– Марта, иди на кухню, – оборвал ее маг.
– Слушаюсь, милорд.
Мне досталась еще одна широкая улыбка, и Марта медленно поковыляла к выходу.
– А кто такой Бронен? – спросила я Каллемана.
Смотреть на переваливающуюся с боку на бок лукаршу было неловко. И в глазах почему-то защипало.
– Так называется замок, – неохотно ответил маг и залпом допил вино. – Бронен построили еще при первых королях, в Древнюю эпоху, и с тех пор ни разу не перестраивали.
Что ж, теперь понятно, почему дом такой мрачный. Асвальд, Алан и Курт Дартцингеры были тремя братьями-некромантами, основавшими Дартштейн. И именно при них магия Поглотителей получила такое широкое распространение. У нас в Кроненгауде высших магов было не так много, а вот у дартов вся верхушка аристократии состояла из темных. Они разделялись на Эрдов – тех, кто владел дарами Хаоса в небольшой степени, Поглотителей – магов, способных забирать у людей часть силы, и Девораторов. Но последние, как я слышала, были большой редкостью. Хотя, может, оно и к лучшему. Слишком уж страшными возможностями они обладали.
– Позвольте, миледи, – раздался позади меня скрипучий голос.
Я вздрогнула от неожиданности, а Торбен потянулся за серебряным половником и положил мне на тарелку небольшую порцию вареных овощей и говядины.
– Милорд, – двинулся он к Каллеману.
Я посмотрела на неаппетитные куски моркови и капусты, но привередничать не стала и, подцепив вилкой мясо, отправила в рот. Еда оказалась безвкусной. Ни соли, ни специй, ни масла. Даже у леди Вонк кормили лучше. Я бросила незаметный взгляд на Каллемана и увидела, что тот вяло ковыряет бесформенные ошметки, задумчиво глядя в окно. На лице мага лежали глубокие тени – то ли от мерцающего света свечей, то ли от усталости, и я, пользуясь тем, что он отвлекся на свои мысли, присмотрелась к нему внимательнее. Оказывается черные, глубоко посаженные глаза имеют красивый разрез и темное беспокойное нутро, похожее на очаг с тлеющими под легким налетом пепла углями. А тонкие губы вовсе не всегда выглядят так, будто магу глубоко плевать на окружающих. Без кривой усмешки они показались мне даже приятными, да и крупный, с небольшой горбинкой нос, совсем нехищным. Широкий лоб, впалые щеки, упрямый подбородок, длинные, небрежно стянутые в хвост волосы – Каллеман не был красавцем, но что-то в нем притягивало взгляд, заставляло искать смысл в этих суровых, несимметричных чертах, цепляло за живое.
– Почему вы не едите? – неожиданно резко спросил маг, застав меня врасплох. – Невкусно?
Я дипломатично промолчала.
– Невкусно, – кивнул Каллеман, и отодвинул тарелку. – Дом ветшает, слуги ветшают вместе с ним, становятся неловкими и теряют свои прежние навыки.
Он нахмурился, бросив взгляд на застывшего у буфета Торбена.
– И ничего нельзя сделать?
– Что тут сделаешь?
– А магия? Она ведь может помочь?
– Что бы ни думали люди, магия не всесильна, леди Эвелин, – хмыкнул Каллеман, и мне показалось, что он говорит совсем не о лукарах. В тяжелом, как угольная вагонетка взгляде мага застыла тоска. На щеках заходили желваки.
Я смотрела на сумрачное лицо, и сама не знала, что чувствую. Слишком много всего случилось за последние сутки, и у меня в душе царила настоящая неразбериха из эмоций, страхов, надежд и предположений. Зачем маг на мне женился? Могу ли я ему доверять? И как можно доверять главе имперского департамента полиции?! Это надо быть слишком уж наивной. То, что Каллеман преследует какие-то свои цели, понятно. Непонятно только, какие.
– Лорд Каллеман, а можно спросить?
Я решила не гадать, а выяснить все напрямую.
– Что? – поморщился маг.
Я уже давно заметила, что он игнорирует общепринятые понятия вежливости, поэтому не удивилась.
– Как думаете, почему герцогиня взяла меня к себе?
– А с чего вы решили, что я знаю ответ?
