Я закрыл лицо ладонями и со вздохом откинулся на холодную стену. Вадим приободряющее похлопал меня по плечу.
– Все обойдется, – пробормотал он.
– Надеюсь, – отрывая ладони от лица, сказал я.
Дверь ее палаты отварилась, и в коридор вышел врач, я поднялся с места. Он, не взглянув в нашу сторону, мрачно пошел по коридору дальше.
– Я к ней, – сказал я Вадику.
– Давай.
Я отварил дверь и буквально влетел в палату, где лежали еще две девушки. Мой взгляд сразу нашел ее. Она, полулежа, полусидя, находилась на кровати. Лицо не тронуто, помог шлем, но на правом плече была огромная ссадина, она явно слетела с мотоцикла и прокатилась по асфальту.
– Ники? – увидев меня, ее глаза наполнились и слезы потекли по щекам.
Я быстрым шагом направился к ней, взял стул и, перевернув его спинкой вперед, оседлал.
– Ну и что ты ревешь? – улыбнулся ей.
– Больно, – взмолилась она. – Все тело ломит.
– Так бывает, когда слетаешь с байка на ходу, – попытался приободрить ее. – Тебе повезло, могло все кончиться, гораздо хуже.
– Хуже? Мой мотоцикл похож на груду металла, – рыдала она. – Отец меня прибьет.
– Он скорее прибьет меня, чем тебя.
– А ты тут причем?
Я улыбнулся ей, протянул руку и смахнул слезинку с ее щеки.
– Когда он узнает, что ты слетела с байка, он придет в бешенство, но будет рад, что ты отделалась легким испугом.
– Наверное. Никогда больше не сяду на мотоцикл.
– Ха, – хохотнул я, – брось. Сейчас ты поправишься, и тебя вновь потянет на приключения. Хотя я рекомендую от ныне быть поаккуратнее. Я чуть не посидел, когда приехал на место ДТП, хорошо Толик мне все объяснил.
– Ты переживал за меня? – она взглянула на меня непонимающим, растерянным взглядом.
– А как же? Ты же не чужая мне.
Ее подбородок задрожал, и поток слез усилился. Ее зеленые глаза смотрели, прямо на меня, не отрываясь. Она была растеряна, подавлена и не понимала, что я делаю рядом с ней. Ведь в последнюю встречу я явно дал понять, что, между нами, ничего быть не может. Я и сам не до конца понимал, почему сижу сейчас возле ее кровати, но мне нужно было убедиться, что с ней все в порядке. Я улыбнулся, протянул руку и положил на ее щеку. Она закрыла глаза, черные длинные ресницы бросили тень, на ее скулы и словно кошка она потерлась о мою ладонь почти мурлыкая. А потом раскрыла глаза, и как-то гипнотически взглянула на меня.
– Ники, поцелуй меня, – попросила она.
– Что? Мы тут как бы ни одни, – чуть наклонившись в ее сторону, заметил я.
– Пожалуйста, ты нужен мне. Мне так больно, – зарыдала она.
Я пересел на край ее кровати. Она была в отчаянье, и мне хотелось утешить ее.
– Успокойся, боль пройдет.
Но ее слезы все никак не хотели останавливаться. Ей было больно. И я как никто другой понимал это. Сам не раз летал с байка. Но целовать ее я не собирался, по крайне мере не здесь.
– Иди сюда, – протянул руки и заключил ее в объятья.
– Больно, – всхлипнула она мне в грудь.
– Это пройдет, – утешал ее.
Она через боль оторвалась от моей груди и заглянула в глаза. Я приободряющее улыбнулся ей. Она на секунду замерла, поколебалась и все же чмокнула меня в губы. Я не позволил ей отстраниться и нежно поцеловал в ответ. Это был короткий поцелуй, но ей его хватило, чтобы взять себя в руки. Она перестала хныкать и прижалась ко мне, словно побитый котенок. И ее уязвимость взволновала меня. Я почувствовал власть. Почувствовал, что способен защитить ее, закрыть от всех невзгод и помочь пережить случившееся.
– Все будет хорошо, – прошептал ей на ухо.
