Отправитель: Аннабель Гимптон, леди Плиммер

Получатель: Марк Фицартур, лорд Гленли



6 флориса,

Приорфилд, Греффен



Дорогой Марк!

Я старалась хранить терпение, однако прошло уже много недель, и мне сделалось вполне очевидно, что долга перед соседями вы за собою не чувствуете. «Разумеется, – думала я, – лорд Гленли никак не мог настолько проникнуться духом сих легкомысленных, бездумных времен, чтобы манкировать обязанностью познакомить гостей с местным обществом»… но, увы, теперь ясно вижу: вы в самом деле из этих, современного сорта, и удовольствием видеть в наших краях новые лица делиться с соседями отнюдь не намерены.

Возможно, до столь «старомодных» правил приличия вам нет никакого дела, однако я их неуклонно блюду. И посему твердо решила устроить у себя званый ужин, а по его завершении – танцы. Вы, разумеется, приглашены вместе со своей подопечной (ей двадцать, и она все еще не выезжала в свет? О чем вы только думаете?) и гостями вашего дома. Да, именно: я имею в виду их обоих. Мисс Кэмхерст видели в городе, однако она ни разу не нанесла мне визита! Знаю, на кораблях бедной девочке нетрудно вырасти наполовину дикаркой, но ведь несколько лет тому назад она была введена в Общество и подобные вещи должна понимать. Естественно, от второго вашего гостя я того же не ожидаю и, скажу больше, вообще с трудом себе представляю, чего от него следует ждать. Однако же в Лауэр Стоук еще никто никогда не принимал у себя в гостях драконианина и вряд ли сделает это снова, пока я жива, а, стало быть, упускать такой случай просто преступно.

Завтра же пришлю кого-либо из служанок навести у вашей домоправительницы справки касательно подходящего для дракониан угощения, а вас, всех четверых, жду у себя не позднее шести часов вечера девятнадцатого числа. Если же вы не сочтете возможным принять приглашение, полагаю, ваши эгоистические старания спрятать гостей от всех нас жители Лауэр Стоук простят и забудут не скоро.



Искренне ваша,

Аннабель Гимптон,

леди Плиммер.





Для архивов Обители Крыльев

писано рукою Кудшайна, сына Аххеке, дочери Ицтам




Касаюсь рукою земли, некогда звавшейся Стоящим Незыблемо и Всему Основанием, матери-прародительницы всего человечества (если мы верно поняли слово «аму»).

Появившись на свет за стенами Обители, я прожил среди людей столько же времени, сколько и среди сородичей. Я знаю об их обычаях больше, чем кто-либо из нас, и многих людей почитаю друзьями.

И все же я ни на минуту не забываю, что в их глазах – разумеется, в глазах человечества в целом, а не тех, с кем близок – несу на плечах тяжкий груз древнего прошлого. Да неумолимое время медленно, но верно исказило образы прошлого и в человеческой памяти, и в нашей собственной, однако мои праматери по всему свету слывут безжалостными угнетательницами, поработительницами человеческого рода. Даже те, кто не носит красной маски адамиста, при виде меня, моей чешуи и крыльев, нередко вспоминают о древней нашей вражде.

Боюсь я не столько адамистов, сколько тех, кто прячет лицо под маской умеренности. Эти – словом ли, делом – наносят удар исподтишка, и защищаться от них много труднее.

Однако, если и есть в разных сказаниях о нашем происхождении общая нить, суть ее вот в чем: наши виды неотделимы один от другого. Мы ли сыграли некую роль в сотворении человека, они ли сыграли некую роль в сотворении нас – мы связаны друг с другом с самого начала и разлучились только в последнее время, когда мой народ укрылся в непроходимых горах.

Пока за пределами Обители не появятся на свет, не вырастут здоровыми, крепкими новые сестры и братья, строительство моста через разделившую нас пропасть предстоит взять на себя мне. Нелегкая это будет работа… О безграничный камень, дай мне терпения, дабы исполнить сей долг, помоги постичь душу народа, что, согласно сему преданию, сотворен был когда-то тобой!

