– Да нечего особо продолжать, я уже все рассказала.
Я покосилась на желе, но есть его не рискнула.
– Негусто, – задумчиво сказал маг.
Он тоже не прикоснулся к десерту.
– Пока я не вижу ничего, что могло бы ответить на ваш вопрос. Никаких способностей, никаких особенностей, никаких странностей, кроме одной – заинтересованности в вас герцогини. Леди Штолль хорошо к вам относилась?
Мне достался пристальный взгляд.
– По большей степени. Если не считать той ночи в подвале и договора с герцогом, то да, хорошо.
– Что еще за ночь?
– Ну та, после бала. Тетушка требовала, чтобы я призналась, что была в вашей комнате и вы…
Я не договорила. Мне было стыдно повторять слова леди Шарлотты. И снова вспомнился поцелуй. Да что там? Он и не забывался, горел на губах, как приклеенный!
– В общем, она хотела, чтобы вас арестовали за то, что вы меня похитили.
– Но вы не признались, – задумчиво сказал маг и снова пробежался пальцами по столу. – А герцогиня была знакома с Вандау? Вы видели его в ее доме?
Этот вопрос был задан таким обычным тоном, что я чуть было не поддалась, и только в последний момент сообразила, что маг пытается меня подловить.
– Я не знаю, милорд, я ведь его никогда не видела, – вздохнула в ответ.
– И никогда раньше о нем не слышали?
Я отрицательно покачала головой.
– Тогда почему он побежал именно к особняку герцогини? Тоже не знаете?
– Увы.
Я снова вздохнула, а маг еле слышно хмыкнул и надолго замолчал. Он курил и смотрел на огонь очага, а я глядела на него, и чувствовала, как слипаются глаза и неумолимо клонит в сон. Усталость от странного, почти невероятного дня брала свое.
Время шло, в столовой стояла удивительная тишина, разбавленная едва слышным потрескиванием дров в камине да доносящимся из коридора знакомым шарканьем. Похоже, Марта собиралась попотчевать нас очередным шедевром, и я боялась даже представить, что это будет.
Каллеман посмотрел на меня, смял сигарету в услужливо подставленной лукаром пепельнице и сказал:
– Идите к себе, Эвелин, вы устали.
Черные провалы подернулись серым пеплом. В них больше не горели страшные, но такие притягательные угли.
– А как же брачный контракт? Вы говорили…
– Завтра, – отмахнулся маг.
– Темной ночи, милорд, – попрощалась я. – И спасибо вам. За все.
Каллеман не ответил. Он задумчиво курил, сидя за огромным столом, и лицо его выглядело странно застывшим.
* * *
Эрик смотрел, как исчезает в дверях оборка синего платья, и обдумывал то, что сказала Эвелин. Обычное детство, обычные способности, обычная подростковая наивность, не убитая до конца приобретенным жизненным опытом. Девица не была глупой. Но он отчетливо видел, как много в ней неизжитых иллюзий и той особой, светлой, наивной готовности любить мир и окружающих, и не замечать зла.
Шарлотта Штолль не ошиблась. Она своим отменным чутьем распознала в девице то, что так ценят Поглотители – свет, яркую силу души, наполненный до краев жизненный резерв.
И все равно он не мог с точностью сказать, что еще, помимо перечисленного, заставило Овенбау согласиться на сделку. Четыре шахты… Немыслимо дорогая цена за право быть первым.
Эрик достал еще одну сигарету, закурил и задумчиво уставился на растекающуюся по стеклам окон черноту.
В магии девственная кровь значила очень многое. На ней были замешаны самые сильные ритуалы, юных дев использовали для того, чтобы продлить собственную молодость и пополнить резерв, но это было совершенно обычное для магов дело, и оно не стоило таких баснословных денег.
«Что же в тебе особенного, Эвелин Браге?» – думал он, разглядывая толстый слой пыли на черном мраморном подоконнике и невольно морщась.
