Молчать и дальше было бы невежливо, поэтому пришлось ответить.
— Отсюда не видно сцены, — я вытянула шею, но заметила только подол платья актрисы. — И почти не слышно голосов. Только музыка.
Мелодия как раз взобралась и рванула хором голосов и инструментов, вызывая новый гром оваций. Зрители неотрывно смотрели на сцену, их глаза горели, как блики от драгоценностей. Щеки дам алели румянцем, и даже мужчины увлечённо раскрыли рты, внимая завораживающему зрелищу.
Демиург не пытался следить за спектаклем или зрителями. Он быстро нашёл взглядом Джера и Элигию. Я попыталась уловить эмоцию, понять, что он чувствует при виде их. Ревность? Обиду? Ненависть? Злость? Кем была для него Элигия? Разобрать этого было невозможно, потому что на лице кровавого мага была всё та же довольная полуулыбка, с которой он появился в этой ложе.
— Тогда я вам расскажу, — от взмаха мужской руки ложа наполнилась тысячами бликов, словно он кинул горсть иллюзорных звёзд. — Это новая и очень красивая сказка, одна из историй любви Квертинда под названием «Асмодей». Трагическая, конечно.
— Мне не нравятся истории о любви, — осторожно ответила я, отступая на полшага.
Глаза сами собой оценили варианты побега. За нашими спинами натягивались тросы и с шумом падали вниз, приглушая шум из зала, крутились и поскрипывали подъёмные механизмы, создавая декорации для зрителей. Бежать было бессмысленно, но я едва удерживалась от этой идеи. Точно так же, как с трудом удерживала страх внутри своего сознания, не позволяя ему завладеть мной. Но каждый раз, когда разноцветные глаза Господина Демиурга останавливались на мне, я леденела изнутри. Я не могла вспомнить, когда последний раз испытывала такой необъяснимый трепет перед живым человеком. Наверное, только когда познакомилась с Джером.
— А о чём нравятся? — Демиург сощурился, разглядывая меня.
— О странствиях, — ответила я, перебарывая гнетущую робость, потом подумала и добавила: — И о свободе.
В его ярких глазах, в его лице был отпечаток личности кровавого мага — неуловимый. Словно он был — древнее могущественное заклятие, о котором мир договорился молчать. И я не могла не признать, что меня это дико увлекало. Хотелось всматриваться в него, как в гладь воды, спокойную, но передающую таящуюся внутри опасность.
— Любовь, свобода, приключения, — он вздохнул. — У них гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Каждый предпочитает верить в то, что ему ближе. Но в конце концов, это всё просто игры, в которые играют взрослые дети. Весь мир — большой театр, и мы постоянно становимся в нём то зрителем, то актёром. Поэтому люди так любят спектакли. Они — отражение их жизней и ролей.
— Ни один спектакль не отражает моей жизни, — быстро воспротивилась я таким суждениям.
На удивление, говорить откровенно с Демиургом было легко. Мы говорили почти впервые, но у меня было ощущение, что знакомы мы целую вечность. И что он всегда был рядом.
— Напрасно вы так думаете, — Демиург потёр подбородок и блики от камней снова заиграли светом. — Даже «Асмодей» близок Вам настолько, что вы бы удивились, едва ознакомившись с его сюжетом и историей.
— Если только он о дочери убийцы королей, — фыркнула я в ответ.
— Он о предательстве, — торопливо пояснил Демиург. — Об одном из видов. О том, как влюблённая женщина покинула семью, оставив мужа и сына. И о том, к чему привёл её выбор.
— Обычное дело, — я разочарованно пожала плечами. — Королева Анна Иверийская, моя мать, и ещё сотни женщин поступали именно так. В нашей библиотеке появилась новая история «М и м», и хоть я её не читала, убеждена, что там тоже есть женщина, предавшая своего мужа ради любви. Эти легенды, Господин Демиург, похожи одна на другую, как ягоды с одного куста. Какая-то мельче, какая-то крупнее, но все падают в одну корзину, где их не различить. Скажите, героиня «Асмодея» погибла?
— Сбросилась с высокой башни, — кивнул мой собеседник. — Оставив семью, прекрасная леди Мелли прожила недолго в счастье. Любовь угасла от времени, покинула сердце её избранника, и бедняжка, обезумев от ревности, лишила себя жизни.
Я торжествующе улыбнулась. Ощущение победы придало мне сил и азарта, заглушило страх и робость. На сцене траурно зазвенели колокольчики, жалобно заплакал какой-то музыкальный инструмент.
— Вот видите, — продолжила довольно улыбаться. — Сплошные повторения от истории к истории. Чем же «Асмодей» отличается от других похожих пьес?
— Деталями, — загадочно пояснил хозяин театра. — В них всегда кроется сам дьявол.
