Перед глазами то и дело всплывают лица. Иных я помню, иных забыл, иных и не знал никогда.
Слышу голоса – они смеются, плачут, умоляют, угрожают… Иные из них я помню. Но поверх всего этого…
– Твоя цель здесь.
Голос… Нет, даже Голос звучит набатом в ушах и расходится гулким эхом в костях. Звучит набатом и бьется в унисон с черным сердцем Арафа.
Когда я начал его слышать, в какой момент? Уже даже и не помню. Может – это началось вчера, может – вечность назад.
– Путь завершен, человек.
Голос поднимает из памяти все новые и новые воспоминания.
Я вспоминаю и вспоминаю все, что было со мной.
Не самая долгая жизнь, не самая счастливая жизнь. Даже, наверное, не плохая – просто бессмысленная. Мне не хватило сил принять потери и продолжить жить дальше, а все, что я смог, – просто двигаться по инерции вперед. Не в будущее, а от плохого – к худшему.
– Иди ко мне.
Я вспоминаю свой первый наемный отряд и его командира – барон Пожарский навсегда стал для меня примером для подражания.
Вспоминаю службу Пакту. Бесконечную череду битв и войн, бесконечную череду лиц. Пески Аравии, ледяные острова Севера, леса Европы, поля России, джунгли Африки…
– Пришло время.
Я вспоминаю, как переметнулся к Сопротивлению.
Еще один поток сражений без конца и края, но теперь уже против вчерашних нанимателей и союзников.
То, чему меня когда-то учил дядя, пригодилось мне, когда пришлось ловить повстанцев – охота на людей мало отличается от охоты на гейстов.
То, чему я научился на службе Пакта, пригодилось, когда он стал моим врагом.
– Путь завершен.
Почему меня не расстреляли сразу? Наверное, просто повезло. У Сопротивления были ко мне огромные счеты – слишком многих я и мои «церберы» отправили на Ту Сторону… Но мне повезло, и мне встретилась тетя, о которой я никогда раньше не знал.
Еще одна Винтер – потерянная Винтер, ведь у цербера всегда три головы…
– Иди ко мне.
Машину Ингеборги подорвали спустя два дня после того, как она выдала мне это задание – последнее свое задание. И я тоже теперь остался последним.
Последним из клана Винтер.
– Пришло время.
Я погружаюсь все глубже и глубже в пучины памяти.
Учеба в Печорском училище. Похороны Вильгельмины. Потоп.
Гребень холма оказывается неожиданно тонким, я запинаюсь и кубарем скатываюсь вниз.
– Ты обретешь то, что желаешь.
Перед глазами разбивается калейдоскоп воспоминаний.
Мы соревнуемся в стрельбе. Я спорю с Хильдой, кому разбирать хлам в чулане. Я готовлю с Вилли ужин. Дядя рассказывает очередную смешную, но жутко пошлую историю. Мы гуляем на ярмарке. Мы сидим вечером перед камином, читая не очередной Охотничий дневник, а приключенческий томик Буссенара…
– Путь завершен, человек.
Я лежу на земле, глядя в затянутое пыльными облаками небо.
Осколки калейдоскопа воспоминаний догорают перед глазами, выжигая в памяти, будто на фотопленке, последние дни в моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив.
Хочется закричать, но из горла, будто стертого наждачной бумагой, не вырывается и звука.
Да и незачем кричать.
Здесь нет никого, кроме меня и пустого Арафа. И прошлого уже не вернуть, сколько ни кричи и ни сожалей. Все, нет его. Оно ушло.
Когда? Наверное, когда погибла Вилли. А может, оно умерло окончательно, когда я оставил Хильду в том аду…
– Как я могу быть в аду, – надо мной склоняется женщина, – если я навсегда в твоем сердце, Конрад?
На меня смотрит… Хильдегарда.
Не та, какой я ее запомнил – безбашенной шестнадцатилетней девчонкой. И не та, какой я встретил ее в последний раз – почти безжизненной куклой.
Хильда, что сейчас с мягкой улыбкой смотрела на меня, была не младше меня. В длинных, пшеничного цвета волосах хватает седины, но она все еще красива.
– Тебя нет… – прошептал я. – Тебя нет… Я убил тебя…
– Может быть, – усмехнулась сестра. – А может быть – это я убила тебя? Но сейчас и я, и ты – здесь, вместе.
Невесть откуда взялись силы, чтобы перевалиться на бок и подняться на колени. Я протянул руку, чтобы коснуться своего наваждения…
Пространство под моими пальцами пошло волнами, когда я натолкнулся на призрачную преграду.
– Не получится, – грустно улыбнулась Хильда, прикладывая к моей руке свою.
Нас разделяла невидимая стена.
Я смотрел на сестру… какой она могла бы стать, если бы дожила до сегодняшнего дня.
Длинные светлые волосы с сединой, морщинки в уголках алых глаз с вертикальным зрачком – не девочка все-таки: как и мне, ей уже пятый десяток должен был идти… Пустынный маскхалат, ремни и подсумки разгрузки, высокие прыжковые ботинки, пистолетная кобура на бедре и…
Герб Сопротивления на плече.