Более всего ставит меня в тупик не природа млекопитающих, не странные технологии, а сложность их жизненного уклада. Число их огромно, точно число снежинок на пиках гор, обычаев и законов, необходимых для сохранения порядка у них тоже великое множество, и в разных странах обычаи эти между собою несхожи. Вскоре мне предстоит совершить человеческий ритуал – согласно ширландским обычаям, посетить званый ужин в доме одной из местных знатных особ. Никто из нас, приглашенных, ужин сей посещать не желал бы, однако придется, ибо этого требует обычай, и я должен расспросить Одри, как надлежит держаться в ширландском обществе: уверен, опыт Цер-нга и Йеланя здесь не поможет.

Среди нас ничего подобного не водилось ни на памяти ныне живущих, ни даже в недавнем прошлом. Число наше невелико, общество очень замкнуто. Приезжая в Обитель, я кажусь странным собственным же сородичам, так как мое поведение формировалось вне ее пределов: такова, наряду с недугами тела, жертва, принесенная во имя моего будущего матерью, решившейся отложить яйца за стенами Обители. Теслит, слишком хрупкая для путешествий, вовсе находит собратьев куда более чуждыми, чем йеланцев, среди коих провела всю свою жизнь. Если удастся нам выйти за наши границы, распространиться по свету, взрастить детей в дальних странах, они станут друг другу чужими: не просто незнакомцами, но чужими в смысле культурном, как цержаги – тьессинцам, а видвати – выштранцам.

Посему я снова и снова задаюсь вопросом: сколь близко родство тех, древних, со мной? Одри ведь не считает древних людей из южной Антиопы сородичами. Может, и мы полагаем аневраи предками лишь, так сказать, по контрасту с людьми?

Начиная работу над переводом, я ожидал, что прочитанное упрочит в сердце моем незримую связь с древними праматерями, но все вышло совершенно иначе.

О земля драгоценная, о неподвижная тьма, дай мне, за что ухватиться, укрой от бурь перемен! Придет время, и я вновь должен буду выйти на свет деяния, но пока что позволь отдохнуть в твоих объятиях, защити от терзающих душу сомнений!





Из дневника Одри Кэмхерст





19 флориса



Глазам не верю: лорд Гленли чуть ли не силой тащит нас на этот ужин, в Приорфилд! Но, впрочем, удивляться тут нечему: я ведь не раз слышала от родственников, постоянно живущих в Ширландии, рассказы о провинциальной жизни. Леди Плиммер – ровесница гранмамá и, видимо, местная мать-дракониха, то есть, особа из тех, кому лучше не перечить. Конечно, лорд Гленли превосходит ее высотой положения и, к тому же, богатством, и, если б ответил отказом, ей не удалось бы ни осрамить его в глазах Общества, ни лишить состояния, но… Но после его жизнь здесь могла бы стать куда менее приятной, чем прежде: враждебность деревенских лавочников, поставки в поместье негодных товаров, задержки с починкой дороги к поместью, вандализм со стороны местной детворы и тому подобное. Уверена, пожелав того, он бы как-нибудь да выкрутился, но, по большому счету, раз в жизни склониться перед драконихой и поступить, как сказано, выйдет намного проще.

Итак, мы едем на званый ужин, все четверо – лорд Гленли, Кора, я и Кудшайн. Разумеется, ради Кудшайна прием и затеян: я же вижу: моя персона не привлекала со стороны леди Плиммер никакого внимания, пока по соседству не объявился Настоящий Живой Драконианин. Придется мне целый вечер наблюдать, как бедный Кудшайн играет роль завернувшего в провинциальный городок зверинца, а сама я буду избавлена от схожей участи лишь потому, что «человек-ящер» куда экзотичнее банальной полуэриганки. Коре там тоже наверняка ничуть не понравится, да и лорду Гленли, по-моему, все это радости не принесет никакой… одним словом, нас четверых ждет испорченный вечер, и только ради того, чтоб леди Плиммер смогла после хвастать: я-де первой в Ширландии принимала за ужином драконианина!

Впрочем, эрл уверяет, что после этого не станет принуждать ни меня, ни Кудшайна к каким-либо выездам в свет минимум месяц. Очевидно, далее на табличках рассказывается, как сестры с братом спустились в недра земли, дабы спасти Верх И Низ Сотворившее, и я гораздо охотнее провела бы вечер за чтением древней легенды, чем на томительном званом ужине.





