Предательская жалость к себе подкатила тошнотой.
Я уронила голову на колени и крепко зажмурилась.
Тишина обступила такая гулкая, резкая, словно замерли все звуки во вселенной. Только часы тикали на руке — это единственное, что мне оставили от самой себя. Жаль, что они больше не могли повернуть время вспять… Ни на пять минут, ни на десять, а хотя бы на день, чтобы у меня был шанс избежать кошмарной участи. Последний шанс на побег. Я упустила его, потеряла, проигнорировала, как и всё лучшее, что было в моей жизни.
А лучшим было то время, когда мы сидели с Джером на краю земли, ощущая звенящую нежность и теплоту мгновения.
«Нам давно пора уже двигаться к новым вершинам», — проговорила я в такт родному голосу, звучащему в голове. Прости меня, Джер, но дальше тебе идти без меня…
Тряхнула волосами и хлюпнула носом, прогоняя слезливое наваждение. Тяжёлые пряди оказались почти сухими и даже тёплыми. Как долго я уже так сижу? Неужели час? Или больше?
Я встала и прислушалась. Всё ещё тишина. Почему никто не шумит? Солдаты разом захмелели и уснули? Где шаркающий топот ног недовольной хозяйки и звон посуды? И где Турген? Из звуков остался только свистящий шёпот ветра. Что-то неуловимо изменилось, будто бы сама вселенная рухнула в ту самую ледяную толщу, в которой недавно купали меня.
Я прижалась ухом к двери, надеясь уловить далёкие голоса или шелест уборки, но всё равно — ничего. Осмелев, я приоткрыла дверь и выглянула наружу — отчего-то мёртвая тишина пугала ещё больше, чем ревущий хор пьяных солдат.
Снаружи, прямо у деревянных перил, лежали двое. Без кольчужных доспехов и обмундирования они казались простыми горожанами. Только валяющиеся рядом мечи да луки выдавали бойцов. Я даже не сразу поняла, что с ними произошло, но когда заметила кровавые провалы вместо глазниц, картинка постепенно начала проясняться: тёмные лужи под каждым из трупов, алые ручьи, текущие из глаз и рта…
— Толмунд, — тихонько выругалась я и сразу же зажала себе рот руками.
Осторожно прокралась вдоль тел, стараясь не попадать босыми ногами в кровь, растёкшуюся почти по всему полу. Следующей я встретила хозяйку — казалось, только что она приносила мне кувшин, осколок которого всё ещё врезался в ладонь. А теперь женщина лежит с полуулыбкой на лице, сжимая ворох свежих простыней. Она даже не поняла, что умерла…
Половицы заскрипели под ногами, нарушая гробовое молчание. Прихрамывая, я тихо спускалась по лестнице и старалась не заорать — всюду, по всей таверне лежали трупы, заливая алой слизью все поверхности. Должно быть, это и была бездна Толмунда — царство смерти и ужаса, застывшее в одном мгновении жизни… Не хватало только рек огня и приспешников с раскалёнными когтями.
Сердце застучало бешено где-то в горле. Меня замутило, и едва не вырвало прямо на тело Тургена, лежащее у лестницы. Подчиняясь порыву, я отлетела к стене и вжалась в неё, подвывая от ужаса и какого-то сокрушительного, звенящего горя. Осколок кувшина выскользнул сам собой, с гулким звуком разбился о пол. Леденящий озноб пробрал до самых костей.
Глаза выхватывали только отдельные детали: вот кружка, которую молодой солдат так и не донёс до рта… Разбитая тарелка с ещё дымящимся куском мяса, слетевшая с подноса подавальщицы. Живой треск огарков в залитой воском люстре — туда не дотянулся Толмунд, когда установил свою власть в некогда оживлённой таверне…
Та сама леди, ментальный маг, погибла в объятиях незнакомого мужчины. Он наслаждался обществом — посмертную улыбку не скрывает даже длинная борода. Целый взвод вместе со всеми обитателями таверны уничтожили по щелчку пальцев, превратили в одно мгновение в кровавое уродство, в застывшую сценку из религиозных книг. Милость Толмунда…
— Кирмос ли де Блайт, — прошипела я.
И рванула прочь. Глаза подёрнула пелена, и я почти не видела, куда бегу — наступала босыми ногами на ещё тёплые, мягкие тела, поскуливала и хваталась за любые выступы, чтобы не рухнуть новым трупом среди кошмарного зрелища.
Это сделал зверь. Не человек. Чудовище. Сам Толмунд поднялся на земли Квертинда, чтобы продемонстрировать свою силу. Чтобы напомнить мне о важной миссии, которая стала почти не заметна, почти забыта в суете и хороводе будней…
— Кирмос лин де Блайт, — уже громко проговорила я, оказавшись на улице, и заорала: — Хватит прятаться за чужими смертями!