— Дьявол? — уже открыто насмехалась я. — Это ещё кто?
В ответ он сделал шаг ко мне, тронул за рукав.
— Тот, кто исполняет желания, — шепнул Демиург. — По веллапольской легенде, главный из демонов, властелин подземелья, подобный Толмунду. Но, в отличие от кровавого бога, более проницательный.
— Не верю в эти легенды, — я одёрнула руку, отстранилась. — Магистр Калькут говорила, что веллапольцы не чувствуют присутствуя своих богов… или демонов. Их маги не заполняют тиали, не читают воззвания и даже не творят никакой магии, кроме ментальной. А её невозможно увидеть.
Я всё ещё дышала часто, и от звуков оркестра волоски на руках встали дыбом. В приглушённом свете, от запаха сотен свечей у меня закружилась голова.
— Правдивы эти легенды или нет, — Демиург не стал снова меня трогать, но и не отошёл, — главное, что они позволяют управлять людьми. Народные предания не были бы столь могущественны, если бы целиком состояли из неправды. Особенно в Квертинде, где ещё существует магия.
Я осеклась. До недавнего времени Господин Демиург сам был для меня легендой. Я, как многие квертиндцы, не была уверена в его существовании… И поэтому тронула его за руку. Неожиданно сама для себя, повинуясь какому-то внезапному порыву. Наверное, мне хотелось убедиться, что рядом со мной действительно живой человек, а не призрак. Здесь, в полутёмной ложе, мне как будто открылся целый мир, откровение о том, что есть иная жизнь.
— Как управляете вы, — завороженно подтвердила я.
Мелкие пятна света и причудливые тени создавали маску для создателя Ордена Крона, и правдивым оставался только голос из полутьмы, проникающий прямиком в мой разум. Этот голос волновал меня ещё больше, чем музыка. Он был полон тайны, искущающей и дурманящей. Всё это было так непривычно мне, так незнакомо, отчего создавалось ощущение, что в реальный мир проник призрачный сон.
То, что происходило, было до конца неясно мне самой. Но это… будоражило.
— Расскажите мне, — выпалила я, ещё не успев придумать, о чём хочу попросить рассказ. Просто очень хотелось снова услышать мужчину, — О спектакле. Что означает «Асмодей»?
Он не удивился, только коротко кивнул и заговорил:
— «Асмодей» — это совершенно безупречный голубой бриллиант, что был одной из первых находок в шахтах Галиофских утёсов сразу после их завоевания войсками Квертинда, — тросы за спиной Демиурга натянулись и со свистом грохнулись вниз. — Предположу, ты наслышана о том, что знатные семьи тогда поделили между собой самые крупные драгоценные камни, назвав их именами демонов.
Я кивнула. Один из них — драгоценный камень семьи Торн я видела на шее Дамны. Попыталась вспомнить его сложное название, но так и не смогла. Наверное, это и было какое-то мифологическое имя.
— Веллапольцы особо ценили голубые бриллианты, так как считали их глазом демона, что всегда является за своей жертвой в маске животного, — продолжил Демиург. — Асмодея. Квертиндцы с помощью магии Нарцины придали камню уникальную огранку и вставили в оправу обручального кольца из белого золота. Украшение долгие годы принадлежало одному древнему роду королевства, что зародился ещё до правления Тибра. Тому самому, в который довелось попасть несчастной Мелли. Её обручили фамильным кольцом, и оно оставалось на её пальчике до самой смерти.
— Это артефакт? — логично предположила я, увлеченная рассказом.
Судьба Мелли меня не интересовала, а вот магическая сила знаменитого кольца — очень даже.
— Нет, — покачал головой Демиург. — Но по чужестранной легенде владельца этого камня ждут вечные муки страсти и ревности, будто сам сластолюбивый и жадный демон нашёптывает импульсивные желания. Возможно, «Асмодей» подтолкнул Мелли к предательству и самоубийству. Ведь именно кольцо напоминало женщине о том, что она могла бы остаться преданной женой и любящей матерью. Напоминало о том, чего она лишилась ради угасшей любви.
Звуки неожиданно стихли, голоса приглушились до шёпота, и только лёгкий звон доносился снизу. Даже свет резко поник, часть свечей угасла, и я догадалась о магии Омена. Я снова попыталась выглянуть, чтобы узнать, что происходит на сцене. Погибла Мелли или ещё нет? Кто был её возлюблённый? И являлся ли демон в образе животного несчастной женщине, пусть только на сцене этого театра?
— Вы верите в то, что демоны существуют? — шёпотом спросила я, прильнув к тонкому резному дереву перегородки.