Позднее


Думаю, я с радостью швырнула бы леди Плиммер за борт, если бы провела в ее обществе более одного вечера, однако же, чистоты совести ради, должна взять назад часть обращенных в ее сторону подозрений (тьфу ты, уже и пишу в точности так же, как она выражается). Возможно, она и вправду ископаемая старая курица, не понимающая, отчего мы не можем вернуться в старые добрые дни рубежа веков, но в рукаве у нее обнаружилось не только желание похвастать драконоподобным гостем за ужином.

Как я и опасалась, все было готово начаться хуже некуда. К ужину леди Плиммер созвала всех соседей, хоть что-то из себя представлявших. Дракониан никто из них в жизни не видел, а все их познания о народе Кудшайна были почерпнуты из газет, журналов и разного рода сплетен. Первым делом съехавшиеся начали (прямо при нем, стоящем здесь же!) строить догадки, способен ли Кудшайн их понимать, а когда он заговорил, от изумления впали в ступор. И принялись расспрашивать, как мне удалось выучить его человеческой речи – можно подумать, Кудшайн не освоил ширландского, когда я еще из пеленок не выросла! И одежде его удивились… как только вслух не признались, что не ожидали увидеть его в одежде? Можно подумать, скромность и стыд свойственны только людям!

Затем один тип (мистер Бредфорд, местный адвокат) узнал в Кудшайновом одеянии с высоким воротом несколько модифицированный традиционный йеланский халат.

– Да, – подтвердил Кудшайн, слегка поклонившись ему на йеланский манер. – Многие из моих соотечественников бывали в Йелане, и этот стиль для нас много удобнее антиопейских пиджаков: халат можно застегнуть на шее, а спину оставить открытой, чтоб крыльям было свободнее.

Мистер Бредфорд вновь открыл рот, и, клянусь тебе, дневник, я воочию увидела рвущийся с его языка вопрос: «И хвосту тоже?»

Люди всегда думают, что у дракониан есть хвосты, и всегда об этом спрашивают. Но! Вот тут я против собственной воли начала проникаться к леди Плиммер симпатией. Одно из немногих преимуществ визита в дом ископаемой старой курицы состоит в том, что подобные дамы не терпят даже намека на непристойность, а расспрашивать гостя о скрытых от глаз частях тела – бесспорно, против всяких приличий. Вдобавок, как мне прекрасно известно от гранмамá, достигнув определенного возраста, леди совершенно перестают сожалеть о том, что говорят и делают сами. Таким образом, мне выпало немалое удовольствие полюбоваться, как хозяйка дома отчитывает мистера Бредфорда, пока тот, побагровев с лица, не затоптался на месте, точно провинившийся школьник (а ведь ему, на минуточку, за шестьдесят). После этого прочие гости в разговорах с Кудшайном – и даже между собой – сделались куда осмотрительнее.

Однако самое интересное началось, когда все мы сели за ужин. (Первым делом мне бросилось в глаза, что хозяйка додумалась приготовить для Кудшайна табурет, дабы ему не пришлось терпеть неудобств в кресле со спинкой.) Я ожидала, что леди Плиммер – одна из тех, за чьим столом о политике не говорят, но, едва подали первое, она обратилась к Кудшайну и повернула штурвал в весьма неожиданную сторону. Дословно ее речи здесь воспроизвести не смогу, но примерно все выглядело вот как:

– Мистер Кудшайн… к вам ведь допустимо так обращаться?

Кудшайн сказал, что вполне.

– Благодарю вас. Откровенно говоря, до того, как вы прибыли в наши края, я не знала о вашем народе практически ничего, однако ж плоха та хозяйка, что, пригласив гостя к ужину, не позаботится загодя о достойном поддержании с ним разговора. Посему за последние пару недель я прочла о драконианах немало – должна сказать, конгресс, что состоится в Фальчестере на будущую зиму, эту задачу весьма облегчил, так как побудил многих издателей к публикации книг и научно-популярных брошюр на сию тему. Разумеется, большая часть их достоинствами не блещет, но я раздобыла несколько изданий, снискавших прекрасные отзывы, и взяла на себя труд ознакомиться с ними.

Здесь Кудшайн вставил нечто учтивое и ни к чему не обязывающее. Надо заметить, манеры хозяйки, во многом напоминавшие поведение овчарки, неуклонно гонящей стадо в неведомом направлении, озадачили его в той же степени, что и меня.