Я панически закружилась, всматриваясь в окружение. На улице было ещё темно, но рассветные сумерки уже очертили силуэты крохотных домиков, пёстрых клумб-вазонов и низенького булыжного забора. Он прерывался крепкими, высокими воротами таверны «Три хвоста». Над входом трепыхался один-единственный фонарь, отбрасывая зловещие пятна света на пустынный двор…
А за воротами, выделяясь на фоне серого рассветного окружения, чернел мужской силуэт. Он шагнул в мою сторону, и все внутренности вместе с бешеным сердцем ухнули куда-то вниз. Дрожь ушла, но по телу пробежали крупные мурашки. Это был животный, первородный ужас перед хищником. Захотелось упасть на землю, закрыть голову руками и молча ждать смерти. Но в следующую секунду волной эйфории и облегчения на меня обрушилось осознание спасения, потому что на свет вышел Джер.
— Джер! — обрадовалась я и кинулась на встречу, но запнулась, будто наткнулась на невидимую стену. Обернулась на дверь таверны… И уже неуверенно повторила: — Джер?
И сразу же сама себе мысленно ответила: да, конечно, это мой ментор! Он, наверное, с ума сходил от связи, и пришёл за мной, как и обещал. Его привело обещание и мой дикий, необузданный страх, прокладывающий пусть от ментора к мейлори. Мысли рванули галопом, перескакивая от одной к другой, я открывала и закрывала рот, но всё объяснения стоило оставить на потом.
— Джер, там, в таверне такой ужас… — торопливо попыталась объясниться я и шагнула навстречу. — Здесь Кирмос лин де Блайт, он убил солдат. И всё ещё где-то рядом, нам нужно спрятаться…
Мало соображая от перенесённых переживаний, я кинулась в объятия ментора, как всегда, пытаясь закрыть его собой… Только вот Джер не позволил. Он перехватил меня за руку, ту самую, с чёрными венами. И одним взглядом потребовал объяснений.
— Это в прошлом, — глупо попыталась я оправдать свои мутации. — Мы пришли сюда с отрядом из Ордена Крона, крохотным, всего… — Хлёсткая, обидная пощёчина прервала мою речь.
Голова дёрнулась на бок, и я рефлекторно приложила руку к щеке. И даже улыбнулась поначалу своему безумию. Мне точно показалось. Или… нет? Джер что… меня ударил?
— Тебя на цепь посадить?! — прорычал ментор чужим, разъярённым голосом.
И только теперь я взглянула на него по-новому. Тяжёлое, частое дыхание. Огромные зрачки, безумный взгляд… И горячие, раскалённые, пульсирующие волны бешенства, опаляющие меня снова и снова. По-настоящему обжигающий гнев. Или… не знаю что. Этому не было названия.
Ноги подкосились, но Джер поймал меня — не за талию, как обычно, а за шею. Унизительно обхватил затылок и рванул за собой — прямо в бездну Толмунда, из которой я с таким трудом выбралась.
— Не надо, — заскулила я, упираясь ногами. Зашипела, наступив на больную пятку. — Я не хочу туда, Джер! Я не могу на это смотреть. Мне страшно. Ты слышишь?
Причитания звучали единственным звуком в оглушающей тишине. Ментор втолкнул меня обратно в таверну, и на секунду я понадеялась, что всё исчезло — слишком уж странными, неправдоподобными были последние события.
Но мёртвые тела были на месте — все до одного. Вместо глаз — провалы без дна, и реки — даже не крови — тьмы, темноты. Казалось, её можно черпать ладонями и наполнять лохани для ритуальных купаний. Искалеченные лица, прерванные судьбы.
Я отвернулась, взяла лицо Джера в руки и заглянула ему в глаза — неужели он не видит, что вредит мне? Неужели не чувствует мой дикий страх и почти физическую боль от вида кошмарной смерти?
— Я буду смотреть на тебя, — зубы клацали, и слова выходили нечёткими. — Только на тебя.
Джер развернул меня, прижал спиной к груди и положил ладонь на лоб. Заговорил над самым ухом:
— Нет, ты будешь смотреть на последствия. Смотри на них, Юна. Это солдаты армии, что защищали Квертинд. У них есть семьи, дети, у них были планы и желания. Они были верны королевству до последнего вздоха. А теперь они все мертвы, — он сделал паузу, чтобы я успела осознать сказанное и продолжил: — Это твой выбор, Юна. Твой. Твоя война. Сколько их здесь? Два десятка? Три? Ты хочешь убить сотни, тысячи, миллионы. Но разница между тобой и ними в том, что они не хотели воевать. Она защищали тех, на кого нападала ты.
— Нет, — замотала я головой. — Это всё Кирмос лин де Блайт, это не я. Клянусь, это не я их убила!
— Тогда ответь сама себе на вопрос. Ты бы убила их ещё час назад, если бы могла?
