Здесь, в глубине подземелья, зеркала вместо золотой вязи покрыты только слоем пыли. Сюда ещё не добрались маги Нарцины, и без проводника можно заблудиться. Путь не самый короткий, но зато надёжный.
Великий Консул настаивал на том, чтобы король поехал в экипаже, как и положено правителю, но публичность слишком опасна для единственного хранителя Иверийской магии. Людские помыслы темнее, чем самый дальний угол бездны Толмунда. Никому нельзя доверять. Даже членам семьи. Тем более — членам семьи.
Зависть и ехидство. Вот что я вижу в смотрящих на меня глазах. Они как едкая оспа поражает народ. Первые язвы покрыли моего отца и братца-бастарда. Лицемерные, двуликие заговорщики. Их воля — расчленили бы моё тело, да пустили дух, в котором заключена величайшая из магий. Они мечтали заполучить мою силу, не зная о том, какое проклятие она за собой влечёт. Они тоже не видели Крона.
И не увидят впоследствии. Я почти избавился от мерзкого старика, уничтожив его воплощения в Квертинде. Я создам новый уклад и новую религию. Хороший король умело позирует для картины мира. Великий же — пишет её сам. Мой шедевр, Новый Квертинд на семи богах почти закончен. Осталось пара финальных штрихов. Создатель сам подтолкнул меня к этому отчаянному шагу. Я возвышусь даже над славой первого короля — Тибра Иверийского. Я дам людям то, чего они желают: восьмого бога из плоти и крови, восседающего на троне Квертинда. Истинного Иверийца.
Рука сама собой сжимается в кулак. Белоснежные перчатки и сорочка скрывают шрамы, которые оставил Парт Веллапольский. Он и не подозревал, что его увечья гораздо глубже, чем розовые борозды вдоль вен…
— Сюда, Ваше Величество, — зовёт ключник, придерживая лысые ветки, загораживающие выход из лабиринтов. — Мы вышли почти у храма. Должность не позволяет мне покидать лабиринт, но слуги проведут вас к последнему оплоту исчезающего бога.
Светлая ночь врезается в глаза, но мою решимость ослепить невозможно.
Сто шагов по каменному саду — и вот я вижу тяжёлую, круглую башню в окружении строящихся зданий. Последний храм Крона.
Вокруг вырастают амбарища, окружённые частоколами. Строительные леса цепляются за фасады, а новые мраморные колонны ещё лежат в песке. Я глубоко вдыхаю аромат струганного дерева и лёгкого морозца. Так пахнет Новая История. Строительством, свершениями и ночной свежестью.
«Храм здесь лишний,» — с удовольствием отмечаю про себя.
Святилище Крона невыгодно темнеет старой кладкой на фоне новых домов: грубые обтёсанные камни, тяжёлые, монументальные, словно из затхлого прошлого. Крыша сияет медным куполом. Даже не золотым. Как мелко!
В другие времена здесь снуют простолюдины, сейчас же челядь выдворили за пределы квартала. Ради дела политической важности. Ради казни.
У ворот храма собрались лучшие бойцы Квертинда. Стоят в молчании, только гулкий ветер треплет навесы над дверьми да знамёна.
Я выхожу на свет, и моя фигура приковывает взгляды. Почтительные — преданных людей, среди которых Великий Консул, и ненавистные, тёмные, даже жалостливые — кровавых магов. Пятеро стязателей заключены в кольцо охраны. Отступники. Их стерегут, как самых опасных существ — десятком боевых магов. Тиали светятся в предрассветных сумерках. Стоит изменникам только захотеть — они, возможно, смогли бы перебить всех и спасти свои жизни. Но они не захотят. Они погибнут за свои убеждения, канут в безвестность вместе с памятью о Кроне. Их разумом владеют глупые суеверия, такие же древние, как пророчества из позапрошлого века.
Я поднимаюсь на сколоченный помост, поправляю мантию и высокого поднимаю подбородок, взирая на подданных сверху.
