственное недалекое прошлое.

– Хорошо, приводите. Может, еще кого возьмете?

– Нет, миледи, – торопливо ответила Ида, и в ее больших печальных глазах загорелся беспокойный огонек. – Не нужно никого брать, мы сами справимся.

Понятно. Не хотят делить заработок с чужаками.

– Ладно. Приходите вчетвером. И на, вот, – протянула Иде узелок с едой. – Братьев угостите.

Жаль, что ничего более существенного на кухне не нашлось, но завтра я собиралась исправить это упущение и договориться с мясником и молочником о том, чтобы они три раза в неделю привозили продукты. Да и в бакалейную лавку наведаться не мешало бы.

– Спасибо, миледи!

Девчушки смотрели на узелок такими глазами, словно я им не хлеб, а неведомые пирожные дала.

– Все, бегите домой, пока не стемнело, – попрощалась я с сестрами, и они гуськом высыпали за дверь, а я постояла немного, разглядывая преобразившуюся столовую, и пошла к рабочему кабинету Каллемана, намереваясь закрыть там окно, распахнутое для проветривания.

– Миледи, вы бы в кабинет хозяина лишний раз не входили без дела, – идя за мной, пробормотала Марта. – Его сиятельство этого не любит.

– Да я всего лишь окно закрою, – заверила я служанку и потянула на себя украшенную непонятными резными символами дверь.

– Вот и уборку вы эту затеяли, а зря, Его сиятельству не понравится, – не унималась Марта. – Бронен сам за порядком следит, негоже это в его работу вмешиваться. Заругает вас милорд, как пить дать, заругает, – бубнила она.

– Не волнуйся, Марта, с милордом я договорюсь, – отмахнулась от служанки, хотя особой уверенности не испытывала. Кто знает, вдруг магу и правда не понравится мое самоуправство?

– Как знаете, миледи, – упрямо заявила та. – Вы тут теперь хозяйка, вам и ответ держать.

Я молча вошла в комнату. Похоже, Марте пришлось не по душе нарушение старого порядка. Жили они по своим привычным правилам, наблюдали, как ветшает замок, и всех все устраивало. А тут я появилась…

«Хозяин не любит», – звучали в голове слова лукарши. Оно и видно, что не любит – не кабинет мага, а настоящая лавка старьевщика. Чтобы привести эту комнату в порядок, еще много сил понадобится. Мы сегодня только «по верхам прошлись», как называла это Милли, а по-хорошему, так тут бы еще и шкафы разобрать, но я побоялась. Что, если Каллеману не понравится, что кто-то в его бумагах рылся?

Дверь с тихим стуком закрылась за моей спиной, и я на секунду замерла, прислушиваясь к настороженной тишине кабинета. Здесь сильнее всего ощущалось, что Бронен создан при помощи магии. Все время, что мы с девочками убирались в этой комнате, мне казалось, что за нами кто-то незаметно наблюдает. И сейчас это ощущение только усилилось.

Я огляделась. Каждая вещь, каждая книга из тех, что стояли на полках, каждый предмет на письменном столе были особенными, со своим неповторимым характером и норовом. Я чувствовала это.

Вот почему, спрашивается, все книги в шкафу стоят ровно, а одна выбивается из общего ряда едва ли не наполовину? И это при том, что я сама лично все выравнивала. Или взять букетик фиалок, собранный Метте на лужайке у ограды. Когда я уходила, он стоял на письменном столе мага, а сейчас оказался на подоконнике. А картина над столом? Почему она снова висит криво?

Я поправила позолоченную раму и подошла к шкафу.

– Сейчас мы и тебя на место поставим, – хмыкнула вслух и надавила на выступающий книжный корешок, но тот не желал подчиняться. – Что ж ты такой упрямый?

Я надавила сильнее, рука соскользнула, и книга упала, рассыпав по полу стопку магизов, при одном взгляде на которые у меня внутри все похолодело.

Единый, что это?

Я торопливо подняла снимки и уставилась на удивительно реалистичные магические изображения. На каждом из них были девушки. Одна лежала на снегу – обнаженная, с располосованной глубокими бороздами грудью и странно безмятежным лицом, вторая, похожая на диковинную птицу в своем ярком синем платье, застыла на пробивающейся траве. Я видела длинные светлые волосы, рассыпавшиеся по нежной зелени, раскинутые тонкие руки, нетронутое тело. А вот лица не было. Совсем. Потому что то, что от него осталось, трудно было назвать лицом. Магизов было восемь. И на каждом из них – зверски убитые девушки.


