Улучив момент, когда Виттор скроется из виду, я перебежала ближе — пригнулась за крупным валуном, вовсю зеленеющим молодым мхом. Услышала, как шумно втянул воздух Нед, закашлялся и помянул кряхта. Видимо, появление Тефиды привлекло внимание говнюков, и Трейсли отвлёкся. Но в следующую секунду Комдора снова макнули лицом в реку. Тефиду же Виттор схватил за шею, перекрывая дыхание. Ситуация ухудшалась.
Больше медлить было нельзя. Я пригнулась, гуськом подобралась ещё больше, потёрла ладони друг о друга и опустила как можно ниже — к размокшей земле с торчащими травинками. От почвы повеяло приятно холодом, словно сам Ревд благословлял меня. Но сейчас, увы, родная магия виделась мне слабым помощником в ситуации. Поэтому я сосредоточилась на поджарой тушке патлатого блондина и прошептала заклинание, которые уже сотню раз повторяла наизусть:
— Sang dalor venie! Eman miсhi’tum del Tolmund.
Виттор мгновенно отпустил Тефиду, и та отлетела как ошпаренная. Оуренский дёрнулся, зашипел и повалился прямо в слякотную лужу. Тело его вытянулось в струнку, на шее взбухли вены, а изо рта пошла пена.
Алый туман поднялся из-под земли и прильнул к моим ладоням. Он всё лился и лился, сверкал алыми искрами под кожей, заполнял нутро эйфорией. Кровавая магия потекла по венам неистовым азартом и животным чувством превосходства. Когда последняя лента запрещённого заклинания впиталась в руки, я встала в полный рост, больше не скрываясь. В этот миг мне показалось, что я бы справилась со всеми сразу.
Я и не стала больше откладывать — взобралась на валун и размашистым прыжком налетела на Мелко, обхватила ногами, повалила его и от души врезала по удивлённой физиономии. Потом ещё и ещё. До тех пор, пока глаза боевого мага не закатились. Мон быстро сообразил, что спасён — отполз подальше, придерживая руками разорванную на животе сорочку.
С Недом дела обстояли хуже — его выволокли на берег, но несчастный без конца кашлял и отплёвывался, дрожал и стонал. Он не видел происходящего, только ругался себе под нос и снова кашлял.
Остальные же окружили бьющегося в конвульсиях Виттора и выглядели по-настоящему напуганными.
Я подняла уголок губ. Не стоило вам связываться с бандой изгоев, ублюдки.
Слезла с обмякшего Шона, хищно обошла по кругу толпу студентов. Сдула локон со лба, но неудачно — тяжёлый миинх оттягивал прядь, так что пришлось убрать волосы пятернёй. Тело стало послушным, гибким и ловким, и я плыла сквозь воздух, контролировала каждое малейшее движение и упивалась состоянием всесилия.
Родрик Трейлси при виде меня запуганно попятился, будто увидел чудовище. Но этот ссыкливый олух меня сейчас не интересовал. Как и Тефида, застывшая статуей.
Ракель была единственной, кто меня не заметил — она взывала к Девейне, спешно ощупывала светящими ладонями Виттора и хлопала парня по щекам. Пришлось внести ясность — быстрым рывком я вцепилась в чёрную копну волос, дёрнула что было сил и бросила целительницу не землю перед собой. Прикрыла глаза и шумно втянула воздух — к весеннему аромату земли, мха и молодой хвои добавился кисловатый запах человеческого страха.
Студентка Зулейтон завыла, отвлекая меня от наслаждения моментом. Я села сверху, фиксируя руки, наклонилась ближе и прошептала:
— Ты разбиваешь мне сердце, пантера. Забыла, что я тебе обещала в прошлый раз?
Вытащила Кааса и слизала остатки крови Сирены. Конечно, это не восполнило магическую силу, но мне очень нравилось чувствовать власть и чужое унижение. Я упивалась ужасом в глазах жертвы и хотела напугать её сильнее. Подкинула кинжал, поймала за кончик лезвия и поднесла ко лбу Ракель. Та задёргалась, как кролик в смертельных объятиях удава, заорала и заревела — пришлось зафиксировать её голову свободной рукой.
— Я обещала вырезать тебе на лбу «сука», — напомнила я и одним быстрым росчерком распорола смуглую кожу.
Буква «С» вышла неровной. Следовало поправить её, но порез мгновенно наполнился кровью и размазался сильнее. Крупные, как алмазы в её серёжках, слёзы покатились из глаз Ракель. Плачь целительницы стал наградой и долгожданным отмщением. О да. Я буду выдавливать из неё по слезинке за каждую секунду страдания моих друзей.