— Вы обвиняетесь в предательстве короны, нарушении клятвы оберегать правителя и отказе следовать новому закону, — возвещает глашатай. — Вы отказываетесь предать старого бога забвению. И высочайшим приказом проговариваетесь к казни.
Никто из пятерых не дёрнулся, не выдал чувств и не стал разубеждать обвинителя. Глупцы! Я бы проявил милосердие.
Стрелки уже готовы. Десять лучников из королевской гвардии выстроились вдоль помоста.
— Завязать вам глаза? — спрашивает солдат, стоящий ближе всех к отступникам.
— Нет, — следует короткий ответ того, кто ещё вчера был экзархом.
Рука его в бордовой перчатке стискивает осиновую веточку так, что та ломается. Он первым опускает чёрную маску, и его примеру следуют остальные четверо. Изо рта стязателей вырываются облачка пара. Они даже не напуганы. Я бы простил людям их нелепую убеждённость, если бы она не питала могущество того, кто являлся мне укоряющим кошмаром. Эти стязатели даже не подозревают, что их упрямые молитвы и поклонение мучают их повелителя.
— Есть ли у вас последние желания? — решаю я проявить королевскую милость.
Бывший экзарх долго молчит, всматриваясь в меня почерневшими глазами. Потом, наконец, просит:
— Позвольте помолиться создателю в последний раз. Только за что, чтобы он был ласков к Квертинду, который мы сегодня оставим.
— Никто не будет больше молиться ему, — тщательно проговариваю каждое слово, но окончание тонет в лошадином ржании подъезжающего экипажа.
От гнева и раздражения сдавливает грудь. Кто посмел прервать казнь?! Неужто снова Крон явился по мою душу, чтобы подвергнуть пытке? В ушах гудит, перед глазами расплываются морозные сумерки, но я быстро фокусирую взгляд на простой крытой повозке. Подобные нанимают в самом отчаянном положении.
Экипаж останавливается так резко, что из-под колёс летит грязь. В следующую секунду дверца распахивается, и из кареты выбегает испуганный юноша в наспех надетом сюртуке. Он лохмат, всклокочен, на щеках — горячечный румянец. А в глазах, отличных друг от друга по цвету, — лихорадочный блеск.
— Ваше Величество, — кидается мне в ноги нарушитель порядка. — Молю вас, одумайтесь! Ещё не поздно переменить решение и взять иной курс! Древние пророчества предостерегали от этой ошибки. Нельзя спорить с богами!
Он торопится и задыхается, как гонец. Хочется пнуть его, но я только благородно улыбаюсь и кладу руку на макушку брата. При дворе все только и шепчутся о его выдающемся мышлении. Народ видит в нём благодетеля и рационализатора, невзирая на юный возраст. Я же вижу единственного способного к успешному заговору бастарда.
— Ладимин, — покровительственно зову я. — Поднимись. И встань рядом со мной, брат.
Он подчиняется, но слишком порывисто — запрыгивает на помост, хватает меня за руки, заглядывает в глаза.
— Я знаю, ты боишься, — шепчет Ладимин у моего лица. — И знаю, чего. Обмана и предательства. Но я не позволю случиться беде, как не позволял до этого момента. Я же уничтожил всех твоих врагов! — он прерывается на секунду, торопливо сглатывает и продолжает: — Я не позволю отцу больше истязать тебя. Никому не позволю. Я создам Орден Короля и поклянусь тебе в верности на церемонии! Самолично обучу личную гвардию… Ты будешь в безопасности! Ты — истинный Ивериец, любимый богами правитель Квертинда. Не дай им повод отвернуться от тебя!
Правый глаз его отливает фиалковым, и я понимаю, что на какую-то часть он способен быть мне преданным родственником. Но левый — ярко-зелёный — является живым свидетельством того, что Ладимин — потомок вероломных Веллапольцев. Сын нашего честолюбивого отца. И он скажет всё, чтобы убедить в своём расположении и отобрать право на трон и величайшую из магий. Наивный, глупый юнец… Он и понятия не имеет о той ноше, что я несу.