Дом давил на него своей давней глухой тоской, просил о помощи, тихо жаловался, но он ничем не мог помочь. У него уже не было необходимого запаса ирды – силы, способной поддерживать угасающую жизнь замка. Слишком давно Эрик оторвался от своих корней. Слишком редко бывал в «гнезде», таящем не самые приятные воспоминания о прошлом. Да и не был Бронен его домом. Никогда не был. Он, Эрик, всегда был сам по себе. И Бронен всегда был сам по себе. Еще с тех пор, как казнили его последнего истинного хозяина, с которым замок был связан замешанным на крови заклятием. Все, кто жили здесь после Ирвина Брона, не смогли заполнить пустоту и отогнать тьму, постепенно заполняющую осиротевший замок. Ни Ричард Бахен, ни Отто Венц, ни Брайден Брюге – дальний родственник матери, от которого он и унаследовал Бронен.
Эрик обвел взглядом обветшалые стены и заросшие паутиной углы. Может, нанять прислугу?
Эта мысль скользнула, не оставив отклика, и он снова вернулся к девице.
Все-таки странная у нее аура. Светлая, почти прозрачная, говорящая о слабой одаренности, но эти небольшие огненные завихрения по всей поверхности… Проблески родового дара?
Надо бы с Дереком посоветоваться. Друг сумеет разглядеть в девице то, что видят Поглотители. Все-таки сущность деворатора родственна темным, да и Кейт наверняка сможет подсказать что-нибудь дельное.
Догоревшая сигарета обожгла пальцы, и он беззвучно выругался.
Да, так он и сделает. Покажет Эвелин другу. Раз уж взвалил на себя этот груз, нужно довести дело до конца.
Сейчас, когда Эви не было рядом, он снова вернулся мыслями к тому моменту, когда Мерден рассказал ему о побеге леди Браге и передал просьбу о встрече. Эрик тогда только вернулся в город и поначалу подумал, что дело и рена ломаного не стоит, но по данному себе обещанию не выпускать девицу из поля зрения решил проверить, какой байкой она его на сей раз попотчует. Не ждал, что сдаст Вандау, нет. Такие, как она, идейные и юные, уверены, что спасти кого-то от смерти – долг каждого благородного человека, а уж спасти пострадавшего от Черной стражи – и вовсе высшая добродетель. Наверное поэтому, отправляясь в особняк Овенбау, он на многое не рассчитывал. Нюхом чуял, что девица врет.
Так и оказалось. Маленькая лгунья попросту решила его использовать. Впрочем, он ее понимал. Незавидную участь герцогиня племяннице приготовила. Крайне незавидную. Только вот жалеть девицу не собирался. Темнота, что пульсировала внутри, давно уже вытеснила все те проявления человечности, что при рождении отмерила судьба. Он смотрел на взволнованную, едва не плачущую Эвелин, и его душа, закрытая щитами, молчала, как и всегда в подобных случаях, а ум работал, просчитывая варианты. И Эрик выбрал из них тот, что позволял ему обезопасить девицу от грязных притязаний Овенбау и одновременно держать ее под контролем. Он верил, что у него получится выяснить правду. Ему нужна была эта правда. До зарезу нужна. И он ее узнает, даже если ради этого придется терпеть в своем доме дюжину Эвелин Браге, будь она неладна.
Он хорошо знал артамскую породу. Люди, выросшие в краю бесконечных шахт и унылых терриконов, были упрямы и неподатливы, как угольные пласты. И давить на них, вынуждая сделать что-то, что они считают неправильным, – занятие глупое и неблагодарное. Эрик не раз сталкивался с артамцами и понимал это, как никто другой. Может, потому и не стал дожимать девицу, почувствовал, что это ничего не даст.
«Я благодарна вам, лорд Каллеман…» К ресу благодарность! Можно подумать, она ему нужна.
А перед глазами снова возникло видение изящной девичьей фигуры, чистый взгляд, мимолетная улыбка, нежный румянец… Проклятье! Не о том думает. Ни к чему сейчас лишние осложнения, лучше оставить все, как есть.
Мысли снова вернулись к тому, ради чего он и оказался в Кроненгауде. Герцогиня Авенау. Одна из самых заметных фигур во второй по величине области империи. Супруга одного из прославленных кронских дипломатов, близкая подруга покойной королевы Марии, влиятельная и умная особа, сумевшая выбиться из среды простых, не особо родовитых дворян, и стать герцогиней.
