Я заскулила сквозь зубы. Ледяная роза в груди распустила лепестки, вонзилась колючками в сердце. Даже теперь это имя никак не могло относиться к моему ментору. Наваждение, кошмар, безумие. Дурманный бред. Обман Красной Луны, что издевательски висела над горными пиками Кроуница. Кто бы мог подумать, что так страшно бывает наяву?

— Я видел, как чудовищно он мучился от вашей близости, — рассказывал Жорхе. — Все враги, когда-либо желавшие Черному Консулу жестокой кары за его грехи, были бы полностью удовлетворены. Потому что более сурового наказания придумать сложно.

Ястреб в небесах обогнул заснеженную вершину и скрылся из виду. Воздух дрожал у меня в глотке вперемешку с агонией.

— Вы хотите его оправдать? — вызверилась я наконец. — Указать мне на его великую жертву? На его мучительные страдания рядом со мной? Злые сомнения в тот миг, когда он поднял пергамент? — кривая ухмылка вышла враждебной. — Можете не утруждаться — господин Демиург в этом вас опередил.

О Ревд! Я не хочу этого слышать. Я не хочу ничего о нём знать. Хочу убежать, скрыться. В самом деле умереть. Или убить!

— В тот миг он не сомневался ни секунды, — спокойно ответил Вилейн. — Все терзания Кирмос оставил в прошлом. Он окунулся в бездну Толмунда и смог выбраться оттуда, но уже иным. Тем человеком, что нашёл для себя новый и единственный смысл существования. Он готов погибнуть ради тебя без сожалений, — стязатель пригладил свои пушистые бакенбарды, задумавшись, и заключил: — Он готов ради тебя на всё.

Нервный смешок вырвался сам собой. Какие громкие слова! Ещё вчера я бы за них отдала и жизнь, и гордость, и честь. А сегодня они казались насмешкой, ядовитой иронией. Дешёвой, глупой сказкой для романтических дурнушек. «Он готов ради тебя на всё.»

«А на что готова ты ради него?» — вдруг спросил Каас. «Готова ли ты простить его, предав все клятвы, которые ты давала мне? И себе.»

Я рывком вытащила кинжал, провела пальцем по гравировке «Kaas». В отражении не мелькнули ни глаза друга, ни рыжая чёлка. Я почти забыла внешность живого Кааса и не помнила его речи. Но всё ещё видела, как он лежал в луже, убитый моей рукой. «Кирмос лин де Блайт очень хитёр, но ты не должна поддаваться.»

— Я помню, как Каас Брин заказал этот кинжал, — неожиданно протянул руку Жорхе. Он забрал у меня клинок, рассмотрел его.

Я раскрыла рот, удивившись. Он знал Кааса? Хотя это было логично. Стязатели — единственная семья друг для друга. А господин Вилейн производил впечатление давнего служителя ложи.

— Хвастался мне новым ритуальным оружием, — вспоминал мужчина. — Бордовая рукоять без единой иверийской короны. Лезвие, заточенное с одной стороны и именная гравировка, — он улыбнулся воспоминаниям. — Бедный мальчишка. Верил в себя и в сказки. Пента Толмунда ничему его не научила…

— Отдайте, — выхватила я свою собственность.

Убрала в ножны. Память о Каасе была священна. Никому не позволю пятнать её.

Я сжала сорочку на груди, расстегнула пуговицы жилета, чтобы стало легче дышать.

Каас был единственным, кто не врал мне. Никогда не врал. Единственным искренним человеком с открытою душой и смелостью говорить то, что у него на уме. И что он получил взамен? Как я его отблагодарила?

Тогда я думала, что жизнь ментора оправдывает меня. Чего теперь стоила его жизнь?