— Я вырос в Квертинде, — убеждает Ладимин, будто бы угадывая мои мысли. — И я смогу защитить королевство и тебя. Это всё, чего я хочу. Ты должен довериться, мне брат.
— Довериться? — усмехаюсь ему в лицо. — Для тебя ложь такая же личная стихия, как для меня — Иверийская магия. Ты владеешь ею в совершенстве. Только безумец доверится тебе, Ладимин! Вы с отцом убили мою мать — Везулию, потому что она была истинной королевой Квертинда! Теперь ждёте удачного случая, чтобы прикончить и меня. Вы бы уже давно сделали это, если бы Крон ответил на ваши бесконечные молитвы.
— Это не так! — возмущается Ладимин. Слишком искренне. Настолько, что я распознаю притворство. — Везулия совершила самоубийство. Меня ещё не было на свете, а отец… Он молится за спасение Квертинда и просит прощения за то, что сотворил с тобой.
Я отворачиваюсь. После ночного бала я слишком устал, чтобы тратить время ещё и на пустые разговоры. Поднимаю руку и взмахиваю ею в воздухе, призывая к продолжению.
— Останови казнь, — шепчет рядом брат. — Ещё не поздно, Дормунд. Эти люди… стязатели на твоей стороне. Они защищают тебя, даже под угрозой лишения жизни. Пытаются защитить от самого себя. Однажды Крон уже проклинал Квертинд. Древние пророчества…
— Хватит! — рявкаю во всю глотку, но сразу же понижаю голос, вспоминая о репутации. — Пора эти предрассудки оставить в прошлом. Начитайте!
Стязатели выдыхают и одновременно, и, как по команде, поднимают взгляды к небесам.
Я подбираюсь весь от макушки до пяток и подаюсь вперёд. Крон должен остановить казнь, если он и вправду так могущественен. Пусть явит своё обличие верноподданным и скажет, что я не достоин стать его дланью на землях королевства! Если пророчества правдивы — бог не позволит Иверийцу занять его место!
Расстрельный отдаёт приказ.
— Достойной дороги Толмунда, господа, — срывается с губ экзарха прежде, чем звуки выстрелов разрывают воздух.
Стрелы вгрызаются в тела, пронзают чёрные плащи с алыми лацканами. Мужчины дёргаются, как в нелепом танце. Я склоняю голову на бок. Под этот рваный ритм мне даже захотелось танцевать. Тетивы звенят снова и снова, выпуская десятки стрел в пятерых отступников. Их звон похож на музыку, которой я наслаждаюсь до тех пор, пока расстрелянные тела не падают. Какое разочарование! Думал, стязатели проживут дольше. Королевская охрана, кровавые маги. Но ничего удивительного: алые лацканы с иверийскими коронами скрывают обычных людей из плоти и крови.
Кусок земли у подножья башни темнеет, напитывается алым. Весьма скучное зрелище, но я понимаю, что этот пример, как и моё присутствие, необходимы. Это послужит дисциплине и укреплению слова короля. Для тех, кто в нём ещё сомневаются.
Теперь, когда мужские спины не загораживают храм, видна бронзовая статуя создателя. Старик сидит с закрытыми глазами, обхватывая огромные песочные часы коленями. Последняя казнь у последнего храма Крона. И он до сих пор не воплотился. Ни для квертиндцев, ни для меня. И я чувствую себя таким здоровым и бодрым, каким давно уже не был.
— Ну что ты приуныл? — обращаюсь к поникшему братцу. — Веселее, Ладимин! Создашь ты свой Орден Короля, брат! И я стану звать тебя Демиургом, хочешь?
Поддавшись чувству, тянусь к брату для объятия, но обрываю сам себя. Вдруг своим прикосновением я одарю его величайшей из магий? Этого нельзя допустить!
Ладимин в ответ молчит, словно нарочно сжимая зубы. Только смотрит исподлобья странно и жутко. От этих разноцветных глаз всегда пробирает ледяной озноб. Нет, всё-таки нельзя оставлять его при себе…
— Ваше Величество, подавать экипаж или предпочитаете вернуться тайным ходом? — подходит лакей и подаёт мне руку.