– Я бы тоже хотела тебя обнять, Конрад, но… не получится, – вздохнула Хильда и посмотрела мне за спину. – Ведь правда, малая?
– Да, сестренка.
Я обернулся и увидел… Вильгельмину.
И снова не ту, что я помнил. Мой младшей сестре было навсегда пятнадцать, а этой явно за сорок.
Коротко стриженные черные волосы с одинокой седой прядью, спадающей на лоб. Алые глаза с вертикальным зрачком… Точнее, только один – вместо левого, как и у меня, был магомеханический протез, а на щеке залегла паутина шрама. Из левого рукава вместо обычной руки выглядывал затянутый в перчатку с обрезанными пальцами точно такой же протез, как у меня.
Песочного цвета мундир, высокие прыжковые ботинки, ремни, разгрузка, пистолетная кобура на поясе… И снова герб Сопротивления на плече.
– Вот мы и встретились снова, – с улыбкой сказала Мина, усаживаясь на землю. – Я всегда верила, что нас нельзя разлучить.
Разумом я понимал, что это всего лишь очередные галлюцинации, порожденные истощением и обезвоживанием. Умом я это понимал…
Но сердцу было все равно.
Впервые в жизни мне не хотелось приходить в себя, становиться нормальным, прогонять прочь наваждения и галлюцинации.
Впервые в жизни мне хотелось остаться в этой грезе наяву, где я могу быть снова единым со своей семьей.
Вилли достала из кармана мундира… Портсигар?
– Ты куришь?! – вырвалось у меня…
А спустя мгновение мы втроем рассмеялись хриплым смехом.
– Ты все еще помнишь, как я ненавидела эту ужасную привычку? – улыбнулась Мина. – Увы, но пришлось… Сначала пришлось курить противорадиационные, а потом как-то втянулась…
– Что за противорадиационные?
Да на кой мне это знать-то?! Можно подумать, это сейчас самая важная вещь на свете!..
– Когда Прорывы Той Стороны стали слишком сильными, Пакт не нашел ничего лучшего, чем начать закидывать их ядерными бомбами, – объяснила Мина. – И алеманцы так этим увлеклись, что загадили почти все Северное полушарие… У вас было не так?
– У нас? – тупо переспросил я.
– Ну, в твоем варианте реальности, – помахала руками Хильда. – В моем этого вот тоже не было…
– Не понимаю…
– Как по-твоему, Конрад, – где мы сейчас? – спросила меня Вилли.
– В… Центральном Арафе?
– Да. Но не только. Оглянись.
Я посмотрел по сторонам…
Слышу голоса – они смеются, плачут, умоляют, угрожают… Иные из них я помню. Но поверх всего этого…
– Твоя цель здесь.
Голос… Нет, даже Голос звучит набатом в ушах и расходится гулким эхом в костях. Звучит набатом и бьется в унисон с черным сердцем Арафа.
Когда я начал его слышать, в какой момент? Уже даже и не помню. Может – это началось вчера, может – вечность назад.
– Путь завершен, человек.
Голос поднимает из памяти все новые и новые воспоминания.
Я вспоминаю и вспоминаю все, что было со мной.
Не самая долгая жизнь, не самая счастливая жизнь. Даже, наверное, не плохая – просто бессмысленная. Мне не хватило сил принять потери и продолжить жить дальше, а все, что я смог, – просто двигаться по инерции вперед. Не в будущее, а от плохого – к худшему.
– Иди ко мне.
Я вспоминаю свой первый наемный отряд и его командира – барон Пожарский навсегда стал для меня примером для подражания.
Вспоминаю службу Пакту. Бесконечную череду битв и войн, бесконечную череду лиц. Пески Аравии, ледяные острова Севера, леса Европы, поля России, джунгли Африки…
– Пришло время.
Я вспоминаю, как переметнулся к Сопротивлению.
Еще один поток сражений без конца и края, но теперь уже против вчерашних нанимателей и союзников.
То, чему меня когда-то учил дядя, пригодилось мне, когда пришлось ловить повстанцев – охота на людей мало отличается от охоты на гейстов.
То, чему я научился на службе Пакта, пригодилось, когда он стал моим врагом.
– Путь завершен.
Почему меня не расстреляли сразу? Наверное, просто повезло. У Сопротивления были ко мне огромные счеты – слишком многих я и мои «церберы» отправили на Ту Сторону… Но мне повезло, и мне встретилась тетя, о которой я никогда раньше не знал.
Еще одна Винтер – потерянная Винтер, ведь у цербера всегда три головы…
– Иди ко мне.
Машину Ингеборги подорвали спустя два дня после того, как она выдала мне это задание – последнее свое задание. И я тоже теперь остался последним.
Последним из клана Винтер.
– Пришло время.
Я погружаюсь все глубже и глубже в пучины памяти.
Учеба в Печорском училище. Похороны Вильгельмины. Потоп.
Гребень холма оказывается неожиданно тонким, я запинаюсь и кубарем скатываюсь вниз.
– Ты обретешь то, что желаешь.