Выглянула Красная Луна, и на каменном полу появилась полукруглая дорожка алого света. Она скользнула поперёк лавок и одним концом достала самый крупный в мире детерминант Кроуницкой королевской академии. «Вы опять позволили себя отвлечь, студентка Горст.» Если бы Джер тогда коснулся детерминанта при мне, я бы всё поняла. У Кирмоса лин де Блайта шесть склонностей пятого порядка из семи. Но сегодня они ему не помогут… Что я в сущности знала о Чёрном Консуле, кроме досужих слухов и обрывочных сплетен? Были ли у него шансы пережить эту ночь?

— Он и правда такой хороший воин, как говорят? — спросила я и тяжело сглотнула.

— Выдающийся, — подтвердил стязатель. — Лучший из всех. Но ещё он политик. И он не позволил бы себе выиграть дуэль у хьёль-амира. И не позволил бы отказаться от короны. Кирмос лин де Блайт предан Квертинду, как никто другой. Но сейчас на арене будет не наместник Полуострова Змеи и не Чёрный Консул. Там будет твой ментор. И это самое важное.

«Что бы ни случилось, помни, что ты моя мейлори.» Я шлепнула ладонью по чёрному пауку. А потом со злостью заскребла по нему ногтями, пытаясь стереть, содрать кожу, убрать то, что в одно мгновение из драгоценности превратилось в клеймо… Жорхе Вилейн поймал мою руку, останавливая самовредительство.

— Ты должна быть в бестиатриуме, — он старался смягчить приказной тон, но не получилось. — Твоё присутствие поможет ему победить. Ему сейчас очень нужна поддержка. Это единственное, что у него осталось.

Я отрицательно замотала головой и подняла глаза наверх. К потолку. В нефритовой люстре не горели свечи, но это было к лучшему. Никто не увидит, как блестят мои глаза. Вспоминать Джера, говорить о нём — всё равно что горлом бросаться на ножи. Смертельно и бессмысленно.

— Если он проиграет, — серьёзно и зло сказал стязатель. — Таххариец будет в своём праве. Он увезёт тебя, и жертва будет напрасной.

— А если выиграет? — нервно спросила я и заёрзала на лавке. — Что теперь будет с Квертиндом? И с мирным таххарийским соглашением? И с… С ним? Что будет с нами?

Втянула воздух — рывками, шумно. Будто захлебнулась своими вопросами. Мне так нужны были ответы! Ведь даже боль и лишения пугают гораздо меньше, чем неизвестность. Чем предательство…

Жорхе Вилейн помолчал, наблюдая, как медленно перемещается полоса алого света. Почесал щёку, посмотрел на свои перчатки.

— Я не знаю, — признался он.

Я бессильно откинулась назад.

В эту ночь мы должны были зажигать огни у статуи семи богов и загадывать новые желания, а не сдаваться неотвратимости рока. Неужели я всё ещё на что-то надеялась? Бесполезно. Сражаться с судьбой всё равно что играть против самой себя. Можно обмануть смерть, можно убежать от проблем и спрятаться от самой себя, но нельзя скрыться от любви. О, эта тварь ещё более живучая, чем надежда. Есть ли против неё оружие? Возможно ли ненавидеть так сильно, чтобы эта злоба вязким дёгтем вытеснила любовь?

Пара свечей до сих пор лежала в сумке. Я достала их и протянула одну Жорхе Вилейну.

— Это же для вашего ментора, — отказался он и отодвинулся.

— Уже нет, — мрачно ответила я, насильно сунула ему в руки свечу и встала. — Возьмите. Хотите — идёмте со мной загадывать желание. Хотите — можете её выкинуть. Мне всё равно.

И, оставив стязателя в недоумении, спустилась между рядами. Шаги эхом звучали в пустом церемониальном зале, а несколько пар взглядов были прикованы к моей фигуре. Но я больше не боялась стязателей. Зажгла свечу прямо перед их носом — у единственного горящего канделябра, вышла через ворота, подняла голову и зажмурилась от неожиданного яркого алого света.

— Красная Луна, — шёпотом обратилась я к небесной волшебнице. — Вот моё желание. Не дай таххарийцу убить ментора чёрного паука. Не позволь варвару лишить меня этого права.