— Я поеду в карете Ладимина, — решаю я. — Раз уж он так удачно подал её для своего правителя.
Спускаюсь с помоста, позволяя страже окружить меня. Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на брата. Он так и стоит на ступени помоста, молчаливый и подавленный. Смотрит на статую Крона, что едва виднеется в дверном проёме башни. Переводит взгляд на трупы отступников. Что-то замышляет. Надеюсь, ему не хватит ума вслед за ними заявить о своей твёрдости в отношении веры?
— Затащите их внутрь храма, — киваю на мёртвых стязателей и обращаюсь к Великому Консулу: — Пусть маги Ревда сравняют башню с землёй. И завтра же начните строить на это месте бани, чтобы даже пустоты не осталось. Устройте праздник для народа. Никаких записей, упоминаний, проводов и скорби о потерянном боге. Только радость нового мира и устоя!
— Конечно, Ваше Величество, — заверяет меня сметливый консул, поспевающий за моим шагом.
Он получил назначение только недавно. Крупный, сгорбленный и с выступающим громадным лбом, он нравился мне проницательностью и покорностью. Невзирая на неприятный внешний вид, Лорид Маффин был удивительно находчив и не брезглив. Он присутствовал на всех казнях, а в отдельных случаях даже сам вставал в ряд стрелков.
— Такая мудрость, как ваша, присуща только подлинным творцам истории, — лизоблюдствует Маффин. — Вы войдёте в историю, как Дормунд Созидатель, — он причмокивает губами и тут же заговаривает о разрушениях: — Хочу напомнить, что по вашему приказу все фолианты и упоминания в свитках сожжены. Мы дважды обыскивали знатные дома и под страхом смерти запретили разговоры. Последние обыски идут в жилищах бедняков. За десять лет кампании по уничтожению Крона в Квертинде Преторий добился внушительных успехов. Это последнее святилище, и вы лично присутствовали на его уничтожении, как и пожелали.
— Он не появился, — радостно сообщаю консулу. — И больше не появится.
— Кто, Ваше Величество? — потирает лоб Лорид.
— Кто? — переспрашиваю я, чтобы выиграть себе время на раздумья. — Мой отец, конечно.
— Парту Иверийскому не здоровится с утра, — сообщает консул.
— Он Веллапольский, — поправляю я.
— Конечно, — быстро соглашается Маффин.
Сзади слышатся шаги — это Ладимин уходит прочь, скрывается за недостроенным зданием. Куда же ты, брат?…
— Пошлите за ним стязателей, — велю я. — Десяток. Нет, два!
— Ваше Величество, с этим есть трудности, — мнётся консул.
У кареты уже собрался отряд сопровождения — строй из кровавых магов, верных своему королю. Всего семь. Мало.
— Вы казнили почти всех стязателей, — сообщает Маффин. — Ложа опустела. Она издревле полнилась сынами знатных родов и аристократией. Стязатели Квертинда следовали традициям чести, совести, служения королевству. Должность несёт почёт и славу фамилии. Алые лацканы — символ доверия короля, и только лучшим и образованнейшим умам мы можем позволить вершить правосудие…
— Так наберите новых! — отмахиваюсь я от потока информации.
— Никто не желает больше идти на эту службу, — разводит руками консул. — Мы установили огромное жалование и привилегии, но аристократия боится за своих детей… Эти казни…
— Я не хочу этого слушать, — вскидываю ладонь. — Наберите откуда хотите, хоть из подворотни. Они должны уметь хорошо убивать и быть верными королю. Это всё, что требуется от стязателя. Для этого ремесла никакого образования и воспитания не нужно.
— Но как же, — брови Маффина взлетают вверх. — Облик справедливого судьи…
— Разговор окончен, — прерываю консула и киваю на стражу, что закончила с уборкой. — Пошлите этих за Ладимином.