Лезвие Кааса снова вспорхнуло надо лбом девушки, но на этот раз не достигло своей цели — меня схватили сзади и буквально стащили с горланящей целительницы.
— Тише, Юна, не надо, — шептал Мон, крепко прижимая мои руки. — Она не стоит того.
Я трепыхнулась в знак протеста — очень хотелось закончить свой шедевр, но на пути встал Нед. Мокрый, продрогший, он взял моё лицо в ладони, не позволяя отвести взгляда. Ледяное прикосновение отрезвило, но едва ли утихомирило желание раскидать обоих друзей и вернуться к поучительному наказанию для черноволосой стервы. Я должна выполнить обещание! Ракель заслужила! Как они не понимают, это дело чести!
— Он умирает, — внезапно заголосила Тефида. — О, Девейна, спаси! Семеро богов, за что?!
Мы одновременно повернулись в её сторону. Виттор у ног трясущейся мелкой больше не бился в конвульсиях. Он обмяк и лежал соломенным чучелом прямо в грязи. Но точно не умирал — блондин оценивал вполне осознанным взглядом нашу банду. Задержался глазами на мне и — задумался. Плохой знак. Очень плохой знак.
— Помоги ему, — кивнула я Мону.
Тот всё не решался выпустить меня из медвежьих объятий. Посмотрел на Неда — видимо, ждал от него разрешения.
— Да не стану я больше никого резать, — раздражённо опередила я Комдора. — Обещаю.
Толстый Мон всё же ослабил хватку, но несмело — явно готовился ловить меня повторно. Нед в нарядном костюме, промокшем до нитки, пошире расставил ноги для устойчивости. Ракель тоже напряглась — вжалась в скальный уступ, прикрывая ладонью свежую рану на лбу. Но я намеревалась сдержать новое обещание, как и все данные ранее. Бурлящая энергия и острая страсть к битве всё ещё подстрекали к решительным действиям, но я посчитала вдохи и выдохнула возбуждение. Драка закончилась. Победа осталась за нами, а это главное. Самое время заняться Виттором.
Действие кровавой магии проходило. Я размяла шею, потрогала разбитую скулу — даже не заметила, как её повредила. Кажется, левая нога тоже начинала болеть. Вытянула ладони — и сразу же спрятала их за спину. К счастью, нарочитого жеста никто не заметил — всех интересовал пострадавший Оуренский.
— Не понимаю, — Мон навис над молчаливым парнем. — У него явные внутренние повреждения, но магия Девейны не помогает.
Студент Лоза воззвал к богине, даже высунул кончик языка от старания, но тщетно. Ракель шептала заклинания в унисон, но даже вдвоём целители не справлялись — Оуренский едва двигался. Несчастный хотел встать, но рухнул обратно на скользкую землю.
Все участники забыли о вражде — сейчас их волновало больше состояние Виттора. Даже Шон Мелко очнулся и заинтересованно подполз ближе к группе студентов.
А я наоборот — отошла подальше, пряча за спиной руки. Я знала, что тело и самочувствие Виттора Оуренского восстановится естественным образом спустя время. Ближайшие часы, скорее всего, блондин проведёт в постели. Возможно даже в целительском крыле. Но это было не важно.
Подгоняемая новым осознанием, я буквально взлетела вверх по побитым ступеням, легко контролируя движения. Солнце клонилось к вершинам гор, но последние его лучи всё ещё освещали лес, играли бликами на стекле теплиц, приятно согревали ласковым янтарным светом.
Я подняла руку и внимательно осмотрела её. Через всю ладонь, перекидываясь между пальцами и ломано извивалась, тянулась длиннющая чёрная вена.
Глава 5. Под защитой Кроуница
Привычное кроуницкое землетрясение застало нас за завтраком. Студенты, ещё ленивые и сонные, не обратили на подземные толчки совершенно никакого внимания. Они мазали куски свежего хлеба ежевичным вареньем и обсуждали прошедшую свадьбу. Новоиспечённая невеста ожидаемо в столовой не появилась, а вот Куиджи, бодрый, свежий и гладко выбритый охотно принял аплодисменты и громкие выкрики поздравлений, едва показавшись под резной нефритовой аркой.
— Может, мне тоже жениться? — Комдор, хмурый от похмелья, лениво зевнул.
— Если хочешь славы, то лучше обзаведись близким родством с консулом, — весело ответил Мон, таская засахаренную чёрную смородину из вазочки.
