— Если хотите, мы можем обсудить ещё реставрацию храма Семи Богов, на которой настаивает градоначальник, но времени осталось немного…
— Да, — часто заморгала я и отошла от окна. — Конечно. Мне пора окунуться в видение, а тебе — заняться подготовкой Колонного зала, — повысила голос, чтобы меня услышали служанки и Нэнке: — Уборку можно закончить позже. Велите подать обед прямо сюда. И найдите Йоллу, он должен подготовить меня к Верховному Совету.
— Ни минуточки покоя! — запричитала сиделица, перекладывая книги. — Да хоть бы сегодня, в праздник-то, донесениями не мучали! У вас такое нежное сердце и чувствительная душа… Да как можно, такой груз взвалить на хрупкие плечи?! Куда же Его Милость Камлен смотрел…
— Он слепой, — вставила Джулия Ренделл.
Мы с Нэнке понимающе переглянулись. Помощница не заметила неловкости: она что-то увлечённо чиркала в своих записях, и скрип пера неприятно ранил слух. Нэнке закряхтела, промокнула платочком глаза, отёрла руки о передник.
— Ну, шустрее, вертихвостки! — поторопила сиделица служанок, справившись с эмоциями. — Её Светлость нужно оставить в одиночестве! Идёмте, леди Ренделл, — Нэнке грубо ухватила Джулию за плечо. Та не стала сопротивляться, только прихватила свой огромный портфель с истёртой тахты.
Неровным ритмом застучали каблучки, но я уже не видела, как женщины покинули кабинет. Отцепила брошь Великого Консула и подошла к шкафу со сказками. Скользнула в открывшуюся потайную дверь, чихнула от затхлого воздуха.
Древние артефакты, ларцы и пыльные шкатулки теснились на лакированных полках, потрескавшихся от времени. Крохотная комната напоминала заброшенный склад антиквариата. В убранстве приёмной Претория было куда больше пышности, чем в его самом сердце — хранилище реликвий. Так всегда бывает с величием: в реальности оно выглядит гораздо проще, чем в представлении обывателя.
По привычке я скинула обувь, положила ридикюль на самое чистое место. Пачкать его не хотелось — это был один моих любимых: шитый бисером и гладью, с платиновой застёжкой и тонкой цепочкой вместо ручки.
Томно потянувшись, как кошка после сладкого сна, я прошлась вдоль полок.
Здесь была лишь крохотная часть Иверийского наследия — мантия, когда-то небрежно лежавшая на троне, детерминант Тибра и его же копьё, пророческие вышивки Везулии, крупные и мелкие часики. Скудные осколки быта династии, которые Камлен самолично вынес из замка. Крохотная часть чужих воспоминаний…
Тревожное оживление, проникающее в душу каждый раз, когда я подолгу рассматривала Иверийский замок, всё ещё не давало мне покоя.
Нехотя я откинула крышку самого большого сундука и достала атласную туфлю Мелиры, примятую с одного бока.
Величайшая королева Квертинда имела безупречный вкус и открытую душу. Она возводила не только города из камней из досок, она выстраивала новое общество — цивилизованное, культурное, прогрессивное. Она была близка к народу и справеделива. Смотреть её глазами было легко и отрадно. Никакой горечи, только честь, совесть и гордость королевства. Путешествие в светлые времена, когда Иверийский замок служил таким же символом династии, как корона на бордовом полотне…
«Ирба непременно нужно женить, иначе он до старости останется юным бездельником.»
Я закусила губу, отрезвляя собственный разум, и по привычке напомнила себе дату. Нужно позволить голосу Мелиры Иверийской завладеть моим сознанием. Нужно отправиться именно в её прошлое. Мы даже обговаривали это с Его Милостью Камленом…
Почему же я сопротивляюсь, не желая тратить драгоценную магическую память на Мелиру?
Я подёргала себя за пряди, справляясь с неукротимым желанием узнать правду о той роковой ночи, когда погибла Лауна.
Что тогда произошло? Как убийцы проникли в Иверийский замок? Как их пропустили стязатели во главе с Кирмосом лин де Блайтом? Почему Лауна, обладая магией времени, не воспользовалась созданным артефактом или просто не остановила время?
Сотни следователей и лучших магов Квертинда пытались найти объяснение, и у них ничего не вышло. Что могла молодая девушка обнаружить там, где уже побывали умудрённые опытом профессионалы? Пусть и наделённая даром смотреть сквозь время? Может, это была очередная глупая надежда, и уповать на прорицания так же бессмысленно, как и на мудрость молитв?
Взгляд сам собой метнулся к тяжёлой связке ключей, сиротливо висящей у входа. Иверийский замок… Шёпот его стен я слышала даже отсюда. Как много эти стены могли бы мне рассказать, окажись я внутри! Вот бы пересечь площадь, отомкнуть ворота, взобраться в королевские покои и припасть к настоящему хранилищу реликвий, как к драгоценному источнику знаний! Интуиция подсказывала мне, что там я смогу найти разгадку. Именно я…
Ведомая каким-то внезапным порывом, я потянулась к ключам… И отпрянула. Встряхнула локонами, вдохнула аромат мяты, сбрасывая наваждение.