— Привести вашего брата в Иверийский замок? — уточняет Лорид.
Я усаживаюсь в карету и на миг замираю.
Он здесь.
Великий Консул настаивал на том, чтобы король поехал в экипаже, как и положено правителю, но публичность слишком опасна для единственного хранителя Иверийской магии. Людские помыслы темнее, чем самый дальний угол бездны Толмунда. Никому нельзя доверять. Даже членам семьи. Тем более — членам семьи.
Зависть и ехидство. Вот что я вижу в смотрящих на меня глазах. Они как едкая оспа поражает народ. Первые язвы покрыли моего отца и братца-бастарда. Лицемерные, двуликие заговорщики. Их воля — расчленили бы моё тело, да пустили дух, в котором заключена величайшая из магий. Они мечтали заполучить мою силу, не зная о том, какое проклятие она за собой влечёт. Они тоже не видели Крона.
И не увидят впоследствии. Я почти избавился от мерзкого старика, уничтожив его воплощения в Квертинде. Я создам новый уклад и новую религию. Хороший король умело позирует для картины мира. Великий же — пишет её сам. Мой шедевр, Новый Квертинд на семи богах почти закончен. Осталось пара финальных штрихов. Создатель сам подтолкнул меня к этому отчаянному шагу. Я возвышусь даже над славой первого короля — Тибра Иверийского. Я дам людям то, чего они желают: восьмого бога из плоти и крови, восседающего на троне Квертинда. Истинного Иверийца.
Рука сама собой сжимается в кулак. Белоснежные перчатки и сорочка скрывают шрамы, которые оставил Парт Веллапольский. Он и не подозревал, что его увечья гораздо глубже, чем розовые борозды вдоль вен…
— Сюда, Ваше Величество, — зовёт ключник, придерживая лысые ветки, загораживающие выход из лабиринтов. — Мы вышли почти у храма. Должность не позволяет мне покидать лабиринт, но слуги проведут вас к последнему оплоту исчезающего бога.
Светлая ночь врезается в глаза, но мою решимость ослепить невозможно.
Сто шагов по каменному саду — и вот я вижу тяжёлую, круглую башню в окружении строящихся зданий. Последний храм Крона.
Вокруг вырастают амбарища, окружённые частоколами. Строительные леса цепляются за фасады, а новые мраморные колонны ещё лежат в песке. Я глубоко вдыхаю аромат струганного дерева и лёгкого морозца. Так пахнет Новая История. Строительством, свершениями и ночной свежестью.
«Храм здесь лишний,» — с удовольствием отмечаю про себя.
Святилище Крона невыгодно темнеет старой кладкой на фоне новых домов: грубые обтёсанные камни, тяжёлые, монументальные, словно из затхлого прошлого. Крыша сияет медным куполом. Даже не золотым. Как мелко!
В другие времена здесь снуют простолюдины, сейчас же челядь выдворили за пределы квартала. Ради дела политической важности. Ради казни.
У ворот храма собрались лучшие бойцы Квертинда. Стоят в молчании, только гулкий ветер треплет навесы над дверьми да знамёна.
Я выхожу на свет, и моя фигура приковывает взгляды. Почтительные — преданных людей, среди которых Великий Консул, и ненавистные, тёмные, даже жалостливые — кровавых магов. Пятеро стязателей заключены в кольцо охраны. Отступники. Их стерегут, как самых опасных существ — десятком боевых магов. Тиали светятся в предрассветных сумерках. Стоит изменникам только захотеть — они, возможно, смогли бы перебить всех и спасти свои жизни. Но они не захотят. Они погибнут за свои убеждения, канут в безвестность вместе с памятью о Кроне. Их разумом владеют глупые суеверия, такие же древние, как пророчества из позапрошлого века.
Я поднимаюсь на сколоченный помост, поправляю мантию и высокого поднимаю подбородок, взирая на подданных сверху.
— Вы обвиняетесь в предательстве короны, нарушении клятвы оберегать правителя и отказе следовать новому закону, — возвещает глашатай. — Вы отказываетесь предать старого бога забвению. И высочайшим приказом проговариваетесь к казни.