Я слушала разговоры банды вполуха и почти не ела. Меня беспокоил бледный Виттор Оуренский, кидающий в мою сторону странные взгляды. Я откинулась на спинку стула и посмотрела в ответ с вызовом, но внутри съёжилась от страха и немного — от стыда. Узнай кто, что кровавые мутации начали менять моё тело — окончательно заклеймят чудовищем. О произошедшем я не могла рассказать даже Джеру, потому что знала, что это приведёт ментора в бешенство.
Руку с чёрной веной я тщательно перемотала эластичным бинтом, ссылаясь на травму от тетивы. Никто не спросил, когда я успела добраться до Карнеума, и никто не знал, что самый точный лук в мире не вредит своему хозяину, даже если тот стреляет голыми руками. Такое часто бывало с менее опытными лучниками, поэтому перебинтованная рука ни у кого не вызвала подозрений. Хотя у Оуренского вид был такой, будто он обо всём догадался, и непременно сдаст меня стязателям. Патлатый гад! Хорошо, что хоть к целителям не пошёл — отлежался в комнате и даже спустился к завтраку. Оуренскому повезло, что моё первое боевое заклинание Толмунда вышло слабым, да ещё и подпитанным кровью животного. С человеческой получилось бы эффективнее.
Я задумчиво постучала испачканным в ежевичном варенье ножом по пустой тарелке. Резать горло живому человеку, пожалуй, даже проще, чем животному. Я не сомневалась, что смогу пополнить кровавую плазну таким способом. Многие из ублюдков, в отличие от несчастных зверушек, заслуживали расправы. Квертинд показал мне истинное лицо человечности: алчность, трусость, жадность, мелочность и зависть. И никакие, самые возвышенные и горячие убеждения, не могли изменить этой природы. Зато с этим прекрасно справлялось насилие.
Со стороны могло показаться, что в своих битвах с судьбой я ввязывалась в недостойные, грязные дела. Переступала через мораль и слабость. Даже через закон. Что я стала пренебрежительно относится к чужому страданию и даже смерти. Что теперь мне стало легко причинять увечья и отнимать жизни. Что ж, ликуйте, наблюдатели!
Ведь так оно и есть.
— Добг’ое утг’о, дг’узья, — знакомый голос вывел меня из раздумий.
Куиджи гладко зачесал ещё мокрые волосы, обрядился в свежую сорочку и выглядел надутым и гордым, как лев с фрески над камином. Даже рукопожатие у него вышло твёрдым, крепким — не таким, как раньше. Комдор, конечно, не упустил возможности ввернуть пошлую шуточку.
— Пристроил черенок, а? — подмигнул он и повысил голос: — Наш псих наконец-то стал мужиком!
Нед поднял глиняный бокал честь новоявленного мужика и взъерошил его идеальную причёску, чем вызвал недовольное фырканье.
— Как Фиди? — вместо приветствия спросила я, всё ещё отрешённо блуждая мыслями в собственной беспощадности.
— Благодаг’ю, моя супг’уга чувствует себя пг’екг’асно, — охотно поведал Лампадарио и уселся. — Как вам пг’аздник? Юна, что с г’укой?
— Праздник у банды удался, — хмыкнула я, и Нед с Моном хохотнули в унисон. — Ты даже не представляешь…
— Хм, хм… — вмешался в разговор девичий голос.
Я вжала голову в плечи и осторожно обернулась. В подозрительной близости от нашего столика стояла Сирена. Девушка умудрилась смотаться из комнаты ещё до рассвета, так что утром мы не виделись. За последние два дня леди Эстель уже второй раз приближалась ко мне на расстояние меньше тридцати шагов, и я пока не решила, было ли это доброй переменой или дурным знаком.
— На днях приезжает моя тётка, — деловито сообщила серебристая лилия. — Та самая, троюродная. Которая постоянная треплет меня за щеку.
— Да? — напряглась я, пытаясь уловить суть беседы. — Если хочешь, могу снова тебя порезать.
— Ты до сих пор не вернула мне её подарок, — напомнила Сирена. — Заколку, помнишь? С дня династии.
— Ах… — растерялась я и похлопала себя по карманам. — Да, заколка.
На самом деле острый аксессуар давно поселился за голенищем моего сапога и даже пару раз приходил на помощь в мелких стычках на арене. Мне нравилось иметь среди оружия что-то изящное, мелкое, женское, но при этом смертоносное. Не то чтобы я не собиралась возвращать вещь подруге, просто редко бывала в комнате, и как-то всё забывала или ленилась…
— Держи, — сдалась я, выдёргивая изрядно потускневшую шпильку-иглу из сапога.