Я не имею права ослушаться приказа Великого консула. И не могу позволить себе забыть об обязанностях. Сегодня бледную прорицательницу ждёт бархатное облачение, Верховный Совет и гнёт ответственности, но никак не посещение Иверийского замка.
И всё же маленькое отступление от правил я могла себе позволить. Не раздумывая долго, я убрала вещи Мелиры на место, захлопнула сундук и повернулась к резной шкатулке с драгоценностями последней королевы. Если бы только я могла выбирать период, в который могу отправиться! Если бы можно было без промаха попасть именно в тот миг судьбы, когда ход событий делает решающий поворот! Увы, приходилось рассчитывать на удачу.
Среди колец и ожерелий обнаружилась статуэтка Мэндэля, особо почитаемого Лауной Иверийской…
Крохотный бог разума, исполненный в аквамарине, позвал меня женским голосом, и я охотно подалась ему на встречу. Позволила рассудку раствориться в вечности, и на этот раз приняла прорицание не со смирением, а со страстным любопытством. И очутилась в королевской спальне Иверийского замка. Тяжёлые бордовые портьеры задёрнуты, и в комнате царит полумрак. На комоде вспыхивает ветвистый подсвечник как будто сам по себе, и я присвистываю. Провалится мне в Агафью лощину, вот это зрелище! Все покои в чёрном пепле, будто не двоих людей тут жгли, а целую деревню.
Агафья, моя напарница, визжит. Вот малахольная душонка! Жалеет, небось, что вызвалась самой смелой. Позарилась на щедрую оплату грязной работы. Глаза прячет, осмотреться боится. А чего тут страшиться? Вон, даже тел не осталось, только головёшки да кучки вместо королевской кровати. Огонь-то магический был, не простой.
— До вечера управитесь? — спрашивает Великий консул.
Он следом вошёл, ключи принёс. Огромная такая связка, прямо убить можно. Агафья, как старшая из нас, кивает, распоряжения выслушивает. Я же головой только и знай себе верчу: хоть разочек королевские покои посмотреть!
Красота-то какая везде! Три двери по разным концам комнаты, на каждой иверийская корона вспучивается. Окна такие, что сам каменный Тибр сюда пешком войти сможет, если в полный рост встанет. Вон он виден отсюда — сидит в выступе, Преторий охраняет. Знал бы первый король, какое горе его потомков постигнет… Ни за что б не помер!
Люстра над круглым столиком алмазной гирляндой спускается, а в стенах расписные шёлковые полотна в лепнине. С магией деланы, не иначе: все божественные сюжеты, как в храме Семи Богов. Я аж рот раскрыла от прелести. Так и пошла вдоль стен, рассматривая сады Девейны, Мэндэля за работой в мастерской разума, Омена в великой битве. Стало быть, боги свои изображения и уберегли: всюду грязища, гарь, хлопья пепла, а не стенах — ни пятнышка! Хоть ты тресни, а в жизни такого чуда не видала. И не увижу больше.
Башмаки все пепел уже облепил, гарь так и чешет нос. А я знай себе глазею! Меня с нижней кухни сюда подняли. Грязной работы я никогда не чуралась: и птиц щипала, и овец потрошила. Освежевала, бывало, когда прямо в шкуре приносили. И стязателей не боялась, как все девки из прислуги. Потому и дозволили мне войти, за храбрость и трудолюбие. Посчитали, что не испугаюсь страшной картины. Работать буду, а не рыдать над судьбой правителей. То и верно: бабка ещё моя говорила, что каждое создание и каждая вещь должны службу служить, а не без дела простаивать.
— Чистоту оставьте идеальную, — наказывает Камлен Видящий. — Как закончите, дверь плотно закройте. Дальше выйдите через чёрный ход, пересечёте двор, пройдёте через маленькую калитку в дальнем саду. Возвращаться не смейте! Все придворные и слуги уже покинули замок, поэтому вас никто не потревожит. Вынесите отсюда всё, чего коснулся хоть крохотный клочок пепла. Сложите в мешки и выбросьте в реку.
— Выбросить в Лангсордье? — выпучивается Агафья. — Да как же можно, Ваша Милость! Это же… — она запинается, подбирая слово, и выдаёт: — Память!
— Квертинд даже если захочет, не сможет забыть об этой трагедии, — консул трёт красные глаза. Не спал, стало быть, с самой прошлой ночи. — Королевству ни к чему лишние напоминания.
— Страшное горе, — всхлипывает Агафья. — Что же будет теперь с Квертиндом без Иверийцев? А с нами? Куда ж мы из замка-то?
— Королевские служанки быстро работу найдут, — небрежно машет рукой Камлен Видящий. Но лицом темнеет. Видно, что Агафья за больное задела.