– У меня, – продолжила леди Плиммер, – и, прошу вас, поправьте меня, если я неправа – создалось впечатление, будто изначально речь шла вовсе не о конгрессе, а о простом голосовании в Синедрионе касательно дальнейшего будущего базы наших целигеров, размещенной на вашей родной земле в рамках первоначального соглашения о Союзе Обители. Хотя нет, нет, вот я уже и напутала: то было второе, или же пересмотренное соглашение о Союзе Обители – здесь мне довелось столкнуться с достойной сожаления непоследовательностью в том, как его надлежит называть… Одним словом, соглашение, заключенное позже; не то изначальное, непродуманное, переговоры о коем помогала вести бабушка мисс Кэмхерст. – Учтивый кивок в мою сторону. – Разумеется, я вовсе не имею в виду оскорбить сим мисс Кэмхерст либо ее бабушку, леди Трент, поскольку прекрасно понимаю, сколь нелегко было договориться хоть о чем-либо в сложившихся обстоятельствах – замерзая едва ли не до смерти, потрясенной тем, что ваш народ отнюдь не вымышлен и так далее – и, к тому же, не могу сказать, чтоб она, при всех своих заслугах на ниве естествознания, прослыла выдающимся дипломатом… но, впрочем, вспоминать, из скольких стран ее в свое время выдворили, уже неучтиво. Итак, о чем бишь я?

По-моему, к этому времени все за столом взирали на нее с отвисшими челюстями, и на вопрос ее не смогла бы ответить даже команда самых опытных штурманов, вооруженных новейшими картами. Казалось, курс безнадежно утрачен, однако хозяйка дома обрасопила паруса к ветру и уверенно двинулась дальше:

– Ах, да, о базе наших целигеров. Так вот, прочитанное, мистер Кудшайн, оказалось для меня очень и очень познавательным, однако оставило без ответа целый ряд вопросов. Надеюсь, вы сможете на них ответить, чем весьма меня обяжете. Прежде всего: отчего вашему народу более не угодно оставаться под защитой вооруженных сил ширландской короны? Возможно, теперь вы предпочитаете связям с Ширландией союз с Йеланем? Ума не приложу, как ваш народ может надеяться преуспеть в качестве независимого государства после столь продолжительной обособленности от всего мира и при столь невеликом богатстве: на мой взгляд, разведение яков не так уж ужасно выгодно. И правда ли, что вы стремитесь к расширению границ? Признаться, я не вполне понимаю, как вам это удастся: согласно моим впечатлениям, вы не способны к жизни в иных регионах… хотя, разумеется, ваше присутствие здесь, у меня за столом, говорит о том, что сие не так верно, как уверяют авторы прочитанных мною книг. Однако Ширландия – вовсе не Ахия, а ведь, если не ошибаюсь, вы желали бы возродить свою родину именно там. Каким же, скажите на милость, образом? Может быть, ваш народ очень воинственен? В наших Писаниях сказано, что ваши предки были именно таковы, однако ж еще мой прадед был простым овцеводом, а, стало быть, полагать, будто яблоко упадет столь близко к дереву, отделенному от нас не одной тысячей лет, попросту глупо.

На сем речь ее завершилась, но я смогла понять это далеко не сразу. Собравшиеся за столом неуверенно переглянулись. Бедный, бедный Кудшайн! Конечно, все эти и многие другие вопросы ему задавали не раз: да, он, главным образом, ученый, но также должен представлять весь свой народ всюду, где бы ни оказался. Однако вряд ли на его голову когда-либо вываливали все эти вопросы разом, такой кучей, что и не вспомнить, с чего там леди Плиммер начала допрос.

Но Кудшайн храбро взял курс навстречу волнам.

– Разумеется, мы благодарны правительствам Ширландии и Йеланя, взявшим нас под защиту в рамках упомянутого вами соглашения. Как вы верно заметили, многие из людей помнят, о чем говорится в ваших Писаниях, и ответственность за все грехи, возможно, совершенные нашими предками, возлагают на нас.