— Фу, — сморщила носик леди Эстель, — какая гадость, Юна! Она пахнет твоим потом! — Девушка возмущённо упёрла руки в бока. — Всё, к чему ты прикасаешься больше ни на что не годится!.. — она запыхтела, подбирая слова, но всё же быстро вернула себе приказной тон: — Вот как мы поступим: ты хорошенько вымочишь её с щёлоком, отполируешь мягкой холстиной и вернёшь мне к вечеру.
— Договорились, — быстро согласилась я на сделку и виновато почесала затылок.
Хотя, конечно, Сирена расценивала это не как сделку, а как приказ. Учитывая промедление с возвратом, она имела на него право. Я быстро сунула заколку на её уже привычное место и всё-таки вовлеклась в беседу.
— Позавчера, пока ты пропадала в Кроунице, мы ходили в Понтон, — рассказывал Комдор, провожая удаляющуюся Сирену щенячьим взглядом. — Так там на нас напали.
— Снова Ракель? — удивилась я.
— Нет, — Комдор глотнул ягодного отвара. — Какая-то обезумевшая мамка пыталась прикончить Мона. Говорила, что он сгубил её ребёнка.
— Мон не может вылечить всех, — махнула я рукой. — Вы избаловали этих бедняков.
— Тут дело в другом, — хлюпнул напитком Нед. — До того, как Мон дал ему капли, ребёнок был здоров.
Я застыла, так не донеся до рта ещё горячий пирог. Куиджи перестал стучать приборами по тарелке и тоже вытаращился на Мона. Поверить в то, что наш целитель мог навредить ребёнку, было невозможно. Да на свете не было человека добрее и милостивее! Даже сама Девейна наверняка позавидовала бы его миролюбию!
— Я попробую исследовать труп ребёнка, — как ни в чём не бывало поведал Мон, с аппетитом уплетающий пирог с капустой. — Моё лекарство помогло остановить эпидемию халдянки в Понтоне, но раствор плохо приживается в ослабленном организме. — На секунду он задумался, оглядывая нас всех по очереди, но продолжил жевать: — Да, пожалуй, причина и правда в том, что ребёнок не пережил введение вакцины. Я допускал такое развитие реакции.
— Допускал г’азвитие г’еакиции? — вскрикнул Куиджи. — Монтгомег’и! Ты говог’ишь, что убил гебёнка… Отг’авил! И говог’ишь об этом спокойно, как будто так и должно было быть. Это же… отвг’атительно!
— Это не так, мне жаль! — быстро оправдался Мон. Он заёрзал на стуле и умоляюще свёл брови. — Но из-за моих капель выжили тысячи других в трущобах. Они были обречены на заражение, но я предотвратил это! Гибель несчастного мальчика — это ужасно, но цель оправдывает средства. Он бы, возможно, всё равно умер со временем… — Он понял, что привёл плохой аргумент и продолжил: — Но дело даже не в этом! Я как целитель мыслю не только категориями жизни человека, но и выживания человечества. Это глобальная задача охраны здоровья всех квертиндцев!
Толстый Мон порозовел до кончиков ушей, заметно распереживался и схватил меня за руку. Я едва не выдернула её, но силой воли заставила сидеть спокойно. Жест вышел очень нарочитым. Куиджи с Недом заметили его порывистость и возникшую неловкость, отчего Мон смутился и спрятал обе ладони под стол. Поник, устыдившись.
— Вы все заг’азились безумием от Юны, — обречённо вздохнул ментальный маг. — Боюсь, что тепег’ь и я тоже. Остаётся только молиться, что пг’аг’одительница Девейна пг’остит нас.
Над столом повисла тишина. Все уткнулись в свои тарелки, но аппетит банды был испорчен.
На самом деле, весь Кроуниц слышал о чудесном исцелении Понтона — об этом даже объявило местное консульство. Заслуги приписали милости прародительницы, и я в очередной раз убедилась в лживости власти. В каждом слове, в каждом звуке заключался обман. Начиная с того, что Девейна не была прародительницей, а только созданием Крона… И заканчиваем тем, что к прекращению вспышки болезни никто из богов отношения не имел.
Я подвинулась ближе к Мону и ободряюще толкнула его плечом. Он сразу же просиял, будто только и ждал моего прощения.
