Присел рядом. Я сморщилась. Из-за его веса кровать прогнулась, и я едва удержалась, чтоб не скатиться с подушки в его сторону. Но хуже было то, что баланс изменился. Показательно вздохнула. Теперь придётся искать новую позицию для выстрела!
— Мне, очевидно, тоже, — рассеянно буркнула я, прицеливаясь.
— Вот как раз тебе, — Джер перехватил стрелу, закинул обратно в колчан, отложил его подальше. — Не пользоваться этой силой — просто преступление.
Ментор сомкнул пальцы на изгибе Карнеума и выдрал лук из моих рук. Я даже почти услышала — клянусь! — как мой верный символ удачи заголосил проклятия в ответ на такое обращение.
Резко села, чтобы возмутиться наглым вмешательством в тренировку, но передумала.
Джер сидел неблизко, на расстоянии вытянутой руки, но что-то происходило с ним. Ментор снова смотрел на меня… Но в мужском взгляде было что-то новое, дикое. Не усмешка, не упрёк, не одобрение и не снисходительность к докучливой мейлори. Глаза его были яркие, густо-зелёные, и только у самого зрачка вихрилась темнота помешательства. Я видела такое только раз, у Кааса, перед тем, как он вышел из злосчастного грота и начал свою пытку. Что это было? Предвкушение кровавых ритуалов? Острый азарт? Безумие?
Я тяжело сглотнула — во рту пересохло. Отодвинулась. И этим словно разрушила хрупкую преграду, сдерживающую хищный инстинкт — Джер моментально оказался рядом. Почему-то подумалось — схватит, набросится, вгрызётся в горло — прямо в знак соединения, вырвет сердце. И тут же визгливо хохотнула — какие глупости! Джер специально это делает, доказывая мне важность занятий Банфик. Он меня не тронет. Он же мой ментор!
Должно быть, ментор почувствовал страх по связи, или мысли отразились у меня на лице, но он остановился. Застыл прямо перед моим лицом, внимательно меня разглядывая. Хотя что там можно было разглядеть?
— Никогда не думал, что придётся защищать тебя от себя самого, — голос его низкий и холодный, какой-то… обречённый.
Я резко втянула воздух — тот, который он выдохнул, и Джер усмехнулся. Опустил взгляд на мои губы, потом ещё ниже — куда-то на грудь. Смутившись от такой резкой перемены, я снова отодвинулась, прижалась вплотную к спинке кровати и обхватила себя руками. Но ментора интересовали не мои формы. Он осторожно поднял одну мою косу и стянул ленту. Мужские пальцы легко забегали между прядями, расплетая косичку.
— Зачем?… — только и смогла выдавить я.
Даже сама не знала, о чём спрашивала — зачем он меня пугает? Зачем сидит так близко? Зачем трогает?
— Хочу посмотреть, — коротко ответил ментор.
Свободные от плетения волосы окутали покрывалом моё плечо, разбрасывая горьковато-фруктовый аромат. Джер принялся за вторую косу. И я, сидя окаменелой статуей, вдруг подумала: почему я позволяю это делать? Я ведь не из робких, но рядом с ментором становлюсь как будто глупее, младше, пугливее. Сижу послушной куклой, с которой играет хозяин, и не сопротивляюсь. Почему так? И сразу же ответила: потому что мне это нравилось. Нравилось, как его пальцы порхали по моим волосам, иногда касаясь кожи у самых щёк, обжигая случайными прикосновениями. Нравилось наблюдать за ним — увлечённым, задумчивым и в то же время нетерпеливым, как ребёнок, открывающий долгожданный подарок.
— Давно хотел это сделать, — вкрадчиво признался Джер.
Он потянул широкую прядь, намотал на палец, поднял повыше и осыпал каштановым водопадом. Белый локон мелькнул и скрылся в общей массе. Я так и сидела — неподвижно, растерянно, боясь даже случайным вздохом нарушить таинство момента. Я знала, что ментор хотел преподать мне урок. Но, кажется, увлёкся. Джер смотрел на свет, льющийся сквозь мои волосы, и думал о чём-то своём.
— Разве сегодня вы завтракали баторскими апельсинами? — невпопад спросил ментор. Он так же задумчиво поднёс прядь к губам и вдохнул запах. — Твои волосы пахнут иначе.
— Нет, — тихо зашептала я. — Это всё икша… То есть Фиди… Это она… То есть, такая специальная мазь, или не мазь… Из-за неё пахнет… — поток мыслей оборвался внезапным вопросом. — Тебе нравится?
— Нравится? — хрипло переспросил он и снова рассеянно посмотрел на прядь в своей ладони. — Мне нравится оружейная сталь, породистые лошади и закат над горными пиками Кроуница. Нравится торжественное золочение Лангсорда и мрачные шпили Варромара над болотами. А это, — он смотрел на мои волосы как на диковинку, что-то такое, что он видел впервые. — Это то, что не может мне нравится, Юна. Не должно.