– Ну, вы ведь глава магполиции, и наверняка успели поинтересоваться и личностью леди Штолль, и моей. И тоже задавали себе этот вопрос, не так ли?
– А вы не настолько глупы, как пытались казаться, – по тонким губам снова скользнула кривая усмешка.
Маг кивнул дворецкому, позволяя наполнить опустевший бокал.
Темное, похожее на густые чернила вино потекло в стеклянные берега, и я невольно загляделась на верткую живую струю мезельского.
– Надо отдать вам должное, леди Эвелин, вы весьма успешно обыгрывали образ наивной провинциалочки. Хотя меня не убедили.
– Зря вы так, милорд, – вздохнула в ответ. – Я и есть самая обычная провинциальная девушка. Тетушка вот никогда в этом не сомневалась и все три месяца пыталась придать мне столичный лоск. И меня все время мучает вопрос – зачем?
Каллеман молчал, глядя на меня с таким видом, словно видел насквозь, и мне было неуютно и немного стыдно под этим взглядом, как будто я осталась совсем без одежды.
– Точно не скажу, – после долгой паузы произнес маг. – Но есть в вашей внутренней оболочке небольшая неправильность. То, что маги называют эузорным дефектом ауры.
– И что это значит?
Я даже вперед подалась от нетерпения.
– То, что в ваш дар вмешались третьи силы. Это могло быть какое-то потрясение, болезнь, сильный всплеск эмоций – все что угодно, и в результате произошла магическая мутация. Насколько я помню, вы единственная из всей семьи выжили во время эпидемии?
– Да.
– И что с вашей магией? Она изменилась? Появились какие-нибудь новые способности?
В темных провалах вспыхнули алые угли.
– Не думаю. По крайней мере, ничего такого я не замечала.
Я не собиралась признаваться в своем умении «разговаривать» с огнем. Да и не придавала ему особого значения, если честно. Разве это дар? Так, обычная бытовая магия.
– Но это не значит, что их нет. Герцогиня Авенау не отличается излишним альтруизмом. И нам лучше точно выяснить причину ее интереса, чтобы знать, как вас защитить.
Маг отставил бокал и посмотрел на меня так, будто пытался разглядеть душу под лупой, достать до самого ее донышка, вывернуть наизнанку.
– Леди Эвелин, вы можете рассказать мне, что произошло после вашей первой встречи с леди Штолль? Все, даже самые незначительные подробности?
– Постараюсь.
Я припомнила приезд тетушки в Аухвайне, удивление и страх леди Вонк, мигом протрезвевшего лорда Вонка, белый платок, которым тетушка брезгливо прикрывала нос, остервенелый лай Пушка, и начала свой рассказ.
Каллеман умел слушать. Он не перебивал, не задавал вопросов, не давил, и я сама не заметила, как выложила ему все подробности.
– Вы хорошо помните родителей? – негромко спросил маг, когда я, наконец, замолчала.
– Конечно.
– И свою жизнь до эпидемии?
Маг достал из кармана портсигар.
– Расскажите, – посмотрел на меня, постукивая кончиком короткой сигареты по серебряной крышке.
Я кивнула и вернулась к счастливому прошлому, в котором у меня была любящая семья, небольшой, но уютный дом, и наполненные маленькими радостями и совсем крошечными проблемами дни.
Каллеман слушал внимательно, изредка задавая вопросы. Ваш отец был из Артама? А мать? Она принадлежала к северным Брахвау? И вы никогда раньше не видели никого из родни? Вот, значит, как…
Да кого я могла видеть? Родители мамы умерли задолго до моего рождения, а папа был сиротой, его воспитывала бабушка, которую я тоже не застала. А больше ни о каких родственниках я не слышала. Наверное, потому и удивилась, когда узнала про леди Вонк. Папа никогда не говорил, что его троюродная сестра тоже живет в Аухвайне.
– А герцогиня? Вы не замечали ничего странного?
– Что вы имеете в виду?
– Как часто она отлучается из дома, где бывает, с кем встречается?
Взгляд Каллемана изменился, стал острым, и я поняла, что он, наконец, подошел к тому, ради чего и затеял этот разговор.