Многое, слишком многое указывало на то, что главу Иных нужно искать в Кроненгауде. Все косвенные улики вели в Амвьен. А кто мог быть заинтересован в перевороте и в том, чтобы вернуть к власти семейство Крайзеров? Кто обладал для этого достаточными возможностями и влиянием? Шарлотта Штолль. Понять бы еще, для чего ей на самом деле понадобилась Эвелин.
Пепел попал на рукав, и он сбросил его, уставившись на серый след, оставшийся на темной ткани. И неожиданно мозг пронзила мысль. А что, если он ошибается? Что, если убийства девушек и Иные никак не связаны?
Вспомнилась последняя убитая, Эрден. Изуродованное до неузнаваемости лицо, изрезанное тело и ни одного следа в радиусе ста ренов. Как она оказалась так далеко от дома? Кто ее привез? Или это был портал? Нет, он бы почувствовал, любое колебание пространства оставляет свой шлейф. Но что делала девушка из хорошей семьи за городом так поздно? С кем встречалась? Ни одного ответа. Родители, знакомые, слуги – все твердят, что леди Эрден никуда не выходила без сопровождения матери или компаньонки. Обыск тоже ничего не дал. Как и во всех остальных случаях. Пожалуй, именно это и позволило объединить их в одно дело: похожая манера убийств и полное отсутствие улик. И неуловимая отсылка к старому делу призрачных псов, благодаря которой он и увязал воедино Иных и прокатившиеся по империи убийства.
Но что, если чутье его подводит? Что, если он ошибся?
Эрик поморщился. Полгода усилий, а результатов почти нет. И нет никакой уверенности, что они появятся. Может, он не там ищет?
– Милорд, лорд Горн вызывает, – отвлекая его от мрачных мыслей, доложил с порога Торбен.
В душе шевельнулось что-то похожее на радость, но тут же схлынуло, оставив привычную пустоту, рес бы ее побрал.
– Иду, – отозвался он и смял жалкий окурок в пепельнице.
Нет. Не ошибся. Связь есть, и он обязательно найдет недостающие звенья окровавленной цепи, тянущейся от Иных к убитым девушкам.
* * *
Утро выдалось солнечным. Оно впрыгнуло в комнату ярким мячиком, вырвав меня из сна своей неуемной жизнерадостностью и острым, давно забытым ощущением счастья.
Я еще и глаза толком открыть не успела, а уже почувствовала прикосновение теплых, ласковых лучей, свежий, бодрящий воздух, тонкий аромат черемухи.
Да вот же она, внизу, раскинула затканные белыми цветами руки, обнимает пролитую синь небес, улыбается, перебирая тонкими пальчиками невидимые воздушные струны.
Я распахнула окно и высунулась наружу, разглядывая окрестности. Хоть Каллеман и сказал, что мы в Бромсе, но замок стоял за пределами городской стены, на высоком пологом холме. Вдали виднелись острые крыши, пламенеющие черепицей и воинственно ощетинившиеся шпилями узких башенок, купол собора, похожий на конус угольной шахты, акварельная зелень листвы и вьющийся из печных труб дымок. Справа змеей уползала в изрезанные берега широкая река, слева высился лес – угрюмый, как древний старик, и такой же недоверчивый. Он не торопился поддаваться весне, выжидал, присматривался, брюзжал раскачивающимися ветками и жаловался на боли в спине и ревматизм.
Ветер забрался под тонкую ткань сорочки, заставив поежиться и закрыть окно, но радость, подхваченная от свободного и ликующего утра, никуда не исчезла. Она заставляла меня улыбаться и ничто – ни неопределенность моего положения, ни неясное будущее – не способно было испортить настроение.
Я умылась, быстро привела себя в порядок и едва ли не вприпрыжку бросилась к лестнице. Правда, потом опомнилась, постаралась придать лицу серьезное выражение и вниз спустилась уже так, как и подобает воспитанной леди.