Одним выдохом задула свечу, замахнулась и выкинула её в хвойный лес. Вот так. Никакой сказки. Никаких чудес и романтической чепухи. Только не для девочек с ледяной розой в груди.

— Дуэль вот-вот начнётся, — вышел следом за мной Жорхе Вилейн. Свечу он так и не зажёг. — Госпожа Горст, вы желаете, чтобы стязатели сопроводили вас в бестиатриум?

— Желаю, — коротко ответила я и, не дожидаясь конвоя, первой двинулась в знакомом направлении.


*

По кругу арены горели факелы. Огромный светочи на длинных палках, торчащих из песка, выстроились в ряд, подобно прутьям клетки. От этого тренировочный круг походил на загон для опасных зверей. Сразу за факелами стояли таххарийцы и стязатели, отделяя арену от взволнованной толпы. На трибунах было не протолкнуться: академия открыла двери для горожан, и те заполнили каменные лавки и лестницы, как стая муравьёв. Но, вопреки правилам публики, все молчали. Ни разговоров, ни споров, ни выкриков поддержки не было слышно. Только тихое шуршание одежд и потрескивание пламени. Бестиатриум, утонувший в алом краснолунном свете, приобрёл мрачную торжественность.

Воздух стоял неподвижный, тяжёлый и влажный. Но на песчаном дне резвился ветерок, поднимая клубы пыли. Гнетущая тишина накрыла пологом не только академию, но и, кажется, весь Кроуниц. И границы его ширились, подобно заразе, вбирая в себя все города и поселения Квертинда.

Кирмос лин де Блайт провалил испытание изгнанием. Великий Чёрный Консул может сегодня погибнуть.

Я нащупала миинх в ворохе прядей и подёргала себя за волосы. Внешняя боль отрезвила, но не заглушила внутреннюю. Ледяная ярость под рёбрами саднила, прожигала нутро, едва-едва сдерживаемая тонкой кожей. Первая осенняя ночь выдалась душной, но я дрожала так, что стучали зубы. Ни банде изгоев, ни даже магистрам не позволили подойти ко мне близко, поэтому я сидела в одиночестве, окруженная только охраной в чёрных масках. Они держались на почтительном расстоянии и вежливо, но твёрдо разворачивали каждого, кто пытался приблизиться. Наверное, это должно было меня возмутить, но сейчас одиночество было очень кстати.

Знакомый варварский рёв врезался в уши, и на арену вышел таххариец. Огромный полуголый монстр, блестящий от масла и с десятками миинхов в чёрных косичках, оставил за собой цепочку глубоких следов. На поясе варвара выпирала огромная золотая пряжка — морда волка, окаймлённая жёлтыми камнями. Хьёль-амир вытащил оба хопеша, воткнул клинки в песок и развёл руки в стороны, принимая приветствие.

Квертинды не остались в долгу. Грянули единым строем, как только из темноты входной арки вышел ментор чёрного паука. Я выдохнула от облегчения: Джер выглядел совершенно обычным. Точно таким же, каким я его запомнила. В простой одежде, походных сапогах и со знакомым мечом в руке. Только разделся до тонкой белой сорочки, небрежно завязанной на груди. Внешностью ментор не выдавал Чёрного Консула. И снова в затылок заскреблась призрачная вера в лучшее. Может, всё ещё будет по-старому? Вот же он — Джер. Привычный, родной. Он здесь, со мной, и при виде его отступают холод и жар.

Рядом тренькнули струны, и я подпрыгнула. Ощутила, как напряжено моё тело — каждая мышца свита в тугой канат, кровь бешено стучит в висках. Тихое пение знакомого барда прозвучало совсем рядом, но я так и не смогла разглядеть его за спинами стязателей.

«Луна звучит тоской и в вечность уплывает,

Оставив за собой обломки подлой лжи.

И королевство то, что проклято богами,

Перед исходом битвы испуганно дрожит.