Консул отворачивается, нелепо барахтается в воздухе до тех пор, пока, наконец, не нащупывает золотую дверную ручку. Хватает её обеими руками, дёргает.
— Я провожу, Ваша Милость! — подбегает Агафья. Она сомневается, но всё же берёт Великого Консула за локоть.
Тот выдёргивает руку с раздражением. Нахохливается, как сыч.
— Обойдусь пока без помощи, — шипит на служанку. — А ты сделай своё дело и исчезни. Иверийский замок больше не нуждается в услугах горничных. Вечером его ворота закроются для живых. И если вы не хотите присоединиться к мёртвым — рекомендую закончить уборку к закату.
— Всё сделаем, — кланяется как подобает Агафья. Я тоже сгибаюсь в почтительном приседании.
Нас Фруида научила, фрейлина королевы. Она частенько на кухню приходила уже за полночь — то молока с мёдом отнести Лауне, то о готовке справится, то просто перекусить. Где теперь смешливая добродушная Фруида? Отослали, небось, в какой знатный дом в качестве гувернантки. Или ещё чего похуже.
Камлен Видящий выходит, и крупная дрожь пробивает затылок, когда мы с Агафьей вдвоём остаёмся. Как жить-то теперь? Кому мы нужны? Раньше о нас король с королевой заботились — и ели сытно, и жили в тепле. А уж какие представления устраивались в замке! Я сквозь дверную щель всегда посмотреть бегала на наряженных придворных. А теперь не будет всего этого. Горько и обидно. Да чтоб его милость консул Блайт кишки выпустил тому, кто посмел такое сотворить! Пылать Ордену Крона в бесконечной огненной бездне!
Утираю потёкший нос рукавом, но сдерживаюсь. Не до истерик сейчас. Работать надо.
Зато Агафья ревёт в три ручья, как только взглянет на то место, где кровать стояла. Ну как с такой дело сладить?
— Ээээээуууыыыыы, — мычу я успокоительно.
Это меня боги немотой прокляли в детстве. За воровство. Я на рыночной площади калач взяла у булочника — есть очень хотелось. Тот меня за ухо выволок прямо к позорному столбу. Повезло мне, что Примела, королевская кухарка, вовремя заметила и пожалела — не позволила выпороть. Она большой вес имела среди торговцев из-за должности и справедливого характера. Забрала меня добрая женщина для черновых работ в кухне. Тогда-то я онемела — не то от испуга, не то от счастья. Но вероятнее от кары богов.
Потому боязно мне сейчас — если самих правителей такому мучению подвергли, как же простые люди жить станут, вроде меня? Кому нужна немая девка, да ещё и с самых низов прислуги?
— Вот эту метлу возьми, — хнычет Агафья, вручая мне блестящий черенок. — Она попышнее, удобнее загребать будет. Да не стой столбом! Слышала Великого консула? До заката надо управиться!
А сама отворачивается, ладонями прикрывается — и давай реветь по новой. Малахольная, что с неё взять. Ну я тихонько скребу пол — под слоем пепла рисунок на паркете проявляется — дивные узоры.
Шорх-шорх. Метла и правда славная, вон как ладно кучки собирает. Я вонючие насыпи на лопату сгребаю, в мешок скидываю. И к комоду бочком протискиваюсь. Канделябр тут стоит с семью ветвями, из чистого золота, не иначе. Я его ещё при первом обходе приметила. Но такой под подол не сунешь незаметно. Благо, на дамском столике ещё много чего бесхозного стоит.
Фигурка бога из гладкого камня, например. Она сама в руку прыгает. Мэндэль, узнаю я без ошибки. Такой крохотный, а всё равно мудростью веет. Мудрости бы мне не помешало сейчас немного — смекнуть, как дальше в жизни устраиваться. Раньше этот Мэндэль Лауне служил, а сейчас мне послужит. Потому что каждая вещь хозяина иметь должна, а не без дела простаивать. Так бабка говорила. Выходит, я теперь хозяйка статуэтки.
— Как же не уберегли вас, не спасли, — причитает Агафья, падает на колени у кучи пепла. — Всесильные боги, за что вы так наказали Квертинд?
Я кривлюсь от её рыданий. Но Мэндэля на место ставлю. Лучше ему будет здесь, пусть отсюда меня покровительством облагораживает. А то снова какую немощь наведёт. Лучше бусики в карман суну — на первое время хватит. Прохладные кругляшки оттягивают карман, и сразу же мудрость снисходит от бога разума: в Батор поеду. Вечно тёплый край всегда богатством славился.
— Всё, чего пепел коснулся сюда складывай, — Агафья пододвигает сундук, и я подпрыгиваю. Не заметила, как она подошла. И когда только реветь перестала? — В реку не скинем, старьёвщику отнесём. Квертинду всё равно уже, куда эта память сгинет, а нам прибыль. Всё равно до калитки нас никто провожать не будет.
Вот вроде дура-дурой, а здравые мысли проскакивают. Оно и понятно: не дослужилась бы Агафья до королевской прислуги, если б совсем безмозглая была баба.