Каллеман был в столовой. Сидел за столом в огромной темной зале, которую даже солнечный день не мог наполнить светом, и курил. И стоило мне увидеть его сумрачное, совсем не соответствующее весеннему утру лицо, как тут же мелькнула мысль, что мы провели ночь в одной постели, и щеки опалило жаром. И вспомнилось, как тихо скрипнула дверь смежных покоев, как тишину спальни нарушили тяжелые шаги, как прогнулся матрас. Я не спала и слышала каждое движение «мужа», но боялась открыть глаза или пошевелиться, застигнутая врасплох его близостью, его дыханием, едва уловимым ароматом мяты и той особой аурой опасности и власти, что ощущалась легким покалыванием в кончиках пальцев.
Маг не говорил ни слова. Он неподвижно лежал на расстоянии вытянутой руки – спасибо огромной старомодной кровати, – а я так же неподвижно застыла на своей половине, прислушиваясь к каждому шороху.
Видимо, Каллеман решил исключить любые неожиданности и подстраховался. Теперь никто не сможет обвинить нас в том, что наш брак фиктивный, ведь, по законам империи, если мужчина после бракосочетания провел с женщиной ночь в одной постели, их супружество признается состоявшимся и действительным.
Что ж, я понимала это и готова была вытерпеть присутствие рядом постороннего человека. Поначалу, конечно, было неуютно и немного тревожно, и сердце колотилось так громко, что мне казалось, будто маг слышит этот стук, но Каллеман не шевелился, и я сама не заметила, как уснула под его мерное, удивительно успокаивающее дыхание. И во сне мне казалось, что я чувствую под своей щекой не подушку, а тонкую ткань рубашки, слышу под ней ровное биение сердца, ощущаю, как волос касается чья-то рука.
И сейчас я смотрела на мага, пытаясь отыскать в его лице хоть какие-то эмоции, хоть что-то, что подтвердило бы правоту моих ощущений, но Каллеман выглядел так же, как и всегда – строгим, неразговорчивым и слегка недовольным.
И мне сразу показались неуместными и моя радость, и солнечное утро, и ожидание чего-то хорошего. Тем не менее, я улыбнулась «мужу» и от души пожелала:
– Темного утра, милорд.
Я покосилась на желе, но есть его не рискнула.
– Негусто, – задумчиво сказал маг.
Он тоже не прикоснулся к десерту.
– Пока я не вижу ничего, что могло бы ответить на ваш вопрос. Никаких способностей, никаких особенностей, никаких странностей, кроме одной – заинтересованности в вас герцогини. Леди Штолль хорошо к вам относилась?
Мне достался пристальный взгляд.
– По большей степени. Если не считать той ночи в подвале и договора с герцогом, то да, хорошо.
– Что еще за ночь?
– Ну та, после бала. Тетушка требовала, чтобы я призналась, что была в вашей комнате и вы…
Я не договорила. Мне было стыдно повторять слова леди Шарлотты. И снова вспомнился поцелуй. Да что там? Он и не забывался, горел на губах, как приклеенный!
– В общем, она хотела, чтобы вас арестовали за то, что вы меня похитили.
– Но вы не признались, – задумчиво сказал маг и снова пробежался пальцами по столу. – А герцогиня была знакома с Вандау? Вы видели его в ее доме?
Этот вопрос был задан таким обычным тоном, что я чуть было не поддалась, и только в последний момент сообразила, что маг пытается меня подловить.
– Я не знаю, милорд, я ведь его никогда не видела, – вздохнула в ответ.
– И никогда раньше о нем не слышали?
Я отрицательно покачала головой.
– Тогда почему он побежал именно к особняку герцогини? Тоже не знаете?
– Увы.
Я снова вздохнула, а маг еле слышно хмыкнул и надолго замолчал. Он курил и смотрел на огонь очага, а я глядела на него, и чувствовала, как слипаются глаза и неумолимо клонит в сон. Усталость от странного, почти невероятного дня брала свое.
Время шло, в столовой стояла удивительная тишина, разбавленная едва слышным потрескиванием дров в камине да доносящимся из коридора знакомым шарканьем. Похоже, Марта собиралась попотчевать нас очередным шедевром, и я боялась даже представить, что это будет.