Я не ответила. Только открыла рот и часто заморгала. Но ментору мой ответ и не требовался. Он знал его… Лучше меня.
Джер оттолкнул меня, как-то брезгливо, будто прокажённую. Я не удержалась — упала на четвереньки, угодив в лужу крови. Попыталась встать и не смогла — голова кружилась, окружение ходило ходуном. Мне было плохо, по настоящему плохо — от вида кровавой бойни, от осознания правоты ментора, от боги ещё знают каких мыслей, голодными гиенами раздирающих сознание. Злым маятником, навязчивым повторением гудело в висках: «Это сделал Кирмос лин де Блайт. Не я. Только не я.»
Я так и пересекла злосчастный порог — ползком, едва не падая на брюхо. Свободное платье мешало, висело мешком, путалось в ногах. На подоле блестели свежие тёмные пятна чужой крови. Я поднялась, хваталась покрасневшими пальцами за дверной косяк и нашла взглядом Джера — он снова стоял в воротах, задрав голову. Смотрел на первые лучи ещё спрятанного за горными верхушками солнца.
Поток свежего ароматного воздуха привёл меня в чувства. Юбка облепила ноги, когда я зашагала по побитой дорожке к своему ментору. Растрёпанные волосы больше не пахли тарокко и эдельвейсом — смолистым запахом дешёвого щёлока.
Шаг, ещё шаг. И вот я уже совсем близко к нему.
Если бы при мне был Каас, он бы непременно сказал, что был прав, и Джер — и есть Кирмос лин де Блайт. Но Каас остался где-то в таверне — спрятался в жутких владениях бога смерти. Но было ещё кое-что. Я знала, что как только впущу эту мысль в сознание, позволю себе ещё хоть раз подумать, что ментор и есть Черный Консул, то я потеряю его. Навсегда. Что не станет больше никаких «нас», не будет новых вершин и будущего…
— Ты теперь меня ненавидишь, да? — тихо спросила я.
Пусть скажет — и тогда я, наконец, буду знать, что между нами. Буду знать, что нельзя ни к кому привязываться. Нельзя слепо и преданно верить в человека, который тебя презирает.
— С чего ты взяла? — он слегка повернулся, но всё ещё избегал смотреть на меня.
— Я ведь и правда могла бы их всех убить.
Теперь, когда я сказала это вслух, отчего-то поступок не казался таким уж чудовищным. И это… делало меня ещё хуже. Делало меня действительно достойной ненависти. Я ведь не смелая и гордая воительница. Даже не борец за свободу. А всего лишь Юна Горст. Истеричная пустышка, сорокина дочь и трусливое существо, готовое на самые ужасные поступки ради самой себя. Да даже ради своего тщеславия.
— Я тебя не ненавижу, Юна, — Джер повернулся, и мне показалось, что ему непросто дались эти слова.
Он сказал это с каким-то сожалением. Будто бы это было жестокой, неприятной правдой, и он бы хотел, чтобы было иначе. Но связь… Мысль запнулась, остановилась при взгляде на мужчину в шаге от меня.
Робкие, янтарные лучи очертили его лицо — тёмные брови с глубокой складкой между ними, острые скулы. Верхняя губа чуть тоньше нижней и прерывается белёсым росчерком шрама, всегда делающим родную улыбку кривой ухмылкой. Зрачок полностью прячет зелень радужки, и в нём, как в чёрном зеркале, отражаются мои глаза — восторженные, взволнованные и… влюблённые.
«Я тебя не ненавижу, Юна.»
Я крепко зажмурилась, встала на носочки, обвила его шею руками и прижалась губами к сжатому жесткому рту.
В Баторе говорят, что истинная близость таится в поцелуе. Демиург говорил, что он является проверкой настоящей любви. Но в эту самую секунду, целуя Джера, я не чувствовала ни восторга, ни особенной близости, ни даже трепета. Его губы тёплые, почти горячие. Но сухие и твёрдые. Джер не шевелился, но и не делал попыток прервать этот странный поцелуй.
Когда всё закончилось, я уткнулась взглядом в свои босые ступни, грязные от крови. И в миг почувствовала себя полной дурой — импульсивной, наивной. Испорченной и испачканной. К тому же страшной и растрёпанной. Извиниться, что ли?
Ментор откинул голову и с силой, по-звериному втянул горный воздух городка Эльце. Взглянул с сердитым прищуром из-под ресниц. А потом рванул ко мне, будто все сдерживающие преграды и цепи разрушились в одно мгновение.
Джер вжал меня в твёрдую створку ворот, словил мой всхлип и впился жадным, требовательным поцелуем. Мужской язык раздвинул мои губы, наполнил рот терпковатым фруктовым послевкусием.