— Каааааааааа, — соглашаюсь я.
И хватаю первое, что под руку попадается — фарфоровых танцоров. На них кучки пепла лежат, значит, в сундук отправляются. Старьёвщик уж сам отмоет, да сбагрит повыгоднее. Тоже послужит кому-то эта хрупкая красота, мёртвым она ни к чему.
Жаль, подсвечник из чистого золота здесь останется. На нём, как и на стенах, нет следов пожара. Хорошо бы, конечно, самой испачкать, да сделать вид, что так и было… Но Примела говаривала, что жадность губит души. Мне пока и бусиков хватит. И прибыли от старьёвщика…
— Да не трогай ты вазу, идиотина! — ворчит Агафья. — Не всё подряд туда скидывай, а только самое негодное! Имей уважение к погибшим! Тут только тряпкой махнуть, и чистота. Постараемся всё в таком же виде оставить. В сундук самое грязное, что отмывать долго нужно… — она берёт тончайший шарф, раздумывает, вертит его так и эдак. Смотрит на меня раздосадовано и вздыхает: — Мети лучше дальше, я сама с вещами разберусь.
Мету. Хорошо, что хоть успела к мудрости Мэнлэля приобщиться и богатству Лауны. Придумала: к сестре поеду, в Мелироан. Она меня пристроит в знатный дом, буду аристократам прислуживать. А что? Я и поклону обучена. И рекомендации какие-никакие имею. Может, даже бусики продавать не придётся. Сама носить буду, как королева. В память о службе в Иверийском замке.
Шорх-шорх. Метла под комод не лезет. Туда тоже пепел забился — поди выгреби! Я за резной край крепче хвастаюсь, чтобы оттащить мебель от стены. Руки у меня крепкие, не такие тяжести тягали.
Навались! Ящик трогается. Ножки по паркету скрипят до того противно, ну точь-в-точь дитё плачет. А комод еле-еле ползёт, с моей-то силищей и то только на ладонь от стены отошёл. Выдыхаю, утираю лоб рукавом. С таким темпом до вечера можем и не управиться. Пепел-то мало сгрести в мешки, ещё мокрой тряпкой отдирать нагар.
Но распереживаться не успеваю. Гляжу — а прямо в пепле тугой свёрток лежит. Его едва видно в щель между стеной и комодом. Тянусь рукой, чтобы достать, но только пальцами по боку скребу. Не дотянуться. Надо ещё тяжёлый комод двигать.
Ну-ка, навались ещё! И снова скрип. Он врезался в уши протяжным воем, скрежетом металлического клинка по человеческой кости. Затрепетал язычком колокола в черепной коробке. Я схватилась за голову, зажала уши, пытаясь заглушить звенящий внутри головы скрип, понимая, насколько тщетны мои попытки избавиться звона вечности… Но скрип затих.
Я открыла глаза, огляделась, попыталась встать. Видимо, рухнула во время видения на пол. Хватанула ртом воздуха, обвела хранилище глазами… И грустно рассмеялась возвращению в реальность.
Какая ирония!
Очередное погружение вышло нелепым и случайным. Прорицателям не дано выбирать человека, который владел предметом на протяжении всей его истории. Как и момент видения. Я хотела увидеть Лауну, а вместо неё увидела грубую плебейку со склонностью к воровству.
Теперь вместо королевской мудрости сознание наполнилось гадливостью от вандализма… Так и хочется помыть руки от грязи. Да не от той, которая осталась после сожжения правителей, а от душевной, толкающей невежественную девушку к дикости. Я всегда любила народ Квертинда и хорошо относилась к простолюдинам, но смотреть их глазами было невыносимо.
Что ж, пусть это станет уроком и наказанием за своеволие — бесполезная трата драгоценной магической силы. Лучше бы придерживалась заданного плана, и окунулась в прошлое Мелиры. С её вещами почти не случается подобных провалов.
Вдруг скрип прозвучал ещё раз. Лоб мгновенно покрылся холодным потом. Я привстала на локтях, отползла к ближайшей стене, упёрлась лопатками.
О, боги, только не это! Неужели я снова путаю реальность и видения? Нет… Мне никак нельзя позволить дару управлять мной. Только не сегодня…
Прижала колени к груди, затрясла локонами. Чудилось, что глуповатая служанка двигает свой комод прямо за дверью… И что я увижу её своими глазами, ступив за порог. Скрип раздавался явно с той стороны. Заледенев от безрассудного испуга, я вся обратилась вслух. Звук раздался едва заметный, тихий-тихий. И короткий. Он казался вполне настоящим, приземлённым и обычным. Даже знакомым. Ещё не осознавая реальности в полной мере, я метнула взгляд на приоткрытую дверь. Из-за потемневшего полотна торчало пушистое ухо.
Я уронила голову на колени и захихикала над своей впечатлительностью. Нет, это не безумие явилось по мою душу. Это Йоллу. Сама же приказала ему явиться в кабинет! И рудвик исполнил приказ в точности. Как Джулия Ренделл, понимающая любые слова слишком буквально.