Простить целителя было легко. И не только потому, что он был предан мне, но и потому, что мой застенчивый друг в одиночку сделал для квертиндцев больше, чем правительство или даже Орден Крона. Толстый Мон не выкрикивал лозунгов, не призывал народ к войне… Он просто совершил добро, молча и без ожидания похвалы. На его счету были сотни спасённых жизней, в то время как на моём…
Больше медлить было нельзя. Я пригнулась, гуськом подобралась ещё больше, потёрла ладони друг о друга и опустила как можно ниже — к размокшей земле с торчащими травинками. От почвы повеяло приятно холодом, словно сам Ревд благословлял меня. Но сейчас, увы, родная магия виделась мне слабым помощником в ситуации. Поэтому я сосредоточилась на поджарой тушке патлатого блондина и прошептала заклинание, которые уже сотню раз повторяла наизусть:
— Sang dalor venie! Eman miсhi’tum del Tolmund.
Виттор мгновенно отпустил Тефиду, и та отлетела как ошпаренная. Оуренский дёрнулся, зашипел и повалился прямо в слякотную лужу. Тело его вытянулось в струнку, на шее взбухли вены, а изо рта пошла пена.
Алый туман поднялся из-под земли и прильнул к моим ладоням. Он всё лился и лился, сверкал алыми искрами под кожей, заполнял нутро эйфорией. Кровавая магия потекла по венам неистовым азартом и животным чувством превосходства. Когда последняя лента запрещённого заклинания впиталась в руки, я встала в полный рост, больше не скрываясь. В этот миг мне показалось, что я бы справилась со всеми сразу.
Я и не стала больше откладывать — взобралась на валун и размашистым прыжком налетела на Мелко, обхватила ногами, повалила его и от души врезала по удивлённой физиономии. Потом ещё и ещё. До тех пор, пока глаза боевого мага не закатились. Мон быстро сообразил, что спасён — отполз подальше, придерживая руками разорванную на животе сорочку.
С Недом дела обстояли хуже — его выволокли на берег, но несчастный без конца кашлял и отплёвывался, дрожал и стонал. Он не видел происходящего, только ругался себе под нос и снова кашлял.
Остальные же окружили бьющегося в конвульсиях Виттора и выглядели по-настоящему напуганными.
Я подняла уголок губ. Не стоило вам связываться с бандой изгоев, ублюдки.
Слезла с обмякшего Шона, хищно обошла по кругу толпу студентов. Сдула локон со лба, но неудачно — тяжёлый миинх оттягивал прядь, так что пришлось убрать волосы пятернёй. Тело стало послушным, гибким и ловким, и я плыла сквозь воздух, контролировала каждое малейшее движение и упивалась состоянием всесилия.
Родрик Трейлси при виде меня запуганно попятился, будто увидел чудовище. Но этот ссыкливый олух меня сейчас не интересовал. Как и Тефида, застывшая статуей.
Ракель была единственной, кто меня не заметил — она взывала к Девейне, спешно ощупывала светящими ладонями Виттора и хлопала парня по щекам. Пришлось внести ясность — быстрым рывком я вцепилась в чёрную копну волос, дёрнула что было сил и бросила целительницу не землю перед собой. Прикрыла глаза и шумно втянула воздух — к весеннему аромату земли, мха и молодой хвои добавился кисловатый запах человеческого страха.
Студентка Зулейтон завыла, отвлекая меня от наслаждения моментом. Я села сверху, фиксируя руки, наклонилась ближе и прошептала:
— Ты разбиваешь мне сердце, пантера. Забыла, что я тебе обещала в прошлый раз?
Вытащила Кааса и слизала остатки крови Сирены. Конечно, это не восполнило магическую силу, но мне очень нравилось чувствовать власть и чужое унижение. Я упивалась ужасом в глазах жертвы и хотела напугать её сильнее. Подкинула кинжал, поймала за кончик лезвия и поднесла ко лбу Ракель. Та задёргалась, как кролик в смертельных объятиях удава, заорала и заревела — пришлось зафиксировать её голову свободной рукой.
— Я обещала вырезать тебе на лбу «сука», — напомнила я и одним быстрым росчерком распорола смуглую кожу.
Буква «С» вышла неровной. Следовало поправить её, но порез мгновенно наполнился кровью и размазался сильнее. Крупные, как алмазы в её серёжках, слёзы покатились из глаз Ракель. Плачь целительницы стал наградой и долгожданным отмщением. О да. Я буду выдавливать из неё по слезинке за каждую секунду страдания моих друзей.
Лезвие Кааса снова вспорхнуло надо лбом девушки, но на этот раз не достигло своей цели — меня схватили сзади и буквально стащили с горланящей целительницы.