Я подалась к нему, упираясь руками в покрывало. Теперь отшатнулся он, будто я хотела ему навредить. Пришлось встать на четвереньки, чтобы подползти ещё ближе и уткнуться носом в колючую щеку. Джер заледенел, позволяя мне вдыхать его запах.
— Справедливый обмен, помнишь? — шёпотом, чтобы не спугнуть, напомнила я.
И взвизгнула, когда Джер подхватил меня подмышки, перевернул, уложил к себе на колени и безжалостно защекотал! Такой подлости я не ожидала! Замолотила руками, как девчонка, совсем забыв о навыках, сдула с лица волосы, которые так и норовили забиться в рот.
— Вы быстро учитесь, студентка Горст, — смеялся надо мной Джер, пробегаясь пальцами по рёбрам под зелёным жилетом.
Я извивалась ужом, упиралась ладонями в его подбородок, но он снова и снова хватал мои запястья одной рукой и продолжал жестокую пытку.
— Прекрати!.. — хохотала я, зажмуриваясь от смеха. — Это нечестно!
— Конечно, нечестно, — согласился Джер. — Ты забыла, что мне стоит доверять в последнюю очередь.
— Ну хватит! — уже серьёзно потребовала я, стараясь сдерживать смех. — Джер, ну перестань!
— Обещай прилежно учиться на занятиях магистра Банфик! — потребовал коварный вымогатель, и не думая останавливаться.
Я попыталась пнуть Джера коленом, но ментор поймал его, стряхнул меня на смятое покрывало, придавил своим телом. И вдруг замер. Насмешка пропала из его глаз, в них сверкнуло явное и однозначное удивление.
У самого горла ментора, там, где бугорком выделялся кадык, остриё Кааса крепко прижималось к мужской коже. Я даже не поняла, как это произошло — просто в долю мгновения в мои вены хлынула кипящая смола. Обволакивающая своей чернотой, она выжгла разум, лишила мыслей, превратила меня в зверя, ведомого лишь одним желанием — защищаться! Я не помнила, как рукоять Кааса скользнула в мою руку, как кинжал успел встать между мной и Джером колючей преградой. Словно сам живой Каас управлял моим телом в этот момент, снова подталкивая к убийству ментора.
— Не останавливайся, — ласково шепнул Джер, нагибаясь ниже. — Маленький смертоносный вихрь.
Я задрожала от его голоса. Лезвие проткнуло кожу, и алая бусина крови медленно покатилась по кинжалу, упала на мою сорочку. Я всхлипнула против желания, и внезапная пустота, возникшая в ту секунду, пока капля чертила красную дорожку по лезвию, заполнилась стыдом, трепетом и страхом. Мой разум корчился в этом судорожном контрасте, отказываясь признавать ситуацию. Мы лежали на его кровати не как ментор и мейлори, а как мужчина и женщина, как любовники, и любой, кому довелось бы это увидеть, без сомнений подтвердил бы сходство. Пламя вспыхнуло вдоль внезапно чуткого хребта, и я выгнулась, отчего только теснее прижалась к мужскому телу, и Джер раскрыл губы, ловя мой резкий выдох. Джер, всё ещё нанизанный на кончик моего кинжала… Толмунд! Неужели я снова посмела поднять руку на своего ментора?
— Прости, — зашептала я, торопливо отталкивая Кааса подальше.
— Это ты меня прости, — Джер медленно поднялся, и я чуть не застонала. — Тебе лучше уйти.
Кончики моих волос потянулись за ним десятками мостиков. И я даже приподнялась следом, чтобы не разрывать эти видимые связи. В слабом освещении губы ментора казались твёрдыми, высеченными из камня. Он сжал зубы, и от этого скулы стали ещё острее, по мужской шее побежала красная капля. А глаза… Глаза я не видела. Потому что Джер старательно отводил взгляд. Впервые в жизни.
— Ну прости меня! — отчаянно взмолилась я. — Не знаю, как это вышло, меня как будто подменили…
Я кинулась к нему, но он грубо схватил меня за плечи и оттолкнул.
— Уйди, Юна, — зло попросил ментор.
Он вернулся к своему столу, опёрся руками о каменную столешницу. Я заметила, как сорочка натянулась на мужской спине, очерчивая напряженные мышцы. Джер злился на меня, возможно, даже был разочарован. Но я не собиралась сдаваться. Подбежала, нырнула под одну его руку, отодвинула задом книги, уселась на стол и крепко обхватила руками.
— Пожалуйста, извини, — запричитала я. — Клянусь, я больше никогда не подниму на тебя руку. Ни разу в жизни!
— Не бросайся клятвами, — ментор криво ухмыльнулся, а это уже было неплохо.