— Да, — часто заморгала я и отошла от окна. — Конечно. Мне пора окунуться в видение, а тебе — заняться подготовкой Колонного зала, — повысила голос, чтобы меня услышали служанки и Нэнке: — Уборку можно закончить позже. Велите подать обед прямо сюда. И найдите Йоллу, он должен подготовить меня к Верховному Совету.
— Ни минуточки покоя! — запричитала сиделица, перекладывая книги. — Да хоть бы сегодня, в праздник-то, донесениями не мучали! У вас такое нежное сердце и чувствительная душа… Да как можно, такой груз взвалить на хрупкие плечи?! Куда же Его Милость Камлен смотрел…
— Он слепой, — вставила Джулия Ренделл.
Мы с Нэнке понимающе переглянулись. Помощница не заметила неловкости: она что-то увлечённо чиркала в своих записях, и скрип пера неприятно ранил слух. Нэнке закряхтела, промокнула платочком глаза, отёрла руки о передник.
— Ну, шустрее, вертихвостки! — поторопила сиделица служанок, справившись с эмоциями. — Её Светлость нужно оставить в одиночестве! Идёмте, леди Ренделл, — Нэнке грубо ухватила Джулию за плечо. Та не стала сопротивляться, только прихватила свой огромный портфель с истёртой тахты.
Неровным ритмом застучали каблучки, но я уже не видела, как женщины покинули кабинет. Отцепила брошь Великого Консула и подошла к шкафу со сказками. Скользнула в открывшуюся потайную дверь, чихнула от затхлого воздуха.
Древние артефакты, ларцы и пыльные шкатулки теснились на лакированных полках, потрескавшихся от времени. Крохотная комната напоминала заброшенный склад антиквариата. В убранстве приёмной Претория было куда больше пышности, чем в его самом сердце — хранилище реликвий. Так всегда бывает с величием: в реальности оно выглядит гораздо проще, чем в представлении обывателя.
По привычке я скинула обувь, положила ридикюль на самое чистое место. Пачкать его не хотелось — это был один моих любимых: шитый бисером и гладью, с платиновой застёжкой и тонкой цепочкой вместо ручки.
Томно потянувшись, как кошка после сладкого сна, я прошлась вдоль полок.
Здесь была лишь крохотная часть Иверийского наследия — мантия, когда-то небрежно лежавшая на троне, детерминант Тибра и его же копьё, пророческие вышивки Везулии, крупные и мелкие часики. Скудные осколки быта династии, которые Камлен самолично вынес из замка. Крохотная часть чужих воспоминаний…
Тревожное оживление, проникающее в душу каждый раз, когда я подолгу рассматривала Иверийский замок, всё ещё не давало мне покоя.
Нехотя я откинула крышку самого большого сундука и достала атласную туфлю Мелиры, примятую с одного бока.
Величайшая королева Квертинда имела безупречный вкус и открытую душу. Она возводила не только города из камней из досок, она выстраивала новое общество — цивилизованное, культурное, прогрессивное. Она была близка к народу и справеделива. Смотреть её глазами было легко и отрадно. Никакой горечи, только честь, совесть и гордость королевства. Путешествие в светлые времена, когда Иверийский замок служил таким же символом династии, как корона на бордовом полотне…
«Ирба непременно нужно женить, иначе он до старости останется юным бездельником.»
Я закусила губу, отрезвляя собственный разум, и по привычке напомнила себе дату. Нужно позволить голосу Мелиры Иверийской завладеть моим сознанием. Нужно отправиться именно в её прошлое. Мы даже обговаривали это с Его Милостью Камленом…
Почему же я сопротивляюсь, не желая тратить драгоценную магическую память на Мелиру?
Я подёргала себя за пряди, справляясь с неукротимым желанием узнать правду о той роковой ночи, когда погибла Лауна.
Что тогда произошло? Как убийцы проникли в Иверийский замок? Как их пропустили стязатели во главе с Кирмосом лин де Блайтом? Почему Лауна, обладая магией времени, не воспользовалась созданным артефактом или просто не остановила время?
Сотни следователей и лучших магов Квертинда пытались найти объяснение, и у них ничего не вышло. Что могла молодая девушка обнаружить там, где уже побывали умудрённые опытом профессионалы? Пусть и наделённая даром смотреть сквозь время? Может, это была очередная глупая надежда, и уповать на прорицания так же бессмысленно, как и на мудрость молитв?
Взгляд сам собой метнулся к тяжёлой связке ключей, сиротливо висящей у входа. Иверийский замок… Шёпот его стен я слышала даже отсюда. Как много эти стены могли бы мне рассказать, окажись я внутри! Вот бы пересечь площадь, отомкнуть ворота, взобраться в королевские покои и припасть к настоящему хранилищу реликвий, как к драгоценному источнику знаний! Интуиция подсказывала мне, что там я смогу найти разгадку. Именно я…
Ведомая каким-то внезапным порывом, я потянулась к ключам… И отпрянула. Встряхнула локонами, вдохнула аромат мяты, сбрасывая наваждение.