— Тише, Юна, не надо, — шептал Мон, крепко прижимая мои руки. — Она не стоит того.
Я трепыхнулась в знак протеста — очень хотелось закончить свой шедевр, но на пути встал Нед. Мокрый, продрогший, он взял моё лицо в ладони, не позволяя отвести взгляда. Ледяное прикосновение отрезвило, но едва ли утихомирило желание раскидать обоих друзей и вернуться к поучительному наказанию для черноволосой стервы. Я должна выполнить обещание! Ракель заслужила! Как они не понимают, это дело чести!
— Он умирает, — внезапно заголосила Тефида. — О, Девейна, спаси! Семеро богов, за что?!
Мы одновременно повернулись в её сторону. Виттор у ног трясущейся мелкой больше не бился в конвульсиях. Он обмяк и лежал соломенным чучелом прямо в грязи. Но точно не умирал — блондин оценивал вполне осознанным взглядом нашу банду. Задержался глазами на мне и — задумался. Плохой знак. Очень плохой знак.
— Помоги ему, — кивнула я Мону.
Тот всё не решался выпустить меня из медвежьих объятий. Посмотрел на Неда — видимо, ждал от него разрешения.
— Да не стану я больше никого резать, — раздражённо опередила я Комдора. — Обещаю.
Толстый Мон всё же ослабил хватку, но несмело — явно готовился ловить меня повторно. Нед в нарядном костюме, промокшем до нитки, пошире расставил ноги для устойчивости. Ракель тоже напряглась — вжалась в скальный уступ, прикрывая ладонью свежую рану на лбу. Но я намеревалась сдержать новое обещание, как и все данные ранее. Бурлящая энергия и острая страсть к битве всё ещё подстрекали к решительным действиям, но я посчитала вдохи и выдохнула возбуждение. Драка закончилась. Победа осталась за нами, а это главное. Самое время заняться Виттором.
Действие кровавой магии проходило. Я размяла шею, потрогала разбитую скулу — даже не заметила, как её повредила. Кажется, левая нога тоже начинала болеть. Вытянула ладони — и сразу же спрятала их за спину. К счастью, нарочитого жеста никто не заметил — всех интересовал пострадавший Оуренский.
— Не понимаю, — Мон навис над молчаливым парнем. — У него явные внутренние повреждения, но магия Девейны не помогает.
Студент Лоза воззвал к богине, даже высунул кончик языка от старания, но тщетно. Ракель шептала заклинания в унисон, но даже вдвоём целители не справлялись — Оуренский едва двигался. Несчастный хотел встать, но рухнул обратно на скользкую землю.
Все участники забыли о вражде — сейчас их волновало больше состояние Виттора. Даже Шон Мелко очнулся и заинтересованно подполз ближе к группе студентов.
А я наоборот — отошла подальше, пряча за спиной руки. Я знала, что тело и самочувствие Виттора Оуренского восстановится естественным образом спустя время. Ближайшие часы, скорее всего, блондин проведёт в постели. Возможно даже в целительском крыле. Но это было не важно.
Подгоняемая новым осознанием, я буквально взлетела вверх по побитым ступеням, легко контролируя движения. Солнце клонилось к вершинам гор, но последние его лучи всё ещё освещали лес, играли бликами на стекле теплиц, приятно согревали ласковым янтарным светом.
Я подняла руку и внимательно осмотрела её. Через всю ладонь, перекидываясь между пальцами и ломано извивалась, тянулась длиннющая чёрная вена.
Глава 5. Под защитой Кроуница
Привычное кроуницкое землетрясение застало нас за завтраком. Студенты, ещё ленивые и сонные, не обратили на подземные толчки совершенно никакого внимания. Они мазали куски свежего хлеба ежевичным вареньем и обсуждали прошедшую свадьбу. Новоиспечённая невеста ожидаемо в столовой не появилась, а вот Куиджи, бодрый, свежий и гладко выбритый охотно принял аплодисменты и громкие выкрики поздравлений, едва показавшись под резной нефритовой аркой.
— Может, мне тоже жениться? — Комдор, хмурый от похмелья, лениво зевнул.
— Если хочешь славы, то лучше обзаведись близким родством с консулом, — весело ответил Мон, таская засахаренную чёрную смородину из вазочки.