Каллеман посмотрел на меня, смял сигарету в услужливо подставленной лукаром пепельнице и сказал:
– Идите к себе, Эвелин, вы устали.
Черные провалы подернулись серым пеплом. В них больше не горели страшные, но такие притягательные угли.
– А как же брачный контракт? Вы говорили…
– Завтра, – отмахнулся маг.
– Темной ночи, милорд, – попрощалась я. – И спасибо вам. За все.
Каллеман не ответил. Он задумчиво курил, сидя за огромным столом, и лицо его выглядело странно застывшим.
* * *
Эрик смотрел, как исчезает в дверях оборка синего платья, и обдумывал то, что сказала Эвелин. Обычное детство, обычные способности, обычная подростковая наивность, не убитая до конца приобретенным жизненным опытом. Девица не была глупой. Но он отчетливо видел, как много в ней неизжитых иллюзий и той особой, светлой, наивной готовности любить мир и окружающих, и не замечать зла.
Шарлотта Штолль не ошиблась. Она своим отменным чутьем распознала в девице то, что так ценят Поглотители – свет, яркую силу души, наполненный до краев жизненный резерв.
И все равно он не мог с точностью сказать, что еще, помимо перечисленного, заставило Овенбау согласиться на сделку. Четыре шахты… Немыслимо дорогая цена за право быть первым.
Эрик достал еще одну сигарету, закурил и задумчиво уставился на растекающуюся по стеклам окон черноту.
В магии девственная кровь значила очень многое. На ней были замешаны самые сильные ритуалы, юных дев использовали для того, чтобы продлить собственную молодость и пополнить резерв, но это было совершенно обычное для магов дело, и оно не стоило таких баснословных денег.
«Что же в тебе особенного, Эвелин Браге?» – думал он, разглядывая толстый слой пыли на черном мраморном подоконнике и невольно морщась.
Дом давил на него своей давней глухой тоской, просил о помощи, тихо жаловался, но он ничем не мог помочь. У него уже не было необходимого запаса ирды – силы, способной поддерживать угасающую жизнь замка. Слишком давно Эрик оторвался от своих корней. Слишком редко бывал в «гнезде», таящем не самые приятные воспоминания о прошлом. Да и не был Бронен его домом. Никогда не был. Он, Эрик, всегда был сам по себе. И Бронен всегда был сам по себе. Еще с тех пор, как казнили его последнего истинного хозяина, с которым замок был связан замешанным на крови заклятием. Все, кто жили здесь после Ирвина Брона, не смогли заполнить пустоту и отогнать тьму, постепенно заполняющую осиротевший замок. Ни Ричард Бахен, ни Отто Венц, ни Брайден Брюге – дальний родственник матери, от которого он и унаследовал Бронен.
Эрик обвел взглядом обветшалые стены и заросшие паутиной углы. Может, нанять прислугу?
Эта мысль скользнула, не оставив отклика, и он снова вернулся к девице.
Все-таки странная у нее аура. Светлая, почти прозрачная, говорящая о слабой одаренности, но эти небольшие огненные завихрения по всей поверхности… Проблески родового дара?
Надо бы с Дереком посоветоваться. Друг сумеет разглядеть в девице то, что видят Поглотители. Все-таки сущность деворатора родственна темным, да и Кейт наверняка сможет подсказать что-нибудь дельное.
Догоревшая сигарета обожгла пальцы, и он беззвучно выругался.
Да, так он и сделает. Покажет Эвелин другу. Раз уж взвалил на себя этот груз, нужно довести дело до конца.
Сейчас, когда Эви не было рядом, он снова вернулся мыслями к тому моменту, когда Мерден рассказал ему о побеге леди Браге и передал просьбу о встрече. Эрик тогда только вернулся в город и поначалу подумал, что дело и рена ломаного не стоит, но по данному себе обещанию не выпускать девицу из поля зрения решил проверить, какой байкой она его на сей раз попотчует. Не ждал, что сдаст Вандау, нет. Такие, как она, идейные и юные, уверены, что спасти кого-то от смерти – долг каждого благородного человека, а уж спасти пострадавшего от Черной стражи – и вовсе высшая добродетель. Наверное поэтому, отправляясь в особняк Овенбау, он на многое не рассчитывал. Нюхом чуял, что девица врет.