Я затаила дух, ожидая, не раскусит ли кто-нибудь истинной сути его сдержанных выражений. У современных дракониан имеются собственные предания о Низвержении, и в них аневраи выглядят куда лучше, а люди – куда хуже, чем в наших священных писаниях и прочих им подобных источниках. Чему тут верить, а чему нет… об этом яростно спорят уже многие годы. Но Кора предупреждала, что леди Плиммер не в ладах с местным магистром, и потому за столом его не оказалось, а никто из прочих гостей препираться с Кудшайном не стал.

– База целигеров, – продолжал Кудшайн, – принесла поначалу немало пользы, но не можем же мы жить, прячась под крылом другой страны, вечно. Чем дольше существует база, тем сильнее Обитель становится похожей на ширландскую колонию.

– Все лучше, чем быть колонией Йеланя, – хмыкнула леди Плиммер.

Принадлежа к поколению гранмамá, хозяйка дома прекрасно помнила те дни, когда мы не были столь дружны с этой страной. Между тем, Кудшайн провел в Йелане более половины жизни, но заострять на этом внимание благоразумно не стал.

– Мы не хотим становиться чьей бы то ни было колонией. Для нашего народа Фальчестерский Конгресс – первый шаг в мир международных отношений, и не в качестве протектората других государств, но полноправного, самостоятельного государства.

– Но для чего? На что ваш народ надеется?

– Не на завоевания, – ответил Кудшайн. – Действительно, мы стремимся расширить границы, но лишь затем, чтоб без вреда для себя путешествовать по всему свету, а для этого нам необходимо растить потомство в иных землях. Оставаясь в Обители, мы обречены застрять в ней навсегда.

– А пока они заперты в пределах Обители, – добавила я, – где их почти никто не видит, им слишком просто остаться в глазах человечества теми самыми чудищами из легенд. Упоминалось ли в прочитанных вами, леди Плиммер, работах, что нападение на драконианина приравнивают к покушению на человека лишь два государства – Ширландия и Йелань? Во всем остальном мире подобное равнозначно жестокому обращению с животными.

Леди Плиммер, побледнев с лица, прижала руку к груди.

– О боже, какой ужас! Нет, с этим мириться нельзя. В голове не укладывается, как может кто-либо, беседуя со столь учтивым и эрудированным… созданием, как мистер Кудшайн, полагать его просто животным? Не говоря уж о восхитительных произведениях искусства древних, тогда как вершиной творчества моего кота можно счесть разве что затейливо перепутанный клубок пряжи. Кстати, я тоже подумываю приобрести для украшения гостиной что-либо древнее – совсем, понимаете ли, небольшое, ничего показного. Не посоветуете ли, как к этому лучше всего подступиться?

Кудшайн, бросив взгляд на меня, едва заметно кивнул. Да, драконианам больно смотреть, как люди наподобие леди Плиммер (не говоря уж о лорде Гленли) скупают реликвии их прошлого, но в то же время эти реликвии разбросаны по миру в таком множестве, что, если бы даже дракониане сумели собрать их все самостоятельно, ими пришлось бы завалить всю долину Обители, от одной стены гор до другой. Потому Кудшайн и бережет силы для главных битв, наподобие нашего перевода, не тратя времени на попытки покончить с торговлей древностями, которая, как он ни старайся, лишь глубже уйдет в подполье. Когда же дело доходит до подобных вопросов, он предпочитает, чтобы ответ – в очередной раз – повторила я.

– С осторожностью, леди Плиммер, – промокнув губы салфеткой, ответила я. – В ряде стран, включая Ширландию, существуют законы касательно проведения раскопок и продажи драконианских древностей, однако эти законы не так уж непреодолимы. Солидные аукционные дома, наподобие Эммерсона, снабжают каждый предмет так называемой «историей бытования» – документом, в котором указаны сведения о предыдущих владельцах. С крайним недоверием следует отнестись ко всему, якобы приобретенному у частных коллекционеров из Джиллы: это верный признак краденого или добытого при нелегальных раскопках.

– О господи! Разумеется, ни во что незаконное я ввязываться не желаю! От всей души благодарю вас, дорогая, за предостережение и за рекомендацию Эммерсона. Я было подумывала обратиться к этому… как там его, Марк? К этому малому, у которого вы многое покупаете. Доррик или еще что-то в этом роде…

– К Джозефу Дораку? – с самым невинным видом подсказала я.