Я слушала разговоры банды вполуха и почти не ела. Меня беспокоил бледный Виттор Оуренский, кидающий в мою сторону странные взгляды. Я откинулась на спинку стула и посмотрела в ответ с вызовом, но внутри съёжилась от страха и немного — от стыда. Узнай кто, что кровавые мутации начали менять моё тело — окончательно заклеймят чудовищем. О произошедшем я не могла рассказать даже Джеру, потому что знала, что это приведёт ментора в бешенство.
Руку с чёрной веной я тщательно перемотала эластичным бинтом, ссылаясь на травму от тетивы. Никто не спросил, когда я успела добраться до Карнеума, и никто не знал, что самый точный лук в мире не вредит своему хозяину, даже если тот стреляет голыми руками. Такое часто бывало с менее опытными лучниками, поэтому перебинтованная рука ни у кого не вызвала подозрений. Хотя у Оуренского вид был такой, будто он обо всём догадался, и непременно сдаст меня стязателям. Патлатый гад! Хорошо, что хоть к целителям не пошёл — отлежался в комнате и даже спустился к завтраку. Оуренскому повезло, что моё первое боевое заклинание Толмунда вышло слабым, да ещё и подпитанным кровью животного. С человеческой получилось бы эффективнее.
Я задумчиво постучала испачканным в ежевичном варенье ножом по пустой тарелке. Резать горло живому человеку, пожалуй, даже проще, чем животному. Я не сомневалась, что смогу пополнить кровавую плазну таким способом. Многие из ублюдков, в отличие от несчастных зверушек, заслуживали расправы. Квертинд показал мне истинное лицо человечности: алчность, трусость, жадность, мелочность и зависть. И никакие, самые возвышенные и горячие убеждения, не могли изменить этой природы. Зато с этим прекрасно справлялось насилие.
Со стороны могло показаться, что в своих битвах с судьбой я ввязывалась в недостойные, грязные дела. Переступала через мораль и слабость. Даже через закон. Что я стала пренебрежительно относится к чужому страданию и даже смерти. Что теперь мне стало легко причинять увечья и отнимать жизни. Что ж, ликуйте, наблюдатели!
Ведь так оно и есть.
— Добг’ое утг’о, дг’узья, — знакомый голос вывел меня из раздумий.
Куиджи гладко зачесал ещё мокрые волосы, обрядился в свежую сорочку и выглядел надутым и гордым, как лев с фрески над камином. Даже рукопожатие у него вышло твёрдым, крепким — не таким, как раньше. Комдор, конечно, не упустил возможности ввернуть пошлую шуточку.
— Пристроил черенок, а? — подмигнул он и повысил голос: — Наш псих наконец-то стал мужиком!
Нед поднял глиняный бокал честь новоявленного мужика и взъерошил его идеальную причёску, чем вызвал недовольное фырканье.
— Как Фиди? — вместо приветствия спросила я, всё ещё отрешённо блуждая мыслями в собственной беспощадности.
— Благодаг’ю, моя супг’уга чувствует себя пг’екг’асно, — охотно поведал Лампадарио и уселся. — Как вам пг’аздник? Юна, что с г’укой?
— Праздник у банды удался, — хмыкнула я, и Нед с Моном хохотнули в унисон. — Ты даже не представляешь…
— Хм, хм… — вмешался в разговор девичий голос.
Я вжала голову в плечи и осторожно обернулась. В подозрительной близости от нашего столика стояла Сирена. Девушка умудрилась смотаться из комнаты ещё до рассвета, так что утром мы не виделись. За последние два дня леди Эстель уже второй раз приближалась ко мне на расстояние меньше тридцати шагов, и я пока не решила, было ли это доброй переменой или дурным знаком.
— На днях приезжает моя тётка, — деловито сообщила серебристая лилия. — Та самая, троюродная. Которая постоянная треплет меня за щеку.
— Да? — напряглась я, пытаясь уловить суть беседы. — Если хочешь, могу снова тебя порезать.
— Ты до сих пор не вернула мне её подарок, — напомнила Сирена. — Заколку, помнишь? С дня династии.
— Ах… — растерялась я и похлопала себя по карманам. — Да, заколка.
На самом деле острый аксессуар давно поселился за голенищем моего сапога и даже пару раз приходил на помощь в мелких стычках на арене. Мне нравилось иметь среди оружия что-то изящное, мелкое, женское, но при этом смертоносное. Не то чтобы я не собиралась возвращать вещь подруге, просто редко бывала в комнате, и как-то всё забывала или ленилась…
— Держи, — сдалась я, выдёргивая изрядно потускневшую шпильку-иглу из сапога.