Я подползла ещё ближе, прижалась. Заледеневший кончик носа упёрся в точную копию моего чёрного паука, и я боялась пошевелиться. Вдруг спугну притихшего Джера? Так и дышала ему в шею, едва осмеливаясь втягивать запах его кожи и крови. В голове отточенным хронометром стучали слова Банфик: «зажатость», «холодность», «сухость». А сердце, беспокойное сердце, казалось, опережало тот темп, который сотрясает сам мир, и ухало где-то в животе. А что, если бы он не остановился? Я бы тогда тоже… не остановилась? Я бы зарезала своего ментора в порыве бессознательного страха перед его близостью? Нет… Никогда.
— Уйди, наконец, — процедил Джер, больно натягивая мои волосы на затылке.
Ещё свежая глубокая царапина заблестела прямо перед глазами, как напоминание о скоротечном безумии. Может, у меня и правда дурная кровь Тезарии Горст? Может, моя душа изначально была тёмной, а сейчас просто начала проявлять свою суть? Я потрясла головой, отгоняя непрошенные мысли. Джер запустил ладонь в мои волосы и прижался губами к макушке, как делал это раньше много раз. Я застыла, прислушиваясь к его дыханию. В отличие от всех предыдущих разов, сейчас ментор дышал загнанно, как попавший в ловушку зверь.
Мейлори не должна чувствовать связи. Нет. Но мне казалось, что я всегда ощущала эмоции ментора острее собственных, как будто они лились сквозь меня магией. Отдавались громким эхом в сознании и сотрясали тело. Сейчас Джер пронзал меня до самого скелета кончиками своих подрагивающих ресниц, выжигал под кожей пустыню тяжёлым дыханием и жалил прикосновениями.
Над порезом наливалась новая капля, и мне вдруг неистово, до тупой боли в груди захотелось остановить её падение. Алая крупинка жизни ментора — самого важного, что у меня было, — опасно подрагивала в такт биения его сердца. И я не придумала ничего лучше, чем слизать выпущенную мною же кровь. Губы легко скользнули по шее Джера, и на языке появился знакомый солоноватый привкус. Джер дёрнулся, как от пощёчины, и резко отлетел от меня на три шага.
— Джер, я…
— Пошла вон! — рявкнул ментор так, что меня чуть не снесло его грубым приказом.
Ещё не успев ничего сообразить, я быстро собрала разбросанное по дому оружие, подхватила накидку, прижала её к груди, задом пятясь от взбесившегося ментора. Хлопнула дверью, стараясь успокоить дрожь и выпрыгивающее из груди сердце. Сделала два ошалелых шага к дорожке, но силой воли заставила себя врасти в порог, чтобы досчитать до десяти. Вдруг он пойдёт за мной?…
На первом же счёте за спиной что-то рухнуло, загремело, разбилось, и я не выдержала. Рванула к дорожке так, как будто в доме был не мой ментор, а самый лютый в мире зверь. Лихорадочное волнение подгоняло меня посильнее шквального ветра, подхватывающего снежные вихри. Лицо кололо ледяными иглами, ноги подгибались, но я неслась вперёд, не разбирая дороги. За что он так со мной? Я ведь и правда — не хотела…
Остановилась только посредине облачного моста. Не знаю, почему я пришла именно сюда, а не в бестиатриум. Возможно, боялась встретить кого-то по пути — не хотелось, чтобы меня видели такую: растрёпанную, потерянную, дрожащую.
Метель буйствовала даже здесь. Тысячи снежинок белыми комарами проносились сквозь резные каменные ограждения, оседали пушистыми коронами на потухшие шарики фонарей.
Я спряталась от колючей стихии в библиотечной башне, но спускаться вниз не стала. Скрутила спутанные волосы в жгут, накинула капюшон, чтобы случайные студенты не узнали меня со спины. Оперлась о подоконник под круговыми окнами и тяжело вздохнула. Идти мне было некуда.
Бледное солнце уже перевалило небесный пик и клонилось к вершине Сомнидракотуля. Ровно год назад, в девятый день от Красной Луны, на раскалённом драконьем вулкане я дала клятву мейлори. Приняла своего ментора, которого на тот момент считала чудовищем. Теперь же я слепым щенком льнула к теплу этого чудовища, до последней крохи слизывая с мужских ладоней скупую заботу, и мечтала о большем. В ответ он только хмурился, прогонял меня, не подпускал к себе близко.
За спиной мелькнул какой-то студент, затормозил ненадолго и сразу же нырнул в книжное пекло. Меня обдало сквозняком, и пара прядей выбились. Лёгкий аромат напомнил мне о мужских пальцах в моих волосах, о легких касаниях… Я покрепче вцепилась в холодный камень.