Никто из пятерых не дёрнулся, не выдал чувств и не стал разубеждать обвинителя. Глупцы! Я бы проявил милосердие.
Стрелки уже готовы. Десять лучников из королевской гвардии выстроились вдоль помоста.
— Завязать вам глаза? — спрашивает солдат, стоящий ближе всех к отступникам.
— Нет, — следует короткий ответ того, кто ещё вчера был экзархом.
Рука его в бордовой перчатке стискивает осиновую веточку так, что та ломается. Он первым опускает чёрную маску, и его примеру следуют остальные четверо. Изо рта стязателей вырываются облачка пара. Они даже не напуганы. Я бы простил людям их нелепую убеждённость, если бы она не питала могущество того, кто являлся мне укоряющим кошмаром. Эти стязатели даже не подозревают, что их упрямые молитвы и поклонение мучают их повелителя.
— Есть ли у вас последние желания? — решаю я проявить королевскую милость.
Бывший экзарх долго молчит, всматриваясь в меня почерневшими глазами. Потом, наконец, просит:
— Позвольте помолиться создателю в последний раз. Только за что, чтобы он был ласков к Квертинду, который мы сегодня оставим.
— Никто не будет больше молиться ему, — тщательно проговариваю каждое слово, но окончание тонет в лошадином ржании подъезжающего экипажа.
От гнева и раздражения сдавливает грудь. Кто посмел прервать казнь?! Неужто снова Крон явился по мою душу, чтобы подвергнуть пытке? В ушах гудит, перед глазами расплываются морозные сумерки, но я быстро фокусирую взгляд на простой крытой повозке. Подобные нанимают в самом отчаянном положении.
Экипаж останавливается так резко, что из-под колёс летит грязь. В следующую секунду дверца распахивается, и из кареты выбегает испуганный юноша в наспех надетом сюртуке. Он лохмат, всклокочен, на щеках — горячечный румянец. А в глазах, отличных друг от друга по цвету, — лихорадочный блеск.
— Ваше Величество, — кидается мне в ноги нарушитель порядка. — Молю вас, одумайтесь! Ещё не поздно переменить решение и взять иной курс! Древние пророчества предостерегали от этой ошибки. Нельзя спорить с богами!
Он торопится и задыхается, как гонец. Хочется пнуть его, но я только благородно улыбаюсь и кладу руку на макушку брата. При дворе все только и шепчутся о его выдающемся мышлении. Народ видит в нём благодетеля и рационализатора, невзирая на юный возраст. Я же вижу единственного способного к успешному заговору бастарда.
— Ладимин, — покровительственно зову я. — Поднимись. И встань рядом со мной, брат.
Он подчиняется, но слишком порывисто — запрыгивает на помост, хватает меня за руки, заглядывает в глаза.
— Я знаю, ты боишься, — шепчет Ладимин у моего лица. — И знаю, чего. Обмана и предательства. Но я не позволю случиться беде, как не позволял до этого момента. Я же уничтожил всех твоих врагов! — он прерывается на секунду, торопливо сглатывает и продолжает: — Я не позволю отцу больше истязать тебя. Никому не позволю. Я создам Орден Короля и поклянусь тебе в верности на церемонии! Самолично обучу личную гвардию… Ты будешь в безопасности! Ты — истинный Ивериец, любимый богами правитель Квертинда. Не дай им повод отвернуться от тебя!
Правый глаз его отливает фиалковым, и я понимаю, что на какую-то часть он способен быть мне преданным родственником. Но левый — ярко-зелёный — является живым свидетельством того, что Ладимин — потомок вероломных Веллапольцев. Сын нашего честолюбивого отца. И он скажет всё, чтобы убедить в своём расположении и отобрать право на трон и величайшую из магий. Наивный, глупый юнец… Он и понятия не имеет о той ноше, что я несу.