— Демоны существуют внутри нас, Юна, — его лицо оказалось рядом, совсем близко, Демиург тоже наблюдал за едва освещённым залом. Это делало нас заговорщиками, объединяло. — И имя самому главному — человечность. В этом величие и грязь всех героев мира, и ключ к управлению человечеством и людьми. Посмотри на них.
Зал полнился волнением, трепетом и возбуждённым блеском глаз. Дамы прикрывались веерами, стыдливо кидая взгляды на своих мужчин. Зрители разволновались от спектакля, в них появился заразительный трепет и напряженное ожидание. Далеко на балконе я заметила даже два силуэта, слившихся в поцелуе. Они прятались в тени занавеси, но отсюда, сверху, их интимное единение было прекрасно заметно.
Я вдруг осознала, что совершенно забыла о цели своего визита. Кажется, впервые за всё время я отвлеклась от мыслей о менторе. И сейчас как будто увидела его впервые в этом театре. Захотелось ухватиться за эту эмоцию, развить её, чтобы не чувствовать того раздирающего душу страдания, что привело меня в эту ложу.
Элигия раскрыла малиновые губы и потянулась к уху Джера, нашептывая ему что-то сквозь полуулыбку. Джер улыбнулся и поднёс к губам её пальцы. Я отвернулась.
— Довольные, впечатлённые, влюблённые, сытые эмоцией и одновременно жадные до них. Мягкие, как разогретая глина. Я люблю наблюдать отсюда за зрителями, видеть в их зрачках каждого из демонов, что сменяют друг друга у руля сознания. Асмодей живёт в каждом из нас, — он посмотрел на меня, довольный эффектом. — И только сильный человек способен победить его в себе. Как и самого великого демона, объединящего все пороки и добродетели.
— Вы говорите о человечности? — смекнула я.
Этот разговор был теперь необходим мне, потому что со звенящим трепетом из зала в меня проникал сам веллапольский демон Асмодей. О да, он взмыл к тёмным сводам вместе с музыкой прямо от лёгкого поцелуя, которым Элигия едва заметно наградила Джера, и пронзил меня мгновенной яростью. Зубы стиснулись сами собой.
— Именно о ней, — подтвердил Демиург. — Зная реакции человека, основываясь на его привязанностях, страхах, желаниях, морали можно управлять им и предугадывать его действия. За столение я ещё ни разу не ошибался в людях.
Я скосила глаза на Господина Демиурга. За столетие… Сколько же жизней принёс в жертву Толмунду этот кровавый маг, чтобы так хорошо сохраниться? Как часто он берёт в руки ритуальный нож? Мне уже приходилось сталкиваться со смертью, я сама была убийцей, но почему-то не могла представить этого красивого и утончённого мужчину за жертвоприношением.
— Я вас помню, — призналась я. — Вы приходили к нам в Фарелби, чтобы сообщить о смерти моей матери. После этого мой отец заболел.
— Он любил её, — Демиург повернулся, и я всё-таки попятилась от его вида. — А это самый сильный крючок, на который только может попасть человек. Самая сильная зависимость и безошибочный рычаг, который действует безотказно. Игра, что приводит к поражению. Болезнь, что приводит к смерти. Как сгубила она твоего отца, что не смог пережить потерю возлюбленной.
Жуткие глаза его смотрели немигая. Я нервно сглотнула.
— Он ненавидел любовь, как и вы, — вспомнила я отца. — Говорил, что она приводит к гибели. Но он считал человечность величайшей магией.
Это было самым важным наставлением. Будучи при смерти, Кем Горст без конца повторял, даже просил, чтобы я сохранила в себе человечность. От воспоминаний к горлу подкатил ком, и я снова упёрлась взглядом в Джера. Таинство момента и беседы ускользало, теряло своего волшебство, и я возвращалась в свой мир. Мир Юны Горст, в котором не осталось никого, кому бы она была дорога. И в котором, вопреки всему, она всё ещё дышала.
— Кем Горст на себе прочувствовал все острые грани сердечной страсти, — Демиург не заметил перемены и снова посмотрел в зал. Глаза его горели восторгом и превосходством, пока он окидывал взглядом зрителей. — Любовная история — спектакль, который всегда вызывает бурные овации и слёзы. Времена меняются, дни прерываются ночами, за летом неизменно приходит осень, наука вытесняет магию, мирное время нарушают войны, но и они проходят, уступая место новому покою. Сменяются эпохи, поколения, даже мораль и добродетели. Но одно остаётся неизменно — люди несут жертвы на алтарь любви. О, этот демон самый коварный из всех, потому что он может долгое время спать, и, однажды проснувшись, разрушить всё, что было тебе дорого.