Мир рванул тысячами искр и поплыл, закружился ворохом чувств и эмоций. Только что здесь была я сама, а теперь — иная, новая, молодая женщина плавилась в руках ментора податливой свечой. Горячая ладонь легла на затылок, не позволяя отстраниться, и поцелуй стал ещё глубже, грубее — но этого сладкого напора в голове не осталось ни одной мысли. Я дурела от влажных ласк, от настойчивых губ, что прикусывали и зализывали снова и снова. Кажется, даже постанывала.
Вцепилась в плечи ментора, как в спасительную опору, вжалась в него всем в телом, хотя, казалось, ближе было уже невозможно. Орден Крона? Кирмос лин де Блайт? Всё было не важно… Ничего не имело смысла, кроме меня и Джера.
Я почти заревела, когда ментор отстранился, позволяя мне вдохнуть, заскользил губами по щеке. Его рот сомкнулся на мочке уха, горячее дыхание обожгло шею. Джер прикусил мою неожиданно чувствительную кожу — там, где ямка над ключицей, и сразу же — снова поцеловал. Только на этот раз — осторожнее, нежнее, изучая меня языком. А мне хотелось большего. Жар в груди сводил с ума и заставлял льнуть к его губам, зарываться пальцами в волосы и дрожать, дрожать, дрожать… Наверное, мои ласки было до смешного неуклюжими, но я просто не могла остановиться.
Неужели это происходит на самом деле? Или я провалилась в сон, в иную реальность, где мир в очередной перевернулся с ног на голову? Это было невероятно, настолько невероятно, что я забыла, где нахожусь, и что случилось за эту безумную ночь.
Прекратилось всё так же, как и началось — резко, одномоментно — ментор почти рывком оторвал меня от себя, отошёл на два шага. Я сразу же побрела следом, как привязанная, как пьяная, ведомая самым одурманивающим в мире запахом и острым желанием. Крепкая рука схватила меня за плечо и буквально пригвоздила к воротам, не позволяя приблизиться. Я распахнула глаза и попыталась унять дыхание — тщетно. Посчитать бы вдохи, но, кажется, я забыла цифры.
Джер молчал. Он долго и пристально смотрел на меня в упор, не моргая. О чём думал? Не знаю.
Утро испуганно затихло. Кружащиеся над нами хохочущие солнечные лучи едва касались кожи, играя и лаская. Гулко завывал ветер где-то в вышине, поскрипывал одинокий потухший фонарь. И больше — ничего.
Может быть, бездна Толмунда — это не кровавое месиво из чужих тел? Может быть, для каждого она — своя? И эта — моя личная? Может это было прощание — такое острое, такое сладкое? Может, он сейчас уйдёт навсегда, оставив меня наедине с отчаяньем и горьким сожалением? Я знала: если только Джер сделает ещё один шаг назад — я умру, лишившись чего-то жизненно необходимого, текущего по венам и дающего дыхание. Но ментор и не думал уходить. Он упёрся рукой рядом с моей головы, навис надо мной и пугающе спокойно произнёс:
— Твоя свобода закончилась, Юна. Теперь ты будешь слушаться меня, — он криво ухмыльнулся. — Пора бы уже перестать быть хорошим ментором.
Глава 8. Аспид
— Где Комдор? — тихо спросил Мон. — За ним лучше присматривать, в городе сейчас много студентов… И Лоним наверняка здесь.
Солнце припекало совсем по-летнему, нагревало макушки и жалило щёки. Каменный хвост дракона, на который я взгромоздилась, тоже начинал изрядно поджаривать кожу даже сквозь ткань брюк.
Палец коснулся незнакомой гравировкой на моём новом артефакте — тонком тусклом браслете. Обычная безделушка за пару лирн, сувенир для путешественников с выбитым изречением какого-то старого мудреца. Прочитать я не смогла — язык Древних Волхвов мы изучали на первом курсе, но я, конечно же, проспала часть занятий.
— Я видел Зака Маффина с шайкой, — продолжил Монтгомери, прищурено оглядывая людную площадь Хвоста Дракона. — Наверняка они что-то задумали. Лучше бы нам не разделяться или вообще убраться отсюда.
Из Эльце мы с Джером приехали вчера утром. Ментор спас из бездны моё оружие, но возвращать не торопился. Всю дорогу до Кроуница я молчала, пытаясь оценить перемены в себе, в нём, в окружении.
В ту роковую ночь я будто бы погрузилась в тёмную, опасную глубину, проплыла, касаясь животом дна, и вынырнула совершенно в ином мире. Этот новый Квертинд был мне ещё не знаком. Изменилось всё: воздух, небо, осязание и запахи. Но главное — изменилась что-то внутри меня, щёлкнуло, сломалось. Я пока не знала, что сулят эти перемены, но ощущала жизнь по-новому: всё теперь доставляло огромную радость. Я могла смеяться, беседовать с друзьями, наслаждаться каждым вдохом! И ещё… Всем тем, что меня ждёт в новой, мирной жизни.