Джеру нравилось. Я ведь видела: ему и правда нравилось! И мне нравилось. Я хотела, чтобы это продолжалось. Почему же моё тело, моё непослушное, слишком быстрое, глупое тело среагировало быстрее желания?… Почему каждый раз, когда наступал момент острой нежности я ощетинивалась в ответ колючим ежом, пугалась потревоженной пташкой и пряталась в раковину, как улитка?!
Костяшки пальцев, обхватывающих подоконник, побелели от злости. Я бы выломала кусок камня, если б у меня хватило сил. Способностью крушить я обладала превосходно. Потому что весь год, с тех самых пор, как у меня появился ментор, я только и занималась тем, что училась сражаться, противостоять судьбе, сеять вражду и уничтожать. Училась у него же. Но это было так… грубо!
Ноготь зашуршал по заиндевевшему стеклу, вышкрябывая корявые буквы имени. Я обвела его в романтический символ, как делали девушки на скучных занятиях магистра Айро. Криво усмехнулась… глупость. Я не знала, как нужно проявлять свою нежность. Устало подула на наивное творчество, потёрла рукавом. В подтаявшей проплешине показались вершины гор, почти неразличимые за белой пеленой. Ранний снег беспорядочно парил над академией, взлетал, кружил, забивался в каменные щели. Далеко внизу колыхались маковки сосен — тёмные пушистые точки, качающиеся под скорбную песню метели.
Я мечтала, чтобы Джер воспринимал меня не только, как мейлори. Но в действительности не могла представить себе даже его поцелуя. Каково это — трогать губами твёрдый мужской рот? Свободно отдаваться во власть другого человека? Ощущать себя в его руках не напакостившим котёнком, а возлюбленной? Я со злостью выплюнула прилипший к губам волосок. Ответов на эти вопросы у меня не было. Но где-то в глубине сознания появилась надежда найти их у того, кто наверняка знал эти ответы. Эти и многие, многие, многие другие простые ответы о такой сложной человеческой природе.
*
В закатном солнце огромный пузырь крыши Церемониального Зала казался половинкой яблока. Недозрелого, но уже зарумянившегося с подсвеченного бока. Метель прекратилась, и оранжевые лучи свободно пробивались сквозь редкие тучи, делая корку снега похожей на позолоту. Вся осенняя растительность скрылась под пушистой пеленой, и только ёлки торчали бесформенными снеговиками вдоль ещё не расчищенных дорожек.
Куиджи важно ходил у высоких ворот, заложив руки за спину. За ним тянулась вереница следов, и снег ритмично похрустывал от шагов ментального мага. Развесёлый Нед чертил палкой неприличные символы на гладком белоснежном полотне, а Мона я вообще заметила не сразу — целитель спрятался за высоким сугробом, нежно обнимая ящик со склянками.
— …таким обг’азом, я пг’ишёл к выводу, что магия икша сг’одни ментальной, и я смогу г’азобг’аться в её пг’инципах, — донеслось до меня, когда я подошла совсем близко.
Остановилась у святилища Девейны. Высокая башня храма со змеёй и чашей над входом открывала божественный ряд святилищ, окружающих Церемониальный Зал, поэтому располагалась ближе всех к воротам. Я прислонилась плечом к плотной кладке. Запах ритуальной амбры защекотал нос, и я зажала его пальцами, чтобы не чихнуть. Увлечённые друг другом студенты меня даже не заметили.
— Нед, а тебе не показалось, что яд с головной части туловища токсичнее, чем с конечностей? — Мон сдвинул брови, перебирая свои склянки. Большая часть была пустой. — Молодые особи имеют более или менее ядовитую кровь?
Студент Лоза говорил тихо, смешно оттопыривая верхнюю губу с редким светлым пушком. Он сидел прямо на снегу и был так увлечён своим ящиком, что не заметил, как накидка не большом животе разъехалась, обнажив золотистые пуговки форменного жилета.
— Мне показалось только то, что они хотят меня сожрать, — Нед плюнул через плечо. — Но ты можешь предложить им вопросный лист прежде, чем они разделают тебя на рагу.
Куиджи захохотал, и даже Мон сверкнул своей щербинкой между белоснежных зубов.
— Почему-то мне кажется, что вы замышляете какую-то дурость, — дала я знать о своём присутствии. — Прямо перед взорами богов!
— Юна! — обрадовался Куиджи. — Наконец-то! Солнце ског’о сядет, а мы ещё даже не начинали!
Мон с готовностью поднялся, звякнув ящиком, а Нед глянул на меня с таким невинным и непричастным видом, что я убедилась совершенно точно: дело нечисто. Комдор отвёл глаза и с преувеличенным интересом вернулся к рисованию.
— Не стыдно перед богиней за свои художества? — кивнула я на характерные изображения прямо позади святилища, понятные и без сопутствующих надписей.
Глянула строго, надеясь, что Комдор поймёт: я уже чувствую неладное в его поведении.
— Так она там, — неопределённо махнул рукой Нед то ли на святилище, то ли на небеса. — Ей оттуда невидно.