— Я вырос в Квертинде, — убеждает Ладимин, будто бы угадывая мои мысли. — И я смогу защитить королевство и тебя. Это всё, чего я хочу. Ты должен довериться, мне брат.
— Довериться? — усмехаюсь ему в лицо. — Для тебя ложь такая же личная стихия, как для меня — Иверийская магия. Ты владеешь ею в совершенстве. Только безумец доверится тебе, Ладимин! Вы с отцом убили мою мать — Везулию, потому что она была истинной королевой Квертинда! Теперь ждёте удачного случая, чтобы прикончить и меня. Вы бы уже давно сделали это, если бы Крон ответил на ваши бесконечные молитвы.
— Это не так! — возмущается Ладимин. Слишком искренне. Настолько, что я распознаю притворство. — Везулия совершила самоубийство. Меня ещё не было на свете, а отец… Он молится за спасение Квертинда и просит прощения за то, что сотворил с тобой.
Я отворачиваюсь. После ночного бала я слишком устал, чтобы тратить время ещё и на пустые разговоры. Поднимаю руку и взмахиваю ею в воздухе, призывая к продолжению.
— Останови казнь, — шепчет рядом брат. — Ещё не поздно, Дормунд. Эти люди… стязатели на твоей стороне. Они защищают тебя, даже под угрозой лишения жизни. Пытаются защитить от самого себя. Однажды Крон уже проклинал Квертинд. Древние пророчества…
— Хватит! — рявкаю во всю глотку, но сразу же понижаю голос, вспоминая о репутации. — Пора эти предрассудки оставить в прошлом. Начитайте!
Стязатели выдыхают и одновременно, и, как по команде, поднимают взгляды к небесам.
Я подбираюсь весь от макушки до пяток и подаюсь вперёд. Крон должен остановить казнь, если он и вправду так могущественен. Пусть явит своё обличие верноподданным и скажет, что я не достоин стать его дланью на землях королевства! Если пророчества правдивы — бог не позволит Иверийцу занять его место!
Расстрельный отдаёт приказ.
— Достойной дороги Толмунда, господа, — срывается с губ экзарха прежде, чем звуки выстрелов разрывают воздух.
Стрелы вгрызаются в тела, пронзают чёрные плащи с алыми лацканами. Мужчины дёргаются, как в нелепом танце. Я склоняю голову на бок. Под этот рваный ритм мне даже захотелось танцевать. Тетивы звенят снова и снова, выпуская десятки стрел в пятерых отступников. Их звон похож на музыку, которой я наслаждаюсь до тех пор, пока расстрелянные тела не падают. Какое разочарование! Думал, стязатели проживут дольше. Королевская охрана, кровавые маги. Но ничего удивительного: алые лацканы с иверийскими коронами скрывают обычных людей из плоти и крови.
Кусок земли у подножья башни темнеет, напитывается алым. Весьма скучное зрелище, но я понимаю, что этот пример, как и моё присутствие, необходимы. Это послужит дисциплине и укреплению слова короля. Для тех, кто в нём ещё сомневаются.
Теперь, когда мужские спины не загораживают храм, видна бронзовая статуя создателя. Старик сидит с закрытыми глазами, обхватывая огромные песочные часы коленями. Последняя казнь у последнего храма Крона. И он до сих пор не воплотился. Ни для квертиндцев, ни для меня. И я чувствую себя таким здоровым и бодрым, каким давно уже не был.
— Ну что ты приуныл? — обращаюсь к поникшему братцу. — Веселее, Ладимин! Создашь ты свой Орден Короля, брат! И я стану звать тебя Демиургом, хочешь?
Поддавшись чувству, тянусь к брату для объятия, но обрываю сам себя. Вдруг своим прикосновением я одарю его величайшей из магий? Этого нельзя допустить!
Ладимин в ответ молчит, словно нарочно сжимая зубы. Только смотрит исподлобья странно и жутко. От этих разноцветных глаз всегда пробирает ледяной озноб. Нет, всё-таки нельзя оставлять его при себе…
— Ваше Величество, подавать экипаж или предпочитаете вернуться тайным ходом? — подходит лакей и подаёт мне руку.