Я уронила голову на колени и крепко зажмурилась.
Тишина обступила такая гулкая, резкая, словно замерли все звуки во вселенной. Только часы тикали на руке — это единственное, что мне оставили от самой себя. Жаль, что они больше не могли повернуть время вспять… Ни на пять минут, ни на десять, а хотя бы на день, чтобы у меня был шанс избежать кошмарной участи. Последний шанс на побег. Я упустила его, потеряла, проигнорировала, как и всё лучшее, что было в моей жизни.
А лучшим было то время, когда мы сидели с Джером на краю земли, ощущая звенящую нежность и теплоту мгновения.
«Нам давно пора уже двигаться к новым вершинам», — проговорила я в такт родному голосу, звучащему в голове. Прости меня, Джер, но дальше тебе идти без меня…
Тряхнула волосами и хлюпнула носом, прогоняя слезливое наваждение. Тяжёлые пряди оказались почти сухими и даже тёплыми. Как долго я уже так сижу? Неужели час? Или больше?
Я встала и прислушалась. Всё ещё тишина. Почему никто не шумит? Солдаты разом захмелели и уснули? Где шаркающий топот ног недовольной хозяйки и звон посуды? И где Турген? Из звуков остался только свистящий шёпот ветра. Что-то неуловимо изменилось, будто бы сама вселенная рухнула в ту самую ледяную толщу, в которой недавно купали меня.
Я прижалась ухом к двери, надеясь уловить далёкие голоса или шелест уборки, но всё равно — ничего. Осмелев, я приоткрыла дверь и выглянула наружу — отчего-то мёртвая тишина пугала ещё больше, чем ревущий хор пьяных солдат.
Снаружи, прямо у деревянных перил, лежали двое. Без кольчужных доспехов и обмундирования они казались простыми горожанами. Только валяющиеся рядом мечи да луки выдавали бойцов. Я даже не сразу поняла, что с ними произошло, но когда заметила кровавые провалы вместо глазниц, картинка постепенно начала проясняться: тёмные лужи под каждым из трупов, алые ручьи, текущие из глаз и рта…
— Толмунд, — тихонько выругалась я и сразу же зажала себе рот руками.
Осторожно прокралась вдоль тел, стараясь не попадать босыми ногами в кровь, растёкшуюся почти по всему полу. Следующей я встретила хозяйку — казалось, только что она приносила мне кувшин, осколок которого всё ещё врезался в ладонь. А теперь женщина лежит с полуулыбкой на лице, сжимая ворох свежих простыней. Она даже не поняла, что умерла…
Половицы заскрипели под ногами, нарушая гробовое молчание. Прихрамывая, я тихо спускалась по лестнице и старалась не заорать — всюду, по всей таверне лежали трупы, заливая алой слизью все поверхности. Должно быть, это и была бездна Толмунда — царство смерти и ужаса, застывшее в одном мгновении жизни… Не хватало только рек огня и приспешников с раскалёнными когтями.
Сердце застучало бешено где-то в горле. Меня замутило, и едва не вырвало прямо на тело Тургена, лежащее у лестницы. Подчиняясь порыву, я отлетела к стене и вжалась в неё, подвывая от ужаса и какого-то сокрушительного, звенящего горя. Осколок кувшина выскользнул сам собой, с гулким звуком разбился о пол. Леденящий озноб пробрал до самых костей.
Глаза выхватывали только отдельные детали: вот кружка, которую молодой солдат так и не донёс до рта… Разбитая тарелка с ещё дымящимся куском мяса, слетевшая с подноса подавальщицы. Живой треск огарков в залитой воском люстре — туда не дотянулся Толмунд, когда установил свою власть в некогда оживлённой таверне…
Та сама леди, ментальный маг, погибла в объятиях незнакомого мужчины. Он наслаждался обществом — посмертную улыбку не скрывает даже длинная борода. Целый взвод вместе со всеми обитателями таверны уничтожили по щелчку пальцев, превратили в одно мгновение в кровавое уродство, в застывшую сценку из религиозных книг. Милость Толмунда…
— Кирмос ли де Блайт, — прошипела я.
И рванула прочь. Глаза подёрнула пелена, и я почти не видела, куда бегу — наступала босыми ногами на ещё тёплые, мягкие тела, поскуливала и хваталась за любые выступы, чтобы не рухнуть новым трупом среди кошмарного зрелища.
Это сделал зверь. Не человек. Чудовище. Сам Толмунд поднялся на земли Квертинда, чтобы продемонстрировать свою силу. Чтобы напомнить мне о важной миссии, которая стала почти не заметна, почти забыта в суете и хороводе будней…
— Кирмос лин де Блайт, — уже громко проговорила я, оказавшись на улице, и заорала: — Хватит прятаться за чужими смертями!