Я не имею права ослушаться приказа Великого консула. И не могу позволить себе забыть об обязанностях. Сегодня бледную прорицательницу ждёт бархатное облачение, Верховный Совет и гнёт ответственности, но никак не посещение Иверийского замка.
И всё же маленькое отступление от правил я могла себе позволить. Не раздумывая долго, я убрала вещи Мелиры на место, захлопнула сундук и повернулась к резной шкатулке с драгоценностями последней королевы. Если бы только я могла выбирать период, в который могу отправиться! Если бы можно было без промаха попасть именно в тот миг судьбы, когда ход событий делает решающий поворот! Увы, приходилось рассчитывать на удачу.
Среди колец и ожерелий обнаружилась статуэтка Мэндэля, особо почитаемого Лауной Иверийской…
Крохотный бог разума, исполненный в аквамарине, позвал меня женским голосом, и я охотно подалась ему на встречу. Позволила рассудку раствориться в вечности, и на этот раз приняла прорицание не со смирением, а со страстным любопытством. И очутилась в королевской спальне Иверийского замка. Тяжёлые бордовые портьеры задёрнуты, и в комнате царит полумрак. На комоде вспыхивает ветвистый подсвечник как будто сам по себе, и я присвистываю. Провалится мне в Агафью лощину, вот это зрелище! Все покои в чёрном пепле, будто не двоих людей тут жгли, а целую деревню.
Агафья, моя напарница, визжит. Вот малахольная душонка! Жалеет, небось, что вызвалась самой смелой. Позарилась на щедрую оплату грязной работы. Глаза прячет, осмотреться боится. А чего тут страшиться? Вон, даже тел не осталось, только головёшки да кучки вместо королевской кровати. Огонь-то магический был, не простой.
— До вечера управитесь? — спрашивает Великий консул.
Он следом вошёл, ключи принёс. Огромная такая связка, прямо убить можно. Агафья, как старшая из нас, кивает, распоряжения выслушивает. Я же головой только и знай себе верчу: хоть разочек королевские покои посмотреть!
Красота-то какая везде! Три двери по разным концам комнаты, на каждой иверийская корона вспучивается. Окна такие, что сам каменный Тибр сюда пешком войти сможет, если в полный рост встанет. Вон он виден отсюда — сидит в выступе, Преторий охраняет. Знал бы первый король, какое горе его потомков постигнет… Ни за что б не помер!
Люстра над круглым столиком алмазной гирляндой спускается, а в стенах расписные шёлковые полотна в лепнине. С магией деланы, не иначе: все божественные сюжеты, как в храме Семи Богов. Я аж рот раскрыла от прелести. Так и пошла вдоль стен, рассматривая сады Девейны, Мэндэля за работой в мастерской разума, Омена в великой битве. Стало быть, боги свои изображения и уберегли: всюду грязища, гарь, хлопья пепла, а не стенах — ни пятнышка! Хоть ты тресни, а в жизни такого чуда не видала. И не увижу больше.
Башмаки все пепел уже облепил, гарь так и чешет нос. А я знай себе глазею! Меня с нижней кухни сюда подняли. Грязной работы я никогда не чуралась: и птиц щипала, и овец потрошила. Освежевала, бывало, когда прямо в шкуре приносили. И стязателей не боялась, как все девки из прислуги. Потому и дозволили мне войти, за храбрость и трудолюбие. Посчитали, что не испугаюсь страшной картины. Работать буду, а не рыдать над судьбой правителей. То и верно: бабка ещё моя говорила, что каждое создание и каждая вещь должны службу служить, а не без дела простаивать.
— Чистоту оставьте идеальную, — наказывает Камлен Видящий. — Как закончите, дверь плотно закройте. Дальше выйдите через чёрный ход, пересечёте двор, пройдёте через маленькую калитку в дальнем саду. Возвращаться не смейте! Все придворные и слуги уже покинули замок, поэтому вас никто не потревожит. Вынесите отсюда всё, чего коснулся хоть крохотный клочок пепла. Сложите в мешки и выбросьте в реку.
— Выбросить в Лангсордье? — выпучивается Агафья. — Да как же можно, Ваша Милость! Это же… — она запинается, подбирая слово, и выдаёт: — Память!
— Квертинд даже если захочет, не сможет забыть об этой трагедии, — консул трёт красные глаза. Не спал, стало быть, с самой прошлой ночи. — Королевству ни к чему лишние напоминания.
— Страшное горе, — всхлипывает Агафья. — Что же будет теперь с Квертиндом без Иверийцев? А с нами? Куда ж мы из замка-то?
— Королевские служанки быстро работу найдут, — небрежно машет рукой Камлен Видящий. Но лицом темнеет. Видно, что Агафья за больное задела.
Консул отворачивается, нелепо барахтается в воздухе до тех пор, пока, наконец, не нащупывает золотую дверную ручку. Хватает её обеими руками, дёргает.