Ее сердечко отдавалось мне в грудь, тяжелое дыхание обжигало шею, а руки крепко сжимали в объятья, словно ей уже было не больно. Моя близость исцеляла ее, и я был рад этому. Я погладил ее по спине и поцеловал в весок. Дверь палаты резко отварилась, я поднял глаза и столкнулся взглядом со знакомым мужчиной. Полноватый, седой, с залысинами на висках – это был ее отец. Я отпустил Надю, предвкушая истерику со стороны отца Надежды. Я избегал прямого контакта в глаза, он же напротив, застыл посередине палаты, сверля меня яростным взглядом. Как предсказуемо! Следом за ним в палату ворвалась мама Надежды и запричитала.
– Доченька, милая, как ты? – метнулась мать в сторону дочери.
Я поднялся и отошел в сторону, давая матери приласкать свое дитя. Но отец был взбешен, всем своим видом он выказывал не довольство моим присутствием. Он стиснул зубы и сжал кулаки.
– Какого… ты здесь делаешь? – подлетел он ко мне.
Мужчина стоял в полуметре от меня, намереваясь разорвать в клочья. Я чувствовал вибрацию воздуха, выходившую из его раздувавшихся ноздрей. Я не хотел сцен и пытался сдерживаться.
– Папа, не надо. Коля просто переживал, – вмешалась Надя, отрываясь от матери. Я украдкой взглянул на нее. Она была напугана и ей это не к чему.
– Переживал?! – заверещал он. – Пошел вон! – Переводя свое внимание на меня, сквозь зубы процедил он. Надя всхлипнула и закрыла рот ладонью. Мне не хотелось оставлять ее с отцом, когда он не адекватен.
– Я уйду, но только тогда, когда меня об этом попросит Надя, – заявил я и взглянул на него. Синяя венка на его виске вздулась и пульсировала. Чувствую, скоро я поплачусь за свой язык.
– Чтобы не приближался к моей дочери, щенок! – схватил он меня за грудки. От неожиданности я встрепенулся и сунул руки в карманы, чтобы не натворить глупостей. – Это твоя вина! Это все твое влияние! Если бы она ни села на мотоцикл не оказалась бы в этой вшивой палате!
Ее отец оказался еще более предсказуем, чем я ожидал. Это позабавило меня, и я широко улыбнулся, а его глаза вспыхнули, дыхание стало глубоким и яростным, как у питбуля перед прыжком и нет бы промолчать, нет. Я же так не умею.
– Меня даже рядом не было, когда все случилась, – надменно заявил я, почти плюнув в его лицо. Он никогда не нравился мне. Мерзкий тип, который перешагнет через любого, кто встал на его пути. Но меня это не пугало. Что он может мне сделать?
– Ты усадил ее на эту адскую машину. Пошел вон! – он держался из последних сил, и я это видел, но не было во мне страха. Лишь призрение.
– При всем уважении…
– Закрой рот! – зарычал он, перебив меня. Его руки, сжимающие ворот моей рубашки с силой, оттолкнули в сторону двери, в которую я врезался. А он силен для старика или может, во всем виноват адреналин? Девушки, находящие в палате, вжались в свои кровати.
– Я просто хочу…
Не успел я договорить, как он метнулся ко мне и, не сдержавшись, врезал по лицу. Девчонки взвизгнули, а я почувствовал, как губа набухает и из нее начинает сочиться кровь. Это взбесило меня, и только я хотел ответить ему той же монетой, вмещалась Надя. Не знаю, как ей удалось так быстро подняться с кровати, но она встала между нами и взмолилась.
– Ники, прошу тебя, уйди! – ее зеленые глаза умоляли меня, и я не смог им отказать.
– Хорошо, – утирая кровь тыльной стороной руки, я открыл дверь и быстрым шагом направился к выходу из больницы.
– Ник, стой, – окликнул меня Вадим. Я обернулся. – Ни хрена себе! Это он тебя так?
– Да пошел он. Знаешь ее папаша настоящий кретин!
– Это точно, – хлопнул меня друг по плечу, и мы вдвоем пошли прочь из этой больницы.
Отец Нади, явно меня недолюбливал, это было очевидно. Еще тогда, когда мы были детьми, он не самым лучшим образом относился ко мне. И это как раз понятно. Ей было шестнадцать, мне восемнадцать и понятно, чего я от нее хотел и, надо сказать, она не особо сопротивлялась. Но сейчас-то мы взрослые люди. Откуда такая ненависть? Хотя мне пофиг, родниться я с ним не собираюсь.