Демиург остановился глазами на Джермонде, и жёсткий рот создателя Ордена Крона тронула его таинственная полуулыбка. Мой ментор больше не наблюдал за спектаклем, а неотрывно смотрел на Элигию, томительно вытягивающуюся под его взглядом, как кошка под солнечными лучами. Пламя лизнуло меня изнутри, разлилось, как алкоголь по внутренностям, и поднялось злым жаром к вискам. Я попыталась прогнать демона ревности, но он только сильнее одолевал меня. Мне не хотелось быть такой живой и податливой, хотелось ощутить холод, стать камнем, водной гладью, куском льда. Ничего не чувствовать, не гореть в этом испепеляющем огне подозрений и ненависти.
— Вы научились этому сопротивляться? — проговорила я резче, чем хотелось.
Мне нравилось, как он говорил и нравилось слушать его. Я никогда раньше не встречала людей, кроме Джера, с которыми мне хотелось бы подолгу разговаривать. Демиург пугал меня, пугал и одновременно… манил.
— Думаю, я изначально был лишён этого изъяна. Моё появление было необычным, я скорее монстр, гибрид, чудовище, чем человек. И если ты думаешь, что это самобичевание, то ошибаешься, Юна. Всё, что я перечислил, гораздо разумнее, чем человек. В особом смысле, конечно. Лишаясь всех чувств, продравшись сквозь все демонические преграды эмоций, остаёшься только ты один, наедине со своим разумом, с тем, кого ты сам из себя сотворил, и нет ничего прекраснее этой разновидности свободы. И этого могущества. Посмотри, — позвал он, пригибаясь. — Ты видишь, как изменил их спектакль?
Я снова выглянула в зал. Конечно, я видела. К своему огорчению и злости. Но озвучивать этого совсем не хотелось. Хотелось сбежать. И желательно — забрать с собой Джера. Вырвать его из когтей хищной охотницы, что умело завлекала моего ментора в коварные сети.
— Они не понимают всей опасности страстей, — буркнула я.
— О, напротив, — заспорил Демиург. — Они прекрасно осознают и наслаждаются ими. Они осознанно впускают их в свои сердца, чтобы ощутить остроту и яркость жизни. Они желают этого, и именно за этим сюда являются. Намеренно.
Конечно, он был снова прав. Джер был слишком умён, чтобы не понимать происходящего. И вряд ли он был впервые в театре… и впервые с женщиной. Как бы я не желала вырвать его из лап Элигии, это было невозможно. Потому что он сам хотел находиться в них.
— А чего сейчас желаете вы, Юна Горст? — Демиург словно прочитал мои мысли, отчего снова сделалось не по себе.
Я не хотела больше позволять себе откровений. К тому же, отныне у меня должно было быть только одно-единственное, заветное и самое верное желание, что оставалось моим предназначением. О да, Юна Горст знала, чего она хочет, и у неё имелся ответ. Я отвернулась от ширмы, даже отошла вглубь ложи, почти к самому выходу.
— Убить Кирмоса лин де Блайта, — ровной скороговоркой выдала я, ни секунды не сомневаясь в сказанном. — Этого я хочу больше всего. Сейчас и всегда.
— Вы представляете, кто на самом деле ваш враг? — Демиург развернулся следом, и теперь я смотрела на него против света.
— Представляю, — криво усмехнулась я. — Чёрный Консул, могущественный маг с безупречной репутацией, выдающимися способностями и армией Квертинда в подчинении. Который думает, что неуязвим.
— У всех есть уязвимости, — протянул Демиург, неотрывно рассматривая меня. — И у него тоже. По крайней мере, в одной я его подозреваю.
— Вы видели его? — встрепенулась я. — Знаете, как он выглядит? Как можно его победить? Есть способ к нему подобраться? — хотелось задать ещё сотню вопросов, но я сама себя прервала ради главного: — Вы поможете мне, Господин Демиург?
Было совершенно очевидно, что если кто в Квертинде и может противостоять Чёрному Консулу, кто может свергнуть его и превзойти, то это тот, кто стоял сейчас напротив меня. Тот, кто низложил самих Иверийцев и создал целый Орден Крона, внушающий ужас квертиндцам.
— Если ты будешь со мной откровенна, — плавным жестом он поднял руку с единственным перстнем на мизинце. — И доверишься мне.
Он ждал, что я склонюсь и поцелую алый камень на его руке, но я не торопилась. Да, мне была необходима его помощь и защита, его знания и наставления. Мне хотелось заключить сделку с самим Господином Демиургом, стать его союзницей. Но всё же я была мейлори чёрного паука. И мой ментор очень хорошо меня научил.
— Зачем вам я теперь, Господин Демиург? — я выдержала его требовательный взгляд, не шелохнувшись. — Почему вы явились сегодня и предлагаете свою помощь? Наверняка, есть много более подходящих кандидатур на роль убийцы Чёрного Консула, чем простая студентка.