— Я провожу, Ваша Милость! — подбегает Агафья. Она сомневается, но всё же берёт Великого Консула за локоть.
Тот выдёргивает руку с раздражением. Нахохливается, как сыч.
— Обойдусь пока без помощи, — шипит на служанку. — А ты сделай своё дело и исчезни. Иверийский замок больше не нуждается в услугах горничных. Вечером его ворота закроются для живых. И если вы не хотите присоединиться к мёртвым — рекомендую закончить уборку к закату.
— Всё сделаем, — кланяется как подобает Агафья. Я тоже сгибаюсь в почтительном приседании.
Нас Фруида научила, фрейлина королевы. Она частенько на кухню приходила уже за полночь — то молока с мёдом отнести Лауне, то о готовке справится, то просто перекусить. Где теперь смешливая добродушная Фруида? Отослали, небось, в какой знатный дом в качестве гувернантки. Или ещё чего похуже.
Камлен Видящий выходит, и крупная дрожь пробивает затылок, когда мы с Агафьей вдвоём остаёмся. Как жить-то теперь? Кому мы нужны? Раньше о нас король с королевой заботились — и ели сытно, и жили в тепле. А уж какие представления устраивались в замке! Я сквозь дверную щель всегда посмотреть бегала на наряженных придворных. А теперь не будет всего этого. Горько и обидно. Да чтоб его милость консул Блайт кишки выпустил тому, кто посмел такое сотворить! Пылать Ордену Крона в бесконечной огненной бездне!
Утираю потёкший нос рукавом, но сдерживаюсь. Не до истерик сейчас. Работать надо.
Зато Агафья ревёт в три ручья, как только взглянет на то место, где кровать стояла. Ну как с такой дело сладить?
— Ээээээуууыыыыы, — мычу я успокоительно.
Это меня боги немотой прокляли в детстве. За воровство. Я на рыночной площади калач взяла у булочника — есть очень хотелось. Тот меня за ухо выволок прямо к позорному столбу. Повезло мне, что Примела, королевская кухарка, вовремя заметила и пожалела — не позволила выпороть. Она большой вес имела среди торговцев из-за должности и справедливого характера. Забрала меня добрая женщина для черновых работ в кухне. Тогда-то я онемела — не то от испуга, не то от счастья. Но вероятнее от кары богов.
Потому боязно мне сейчас — если самих правителей такому мучению подвергли, как же простые люди жить станут, вроде меня? Кому нужна немая девка, да ещё и с самых низов прислуги?
— Вот эту метлу возьми, — хнычет Агафья, вручая мне блестящий черенок. — Она попышнее, удобнее загребать будет. Да не стой столбом! Слышала Великого консула? До заката надо управиться!
А сама отворачивается, ладонями прикрывается — и давай реветь по новой. Малахольная, что с неё взять. Ну я тихонько скребу пол — под слоем пепла рисунок на паркете проявляется — дивные узоры.
Шорх-шорх. Метла и правда славная, вон как ладно кучки собирает. Я вонючие насыпи на лопату сгребаю, в мешок скидываю. И к комоду бочком протискиваюсь. Канделябр тут стоит с семью ветвями, из чистого золота, не иначе. Я его ещё при первом обходе приметила. Но такой под подол не сунешь незаметно. Благо, на дамском столике ещё много чего бесхозного стоит.
Фигурка бога из гладкого камня, например. Она сама в руку прыгает. Мэндэль, узнаю я без ошибки. Такой крохотный, а всё равно мудростью веет. Мудрости бы мне не помешало сейчас немного — смекнуть, как дальше в жизни устраиваться. Раньше этот Мэндэль Лауне служил, а сейчас мне послужит. Потому что каждая вещь хозяина иметь должна, а не без дела простаивать. Так бабка говорила. Выходит, я теперь хозяйка статуэтки.
— Как же не уберегли вас, не спасли, — причитает Агафья, падает на колени у кучи пепла. — Всесильные боги, за что вы так наказали Квертинд?
Я кривлюсь от её рыданий. Но Мэндэля на место ставлю. Лучше ему будет здесь, пусть отсюда меня покровительством облагораживает. А то снова какую немощь наведёт. Лучше бусики в карман суну — на первое время хватит. Прохладные кругляшки оттягивают карман, и сразу же мудрость снисходит от бога разума: в Батор поеду. Вечно тёплый край всегда богатством славился.
— Всё, чего пепел коснулся сюда складывай, — Агафья пододвигает сундук, и я подпрыгиваю. Не заметила, как она подошла. И когда только реветь перестала? — В реку не скинем, старьёвщику отнесём. Квертинду всё равно уже, куда эта память сгинет, а нам прибыль. Всё равно до калитки нас никто провожать не будет.
Вот вроде дура-дурой, а здравые мысли проскакивают. Оно и понятно: не дослужилась бы Агафья до королевской прислуги, если б совсем безмозглая была баба.
— Каааааааааа, — соглашаюсь я.