— Я поеду в карете Ладимина, — решаю я. — Раз уж он так удачно подал её для своего правителя.
Спускаюсь с помоста, позволяя страже окружить меня. Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на брата. Он так и стоит на ступени помоста, молчаливый и подавленный. Смотрит на статую Крона, что едва виднеется в дверном проёме башни. Переводит взгляд на трупы отступников. Что-то замышляет. Надеюсь, ему не хватит ума вслед за ними заявить о своей твёрдости в отношении веры?
— Затащите их внутрь храма, — киваю на мёртвых стязателей и обращаюсь к Великому Консулу: — Пусть маги Ревда сравняют башню с землёй. И завтра же начните строить на это месте бани, чтобы даже пустоты не осталось. Устройте праздник для народа. Никаких записей, упоминаний, проводов и скорби о потерянном боге. Только радость нового мира и устоя!
— Конечно, Ваше Величество, — заверяет меня сметливый консул, поспевающий за моим шагом.
Он получил назначение только недавно. Крупный, сгорбленный и с выступающим громадным лбом, он нравился мне проницательностью и покорностью. Невзирая на неприятный внешний вид, Лорид Маффин был удивительно находчив и не брезглив. Он присутствовал на всех казнях, а в отдельных случаях даже сам вставал в ряд стрелков.
— Такая мудрость, как ваша, присуща только подлинным творцам истории, — лизоблюдствует Маффин. — Вы войдёте в историю, как Дормунд Созидатель, — он причмокивает губами и тут же заговаривает о разрушениях: — Хочу напомнить, что по вашему приказу все фолианты и упоминания в свитках сожжены. Мы дважды обыскивали знатные дома и под страхом смерти запретили разговоры. Последние обыски идут в жилищах бедняков. За десять лет кампании по уничтожению Крона в Квертинде Преторий добился внушительных успехов. Это последнее святилище, и вы лично присутствовали на его уничтожении, как и пожелали.
— Он не появился, — радостно сообщаю консулу. — И больше не появится.
— Кто, Ваше Величество? — потирает лоб Лорид.
— Кто? — переспрашиваю я, чтобы выиграть себе время на раздумья. — Мой отец, конечно.
— Парту Иверийскому не здоровится с утра, — сообщает консул.
— Он Веллапольский, — поправляю я.
— Конечно, — быстро соглашается Маффин.
Сзади слышатся шаги — это Ладимин уходит прочь, скрывается за недостроенным зданием. Куда же ты, брат?…
— Пошлите за ним стязателей, — велю я. — Десяток. Нет, два!
— Ваше Величество, с этим есть трудности, — мнётся консул.
У кареты уже собрался отряд сопровождения — строй из кровавых магов, верных своему королю. Всего семь. Мало.
— Вы казнили почти всех стязателей, — сообщает Маффин. — Ложа опустела. Она издревле полнилась сынами знатных родов и аристократией. Стязатели Квертинда следовали традициям чести, совести, служения королевству. Должность несёт почёт и славу фамилии. Алые лацканы — символ доверия короля, и только лучшим и образованнейшим умам мы можем позволить вершить правосудие…
— Так наберите новых! — отмахиваюсь я от потока информации.
— Никто не желает больше идти на эту службу, — разводит руками консул. — Мы установили огромное жалование и привилегии, но аристократия боится за своих детей… Эти казни…
— Я не хочу этого слушать, — вскидываю ладонь. — Наберите откуда хотите, хоть из подворотни. Они должны уметь хорошо убивать и быть верными королю. Это всё, что требуется от стязателя. Для этого ремесла никакого образования и воспитания не нужно.
— Но как же, — брови Маффина взлетают вверх. — Облик справедливого судьи…
— Разговор окончен, — прерываю консула и киваю на стражу, что закончила с уборкой. — Пошлите этих за Ладимином.
— Привести вашего брата в Иверийский замок? — уточняет Лорид.
Я усаживаюсь в карету и на миг замираю.
Он здесь.