Так и оказалось. Маленькая лгунья попросту решила его использовать. Впрочем, он ее понимал. Незавидную участь герцогиня племяннице приготовила. Крайне незавидную. Только вот жалеть девицу не собирался. Темнота, что пульсировала внутри, давно уже вытеснила все те проявления человечности, что при рождении отмерила судьба. Он смотрел на взволнованную, едва не плачущую Эвелин, и его душа, закрытая щитами, молчала, как и всегда в подобных случаях, а ум работал, просчитывая варианты. И Эрик выбрал из них тот, что позволял ему обезопасить девицу от грязных притязаний Овенбау и одновременно держать ее под контролем. Он верил, что у него получится выяснить правду. Ему нужна была эта правда. До зарезу нужна. И он ее узнает, даже если ради этого придется терпеть в своем доме дюжину Эвелин Браге, будь она неладна.
Он хорошо знал артамскую породу. Люди, выросшие в краю бесконечных шахт и унылых терриконов, были упрямы и неподатливы, как угольные пласты. И давить на них, вынуждая сделать что-то, что они считают неправильным, – занятие глупое и неблагодарное. Эрик не раз сталкивался с артамцами и понимал это, как никто другой. Может, потому и не стал дожимать девицу, почувствовал, что это ничего не даст.
«Я благодарна вам, лорд Каллеман…» К ресу благодарность! Можно подумать, она ему нужна.
А перед глазами снова возникло видение изящной девичьей фигуры, чистый взгляд, мимолетная улыбка, нежный румянец… Проклятье! Не о том думает. Ни к чему сейчас лишние осложнения, лучше оставить все, как есть.
Мысли снова вернулись к тому, ради чего он и оказался в Кроненгауде. Герцогиня Авенау. Одна из самых заметных фигур во второй по величине области империи. Супруга одного из прославленных кронских дипломатов, близкая подруга покойной королевы Марии, влиятельная и умная особа, сумевшая выбиться из среды простых, не особо родовитых дворян, и стать герцогиней.
Многое, слишком многое указывало на то, что главу Иных нужно искать в Кроненгауде. Все косвенные улики вели в Амвьен. А кто мог быть заинтересован в перевороте и в том, чтобы вернуть к власти семейство Крайзеров? Кто обладал для этого достаточными возможностями и влиянием? Шарлотта Штолль. Понять бы еще, для чего ей на самом деле понадобилась Эвелин.
Пепел попал на рукав, и он сбросил его, уставившись на серый след, оставшийся на темной ткани. И неожиданно мозг пронзила мысль. А что, если он ошибается? Что, если убийства девушек и Иные никак не связаны?
Вспомнилась последняя убитая, Эрден. Изуродованное до неузнаваемости лицо, изрезанное тело и ни одного следа в радиусе ста ренов. Как она оказалась так далеко от дома? Кто ее привез? Или это был портал? Нет, он бы почувствовал, любое колебание пространства оставляет свой шлейф. Но что делала девушка из хорошей семьи за городом так поздно? С кем встречалась? Ни одного ответа. Родители, знакомые, слуги – все твердят, что леди Эрден никуда не выходила без сопровождения матери или компаньонки. Обыск тоже ничего не дал. Как и во всех остальных случаях. Пожалуй, именно это и позволило объединить их в одно дело: похожая манера убийств и полное отсутствие улик. И неуловимая отсылка к старому делу призрачных псов, благодаря которой он и увязал воедино Иных и прокатившиеся по империи убийства.
Но что, если чутье его подводит? Что, если он ошибся?
Эрик поморщился. Полгода усилий, а результатов почти нет. И нет никакой уверенности, что они появятся. Может, он не там ищет?
– Милорд, лорд Горн вызывает, – отвлекая его от мрачных мыслей, доложил с порога Торбен.
В душе шевельнулось что-то похожее на радость, но тут же схлынуло, оставив привычную пустоту, рес бы ее побрал.
– Иду, – отозвался он и смял жалкий окурок в пепельнице.