Я панически закружилась, всматриваясь в окружение. На улице было ещё темно, но рассветные сумерки уже очертили силуэты крохотных домиков, пёстрых клумб-вазонов и низенького булыжного забора. Он прерывался крепкими, высокими воротами таверны «Три хвоста». Над входом трепыхался один-единственный фонарь, отбрасывая зловещие пятна света на пустынный двор…
А за воротами, выделяясь на фоне серого рассветного окружения, чернел мужской силуэт. Он шагнул в мою сторону, и все внутренности вместе с бешеным сердцем ухнули куда-то вниз. Дрожь ушла, но по телу пробежали крупные мурашки. Это был животный, первородный ужас перед хищником. Захотелось упасть на землю, закрыть голову руками и молча ждать смерти. Но в следующую секунду волной эйфории и облегчения на меня обрушилось осознание спасения, потому что на свет вышел Джер.
— Джер! — обрадовалась я и кинулась на встречу, но запнулась, будто наткнулась на невидимую стену. Обернулась на дверь таверны… И уже неуверенно повторила: — Джер?
И сразу же сама себе мысленно ответила: да, конечно, это мой ментор! Он, наверное, с ума сходил от связи, и пришёл за мной, как и обещал. Его привело обещание и мой дикий, необузданный страх, прокладывающий пусть от ментора к мейлори. Мысли рванули галопом, перескакивая от одной к другой, я открывала и закрывала рот, но всё объяснения стоило оставить на потом.
— Джер, там, в таверне такой ужас… — торопливо попыталась объясниться я и шагнула навстречу. — Здесь Кирмос лин де Блайт, он убил солдат. И всё ещё где-то рядом, нам нужно спрятаться…
Мало соображая от перенесённых переживаний, я кинулась в объятия ментора, как всегда, пытаясь закрыть его собой… Только вот Джер не позволил. Он перехватил меня за руку, ту самую, с чёрными венами. И одним взглядом потребовал объяснений.
— Это в прошлом, — глупо попыталась я оправдать свои мутации. — Мы пришли сюда с отрядом из Ордена Крона, крохотным, всего… — Хлёсткая, обидная пощёчина прервала мою речь.
Голова дёрнулась на бок, и я рефлекторно приложила руку к щеке. И даже улыбнулась поначалу своему безумию. Мне точно показалось. Или… нет? Джер что… меня ударил?
— Тебя на цепь посадить?! — прорычал ментор чужим, разъярённым голосом.
И только теперь я взглянула на него по-новому. Тяжёлое, частое дыхание. Огромные зрачки, безумный взгляд… И горячие, раскалённые, пульсирующие волны бешенства, опаляющие меня снова и снова. По-настоящему обжигающий гнев. Или… не знаю что. Этому не было названия.
Ноги подкосились, но Джер поймал меня — не за талию, как обычно, а за шею. Унизительно обхватил затылок и рванул за собой — прямо в бездну Толмунда, из которой я с таким трудом выбралась.
— Не надо, — заскулила я, упираясь ногами. Зашипела, наступив на больную пятку. — Я не хочу туда, Джер! Я не могу на это смотреть. Мне страшно. Ты слышишь?
Причитания звучали единственным звуком в оглушающей тишине. Ментор втолкнул меня обратно в таверну, и на секунду я понадеялась, что всё исчезло — слишком уж странными, неправдоподобными были последние события.
Но мёртвые тела были на месте — все до одного. Вместо глаз — провалы без дна, и реки — даже не крови — тьмы, темноты. Казалось, её можно черпать ладонями и наполнять лохани для ритуальных купаний. Искалеченные лица, прерванные судьбы.
Я отвернулась, взяла лицо Джера в руки и заглянула ему в глаза — неужели он не видит, что вредит мне? Неужели не чувствует мой дикий страх и почти физическую боль от вида кошмарной смерти?
— Я буду смотреть на тебя, — зубы клацали, и слова выходили нечёткими. — Только на тебя.
Джер развернул меня, прижал спиной к груди и положил ладонь на лоб. Заговорил над самым ухом:
— Нет, ты будешь смотреть на последствия. Смотри на них, Юна. Это солдаты армии, что защищали Квертинд. У них есть семьи, дети, у них были планы и желания. Они были верны королевству до последнего вздоха. А теперь они все мертвы, — он сделал паузу, чтобы я успела осознать сказанное и продолжил: — Это твой выбор, Юна. Твой. Твоя война. Сколько их здесь? Два десятка? Три? Ты хочешь убить сотни, тысячи, миллионы. Но разница между тобой и ними в том, что они не хотели воевать. Она защищали тех, на кого нападала ты.
— Нет, — замотала я головой. — Это всё Кирмос лин де Блайт, это не я. Клянусь, это не я их убила!
— Тогда ответь сама себе на вопрос. Ты бы убила их ещё час назад, если бы могла?