— Отсюда не видно сцены, — я вытянула шею, но заметила только подол платья актрисы. — И почти не слышно голосов. Только музыка.
Мелодия как раз взобралась и рванула хором голосов и инструментов, вызывая новый гром оваций. Зрители неотрывно смотрели на сцену, их глаза горели, как блики от драгоценностей. Щеки дам алели румянцем, и даже мужчины увлечённо раскрыли рты, внимая завораживающему зрелищу.
Демиург не пытался следить за спектаклем или зрителями. Он быстро нашёл взглядом Джера и Элигию. Я попыталась уловить эмоцию, понять, что он чувствует при виде их. Ревность? Обиду? Ненависть? Злость? Кем была для него Элигия? Разобрать этого было невозможно, потому что на лице кровавого мага была всё та же довольная полуулыбка, с которой он появился в этой ложе.
— Тогда я вам расскажу, — от взмаха мужской руки ложа наполнилась тысячами бликов, словно он кинул горсть иллюзорных звёзд. — Это новая и очень красивая сказка, одна из историй любви Квертинда под названием «Асмодей». Трагическая, конечно.
— Мне не нравятся истории о любви, — осторожно ответила я, отступая на полшага.
Глаза сами собой оценили варианты побега. За нашими спинами натягивались тросы и с шумом падали вниз, приглушая шум из зала, крутились и поскрипывали подъёмные механизмы, создавая декорации для зрителей. Бежать было бессмысленно, но я едва удерживалась от этой идеи. Точно так же, как с трудом удерживала страх внутри своего сознания, не позволяя ему завладеть мной. Но каждый раз, когда разноцветные глаза Господина Демиурга останавливались на мне, я леденела изнутри. Я не могла вспомнить, когда последний раз испытывала такой необъяснимый трепет перед живым человеком. Наверное, только когда познакомилась с Джером.
— А о чём нравятся? — Демиург сощурился, разглядывая меня.
— О странствиях, — ответила я, перебарывая гнетущую робость, потом подумала и добавила: — И о свободе.
В его ярких глазах, в его лице был отпечаток личности кровавого мага — неуловимый. Словно он был — древнее могущественное заклятие, о котором мир договорился молчать. И я не могла не признать, что меня это дико увлекало. Хотелось всматриваться в него, как в гладь воды, спокойную, но передающую таящуюся внутри опасность.
— Любовь, свобода, приключения, — он вздохнул. — У них гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Каждый предпочитает верить в то, что ему ближе. Но в конце концов, это всё просто игры, в которые играют взрослые дети. Весь мир — большой театр, и мы постоянно становимся в нём то зрителем, то актёром. Поэтому люди так любят спектакли. Они — отражение их жизней и ролей.
— Ни один спектакль не отражает моей жизни, — быстро воспротивилась я таким суждениям.
На удивление, говорить откровенно с Демиургом было легко. Мы говорили почти впервые, но у меня было ощущение, что знакомы мы целую вечность. И что он всегда был рядом.
— Напрасно вы так думаете, — Демиург потёр подбородок и блики от камней снова заиграли светом. — Даже «Асмодей» близок Вам настолько, что вы бы удивились, едва ознакомившись с его сюжетом и историей.
— Если только он о дочери убийцы королей, — фыркнула я в ответ.
— Он о предательстве, — торопливо пояснил Демиург. — Об одном из видов. О том, как влюблённая женщина покинула семью, оставив мужа и сына. И о том, к чему привёл её выбор.
— Обычное дело, — я разочарованно пожала плечами. — Королева Анна Иверийская, моя мать, и ещё сотни женщин поступали именно так. В нашей библиотеке появилась новая история «М и м», и хоть я её не читала, убеждена, что там тоже есть женщина, предавшая своего мужа ради любви. Эти легенды, Господин Демиург, похожи одна на другую, как ягоды с одного куста. Какая-то мельче, какая-то крупнее, но все падают в одну корзину, где их не различить. Скажите, героиня «Асмодея» погибла?
— Сбросилась с высокой башни, — кивнул мой собеседник. — Оставив семью, прекрасная леди Мелли прожила недолго в счастье. Любовь угасла от времени, покинула сердце её избранника, и бедняжка, обезумев от ревности, лишила себя жизни.
Я торжествующе улыбнулась. Ощущение победы придало мне сил и азарта, заглушило страх и робость. На сцене траурно зазвенели колокольчики, жалобно заплакал какой-то музыкальный инструмент.
— Вот видите, — продолжила довольно улыбаться. — Сплошные повторения от истории к истории. Чем же «Асмодей» отличается от других похожих пьес?
— Деталями, — загадочно пояснил хозяин театра. — В них всегда кроется сам дьявол.