— Мы все оголены пред взором Девейны, — серьёзно напомнил Мон. — И дела наши, и помыслы, и грёзы.
— Мне, очевидно, тоже, — рассеянно буркнула я, прицеливаясь.
— Вот как раз тебе, — Джер перехватил стрелу, закинул обратно в колчан, отложил его подальше. — Не пользоваться этой силой — просто преступление.
Ментор сомкнул пальцы на изгибе Карнеума и выдрал лук из моих рук. Я даже почти услышала — клянусь! — как мой верный символ удачи заголосил проклятия в ответ на такое обращение.
Резко села, чтобы возмутиться наглым вмешательством в тренировку, но передумала.
Джер сидел неблизко, на расстоянии вытянутой руки, но что-то происходило с ним. Ментор снова смотрел на меня… Но в мужском взгляде было что-то новое, дикое. Не усмешка, не упрёк, не одобрение и не снисходительность к докучливой мейлори. Глаза его были яркие, густо-зелёные, и только у самого зрачка вихрилась темнота помешательства. Я видела такое только раз, у Кааса, перед тем, как он вышел из злосчастного грота и начал свою пытку. Что это было? Предвкушение кровавых ритуалов? Острый азарт? Безумие?
Я тяжело сглотнула — во рту пересохло. Отодвинулась. И этим словно разрушила хрупкую преграду, сдерживающую хищный инстинкт — Джер моментально оказался рядом. Почему-то подумалось — схватит, набросится, вгрызётся в горло — прямо в знак соединения, вырвет сердце. И тут же визгливо хохотнула — какие глупости! Джер специально это делает, доказывая мне важность занятий Банфик. Он меня не тронет. Он же мой ментор!
Должно быть, ментор почувствовал страх по связи, или мысли отразились у меня на лице, но он остановился. Застыл прямо перед моим лицом, внимательно меня разглядывая. Хотя что там можно было разглядеть?
— Никогда не думал, что придётся защищать тебя от себя самого, — голос его низкий и холодный, какой-то… обречённый.
Я резко втянула воздух — тот, который он выдохнул, и Джер усмехнулся. Опустил взгляд на мои губы, потом ещё ниже — куда-то на грудь. Смутившись от такой резкой перемены, я снова отодвинулась, прижалась вплотную к спинке кровати и обхватила себя руками. Но ментора интересовали не мои формы. Он осторожно поднял одну мою косу и стянул ленту. Мужские пальцы легко забегали между прядями, расплетая косичку.
— Зачем?… — только и смогла выдавить я.
Даже сама не знала, о чём спрашивала — зачем он меня пугает? Зачем сидит так близко? Зачем трогает?
— Хочу посмотреть, — коротко ответил ментор.
Свободные от плетения волосы окутали покрывалом моё плечо, разбрасывая горьковато-фруктовый аромат. Джер принялся за вторую косу. И я, сидя окаменелой статуей, вдруг подумала: почему я позволяю это делать? Я ведь не из робких, но рядом с ментором становлюсь как будто глупее, младше, пугливее. Сижу послушной куклой, с которой играет хозяин, и не сопротивляюсь. Почему так? И сразу же ответила: потому что мне это нравилось. Нравилось, как его пальцы порхали по моим волосам, иногда касаясь кожи у самых щёк, обжигая случайными прикосновениями. Нравилось наблюдать за ним — увлечённым, задумчивым и в то же время нетерпеливым, как ребёнок, открывающий долгожданный подарок.
— Давно хотел это сделать, — вкрадчиво признался Джер.
Он потянул широкую прядь, намотал на палец, поднял повыше и осыпал каштановым водопадом. Белый локон мелькнул и скрылся в общей массе. Я так и сидела — неподвижно, растерянно, боясь даже случайным вздохом нарушить таинство момента. Я знала, что ментор хотел преподать мне урок. Но, кажется, увлёкся. Джер смотрел на свет, льющийся сквозь мои волосы, и думал о чём-то своём.
— Разве сегодня вы завтракали баторскими апельсинами? — невпопад спросил ментор. Он так же задумчиво поднёс прядь к губам и вдохнул запах. — Твои волосы пахнут иначе.
— Нет, — тихо зашептала я. — Это всё икша… То есть Фиди… Это она… То есть, такая специальная мазь, или не мазь… Из-за неё пахнет… — поток мыслей оборвался внезапным вопросом. — Тебе нравится?
— Нравится? — хрипло переспросил он и снова рассеянно посмотрел на прядь в своей ладони. — Мне нравится оружейная сталь, породистые лошади и закат над горными пиками Кроуница. Нравится торжественное золочение Лангсорда и мрачные шпили Варромара над болотами. А это, — он смотрел на мои волосы как на диковинку, что-то такое, что он видел впервые. — Это то, что не может мне нравится, Юна. Не должно.