Ты не смогла сбежать в последнее мгновенье,

Истратила все шансы на благостный исход.

Победа для тебя вдруг стала пораженьем,

Судьба-злодейка вновь на смертный бой зовёт.»

Близкая музыка была едва ли громче завываний ветра в арках стен, поэтому кроме меня её никто не услышал. По крайней мере, аплодисментов не последовало. Все завороженно следили за таххарийцем и Джером, что стояли в центре песчаного круга арены. Варвар рывком выдернул хопеши и указал левым клинком в сторону своего противника, а правым — прямо на меня. Что-то тихо сказал Джеру и посмеялся, но ментор не поддался на его провокацию. Спокойным и отточенным движением он размял кисть, закатил рукава. И едва не упал замертво от внезапного нападения.

Опасный, как само сердце ночи и быстрый, как внезапная смерть, таххариец мелькнул над ареной молнией. «Вот это скорость!» — успела лишь подумать я, а Джер уже отразил удар и нанёс следующий. Варвар ревел и рычал, работая клинками так резво, что глаз не успевал улавливать движения. Как вообще ментор мог подумать, что справится с ним? Прошло всего несколько секунд, а он уже трижды избежал моментальной гибели.

Резким движением оттолкнув противника, Джер рубанул мечом, но промазал. Хьёль-амир развернулся и атаковал с новой силой. Девушки завизжали, в унисон заорал кто-то из студентов.

Таххариец крутанулся стальным вихрем и отлетел на три шага, взметнув облако пыли. Оба участника дуэли вцепились друг в друга долгим, напряжённым и колючим взглядом. Осторожный шаг. Ещё шаг. Потрескивание факелов.

Сверху прозвучал вопль, словно брошенная насмешка, но противники продолжали медленно шагать по песку. И вдруг Джер пошатнулся. Я закрыла рот руками, полностью поглощённая его состоянием. Из-под рукава сорочки на мужскую ладонь стекали струйки крови, падали на песок и моментально впитывались. Джер был ранен. Карнеум за спиной призывно зазвенел. Я подняла глаза к небу — туда, где ещё растворяло предрассветную синеву алое свечение. И пропустила следующий выпад.

Зазвенела сталь, рассыпались от клинков белые искры. Хьёль-амир снова напал первым, не позволяя Джеру прийти в себя. Ментор пятился под ударами, отступал к краю арены. Клинки варвара мелькали серебряным смерчем. Воздух отчётливо запах смертью. Я узнала её аромат, угадала по лёгкому порыву бриза, обдавшего неожиданным морозом. Память моментально подкинула образ горящего Татя, и я тихонько, себе под нос, завыла.

Если я хоть что-нибудь смыслила в сражениях, победить таххарийца было невозможно. Только не в честном бою, только не отражая атаки и не пытаясь достать его клинком. Да и что мог один-единственный меч против двух хопешей, заточенных так, что одно лёгкое касание оставляет глубокий порез?

Словно в подтверждение моих выводов, Джер пропустил удар. Ему едва не снесли голову. В самый последний миг он успел отклониться, и меч, который должен был убить, лишь рассёк остриём правую бровь. Я вскочила, сдерживая крик. Сжала кулаки и начала считать вдохи. Кровь хлынула по лицу ментора, заливая глаз, и он вытер её рукавом. Моя же кровь, казалось, разлилась раскалённом потоком в сердце.

Я видела, как Джер устал, как его качает. Он принял попытку контратаки, метнулся вперёд, но варвар, с виду неповоротливый и тяжёлый, проворно отскочил. Насмешливо оскалился, отбил выпад и отошёл к краю.

Джер перекинул меч в другую руку, ухватил с земли горсть песка, растёр по скользкой рукояти. Свет от факелов отразился на его лице, подсвечивая с одной стороны. Никакой злости или отчаяния. Никакой паники. Только собранность и концентрация на сражении. Всё то, чему он нас учил.