— Дьявол? — уже открыто насмехалась я. — Это ещё кто?
В ответ он сделал шаг ко мне, тронул за рукав.
— Тот, кто исполняет желания, — шепнул Демиург. — По веллапольской легенде, главный из демонов, властелин подземелья, подобный Толмунду. Но, в отличие от кровавого бога, более проницательный.
— Не верю в эти легенды, — я одёрнула руку, отстранилась. — Магистр Калькут говорила, что веллапольцы не чувствуют присутствуя своих богов… или демонов. Их маги не заполняют тиали, не читают воззвания и даже не творят никакой магии, кроме ментальной. А её невозможно увидеть.
Я всё ещё дышала часто, и от звуков оркестра волоски на руках встали дыбом. В приглушённом свете, от запаха сотен свечей у меня закружилась голова.
— Правдивы эти легенды или нет, — Демиург не стал снова меня трогать, но и не отошёл, — главное, что они позволяют управлять людьми. Народные предания не были бы столь могущественны, если бы целиком состояли из неправды. Особенно в Квертинде, где ещё существует магия.
Я осеклась. До недавнего времени Господин Демиург сам был для меня легендой. Я, как многие квертиндцы, не была уверена в его существовании… И поэтому тронула его за руку. Неожиданно сама для себя, повинуясь какому-то внезапному порыву. Наверное, мне хотелось убедиться, что рядом со мной действительно живой человек, а не призрак. Здесь, в полутёмной ложе, мне как будто открылся целый мир, откровение о том, что есть иная жизнь.
— Как управляете вы, — завороженно подтвердила я.
Мелкие пятна света и причудливые тени создавали маску для создателя Ордена Крона, и правдивым оставался только голос из полутьмы, проникающий прямиком в мой разум. Этот голос волновал меня ещё больше, чем музыка. Он был полон тайны, искущающей и дурманящей. Всё это было так непривычно мне, так незнакомо, отчего создавалось ощущение, что в реальный мир проник призрачный сон.
То, что происходило, было до конца неясно мне самой. Но это… будоражило.
— Расскажите мне, — выпалила я, ещё не успев придумать, о чём хочу попросить рассказ. Просто очень хотелось снова услышать мужчину, — О спектакле. Что означает «Асмодей»?
Он не удивился, только коротко кивнул и заговорил:
— «Асмодей» — это совершенно безупречный голубой бриллиант, что был одной из первых находок в шахтах Галиофских утёсов сразу после их завоевания войсками Квертинда, — тросы за спиной Демиурга натянулись и со свистом грохнулись вниз. — Предположу, ты наслышана о том, что знатные семьи тогда поделили между собой самые крупные драгоценные камни, назвав их именами демонов.
Я кивнула. Один из них — драгоценный камень семьи Торн я видела на шее Дамны. Попыталась вспомнить его сложное название, но так и не смогла. Наверное, это и было какое-то мифологическое имя.
— Веллапольцы особо ценили голубые бриллианты, так как считали их глазом демона, что всегда является за своей жертвой в маске животного, — продолжил Демиург. — Асмодея. Квертиндцы с помощью магии Нарцины придали камню уникальную огранку и вставили в оправу обручального кольца из белого золота. Украшение долгие годы принадлежало одному древнему роду королевства, что зародился ещё до правления Тибра. Тому самому, в который довелось попасть несчастной Мелли. Её обручили фамильным кольцом, и оно оставалось на её пальчике до самой смерти.
— Это артефакт? — логично предположила я, увлеченная рассказом.
Судьба Мелли меня не интересовала, а вот магическая сила знаменитого кольца — очень даже.
— Нет, — покачал головой Демиург. — Но по чужестранной легенде владельца этого камня ждут вечные муки страсти и ревности, будто сам сластолюбивый и жадный демон нашёптывает импульсивные желания. Возможно, «Асмодей» подтолкнул Мелли к предательству и самоубийству. Ведь именно кольцо напоминало женщине о том, что она могла бы остаться преданной женой и любящей матерью. Напоминало о том, чего она лишилась ради угасшей любви.
Звуки неожиданно стихли, голоса приглушились до шёпота, и только лёгкий звон доносился снизу. Даже свет резко поник, часть свечей угасла, и я догадалась о магии Омена. Я снова попыталась выглянуть, чтобы узнать, что происходит на сцене. Погибла Мелли или ещё нет? Кто был её возлюблённый? И являлся ли демон в образе животного несчастной женщине, пусть только на сцене этого театра?
— Вы верите в то, что демоны существуют? — шёпотом спросила я, прильнув к тонкому резному дереву перегородки.