И хватаю первое, что под руку попадается — фарфоровых танцоров. На них кучки пепла лежат, значит, в сундук отправляются. Старьёвщик уж сам отмоет, да сбагрит повыгоднее. Тоже послужит кому-то эта хрупкая красота, мёртвым она ни к чему.
Жаль, подсвечник из чистого золота здесь останется. На нём, как и на стенах, нет следов пожара. Хорошо бы, конечно, самой испачкать, да сделать вид, что так и было… Но Примела говаривала, что жадность губит души. Мне пока и бусиков хватит. И прибыли от старьёвщика…
— Да не трогай ты вазу, идиотина! — ворчит Агафья. — Не всё подряд туда скидывай, а только самое негодное! Имей уважение к погибшим! Тут только тряпкой махнуть, и чистота. Постараемся всё в таком же виде оставить. В сундук самое грязное, что отмывать долго нужно… — она берёт тончайший шарф, раздумывает, вертит его так и эдак. Смотрит на меня раздосадовано и вздыхает: — Мети лучше дальше, я сама с вещами разберусь.
Мету. Хорошо, что хоть успела к мудрости Мэнлэля приобщиться и богатству Лауны. Придумала: к сестре поеду, в Мелироан. Она меня пристроит в знатный дом, буду аристократам прислуживать. А что? Я и поклону обучена. И рекомендации какие-никакие имею. Может, даже бусики продавать не придётся. Сама носить буду, как королева. В память о службе в Иверийском замке.
Шорх-шорх. Метла под комод не лезет. Туда тоже пепел забился — поди выгреби! Я за резной край крепче хвастаюсь, чтобы оттащить мебель от стены. Руки у меня крепкие, не такие тяжести тягали.
Навались! Ящик трогается. Ножки по паркету скрипят до того противно, ну точь-в-точь дитё плачет. А комод еле-еле ползёт, с моей-то силищей и то только на ладонь от стены отошёл. Выдыхаю, утираю лоб рукавом. С таким темпом до вечера можем и не управиться. Пепел-то мало сгрести в мешки, ещё мокрой тряпкой отдирать нагар.
Но распереживаться не успеваю. Гляжу — а прямо в пепле тугой свёрток лежит. Его едва видно в щель между стеной и комодом. Тянусь рукой, чтобы достать, но только пальцами по боку скребу. Не дотянуться. Надо ещё тяжёлый комод двигать.
Ну-ка, навались ещё! И снова скрип. Он врезался в уши протяжным воем, скрежетом металлического клинка по человеческой кости. Затрепетал язычком колокола в черепной коробке. Я схватилась за голову, зажала уши, пытаясь заглушить звенящий внутри головы скрип, понимая, насколько тщетны мои попытки избавиться звона вечности… Но скрип затих.
Я открыла глаза, огляделась, попыталась встать. Видимо, рухнула во время видения на пол. Хватанула ртом воздуха, обвела хранилище глазами… И грустно рассмеялась возвращению в реальность.
Какая ирония!
Очередное погружение вышло нелепым и случайным. Прорицателям не дано выбирать человека, который владел предметом на протяжении всей его истории. Как и момент видения. Я хотела увидеть Лауну, а вместо неё увидела грубую плебейку со склонностью к воровству.
Теперь вместо королевской мудрости сознание наполнилось гадливостью от вандализма… Так и хочется помыть руки от грязи. Да не от той, которая осталась после сожжения правителей, а от душевной, толкающей невежественную девушку к дикости. Я всегда любила народ Квертинда и хорошо относилась к простолюдинам, но смотреть их глазами было невыносимо.
Что ж, пусть это станет уроком и наказанием за своеволие — бесполезная трата драгоценной магической силы. Лучше бы придерживалась заданного плана, и окунулась в прошлое Мелиры. С её вещами почти не случается подобных провалов.
Вдруг скрип прозвучал ещё раз. Лоб мгновенно покрылся холодным потом. Я привстала на локтях, отползла к ближайшей стене, упёрлась лопатками.
О, боги, только не это! Неужели я снова путаю реальность и видения? Нет… Мне никак нельзя позволить дару управлять мной. Только не сегодня…
Прижала колени к груди, затрясла локонами. Чудилось, что глуповатая служанка двигает свой комод прямо за дверью… И что я увижу её своими глазами, ступив за порог. Скрип раздавался явно с той стороны. Заледенев от безрассудного испуга, я вся обратилась вслух. Звук раздался едва заметный, тихий-тихий. И короткий. Он казался вполне настоящим, приземлённым и обычным. Даже знакомым. Ещё не осознавая реальности в полной мере, я метнула взгляд на приоткрытую дверь. Из-за потемневшего полотна торчало пушистое ухо.
Я уронила голову на колени и захихикала над своей впечатлительностью. Нет, это не безумие явилось по мою душу. Это Йоллу. Сама же приказала ему явиться в кабинет! И рудвик исполнил приказ в точности. Как Джулия Ренделл, понимающая любые слова слишком буквально.