Перед глазами разбивается калейдоскоп воспоминаний.
Мы соревнуемся в стрельбе. Я спорю с Хильдой, кому разбирать хлам в чулане. Я готовлю с Вилли ужин. Дядя рассказывает очередную смешную, но жутко пошлую историю. Мы гуляем на ярмарке. Мы сидим вечером перед камином, читая не очередной Охотничий дневник, а приключенческий томик Буссенара…
– Путь завершен, человек.
Я лежу на земле, глядя в затянутое пыльными облаками небо.
Осколки калейдоскопа воспоминаний догорают перед глазами, выжигая в памяти, будто на фотопленке, последние дни в моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив.
Хочется закричать, но из горла, будто стертого наждачной бумагой, не вырывается и звука.
Да и незачем кричать.
Здесь нет никого, кроме меня и пустого Арафа. И прошлого уже не вернуть, сколько ни кричи и ни сожалей. Все, нет его. Оно ушло.
Когда? Наверное, когда погибла Вилли. А может, оно умерло окончательно, когда я оставил Хильду в том аду…
– Как я могу быть в аду, – надо мной склоняется женщина, – если я навсегда в твоем сердце, Конрад?
На меня смотрит… Хильдегарда.
Не та, какой я ее запомнил – безбашенной шестнадцатилетней девчонкой. И не та, какой я встретил ее в последний раз – почти безжизненной куклой.
Хильда, что сейчас с мягкой улыбкой смотрела на меня, была не младше меня. В длинных, пшеничного цвета волосах хватает седины, но она все еще красива.
– Тебя нет… – прошептал я. – Тебя нет… Я убил тебя…
– Может быть, – усмехнулась сестра. – А может быть – это я убила тебя? Но сейчас и я, и ты – здесь, вместе.
Невесть откуда взялись силы, чтобы перевалиться на бок и подняться на колени. Я протянул руку, чтобы коснуться своего наваждения…
Пространство под моими пальцами пошло волнами, когда я натолкнулся на призрачную преграду.
– Не получится, – грустно улыбнулась Хильда, прикладывая к моей руке свою.
Нас разделяла невидимая стена.
Я смотрел на сестру… какой она могла бы стать, если бы дожила до сегодняшнего дня.
Длинные светлые волосы с сединой, морщинки в уголках алых глаз с вертикальным зрачком – не девочка все-таки: как и мне, ей уже пятый десяток должен был идти… Пустынный маскхалат, ремни и подсумки разгрузки, высокие прыжковые ботинки, пистолетная кобура на бедре и…
Герб Сопротивления на плече.
– Я бы тоже хотела тебя обнять, Конрад, но… не получится, – вздохнула Хильда и посмотрела мне за спину. – Ведь правда, малая?
– Да, сестренка.
Я обернулся и увидел… Вильгельмину.
И снова не ту, что я помнил. Мой младшей сестре было навсегда пятнадцать, а этой явно за сорок.
Коротко стриженные черные волосы с одинокой седой прядью, спадающей на лоб. Алые глаза с вертикальным зрачком… Точнее, только один – вместо левого, как и у меня, был магомеханический протез, а на щеке залегла паутина шрама. Из левого рукава вместо обычной руки выглядывал затянутый в перчатку с обрезанными пальцами точно такой же протез, как у меня.
Песочного цвета мундир, высокие прыжковые ботинки, ремни, разгрузка, пистолетная кобура на поясе… И снова герб Сопротивления на плече.
– Вот мы и встретились снова, – с улыбкой сказала Мина, усаживаясь на землю. – Я всегда верила, что нас нельзя разлучить.
Разумом я понимал, что это всего лишь очередные галлюцинации, порожденные истощением и обезвоживанием. Умом я это понимал…
Но сердцу было все равно.
Впервые в жизни мне не хотелось приходить в себя, становиться нормальным, прогонять прочь наваждения и галлюцинации.
Впервые в жизни мне хотелось остаться в этой грезе наяву, где я могу быть снова единым со своей семьей.
Вилли достала из кармана мундира… Портсигар?
– Ты куришь?! – вырвалось у меня…
А спустя мгновение мы втроем рассмеялись хриплым смехом.
– Ты все еще помнишь, как я ненавидела эту ужасную привычку? – улыбнулась Мина. – Увы, но пришлось… Сначала пришлось курить противорадиационные, а потом как-то втянулась…
– Что за противорадиационные?
Да на кой мне это знать-то?! Можно подумать, это сейчас самая важная вещь на свете!..
– Когда Прорывы Той Стороны стали слишком сильными, Пакт не нашел ничего лучшего, чем начать закидывать их ядерными бомбами, – объяснила Мина. – И алеманцы так этим увлеклись, что загадили почти все Северное полушарие… У вас было не так?
– У нас? – тупо переспросил я.
– Ну, в твоем варианте реальности, – помахала руками Хильда. – В моем этого вот тоже не было…
– Не понимаю…
– Как по-твоему, Конрад, – где мы сейчас? – спросила меня Вилли.
– В… Центральном Арафе?
– Да. Но не только. Оглянись.
Я посмотрел по сторонам…