— Демоны существуют внутри нас, Юна, — его лицо оказалось рядом, совсем близко, Демиург тоже наблюдал за едва освещённым залом. Это делало нас заговорщиками, объединяло. — И имя самому главному — человечность. В этом величие и грязь всех героев мира, и ключ к управлению человечеством и людьми. Посмотри на них.
Зал полнился волнением, трепетом и возбуждённым блеском глаз. Дамы прикрывались веерами, стыдливо кидая взгляды на своих мужчин. Зрители разволновались от спектакля, в них появился заразительный трепет и напряженное ожидание. Далеко на балконе я заметила даже два силуэта, слившихся в поцелуе. Они прятались в тени занавеси, но отсюда, сверху, их интимное единение было прекрасно заметно.
Я вдруг осознала, что совершенно забыла о цели своего визита. Кажется, впервые за всё время я отвлеклась от мыслей о менторе. И сейчас как будто увидела его впервые в этом театре. Захотелось ухватиться за эту эмоцию, развить её, чтобы не чувствовать того раздирающего душу страдания, что привело меня в эту ложу.
Элигия раскрыла малиновые губы и потянулась к уху Джера, нашептывая ему что-то сквозь полуулыбку. Джер улыбнулся и поднёс к губам её пальцы. Я отвернулась.
— Довольные, впечатлённые, влюблённые, сытые эмоцией и одновременно жадные до них. Мягкие, как разогретая глина. Я люблю наблюдать отсюда за зрителями, видеть в их зрачках каждого из демонов, что сменяют друг друга у руля сознания. Асмодей живёт в каждом из нас, — он посмотрел на меня, довольный эффектом. — И только сильный человек способен победить его в себе. Как и самого великого демона, объединящего все пороки и добродетели.
— Вы говорите о человечности? — смекнула я.
Этот разговор был теперь необходим мне, потому что со звенящим трепетом из зала в меня проникал сам веллапольский демон Асмодей. О да, он взмыл к тёмным сводам вместе с музыкой прямо от лёгкого поцелуя, которым Элигия едва заметно наградила Джера, и пронзил меня мгновенной яростью. Зубы стиснулись сами собой.
— Именно о ней, — подтвердил Демиург. — Зная реакции человека, основываясь на его привязанностях, страхах, желаниях, морали можно управлять им и предугадывать его действия. За столение я ещё ни разу не ошибался в людях.
Я скосила глаза на Господина Демиурга. За столетие… Сколько же жизней принёс в жертву Толмунду этот кровавый маг, чтобы так хорошо сохраниться? Как часто он берёт в руки ритуальный нож? Мне уже приходилось сталкиваться со смертью, я сама была убийцей, но почему-то не могла представить этого красивого и утончённого мужчину за жертвоприношением.
— Я вас помню, — призналась я. — Вы приходили к нам в Фарелби, чтобы сообщить о смерти моей матери. После этого мой отец заболел.
— Он любил её, — Демиург повернулся, и я всё-таки попятилась от его вида. — А это самый сильный крючок, на который только может попасть человек. Самая сильная зависимость и безошибочный рычаг, который действует безотказно. Игра, что приводит к поражению. Болезнь, что приводит к смерти. Как сгубила она твоего отца, что не смог пережить потерю возлюбленной.
Жуткие глаза его смотрели немигая. Я нервно сглотнула.
— Он ненавидел любовь, как и вы, — вспомнила я отца. — Говорил, что она приводит к гибели. Но он считал человечность величайшей магией.
Это было самым важным наставлением. Будучи при смерти, Кем Горст без конца повторял, даже просил, чтобы я сохранила в себе человечность. От воспоминаний к горлу подкатил ком, и я снова упёрлась взглядом в Джера. Таинство момента и беседы ускользало, теряло своего волшебство, и я возвращалась в свой мир. Мир Юны Горст, в котором не осталось никого, кому бы она была дорога. И в котором, вопреки всему, она всё ещё дышала.
— Кем Горст на себе прочувствовал все острые грани сердечной страсти, — Демиург не заметил перемены и снова посмотрел в зал. Глаза его горели восторгом и превосходством, пока он окидывал взглядом зрителей. — Любовная история — спектакль, который всегда вызывает бурные овации и слёзы. Времена меняются, дни прерываются ночами, за летом неизменно приходит осень, наука вытесняет магию, мирное время нарушают войны, но и они проходят, уступая место новому покою. Сменяются эпохи, поколения, даже мораль и добродетели. Но одно остаётся неизменно — люди несут жертвы на алтарь любви. О, этот демон самый коварный из всех, потому что он может долгое время спать, и, однажды проснувшись, разрушить всё, что было тебе дорого.