Я подалась к нему, упираясь руками в покрывало. Теперь отшатнулся он, будто я хотела ему навредить. Пришлось встать на четвереньки, чтобы подползти ещё ближе и уткнуться носом в колючую щеку. Джер заледенел, позволяя мне вдыхать его запах.
— Справедливый обмен, помнишь? — шёпотом, чтобы не спугнуть, напомнила я.
И взвизгнула, когда Джер подхватил меня подмышки, перевернул, уложил к себе на колени и безжалостно защекотал! Такой подлости я не ожидала! Замолотила руками, как девчонка, совсем забыв о навыках, сдула с лица волосы, которые так и норовили забиться в рот.
— Вы быстро учитесь, студентка Горст, — смеялся надо мной Джер, пробегаясь пальцами по рёбрам под зелёным жилетом.
Я извивалась ужом, упиралась ладонями в его подбородок, но он снова и снова хватал мои запястья одной рукой и продолжал жестокую пытку.
— Прекрати!.. — хохотала я, зажмуриваясь от смеха. — Это нечестно!
— Конечно, нечестно, — согласился Джер. — Ты забыла, что мне стоит доверять в последнюю очередь.
— Ну хватит! — уже серьёзно потребовала я, стараясь сдерживать смех. — Джер, ну перестань!
— Обещай прилежно учиться на занятиях магистра Банфик! — потребовал коварный вымогатель, и не думая останавливаться.
Я попыталась пнуть Джера коленом, но ментор поймал его, стряхнул меня на смятое покрывало, придавил своим телом. И вдруг замер. Насмешка пропала из его глаз, в них сверкнуло явное и однозначное удивление.
У самого горла ментора, там, где бугорком выделялся кадык, остриё Кааса крепко прижималось к мужской коже. Я даже не поняла, как это произошло — просто в долю мгновения в мои вены хлынула кипящая смола. Обволакивающая своей чернотой, она выжгла разум, лишила мыслей, превратила меня в зверя, ведомого лишь одним желанием — защищаться! Я не помнила, как рукоять Кааса скользнула в мою руку, как кинжал успел встать между мной и Джером колючей преградой. Словно сам живой Каас управлял моим телом в этот момент, снова подталкивая к убийству ментора.
— Не останавливайся, — ласково шепнул Джер, нагибаясь ниже. — Маленький смертоносный вихрь.
Я задрожала от его голоса. Лезвие проткнуло кожу, и алая бусина крови медленно покатилась по кинжалу, упала на мою сорочку. Я всхлипнула против желания, и внезапная пустота, возникшая в ту секунду, пока капля чертила красную дорожку по лезвию, заполнилась стыдом, трепетом и страхом. Мой разум корчился в этом судорожном контрасте, отказываясь признавать ситуацию. Мы лежали на его кровати не как ментор и мейлори, а как мужчина и женщина, как любовники, и любой, кому довелось бы это увидеть, без сомнений подтвердил бы сходство. Пламя вспыхнуло вдоль внезапно чуткого хребта, и я выгнулась, отчего только теснее прижалась к мужскому телу, и Джер раскрыл губы, ловя мой резкий выдох. Джер, всё ещё нанизанный на кончик моего кинжала… Толмунд! Неужели я снова посмела поднять руку на своего ментора?
— Прости, — зашептала я, торопливо отталкивая Кааса подальше.
— Это ты меня прости, — Джер медленно поднялся, и я чуть не застонала. — Тебе лучше уйти.
Кончики моих волос потянулись за ним десятками мостиков. И я даже приподнялась следом, чтобы не разрывать эти видимые связи. В слабом освещении губы ментора казались твёрдыми, высеченными из камня. Он сжал зубы, и от этого скулы стали ещё острее, по мужской шее побежала красная капля. А глаза… Глаза я не видела. Потому что Джер старательно отводил взгляд. Впервые в жизни.
— Ну прости меня! — отчаянно взмолилась я. — Не знаю, как это вышло, меня как будто подменили…
Я кинулась к нему, но он грубо схватил меня за плечи и оттолкнул.
— Уйди, Юна, — зло попросил ментор.
Он вернулся к своему столу, опёрся руками о каменную столешницу. Я заметила, как сорочка натянулась на мужской спине, очерчивая напряженные мышцы. Джер злился на меня, возможно, даже был разочарован. Но я не собиралась сдаваться. Подбежала, нырнула под одну его руку, отодвинула задом книги, уселась на стол и крепко обхватила руками.
— Пожалуйста, извини, — запричитала я. — Клянусь, я больше никогда не подниму на тебя руку. Ни разу в жизни!
— Не бросайся клятвами, — ментор криво ухмыльнулся, а это уже было неплохо.