Я не ответила. Только открыла рот и часто заморгала. Но ментору мой ответ и не требовался. Он знал его… Лучше меня.
Джер оттолкнул меня, как-то брезгливо, будто прокажённую. Я не удержалась — упала на четвереньки, угодив в лужу крови. Попыталась встать и не смогла — голова кружилась, окружение ходило ходуном. Мне было плохо, по настоящему плохо — от вида кровавой бойни, от осознания правоты ментора, от боги ещё знают каких мыслей, голодными гиенами раздирающих сознание. Злым маятником, навязчивым повторением гудело в висках: «Это сделал Кирмос лин де Блайт. Не я. Только не я.»
Я так и пересекла злосчастный порог — ползком, едва не падая на брюхо. Свободное платье мешало, висело мешком, путалось в ногах. На подоле блестели свежие тёмные пятна чужой крови. Я поднялась, хваталась покрасневшими пальцами за дверной косяк и нашла взглядом Джера — он снова стоял в воротах, задрав голову. Смотрел на первые лучи ещё спрятанного за горными верхушками солнца.
Поток свежего ароматного воздуха привёл меня в чувства. Юбка облепила ноги, когда я зашагала по побитой дорожке к своему ментору. Растрёпанные волосы больше не пахли тарокко и эдельвейсом — смолистым запахом дешёвого щёлока.
Шаг, ещё шаг. И вот я уже совсем близко к нему.
Если бы при мне был Каас, он бы непременно сказал, что был прав, и Джер — и есть Кирмос лин де Блайт. Но Каас остался где-то в таверне — спрятался в жутких владениях бога смерти. Но было ещё кое-что. Я знала, что как только впущу эту мысль в сознание, позволю себе ещё хоть раз подумать, что ментор и есть Черный Консул, то я потеряю его. Навсегда. Что не станет больше никаких «нас», не будет новых вершин и будущего…
— Ты теперь меня ненавидишь, да? — тихо спросила я.
Пусть скажет — и тогда я, наконец, буду знать, что между нами. Буду знать, что нельзя ни к кому привязываться. Нельзя слепо и преданно верить в человека, который тебя презирает.
— С чего ты взяла? — он слегка повернулся, но всё ещё избегал смотреть на меня.
— Я ведь и правда могла бы их всех убить.
Теперь, когда я сказала это вслух, отчего-то поступок не казался таким уж чудовищным. И это… делало меня ещё хуже. Делало меня действительно достойной ненависти. Я ведь не смелая и гордая воительница. Даже не борец за свободу. А всего лишь Юна Горст. Истеричная пустышка, сорокина дочь и трусливое существо, готовое на самые ужасные поступки ради самой себя. Да даже ради своего тщеславия.
— Я тебя не ненавижу, Юна, — Джер повернулся, и мне показалось, что ему непросто дались эти слова.
Он сказал это с каким-то сожалением. Будто бы это было жестокой, неприятной правдой, и он бы хотел, чтобы было иначе. Но связь… Мысль запнулась, остановилась при взгляде на мужчину в шаге от меня.
Робкие, янтарные лучи очертили его лицо — тёмные брови с глубокой складкой между ними, острые скулы. Верхняя губа чуть тоньше нижней и прерывается белёсым росчерком шрама, всегда делающим родную улыбку кривой ухмылкой. Зрачок полностью прячет зелень радужки, и в нём, как в чёрном зеркале, отражаются мои глаза — восторженные, взволнованные и… влюблённые.
«Я тебя не ненавижу, Юна.»
Я крепко зажмурилась, встала на носочки, обвила его шею руками и прижалась губами к сжатому жесткому рту.
В Баторе говорят, что истинная близость таится в поцелуе. Демиург говорил, что он является проверкой настоящей любви. Но в эту самую секунду, целуя Джера, я не чувствовала ни восторга, ни особенной близости, ни даже трепета. Его губы тёплые, почти горячие. Но сухие и твёрдые. Джер не шевелился, но и не делал попыток прервать этот странный поцелуй.
Когда всё закончилось, я уткнулась взглядом в свои босые ступни, грязные от крови. И в миг почувствовала себя полной дурой — импульсивной, наивной. Испорченной и испачканной. К тому же страшной и растрёпанной. Извиниться, что ли?
Ментор откинул голову и с силой, по-звериному втянул горный воздух городка Эльце. Взглянул с сердитым прищуром из-под ресниц. А потом рванул ко мне, будто все сдерживающие преграды и цепи разрушились в одно мгновение.
Джер вжал меня в твёрдую створку ворот, словил мой всхлип и впился жадным, требовательным поцелуем. Мужской язык раздвинул мои губы, наполнил рот терпковатым фруктовым послевкусием.