Демиург остановился глазами на Джермонде, и жёсткий рот создателя Ордена Крона тронула его таинственная полуулыбка. Мой ментор больше не наблюдал за спектаклем, а неотрывно смотрел на Элигию, томительно вытягивающуюся под его взглядом, как кошка под солнечными лучами. Пламя лизнуло меня изнутри, разлилось, как алкоголь по внутренностям, и поднялось злым жаром к вискам. Я попыталась прогнать демона ревности, но он только сильнее одолевал меня. Мне не хотелось быть такой живой и податливой, хотелось ощутить холод, стать камнем, водной гладью, куском льда. Ничего не чувствовать, не гореть в этом испепеляющем огне подозрений и ненависти.
— Вы научились этому сопротивляться? — проговорила я резче, чем хотелось.
Мне нравилось, как он говорил и нравилось слушать его. Я никогда раньше не встречала людей, кроме Джера, с которыми мне хотелось бы подолгу разговаривать. Демиург пугал меня, пугал и одновременно… манил.
— Думаю, я изначально был лишён этого изъяна. Моё появление было необычным, я скорее монстр, гибрид, чудовище, чем человек. И если ты думаешь, что это самобичевание, то ошибаешься, Юна. Всё, что я перечислил, гораздо разумнее, чем человек. В особом смысле, конечно. Лишаясь всех чувств, продравшись сквозь все демонические преграды эмоций, остаёшься только ты один, наедине со своим разумом, с тем, кого ты сам из себя сотворил, и нет ничего прекраснее этой разновидности свободы. И этого могущества. Посмотри, — позвал он, пригибаясь. — Ты видишь, как изменил их спектакль?
Я снова выглянула в зал. Конечно, я видела. К своему огорчению и злости. Но озвучивать этого совсем не хотелось. Хотелось сбежать. И желательно — забрать с собой Джера. Вырвать его из когтей хищной охотницы, что умело завлекала моего ментора в коварные сети.
— Они не понимают всей опасности страстей, — буркнула я.
— О, напротив, — заспорил Демиург. — Они прекрасно осознают и наслаждаются ими. Они осознанно впускают их в свои сердца, чтобы ощутить остроту и яркость жизни. Они желают этого, и именно за этим сюда являются. Намеренно.
Конечно, он был снова прав. Джер был слишком умён, чтобы не понимать происходящего. И вряд ли он был впервые в театре… и впервые с женщиной. Как бы я не желала вырвать его из лап Элигии, это было невозможно. Потому что он сам хотел находиться в них.
— А чего сейчас желаете вы, Юна Горст? — Демиург словно прочитал мои мысли, отчего снова сделалось не по себе.
Я не хотела больше позволять себе откровений. К тому же, отныне у меня должно было быть только одно-единственное, заветное и самое верное желание, что оставалось моим предназначением. О да, Юна Горст знала, чего она хочет, и у неё имелся ответ. Я отвернулась от ширмы, даже отошла вглубь ложи, почти к самому выходу.
— Убить Кирмоса лин де Блайта, — ровной скороговоркой выдала я, ни секунды не сомневаясь в сказанном. — Этого я хочу больше всего. Сейчас и всегда.
— Вы представляете, кто на самом деле ваш враг? — Демиург развернулся следом, и теперь я смотрела на него против света.
— Представляю, — криво усмехнулась я. — Чёрный Консул, могущественный маг с безупречной репутацией, выдающимися способностями и армией Квертинда в подчинении. Который думает, что неуязвим.
— У всех есть уязвимости, — протянул Демиург, неотрывно рассматривая меня. — И у него тоже. По крайней мере, в одной я его подозреваю.
— Вы видели его? — встрепенулась я. — Знаете, как он выглядит? Как можно его победить? Есть способ к нему подобраться? — хотелось задать ещё сотню вопросов, но я сама себя прервала ради главного: — Вы поможете мне, Господин Демиург?
Было совершенно очевидно, что если кто в Квертинде и может противостоять Чёрному Консулу, кто может свергнуть его и превзойти, то это тот, кто стоял сейчас напротив меня. Тот, кто низложил самих Иверийцев и создал целый Орден Крона, внушающий ужас квертиндцам.
— Если ты будешь со мной откровенна, — плавным жестом он поднял руку с единственным перстнем на мизинце. — И доверишься мне.
Он ждал, что я склонюсь и поцелую алый камень на его руке, но я не торопилась. Да, мне была необходима его помощь и защита, его знания и наставления. Мне хотелось заключить сделку с самим Господином Демиургом, стать его союзницей. Но всё же я была мейлори чёрного паука. И мой ментор очень хорошо меня научил.
— Зачем вам я теперь, Господин Демиург? — я выдержала его требовательный взгляд, не шелохнувшись. — Почему вы явились сегодня и предлагаете свою помощь? Наверняка, есть много более подходящих кандидатур на роль убийцы Чёрного Консула, чем простая студентка.