Я подползла ещё ближе, прижалась. Заледеневший кончик носа упёрся в точную копию моего чёрного паука, и я боялась пошевелиться. Вдруг спугну притихшего Джера? Так и дышала ему в шею, едва осмеливаясь втягивать запах его кожи и крови. В голове отточенным хронометром стучали слова Банфик: «зажатость», «холодность», «сухость». А сердце, беспокойное сердце, казалось, опережало тот темп, который сотрясает сам мир, и ухало где-то в животе. А что, если бы он не остановился? Я бы тогда тоже… не остановилась? Я бы зарезала своего ментора в порыве бессознательного страха перед его близостью? Нет… Никогда.
— Уйди, наконец, — процедил Джер, больно натягивая мои волосы на затылке.
Ещё свежая глубокая царапина заблестела прямо перед глазами, как напоминание о скоротечном безумии. Может, у меня и правда дурная кровь Тезарии Горст? Может, моя душа изначально была тёмной, а сейчас просто начала проявлять свою суть? Я потрясла головой, отгоняя непрошенные мысли. Джер запустил ладонь в мои волосы и прижался губами к макушке, как делал это раньше много раз. Я застыла, прислушиваясь к его дыханию. В отличие от всех предыдущих разов, сейчас ментор дышал загнанно, как попавший в ловушку зверь.
Мейлори не должна чувствовать связи. Нет. Но мне казалось, что я всегда ощущала эмоции ментора острее собственных, как будто они лились сквозь меня магией. Отдавались громким эхом в сознании и сотрясали тело. Сейчас Джер пронзал меня до самого скелета кончиками своих подрагивающих ресниц, выжигал под кожей пустыню тяжёлым дыханием и жалил прикосновениями.
Над порезом наливалась новая капля, и мне вдруг неистово, до тупой боли в груди захотелось остановить её падение. Алая крупинка жизни ментора — самого важного, что у меня было, — опасно подрагивала в такт биения его сердца. И я не придумала ничего лучше, чем слизать выпущенную мною же кровь. Губы легко скользнули по шее Джера, и на языке появился знакомый солоноватый привкус. Джер дёрнулся, как от пощёчины, и резко отлетел от меня на три шага.
— Джер, я…
— Пошла вон! — рявкнул ментор так, что меня чуть не снесло его грубым приказом.
Ещё не успев ничего сообразить, я быстро собрала разбросанное по дому оружие, подхватила накидку, прижала её к груди, задом пятясь от взбесившегося ментора. Хлопнула дверью, стараясь успокоить дрожь и выпрыгивающее из груди сердце. Сделала два ошалелых шага к дорожке, но силой воли заставила себя врасти в порог, чтобы досчитать до десяти. Вдруг он пойдёт за мной?…
На первом же счёте за спиной что-то рухнуло, загремело, разбилось, и я не выдержала. Рванула к дорожке так, как будто в доме был не мой ментор, а самый лютый в мире зверь. Лихорадочное волнение подгоняло меня посильнее шквального ветра, подхватывающего снежные вихри. Лицо кололо ледяными иглами, ноги подгибались, но я неслась вперёд, не разбирая дороги. За что он так со мной? Я ведь и правда — не хотела…
Остановилась только посредине облачного моста. Не знаю, почему я пришла именно сюда, а не в бестиатриум. Возможно, боялась встретить кого-то по пути — не хотелось, чтобы меня видели такую: растрёпанную, потерянную, дрожащую.
Метель буйствовала даже здесь. Тысячи снежинок белыми комарами проносились сквозь резные каменные ограждения, оседали пушистыми коронами на потухшие шарики фонарей.
Я спряталась от колючей стихии в библиотечной башне, но спускаться вниз не стала. Скрутила спутанные волосы в жгут, накинула капюшон, чтобы случайные студенты не узнали меня со спины. Оперлась о подоконник под круговыми окнами и тяжело вздохнула. Идти мне было некуда.
Бледное солнце уже перевалило небесный пик и клонилось к вершине Сомнидракотуля. Ровно год назад, в девятый день от Красной Луны, на раскалённом драконьем вулкане я дала клятву мейлори. Приняла своего ментора, которого на тот момент считала чудовищем. Теперь же я слепым щенком льнула к теплу этого чудовища, до последней крохи слизывая с мужских ладоней скупую заботу, и мечтала о большем. В ответ он только хмурился, прогонял меня, не подпускал к себе близко.
За спиной мелькнул какой-то студент, затормозил ненадолго и сразу же нырнул в книжное пекло. Меня обдало сквозняком, и пара прядей выбились. Лёгкий аромат напомнил мне о мужских пальцах в моих волосах, о легких касаниях… Я покрепче вцепилась в холодный камень.
Джеру нравилось. Я ведь видела: ему и правда нравилось! И мне нравилось. Я хотела, чтобы это продолжалось. Почему же моё тело, моё непослушное, слишком быстрое, глупое тело среагировало быстрее желания?… Почему каждый раз, когда наступал момент острой нежности я ощетинивалась в ответ колючим ежом, пугалась потревоженной пташкой и пряталась в раковину, как улитка?!