— Фу, — сморщила носик леди Эстель, — какая гадость, Юна! Она пахнет твоим потом! — Девушка возмущённо упёрла руки в бока. — Всё, к чему ты прикасаешься больше ни на что не годится!.. — она запыхтела, подбирая слова, но всё же быстро вернула себе приказной тон: — Вот как мы поступим: ты хорошенько вымочишь её с щёлоком, отполируешь мягкой холстиной и вернёшь мне к вечеру.
— Договорились, — быстро согласилась я на сделку и виновато почесала затылок.
Хотя, конечно, Сирена расценивала это не как сделку, а как приказ. Учитывая промедление с возвратом, она имела на него право. Я быстро сунула заколку на её уже привычное место и всё-таки вовлеклась в беседу.
— Позавчера, пока ты пропадала в Кроунице, мы ходили в Понтон, — рассказывал Комдор, провожая удаляющуюся Сирену щенячьим взглядом. — Так там на нас напали.
— Снова Ракель? — удивилась я.
— Нет, — Комдор глотнул ягодного отвара. — Какая-то обезумевшая мамка пыталась прикончить Мона. Говорила, что он сгубил её ребёнка.
— Мон не может вылечить всех, — махнула я рукой. — Вы избаловали этих бедняков.
— Тут дело в другом, — хлюпнул напитком Нед. — До того, как Мон дал ему капли, ребёнок был здоров.
Я застыла, так не донеся до рта ещё горячий пирог. Куиджи перестал стучать приборами по тарелке и тоже вытаращился на Мона. Поверить в то, что наш целитель мог навредить ребёнку, было невозможно. Да на свете не было человека добрее и милостивее! Даже сама Девейна наверняка позавидовала бы его миролюбию!
— Я попробую исследовать труп ребёнка, — как ни в чём не бывало поведал Мон, с аппетитом уплетающий пирог с капустой. — Моё лекарство помогло остановить эпидемию халдянки в Понтоне, но раствор плохо приживается в ослабленном организме. — На секунду он задумался, оглядывая нас всех по очереди, но продолжил жевать: — Да, пожалуй, причина и правда в том, что ребёнок не пережил введение вакцины. Я допускал такое развитие реакции.
— Допускал г’азвитие г’еакиции? — вскрикнул Куиджи. — Монтгомег’и! Ты говог’ишь, что убил гебёнка… Отг’авил! И говог’ишь об этом спокойно, как будто так и должно было быть. Это же… отвг’атительно!
— Это не так, мне жаль! — быстро оправдался Мон. Он заёрзал на стуле и умоляюще свёл брови. — Но из-за моих капель выжили тысячи других в трущобах. Они были обречены на заражение, но я предотвратил это! Гибель несчастного мальчика — это ужасно, но цель оправдывает средства. Он бы, возможно, всё равно умер со временем… — Он понял, что привёл плохой аргумент и продолжил: — Но дело даже не в этом! Я как целитель мыслю не только категориями жизни человека, но и выживания человечества. Это глобальная задача охраны здоровья всех квертиндцев!
Толстый Мон порозовел до кончиков ушей, заметно распереживался и схватил меня за руку. Я едва не выдернула её, но силой воли заставила сидеть спокойно. Жест вышел очень нарочитым. Куиджи с Недом заметили его порывистость и возникшую неловкость, отчего Мон смутился и спрятал обе ладони под стол. Поник, устыдившись.
— Вы все заг’азились безумием от Юны, — обречённо вздохнул ментальный маг. — Боюсь, что тепег’ь и я тоже. Остаётся только молиться, что пг’аг’одительница Девейна пг’остит нас.
Над столом повисла тишина. Все уткнулись в свои тарелки, но аппетит банды был испорчен.
На самом деле, весь Кроуниц слышал о чудесном исцелении Понтона — об этом даже объявило местное консульство. Заслуги приписали милости прародительницы, и я в очередной раз убедилась в лживости власти. В каждом слове, в каждом звуке заключался обман. Начиная с того, что Девейна не была прародительницей, а только созданием Крона… И заканчиваем тем, что к прекращению вспышки болезни никто из богов отношения не имел.
Я подвинулась ближе к Мону и ободряюще толкнула его плечом. Он сразу же просиял, будто только и ждал моего прощения.
Простить целителя было легко. И не только потому, что он был предан мне, но и потому, что мой застенчивый друг в одиночку сделал для квертиндцев больше, чем правительство или даже Орден Крона. Толстый Мон не выкрикивал лозунгов, не призывал народ к войне… Он просто совершил добро, молча и без ожидания похвалы. На его счету были сотни спасённых жизней, в то время как на моём…