С легким сердцем я вернулся домой. С Надей все в порядке и родители о ней позаботятся, а мне нужно было позаботиться о себе. В пустой квартире мысли о Кате вновь обрушились на меня. Мое сердце металось в неведение. Куда она скрылась, а главное зачем? Я должен был ее отыскать и выяснить все. И я приступил к поискам на следующие утро. Я объехал все места, где она, возможно, могла бы появиться. Еще раз съездил на квартиру, что она снимала, где пообщался с новым хозяином, но он ничем не смог мне помочь. Я даже разыскал бывшего владельца, но и он мне не помог. На все это ушло без малого неделя. Но оставалась последняя надежда. Отец Кати мог знать, где она. Хотя, зная об их отношениях, надежда на это была ничтожно мала. Я не знал, где живет Александр Рейс, но отец мог подсказать, и поэтому я отправился к родителям в гости.
Вернуться в отчий дом было не сложно, наши отношения с отцом давно наладились, а с матерью никогда не портились. Поэтому я приехал домой с легким сердцем. Вбежал на третий этаж нашей огромной квартиры и постучал в дверь.
Квартира моих родителей была в центре, огромная, пяти комнатная. Находилась в старом доме, с красивой парадной и лестницей. Я любил этот дом и всегда с радостью заходил к родителям в гости. Дверь открыла мамина экономка, которая жила тут уже три года. Мама не могла нарадоваться ей.
– Ох, Коленька, заходи, – улыбнулась мне женщина. Морщинки на ее лице стали глубже, она годилась мне в бабушки по возрасту и относилась соответственно. Мы считали ее членом семьи и не беспочвенно. Она заботилась о нас как о родных, хотя и получала неплохое жалование за это.
– Добрый день, Оглая Петровна, – поздоровался я и, разувшись, прошел в гостиную, обставленную как в лучших богатых домах.
Мама никогда не скупилась на украшение дома. Лучшие дизайнеры, лучшая мебель, дорогущие обои и обстановка. Обязательно камин, где зимними вечерами родители любили понежиться в креслах у теплого огня. Мама с книжкой, отец с очередной газетой с финансовыми новостями. Я знал где искать маму и, подкравшись сзади закрыл ей глаза ладонями. Она ахнула от неожиданности и, ощупывая мои руки, воскликнула.
– Коленька, сынок, это ты?!
– И как ты так догадалась? – вставая перед ней, спросил я.
– Неужели ты думаешь, что я не узнаю собственного сына, – мама поднялась, отложив томик очередного романа на кофейный столик, и крепко обняла меня.
– Здравствуй, – отвечая на ее объятья, поздоровался я.
Мама была миниатюрна, ниже меня почти на голову. И когда я успел так вырасти? Помню себя еще совсем пацаном, когда мама с легкостью подхватывала меня на руки и сильно кружила, а я хохотал. Она любит меня и это взаимно. Я сжал ее еще крепче, вдыхая родной аромат ее волос. Рядом с ней все тревоги отступают, и просыпается безусловная любовь к самому родному человеку.
– Как у тебя дела, мамуль?
– Все отлично, Коля, присаживайся, – мама вновь опустилась на свое кресло, я сел напротив нее. Нас разделял лишь круглый, стеклянный кофейный столик. – Оглая, сделай чаю, пожалуйста, – обратилась она к домоправительнице, которая стоя в сторонке умилялась нашей нежностью.
Я всегда был любящим сыном. С нежностью и трепетом относящийся к матери в отличие от Олега. Он мужлан. Пошел в отца. И это не плохо, особенно для мужчины. Эти качества помогли ему достичь много, в отличие от меня.
– Сейчас, Серафима Львовна, – Оглая скрылась на кухне.
– Ну, рассказывай, как ты поживаешь? – обратилась ко мне мама с теплой улыбкой.
– Потихоньку, – вытянул я руки. – Предложили работу врачом ветеринаром.
– Это замечательно! – воскликнула мама. – Наконец-то ты сможешь заняться любимым делом.
– Думаю, отец будет не в восторге, – осторожно заметил я.
– Я беру его на себя, – улыбнулась мама.