Костяшки пальцев, обхватывающих подоконник, побелели от злости. Я бы выломала кусок камня, если б у меня хватило сил. Способностью крушить я обладала превосходно. Потому что весь год, с тех самых пор, как у меня появился ментор, я только и занималась тем, что училась сражаться, противостоять судьбе, сеять вражду и уничтожать. Училась у него же. Но это было так… грубо!
Ноготь зашуршал по заиндевевшему стеклу, вышкрябывая корявые буквы имени. Я обвела его в романтический символ, как делали девушки на скучных занятиях магистра Айро. Криво усмехнулась… глупость. Я не знала, как нужно проявлять свою нежность. Устало подула на наивное творчество, потёрла рукавом. В подтаявшей проплешине показались вершины гор, почти неразличимые за белой пеленой. Ранний снег беспорядочно парил над академией, взлетал, кружил, забивался в каменные щели. Далеко внизу колыхались маковки сосен — тёмные пушистые точки, качающиеся под скорбную песню метели.
Я мечтала, чтобы Джер воспринимал меня не только, как мейлори. Но в действительности не могла представить себе даже его поцелуя. Каково это — трогать губами твёрдый мужской рот? Свободно отдаваться во власть другого человека? Ощущать себя в его руках не напакостившим котёнком, а возлюбленной? Я со злостью выплюнула прилипший к губам волосок. Ответов на эти вопросы у меня не было. Но где-то в глубине сознания появилась надежда найти их у того, кто наверняка знал эти ответы. Эти и многие, многие, многие другие простые ответы о такой сложной человеческой природе.
*
В закатном солнце огромный пузырь крыши Церемониального Зала казался половинкой яблока. Недозрелого, но уже зарумянившегося с подсвеченного бока. Метель прекратилась, и оранжевые лучи свободно пробивались сквозь редкие тучи, делая корку снега похожей на позолоту. Вся осенняя растительность скрылась под пушистой пеленой, и только ёлки торчали бесформенными снеговиками вдоль ещё не расчищенных дорожек.
Куиджи важно ходил у высоких ворот, заложив руки за спину. За ним тянулась вереница следов, и снег ритмично похрустывал от шагов ментального мага. Развесёлый Нед чертил палкой неприличные символы на гладком белоснежном полотне, а Мона я вообще заметила не сразу — целитель спрятался за высоким сугробом, нежно обнимая ящик со склянками.
— …таким обг’азом, я пг’ишёл к выводу, что магия икша сг’одни ментальной, и я смогу г’азобг’аться в её пг’инципах, — донеслось до меня, когда я подошла совсем близко.
Остановилась у святилища Девейны. Высокая башня храма со змеёй и чашей над входом открывала божественный ряд святилищ, окружающих Церемониальный Зал, поэтому располагалась ближе всех к воротам. Я прислонилась плечом к плотной кладке. Запах ритуальной амбры защекотал нос, и я зажала его пальцами, чтобы не чихнуть. Увлечённые друг другом студенты меня даже не заметили.
— Нед, а тебе не показалось, что яд с головной части туловища токсичнее, чем с конечностей? — Мон сдвинул брови, перебирая свои склянки. Большая часть была пустой. — Молодые особи имеют более или менее ядовитую кровь?
Студент Лоза говорил тихо, смешно оттопыривая верхнюю губу с редким светлым пушком. Он сидел прямо на снегу и был так увлечён своим ящиком, что не заметил, как накидка не большом животе разъехалась, обнажив золотистые пуговки форменного жилета.
— Мне показалось только то, что они хотят меня сожрать, — Нед плюнул через плечо. — Но ты можешь предложить им вопросный лист прежде, чем они разделают тебя на рагу.
Куиджи захохотал, и даже Мон сверкнул своей щербинкой между белоснежных зубов.
— Почему-то мне кажется, что вы замышляете какую-то дурость, — дала я знать о своём присутствии. — Прямо перед взорами богов!
— Юна! — обрадовался Куиджи. — Наконец-то! Солнце ског’о сядет, а мы ещё даже не начинали!
Мон с готовностью поднялся, звякнув ящиком, а Нед глянул на меня с таким невинным и непричастным видом, что я убедилась совершенно точно: дело нечисто. Комдор отвёл глаза и с преувеличенным интересом вернулся к рисованию.
— Не стыдно перед богиней за свои художества? — кивнула я на характерные изображения прямо позади святилища, понятные и без сопутствующих надписей.
Глянула строго, надеясь, что Комдор поймёт: я уже чувствую неладное в его поведении.
— Так она там, — неопределённо махнул рукой Нед то ли на святилище, то ли на небеса. — Ей оттуда невидно.
— Мы все оголены пред взором Девейны, — серьёзно напомнил Мон. — И дела наши, и помыслы, и грёзы.