– Тетушка мало выезжает, говорит, что это пустая трата времени. В основном она принимает у себя небольшой круг знакомых: лорда Вассермена, леди Бранк, графиню Гейден, вдовствующую герцогиню Ванге и лорда Мална. Они собираются в особняке леди Шарлотты каждую среду.
– И о чем говорят?
– Не знаю, милорд. Тетушка никогда не допускала меня на эти встречи. Наоборот, велела сидеть в своей спальне и зубрить правила придворного этикета. И даже ужин мне приносили в комнату, чтобы я, не дай Единый, не вышла в коридор.
– И вы ни разу не нарушили этот запрет?
В черных глазах мелькнул опасный красный огонек.
– Увы. Один раз я попыталась, но дверь оказалась закрыта каким-то заклинанием.
– Понятно, – протянул маг и побарабанил пальцами по столу. Я уже заметила, что он делал так, когда обдумывал что-то не очень приятное.
– Вы уверены, что герцогиня не покидала особняк вечерами?
– Не знаю, милорд. Иногда тетушка по нескольку дней не спускалась вниз, сказываясь больной, но я не могу с уверенностью сказать, действительно ли она плохо себя чувствовала или…
Громкое шарканье вклинилось в мой рассказ и заставило замолчать.
– Десерт, милорд, – объявила Марта, со стуком поставив на стол плоское блюдо с каким-то подобием то ли пудинга, то ли желе. Невразумительное нечто дрожало и переливалось всеми оттенками фиолетового, и я невольно задумалась, из чего же оно сделано. Смородина? Черника? Аврезия?
Торбен, про которого я совсем забыла, разлил по чашкам чай и застыл рядом с хозяином, глядя на Каллемана с немой собачьей преданностью. Удивительно, как четко отражались эмоции на глиняном лице лукара!
– Что-нибудь еще, милорд? – прогудела Марта.
У нее был странный, немного похожий на звук парохода голос – низкий, с проскальзывающими скрипучими нотками. А конец каждого предложения поднимался вверх, даже если это не было вопросом.
– Нет. Можешь идти, – отмахнулся маг, почему-то избегая смотреть на служанку. – Продолжайте, Эвелин, – обратился он ко мне, опустив формальное «леди», и прикурил очередную сигарету от небольшого серебряного стора.
– Слушаюсь, милорд.
Мне досталась еще одна широкая улыбка, и Марта медленно поковыляла к выходу.
– А кто такой Бронен? – спросила я Каллемана.
Смотреть на переваливающуюся с боку на бок лукаршу было неловко. И в глазах почему-то защипало.
– Так называется замок, – неохотно ответил маг и залпом допил вино. – Бронен построили еще при первых королях, в Древнюю эпоху, и с тех пор ни разу не перестраивали.
Что ж, теперь понятно, почему дом такой мрачный. Асвальд, Алан и Курт Дартцингеры были тремя братьями-некромантами, основавшими Дартштейн. И именно при них магия Поглотителей получила такое широкое распространение. У нас в Кроненгауде высших магов было не так много, а вот у дартов вся верхушка аристократии состояла из темных. Они разделялись на Эрдов – тех, кто владел дарами Хаоса в небольшой степени, Поглотителей – магов, способных забирать у людей часть силы, и Девораторов. Но последние, как я слышала, были большой редкостью. Хотя, может, оно и к лучшему. Слишком уж страшными возможностями они обладали.
– Позвольте, миледи, – раздался позади меня скрипучий голос.
Я вздрогнула от неожиданности, а Торбен потянулся за серебряным половником и положил мне на тарелку небольшую порцию вареных овощей и говядины.
– Милорд, – двинулся он к Каллеману.
Я посмотрела на неаппетитные куски моркови и капусты, но привередничать не стала и, подцепив вилкой мясо, отправила в рот. Еда оказалась безвкусной. Ни соли, ни специй, ни масла. Даже у леди Вонк кормили лучше. Я бросила незаметный взгляд на Каллемана и увидела, что тот вяло ковыряет бесформенные ошметки, задумчиво глядя в окно. На лице мага лежали глубокие тени – то ли от мерцающего света свечей, то ли от усталости, и я, пользуясь тем, что он отвлекся на свои мысли, присмотрелась к нему внимательнее. Оказывается черные, глубоко посаженные глаза имеют красивый разрез и темное беспокойное нутро, похожее на очаг с тлеющими под легким налетом пепла углями. А тонкие губы вовсе не всегда выглядят так, будто магу глубоко плевать на окружающих. Без кривой усмешки они показались мне даже приятными, да и крупный, с небольшой горбинкой нос, совсем нехищным. Широкий лоб, впалые щеки, упрямый подбородок, длинные, небрежно стянутые в хвост волосы – Каллеман не был красавцем, но что-то в нем притягивало взгляд, заставляло искать смысл в этих суровых, несимметричных чертах, цепляло за живое.