Ментор коротко выдохнул и выставил перед собой меч, перехватил эфес обеими руками. На этот раз он был готов к атаке. Варвар пробежал всю арену, высоко подпрыгнул и налетел сверху. Он чувствовал свою силу и преимущество, поэтому больше не давал противнику передышки. Хьёль-амир всё наступал и наступал, изматывая и загоняя раненного врага, двигаясь быстрее ветра и обрушивая град ударов. Клинки пели смертельную, последнюю песню, и сомнений не оставалось — конец близко. Таххариец решил закончить дуэль и теперь больше не намерен был отступать. В его лёгкости и стремительности сквозила гибельная красота: идеальный, выверенный танец стали. Взмах хопеша, шаг, поворот. Неуязвимый вихрь смерти.

Короткий миг — и один из хопешей пронзил тело Джера чуть ниже рёбер. Зрители вскрикнули, заохали и завизжали, наблюдая за заминкой. Плечи хьёль-амира задрожали от усилия: он пытался вогнать оружие в плоть, но ментор поймал лезвие рукой и крепко сжал, не позволяя пронзить себя сильнее. Густые капли западали из сжатого кулака на песок. Варвары загорланили призывы на своём языке, затопали ногами по камню. Над ареной прошёл рокочущий гул. Таххариец зарычал, надавил на рукоять сильнее. Кровь хлынула из раны Джера, моментально пропитывая белую сорочку. Второй хопеш со свистом взлетел в воздух, чтобы снести голову противнику. Джер двинул мечом коротко и небрежно, и я увидела, что он снова промазал. Подумала: «Это всё.» Но клинок таххарийца отлетел в сторону… вместе с ладонью, сжимающей его. Варвар даже не понял, что произошло, и продолжал взмахивать обрубком снова и снова, разбрасывая алые брызги вокруг себя.

Ментор не стал медлить. Одним точным и сильным движением он проткнул грудь противника, рывком вытащил меч и оттолкнул от себя таххарийца. Тот опустил глаза на рану, захрипел и рухнул ничком. Так, как будто и не порхал ещё секунду назад безжалостным смерчем.

Повисла оглушающая тишина.

Казалось, не только хьёль-амир, но и весь бестиатриум так и не поняли, что только что произошло.

Джер пошатнулся, вытащил хопеш из раны, со звоном выкинул на тело хьёль-амира. Прижал ладонь к боку.

Я видела, как напряглись варвары вокруг арены, а рядом с ними — стязатели. Но никто не двинулся с места, не издал ни звука и даже не пошевелился. Всё потрясённо смотрели на одинокий силуэт того, кто только что убил великого воина бескрайней степи.

Красная Луна полностью скрылась, и теперь на бестиатриум опустились серые туманные сумерки. Только размытые пятна факельных огней разгоняли мрак. Тусклый песок, пропитанный лужами крови, стал ещё темнее. В арках гулко завывал ветер.

Ментор, хромая, подошёл к телу Махди ад Хадзина, присел рядом. Закрыл рукой глаза убитого, обмакнул палец в крови и прочертил алую полосу через всё смуглое лицо таххарийца. От лба до подбородка. Дорога Толмунда. Посмертная честь для воина.

Клац. Клац, клац. Что-то застучало в гулкой тишине. Клац. Сначала несмело и редко, потом всё чаще: клац-клац-клац.

Я развернулась на звук и увидела огромного, бешеного волка, несущегося с одной трибун прямиком на Джера. Верный зверь, в отличие от людей, не смог спокойно пережить утрату своего хозяина. «Клац-клац-клац» — стучали в тишине когти о камень. Сливались в единый мерный звук. Волк оттолкнулся лапами от края арены, взмыл в воздух и… словил пастью выпущенный Джером шар пламени, как кусок мяса. Стихия Омена мгновенно объяла тело зверя, выжигая изнутри, вспыхивая ярким солнцем. Возле ментора приземлился только обгоревший труп животного.