Нет. Не ошибся. Связь есть, и он обязательно найдет недостающие звенья окровавленной цепи, тянущейся от Иных к убитым девушкам.
* * *
Утро выдалось солнечным. Оно впрыгнуло в комнату ярким мячиком, вырвав меня из сна своей неуемной жизнерадостностью и острым, давно забытым ощущением счастья.
Я еще и глаза толком открыть не успела, а уже почувствовала прикосновение теплых, ласковых лучей, свежий, бодрящий воздух, тонкий аромат черемухи.
Да вот же она, внизу, раскинула затканные белыми цветами руки, обнимает пролитую синь небес, улыбается, перебирая тонкими пальчиками невидимые воздушные струны.
Я распахнула окно и высунулась наружу, разглядывая окрестности. Хоть Каллеман и сказал, что мы в Бромсе, но замок стоял за пределами городской стены, на высоком пологом холме. Вдали виднелись острые крыши, пламенеющие черепицей и воинственно ощетинившиеся шпилями узких башенок, купол собора, похожий на конус угольной шахты, акварельная зелень листвы и вьющийся из печных труб дымок. Справа змеей уползала в изрезанные берега широкая река, слева высился лес – угрюмый, как древний старик, и такой же недоверчивый. Он не торопился поддаваться весне, выжидал, присматривался, брюзжал раскачивающимися ветками и жаловался на боли в спине и ревматизм.
Ветер забрался под тонкую ткань сорочки, заставив поежиться и закрыть окно, но радость, подхваченная от свободного и ликующего утра, никуда не исчезла. Она заставляла меня улыбаться и ничто – ни неопределенность моего положения, ни неясное будущее – не способно было испортить настроение.
Я умылась, быстро привела себя в порядок и едва ли не вприпрыжку бросилась к лестнице. Правда, потом опомнилась, постаралась придать лицу серьезное выражение и вниз спустилась уже так, как и подобает воспитанной леди.
Каллеман был в столовой. Сидел за столом в огромной темной зале, которую даже солнечный день не мог наполнить светом, и курил. И стоило мне увидеть его сумрачное, совсем не соответствующее весеннему утру лицо, как тут же мелькнула мысль, что мы провели ночь в одной постели, и щеки опалило жаром. И вспомнилось, как тихо скрипнула дверь смежных покоев, как тишину спальни нарушили тяжелые шаги, как прогнулся матрас. Я не спала и слышала каждое движение «мужа», но боялась открыть глаза или пошевелиться, застигнутая врасплох его близостью, его дыханием, едва уловимым ароматом мяты и той особой аурой опасности и власти, что ощущалась легким покалыванием в кончиках пальцев.
Маг не говорил ни слова. Он неподвижно лежал на расстоянии вытянутой руки – спасибо огромной старомодной кровати, – а я так же неподвижно застыла на своей половине, прислушиваясь к каждому шороху.
Видимо, Каллеман решил исключить любые неожиданности и подстраховался. Теперь никто не сможет обвинить нас в том, что наш брак фиктивный, ведь, по законам империи, если мужчина после бракосочетания провел с женщиной ночь в одной постели, их супружество признается состоявшимся и действительным.
Что ж, я понимала это и готова была вытерпеть присутствие рядом постороннего человека. Поначалу, конечно, было неуютно и немного тревожно, и сердце колотилось так громко, что мне казалось, будто маг слышит этот стук, но Каллеман не шевелился, и я сама не заметила, как уснула под его мерное, удивительно успокаивающее дыхание. И во сне мне казалось, что я чувствую под своей щекой не подушку, а тонкую ткань рубашки, слышу под ней ровное биение сердца, ощущаю, как волос касается чья-то рука.
И сейчас я смотрела на мага, пытаясь отыскать в его лице хоть какие-то эмоции, хоть что-то, что подтвердило бы правоту моих ощущений, но Каллеман выглядел так же, как и всегда – строгим, неразговорчивым и слегка недовольным.
И мне сразу показались неуместными и моя радость, и солнечное утро, и ожидание чего-то хорошего. Тем не менее, я улыбнулась «мужу» и от души пожелала:
– Темного утра, милорд.