Мир рванул тысячами искр и поплыл, закружился ворохом чувств и эмоций. Только что здесь была я сама, а теперь — иная, новая, молодая женщина плавилась в руках ментора податливой свечой. Горячая ладонь легла на затылок, не позволяя отстраниться, и поцелуй стал ещё глубже, грубее — но этого сладкого напора в голове не осталось ни одной мысли. Я дурела от влажных ласк, от настойчивых губ, что прикусывали и зализывали снова и снова. Кажется, даже постанывала.
Вцепилась в плечи ментора, как в спасительную опору, вжалась в него всем в телом, хотя, казалось, ближе было уже невозможно. Орден Крона? Кирмос лин де Блайт? Всё было не важно… Ничего не имело смысла, кроме меня и Джера.
Я почти заревела, когда ментор отстранился, позволяя мне вдохнуть, заскользил губами по щеке. Его рот сомкнулся на мочке уха, горячее дыхание обожгло шею. Джер прикусил мою неожиданно чувствительную кожу — там, где ямка над ключицей, и сразу же — снова поцеловал. Только на этот раз — осторожнее, нежнее, изучая меня языком. А мне хотелось большего. Жар в груди сводил с ума и заставлял льнуть к его губам, зарываться пальцами в волосы и дрожать, дрожать, дрожать… Наверное, мои ласки было до смешного неуклюжими, но я просто не могла остановиться.
Неужели это происходит на самом деле? Или я провалилась в сон, в иную реальность, где мир в очередной перевернулся с ног на голову? Это было невероятно, настолько невероятно, что я забыла, где нахожусь, и что случилось за эту безумную ночь.
Прекратилось всё так же, как и началось — резко, одномоментно — ментор почти рывком оторвал меня от себя, отошёл на два шага. Я сразу же побрела следом, как привязанная, как пьяная, ведомая самым одурманивающим в мире запахом и острым желанием. Крепкая рука схватила меня за плечо и буквально пригвоздила к воротам, не позволяя приблизиться. Я распахнула глаза и попыталась унять дыхание — тщетно. Посчитать бы вдохи, но, кажется, я забыла цифры.
Джер молчал. Он долго и пристально смотрел на меня в упор, не моргая. О чём думал? Не знаю.
Утро испуганно затихло. Кружащиеся над нами хохочущие солнечные лучи едва касались кожи, играя и лаская. Гулко завывал ветер где-то в вышине, поскрипывал одинокий потухший фонарь. И больше — ничего.
Может быть, бездна Толмунда — это не кровавое месиво из чужих тел? Может быть, для каждого она — своя? И эта — моя личная? Может это было прощание — такое острое, такое сладкое? Может, он сейчас уйдёт навсегда, оставив меня наедине с отчаяньем и горьким сожалением? Я знала: если только Джер сделает ещё один шаг назад — я умру, лишившись чего-то жизненно необходимого, текущего по венам и дающего дыхание. Но ментор и не думал уходить. Он упёрся рукой рядом с моей головы, навис надо мной и пугающе спокойно произнёс:
— Твоя свобода закончилась, Юна. Теперь ты будешь слушаться меня, — он криво ухмыльнулся. — Пора бы уже перестать быть хорошим ментором.
Глава 8. Аспид
— Где Комдор? — тихо спросил Мон. — За ним лучше присматривать, в городе сейчас много студентов… И Лоним наверняка здесь.
Солнце припекало совсем по-летнему, нагревало макушки и жалило щёки. Каменный хвост дракона, на который я взгромоздилась, тоже начинал изрядно поджаривать кожу даже сквозь ткань брюк.
Палец коснулся незнакомой гравировкой на моём новом артефакте — тонком тусклом браслете. Обычная безделушка за пару лирн, сувенир для путешественников с выбитым изречением какого-то старого мудреца. Прочитать я не смогла — язык Древних Волхвов мы изучали на первом курсе, но я, конечно же, проспала часть занятий.
— Я видел Зака Маффина с шайкой, — продолжил Монтгомери, прищурено оглядывая людную площадь Хвоста Дракона. — Наверняка они что-то задумали. Лучше бы нам не разделяться или вообще убраться отсюда.
Из Эльце мы с Джером приехали вчера утром. Ментор спас из бездны моё оружие, но возвращать не торопился. Всю дорогу до Кроуница я молчала, пытаясь оценить перемены в себе, в нём, в окружении.
В ту роковую ночь я будто бы погрузилась в тёмную, опасную глубину, проплыла, касаясь животом дна, и вынырнула совершенно в ином мире. Этот новый Квертинд был мне ещё не знаком. Изменилось всё: воздух, небо, осязание и запахи. Но главное — изменилась что-то внутри меня, щёлкнуло, сломалось. Я пока не знала, что сулят эти перемены, но ощущала жизнь по-новому: всё теперь доставляло огромную радость. Я могла смеяться, беседовать с друзьями, наслаждаться каждым вдохом! И ещё… Всем тем, что меня ждёт в новой, мирной жизни.