– Почему вы не едите? – неожиданно резко спросил маг, застав меня врасплох. – Невкусно?
Я дипломатично промолчала.
– Невкусно, – кивнул Каллеман, и отодвинул тарелку. – Дом ветшает, слуги ветшают вместе с ним, становятся неловкими и теряют свои прежние навыки.
Он нахмурился, бросив взгляд на застывшего у буфета Торбена.
– И ничего нельзя сделать?
– Что тут сделаешь?
– А магия? Она ведь может помочь?
– Что бы ни думали люди, магия не всесильна, леди Эвелин, – хмыкнул Каллеман, и мне показалось, что он говорит совсем не о лукарах. В тяжелом, как угольная вагонетка взгляде мага застыла тоска. На щеках заходили желваки.
Я смотрела на сумрачное лицо, и сама не знала, что чувствую. Слишком много всего случилось за последние сутки, и у меня в душе царила настоящая неразбериха из эмоций, страхов, надежд и предположений. Зачем маг на мне женился? Могу ли я ему доверять? И как можно доверять главе имперского департамента полиции?! Это надо быть слишком уж наивной. То, что Каллеман преследует какие-то свои цели, понятно. Непонятно только, какие.
– Лорд Каллеман, а можно спросить?
Я решила не гадать, а выяснить все напрямую.
– Что? – поморщился маг.
Я уже давно заметила, что он игнорирует общепринятые понятия вежливости, поэтому не удивилась.
– Как думаете, почему герцогиня взяла меня к себе?
– А с чего вы решили, что я знаю ответ?
– Ну, вы ведь глава магполиции, и наверняка успели поинтересоваться и личностью леди Штолль, и моей. И тоже задавали себе этот вопрос, не так ли?
– А вы не настолько глупы, как пытались казаться, – по тонким губам снова скользнула кривая усмешка.
Маг кивнул дворецкому, позволяя наполнить опустевший бокал.
Темное, похожее на густые чернила вино потекло в стеклянные берега, и я невольно загляделась на верткую живую струю мезельского.
– Надо отдать вам должное, леди Эвелин, вы весьма успешно обыгрывали образ наивной провинциалочки. Хотя меня не убедили.
– Зря вы так, милорд, – вздохнула в ответ. – Я и есть самая обычная провинциальная девушка. Тетушка вот никогда в этом не сомневалась и все три месяца пыталась придать мне столичный лоск. И меня все время мучает вопрос – зачем?
Каллеман молчал, глядя на меня с таким видом, словно видел насквозь, и мне было неуютно и немного стыдно под этим взглядом, как будто я осталась совсем без одежды.
– Точно не скажу, – после долгой паузы произнес маг. – Но есть в вашей внутренней оболочке небольшая неправильность. То, что маги называют эузорным дефектом ауры.
– И что это значит?
Я даже вперед подалась от нетерпения.
– То, что в ваш дар вмешались третьи силы. Это могло быть какое-то потрясение, болезнь, сильный всплеск эмоций – все что угодно, и в результате произошла магическая мутация. Насколько я помню, вы единственная из всей семьи выжили во время эпидемии?
– Да.
– И что с вашей магией? Она изменилась? Появились какие-нибудь новые способности?
В темных провалах вспыхнули алые угли.
– Не думаю. По крайней мере, ничего такого я не замечала.
Я не собиралась признаваться в своем умении «разговаривать» с огнем. Да и не придавала ему особого значения, если честно. Разве это дар? Так, обычная бытовая магия.
– Но это не значит, что их нет. Герцогиня Авенау не отличается излишним альтруизмом. И нам лучше точно выяснить причину ее интереса, чтобы знать, как вас защитить.