Я рассматривала страшную находку, читала написанные на оборотах названия городов и имена, пока не нашла среди них знакомое – Сильвия Эванжелина Эрден. Где-то я его уже слышала. Точно! На том самом вечере, после которого тетушка пообещала меня Овенбау. Герцог как раз говорил тогда об убитой леди Эрден, которую нашли за городом.

Выходит, вот это она и есть – девушка со светлыми волосами и изуродованным лицом.

К горлу подступила тошнота. Получается, торговка говорила правду, и кто-то в империи убивает молодых тер? Но кто?

А Каллеман, выходит, расследует эти преступления, раз у него собраны снимки жертв. Но ведь он появился в Амвьене до убийства леди Эрден…

Единый, ничего не понятно.

В голове всплыла какая-то неотчетливая мысль. Мне показалось, что я уже где-то видела подобные раны. Вот только никак не могла вспомнить, где.

Часы мелодично пробили шесть раз, и я очнулась. Нужно уходить. Будет неловко, если Каллеман застанет меня за разглядыванием магизов. Решит еще, что шпионю.

Я поспешно собрала снимки, засунула их под обложку и поставила книгу на место, а потом захлопнула окно и пошла к двери.





* * *


Он открыл глаза и сжал гудящую от боли голову. Настырный колокол бил внутри черепной коробки громким набатом, и его длинный назойливый язык разбивал мутную пелену мыслей на никчемные обрывки. Во рту было сухо, как в Ахрейне в период бездождия.

Эрик поморщился и бросил взгляд на циферблат больших старинных часов, невозмутимо отмеряющих минуты и секунды паскудного существования. Девять. Понять бы еще, какого дня и как долго в этот раз длился приступ…

Он попытался подняться, но тело не слушалось. В спину словно ржавый кол вогнали, распяв позвоночник острой пикой боли, а шею окольцевал железный обруч, не дающий повернуть ее больше, чем на пару дюймов.

Проклятье…

Он пошарил в кармане, нащупал серебряную бонбоньерку и с трудом открыл крышку. В нос ударил запах мяты. Эрик ненавидел его всей душой, но каждый раз преодолевал себя и из последних сил тянулся к спасительной пастилке. Рес! Верткая таблетка выскочила из ослабевших пальцев и покатилась по полу. Он попытался нащупать еще одну, но коробочка была пуста.

Вот почему так? Почему неудачи всегда наваливаются скопом? Или они, как воронье, чувствуют слабость и слетаются отовсюду, торопясь урвать кусок?

Он выругался сквозь зубы, рывком кинул тело вслед за скачущей по полу пастилкой и с размаху, больно ударяясь локтем, накрыл ее ладонью.

Есть. Не уйдет.

Холод ментола растекся по небу, скользнул в горло, потушил горящий там пожар и прояснил мозги. Секунда, другая. Он почувствовал, как захлебнулся на последнем ударе колокол, как отступила серая хмарь, наполняющая тело зловонным ядом, как легче стало дышать, и ощутил вернувшуюся магию.

Пошатываясь, поднялся с пола, повел плечами, разминая затекшее от долгого лежания в неудобной позе тело, и вскинул руку, открывая портал.

Домой. В нелюбимый и нелюбящий его Бронен.





* * *


Звук хлопка был таким громким, что заставил меня вздрогнуть. Я оглянулась и успела увидеть яркий блеск открывшегося портала, и только потом заметила вывалившегося из него Каллемана.

– Милорд?

Я кинулась вперед, пытаясь поддержать падающего мага, но не успела – тот рухнул на пол и предупреждающе выставил руку, не позволяя мне подойти.

Единый, что это с ним? Он ранен? Или пьян?

Я незаметно принюхалась. За годы общения с лордом Вонком я научилась легко определять, что он пил – вино, пиво или шнапс, но сейчас спиртным не пахло. От мага несло тиной, речной водой и гарью торфяников. Интересно, где его носило? Черный камзол заляпан грязью, сапоги хранят следы сажи, край плаща мокрый. И волосы влажные. Вон на воротник как натекло!

Пока я рассматривала мага, тот успел подняться и скованным неловким движением скинуть плащ. Тот упал на вычищенный ковер раненым вороном и распластал намокшие крылья. По красной ибирской шерсти расползлось темное мокрое пятно.

– Что вы здесь забыли, рес вас дери? – грозно нахмурился маг.

Я собиралась объяснить, что закрывала окно, но не успела.

Каллеман обвел взглядом сияющий чистотой кабинет, и глаза его мрачно блеснули.

– Кто разрешал трогать мои вещи? – грозно спросил он.

Бледное лицо потемнело, складки вдоль губ стали глубже, во взгляде застыл холод.

– Ну? – голосом надавил маг.