Маг отставил бокал и посмотрел на меня так, будто пытался разглядеть душу под лупой, достать до самого ее донышка, вывернуть наизнанку.
– Леди Эвелин, вы можете рассказать мне, что произошло после вашей первой встречи с леди Штолль? Все, даже самые незначительные подробности?
– Постараюсь.
Я припомнила приезд тетушки в Аухвайне, удивление и страх леди Вонк, мигом протрезвевшего лорда Вонка, белый платок, которым тетушка брезгливо прикрывала нос, остервенелый лай Пушка, и начала свой рассказ.
Каллеман умел слушать. Он не перебивал, не задавал вопросов, не давил, и я сама не заметила, как выложила ему все подробности.
– Вы хорошо помните родителей? – негромко спросил маг, когда я, наконец, замолчала.
– Конечно.
– И свою жизнь до эпидемии?
Маг достал из кармана портсигар.
– Расскажите, – посмотрел на меня, постукивая кончиком короткой сигареты по серебряной крышке.
Я кивнула и вернулась к счастливому прошлому, в котором у меня была любящая семья, небольшой, но уютный дом, и наполненные маленькими радостями и совсем крошечными проблемами дни.
Каллеман слушал внимательно, изредка задавая вопросы. Ваш отец был из Артама? А мать? Она принадлежала к северным Брахвау? И вы никогда раньше не видели никого из родни? Вот, значит, как…
Да кого я могла видеть? Родители мамы умерли задолго до моего рождения, а папа был сиротой, его воспитывала бабушка, которую я тоже не застала. А больше ни о каких родственниках я не слышала. Наверное, потому и удивилась, когда узнала про леди Вонк. Папа никогда не говорил, что его троюродная сестра тоже живет в Аухвайне.
– А герцогиня? Вы не замечали ничего странного?
– Что вы имеете в виду?
– Как часто она отлучается из дома, где бывает, с кем встречается?
Взгляд Каллемана изменился, стал острым, и я поняла, что он, наконец, подошел к тому, ради чего и затеял этот разговор.
– Тетушка мало выезжает, говорит, что это пустая трата времени. В основном она принимает у себя небольшой круг знакомых: лорда Вассермена, леди Бранк, графиню Гейден, вдовствующую герцогиню Ванге и лорда Мална. Они собираются в особняке леди Шарлотты каждую среду.
– И о чем говорят?
– Не знаю, милорд. Тетушка никогда не допускала меня на эти встречи. Наоборот, велела сидеть в своей спальне и зубрить правила придворного этикета. И даже ужин мне приносили в комнату, чтобы я, не дай Единый, не вышла в коридор.
– И вы ни разу не нарушили этот запрет?
В черных глазах мелькнул опасный красный огонек.
– Увы. Один раз я попыталась, но дверь оказалась закрыта каким-то заклинанием.
– Понятно, – протянул маг и побарабанил пальцами по столу. Я уже заметила, что он делал так, когда обдумывал что-то не очень приятное.
– Вы уверены, что герцогиня не покидала особняк вечерами?
– Не знаю, милорд. Иногда тетушка по нескольку дней не спускалась вниз, сказываясь больной, но я не могу с уверенностью сказать, действительно ли она плохо себя чувствовала или…
Громкое шарканье вклинилось в мой рассказ и заставило замолчать.
– Десерт, милорд, – объявила Марта, со стуком поставив на стол плоское блюдо с каким-то подобием то ли пудинга, то ли желе. Невразумительное нечто дрожало и переливалось всеми оттенками фиолетового, и я невольно задумалась, из чего же оно сделано. Смородина? Черника? Аврезия?
Торбен, про которого я совсем забыла, разлил по чашкам чай и застыл рядом с хозяином, глядя на Каллемана с немой собачьей преданностью. Удивительно, как четко отражались эмоции на глиняном лице лукара!
– Что-нибудь еще, милорд? – прогудела Марта.
У нее был странный, немного похожий на звук парохода голос – низкий, с проскальзывающими скрипучими нотками. А конец каждого предложения поднимался вверх, даже если это не было вопросом.
– Нет. Можешь идти, – отмахнулся маг, почему-то избегая смотреть на служанку. – Продолжайте, Эвелин, – обратился он ко мне, опустив формальное «леди», и прикурил очередную сигарету от небольшого серебряного стора.